Тайна 22 июня

[Александр Тагере]

В ноябрьских номерах №№ 205 от 12.11.08; 210 от 19.11.08.г.;  215 от 26.11.08.; и в № 220 от 3.12.08.года еженедельной официальной, государственной газеты Министерства Обороны Российской федерации «Красная Звезда» опубликована статья  А. Савина «Тайна 22 июня», о начале Войны, о причинах первых поражений и пр. Впервые за полвека (!)  после окончания Войны в официальном печатном издании Советского и Российского Государства показаны подлинные причины поражения Красной Армии летом 1941года. Пока ещё достаточно сглажено и обтекаемо, но впервые названы основные виновники трагедии 41-го – наши генералы. И самое важное, что это опубликовано именно в печатном органе Министерства Обороны. Теперь на это издание будут ссылаться различные историки (в том числе и не чистоплотные). С ним будут спорить остатки «официоза», но для основной массы исследователей данное издание станет важнейшим и серьёзным фундаментом в их работах. Ведь впервые, после того, как уже много лет об этом твердят Ю.И. Мухин и А.Б. Мартиросян, в официальном печатном государственном органе государства признан факт того, что именно наш генералитет фактически организовал поражение РККА летом 1941 года. Именно генералитет, а не Сталин (как много лет твердили нечистоплотные «мемуаристы» в погонах) несет ответственность за те миллионы погибших и попавших в плен, за захваченные немцами запасы оружия и прочего имущества на границе, которое ещё и использовалось против нас во время Войны. Именно генералитет несет ответственность за оставленные оккупантам города и деревни, за мирных жителей этих населенных пунктов и сожженных деревень... Так как руководством страны, т.е. Сталиным, было сделано всё возможное для подготовки агрессии и в течении 16-18 июня 1941 года в западные округа по распоряжению Сталина Генеральным Штабом слались распоряжения о приведении частей этих округов в полную боевую готовность.   Лёд тронулся - следующее слово – за военными историками из различных институтов Военной Истории. Можно конечно сделать вид, что данная статья – не более чем «частное мнение» автора. Спрятать таким образом свою личную «голову» в песок. Но на эту статью обязательно отреагируют такие «великие историки», как Резун и его поклонники Соколовы-солонины, и прочие мельтюховы. Этот контингент, обвиняя  Сталина и прежде всего Россию в «агрессивных планах» по нападению на Германию (и в её лице на весь «просвещённый Запад»), обязательно использует данную публикацию в своих грязных целях – всё равно найдут возможность приспособить Факт приведения западных округов за 4! дня до нападения на СССР в боевую готовность как «подтверждения» своих бредней – мол, Сталин приводил западные округа в полную боевую готовность в аккурат для нападения на Германию!, да слава богу Гитлер его опередил – спас Европу от «азиатских орд».  Обязательно придумают как приспособить.  Но не это опасно.

  Опасно для России и её Истории, если официальные военные историки опять упустят свой шанс сказать наконец правду о начале войны, о роли всех участников тех событий и совершить в своей жизни  большой Исторический Поступок, как совершил его  А. Савин. Ведь многие военные историки в своих работах именно об этом и пишут: – и о том, что «план стратегической обороны маршала Шапошникова», официально действующий с ноября 1940 года и никем не отмененный, был изменен «великими полководцами» к июню 41-го на «план» всеобщего наступления на «не успевшего провести развертывание» (?)  врага; – и о том, что «Направление сосредоточения основных усилий советским командованием выбиралось не в интересах стратегической оборонительной операции (такая операция не предусматривалась и не планировалась — и в этом главная ошибка), а применительно совсем к другим способам действий».   (Увы, не хватило мужества  назвать своими именами эти «другие способы действий». И почему же оборонительная «операция не предусматривалась и не планировалась», если только «план Шапошникова» и был единственным и утвержденным документом?). Также военные историки уже писали и тот же Мельтюхов использовал  как «доказательства» своих фантазий такие слова: «Упомянутый вариант выбора направления сосредоточения основных усилий на Юго-Западном направлении (через Украину) был вполне обоснован и более выгоден, чем на Западном направлении... пролегал на более выгодной местности, отрезал Германию от основных союзников, нефти, выводил наши войска во фланг и тыл главной группировки противник» (в случае, если бы Сталин собирался «нападать» первым на Гитлера, чего совершенно не было).  «Главный (же) удар  на Западном направлении приводил к лобовому столкновению с основными силами германской армии, требовал прорыва укрепленных районов на очень сложной местности...  И совсем другие условия, а следовательно, и соображения могли возникать, если бы стратегическим замыслом предусматривалось проведение в начале войны оборонительных операций по отражению агрессии. В этом случае, безусловно, было бы выгоднее основные усилия иметь в полосе Западного фронта. Но такой способ стратегических действий тогда не предполагался». ( И опять не сказал историк, а какие «способы действий предполагались»,  и кто автор этих «способов»? Также не «напомнил», так какие всё же «способы действий» предусматривались официально утвержденным «планом от окт. 1940 года»? )

   И ведь совершенно правы наши военные историки, говоря,  что стратегическая оборонительная  «операция не предусматривалась и не планировалась» начальником ГШ Г.К. Жуковым  и наркомом СССР Тимошенко С.К.. Но такая операция «предусматривалась» «планом от октября 1940 года», разрабатывавшемся ещё маршалом Б.М. Шапошниковым. И этот План никто не отменял. И именно отсебятина Жукова и Тимошенко (который скромно не оставил после себя «мемуаров» и над которым, по мемуарам переводчика Бережкова, недобро потом шутил «злой» Сталин, мол, «почему вас не расстреляли ещё в 37-м?»,  и «вас ещё не расстреляли?») и привела к катастрофе 41-го – ведь во встречном, лобовом наступлении действительно победит тот, кто первым ударит из всех стволов, первым начнет боевые действия. И  как сказал  американский «адмирал  Ричардсон, выступая с докладом о международном положении, что вне всякого сомнения, в ближайшее время начнется война между Сталиным и Гитлером. «Безусловно, - отметил адмирал, - крупного успеха достигнет тот, кто первым начнет наступление, поскольку и вермахт, и Красная Армия обучены на идее блицкрига... Что в большей степени отвечает нашим планам? Если Сталин неожиданно бросит на Гитлера свои 200 дивизий и 10 тысяч танков, то вермахт будет раздавлен и через пару месяцев сталинская армия будет стоять в Гибралтаре. Если же начнет Гитлер, то, где он окажется через два месяца, известно только Всевышнему, ибо он неизбежно завязнет на просторах России, и Сталину придется истратить уйму времени, чтобы выбить его оттуда. Подобный сценарий... передаст инициативу более свободной и динамичной силе, которая неизбежно возникнет, когда русские и немцы сцепятся между собой, отдавая на милость этой новой силе весь мир. Так что отдадим, господа, право первого хода Гитлеру». 

  Так что именно эта отсебятина Жукова и Тимошенко, приведшая к гибели почти всей довоенной  армии, и гибели миллионов мирных граждан толкнула того же Жукова на создание своих «Воспоминаний» в которых он всю вину стал перекладывать на Сталина, мол, он нас заставил сделать то, сделать сё. Именно поэтому и утверждалось, что в те годы без воли Сталина никто ничего сделать не мог, и войска  на границе «так» размещались по его личному «устному» указанию, и «план Шапошникова Сталин приказал изменить».  Поэтому и того же Берию ненавидели великие полководцы. Ведь подчиненные главе НКВД пограничники свой долг выполнили, как положено, а разведка пограничная докладывала о накоплении немецких войск на границе военному командованию. Но, как раз, те необходимых мер не приняли. А ещё у Берии наверняка был «компромат» на военных, как у главы НКВД-МГБ с 1938 по 1945 годы, по их действиям в 41-м году, по тому, как они тогда «накомандовали» до стен Кремля.

  Очень хочется надеяться, что военные историки не займут в очередной раз «страусиную политику», а наконец назовут вещи своими именами. Ведь они практически во всех своих работах уже подтвердили суть данной статьи. Осталось только закончить свои же собственные слова и сказать наконец правду о роли участников тех событий. Если командующий ЗапОВО Д.Г. Павлов предатель – значит он предатель, если нач ГШ и Нарком натворили дел, то так об этом и надо сказать. Или об этом будут говорить резуны, которые настолько исписались, что в своих «новых» книгах просто передирают чужие исследования.

Совсем не обязательно бросаться возвеличивать И.В. Сталина. Он в этом не очень нуждается. Но и нельзя позволить мерзавцам поливать грязью историю своей Страны.

Все подчеркивания, комментарии и выделения  в статье «Тайна 22 июня» – Козинкина О.Ю.

О. Козинкин
Андрей САВВИН.
Тайна 22 июня

     История Великой Отечественной войны 1941 – 1945 годов, как принято считать, уже не хранит особых тайн, и работа в архивах вряд ли приведет к сенсационным находкам. Возможно, это и так, принимая во внимание, что в бытность Н.С. Хрущева первым секретарем ЦК КПСС (1953 – 1964 гг.) архивные фонды в СССР были основательно «подчищены» и значительное число документов, способных бросить тень на тогдашнего советского лидера, уничтожены.

     Тем не менее некоторые скрупулезные исследователи утверждают, что сенсации все же возможны. И речь идет не об остающихся в Великобритании засекреченными до 2017 года документах, касающихся переговоров британских официальных лиц с прилетевшим на остров заместителем Гитлера по нацистской партии Рудольфом Гессом в мае–июне 1941 года: официальный Лондон вряд ли когда-либо расскажет всю правду о миссии Гесса.

     Не исключено, что по-новому придется посмотреть на действия руководства СССР в последние предвоенные недели. Эта мысль проводится в публикациях отечественных СМИ и исторической литературе.

     Дело в том, что Хрущев, взявший курс на «десталинизацию» СССР, был, естественно, заинтересован в подрыве авторитета своего предшественника. И одним из «коньков» Никиты Сергеевича наряду с темой репрессий стало обвинение Сталина в том, что тот вопреки предостережениям советских разведслужб и военачальников до последнего не верил в возможность нападения Германии на СССР. Потому он только поздним вечером 21 июня разрешил привести войска в полную боевую готовность, когда командование в западных военных округах уже мало что могло сделать для организации отпора агрессору.

     Объективности ради надо признать, что эта же мысль в тех или иных вариациях прослеживается в некоторых мемуарах военачальников. У читателя невольно складывалось мнение, что если что и предпринималось накануне войны для повышения боеготовности войск и флота, то это делалось не по инициативе высшего государственного руководства (Сталина – К.О.Ю.), «маниакально» стремившегося оттянуть войну до весны–лета 1942 года. В послесталинский период в исторических исследованиях лейтмотивом звучало: в 1941 году военно-политическое руководство СССР лишь в 23 часа 30 минут 21 июня приняло решение, направленное на частичное приведение пяти приграничных военных округов в боевую готовность. Директива № 1 не давала разрешения на ввод в действие плана прикрытия в полном объеме, в ней предписывалось «не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения».

     В июне 1956 года первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев вознамерился провести пленум ЦК, на котором намечалось рассмотреть задачи по улучшению идеологической работы в свете решений XX съезда партии, положившего начало кампании разоблачения «культа личности». На пленуме предполагалось выступление министра обороны Г.К. Жукова на тему «Состояние и задачи военно-идеологической работы», который в соответствии с тогдашней практикой заранее представил Хрущеву проект выступления с просьбой дать свои замечания. Пленум не состоялся, видимо, из-за сопротивления части членов Президиума ЦК курсу на «десталинизацию», но проект выступления полководца сохранился в архиве.

     И для историков, пытающихся разобраться в загадках 22 июня, несомненно, интересна оценка военачальником причин проигрыша начального периода войны (конечно, при анализе надо делать поправку на то, что министр обороны обязан был размышлять в рамках «генеральной линии», определявшейся Хрущевым и его единомышленниками). «Вследствие игнорирования со стороны Сталина явной угрозы нападения фашистской Германии на Советский Союз наши Вооруженные Силы не были своевременно приведены в боевую готовность, к моменту удара противника не были развернуты и им не ставилась задача быть готовыми отразить готовящийся удар противника, чтобы, как говорил Сталин, «не спровоцировать немцев на войну», – указывалось в проекте выступления. (бессовестная ложь маршала, опровергаемая и им самим в его последующих «Воспоминаниях» через 10 лет, в 1969 году и «мемуарами» прочих генералов-маршалов – развертывание, т.е. доукомплектование прежде всего, приграничных частей под видом сборов было произведено в апреле мае 1941 года – К. О.Ю.)



   В тексте далее отмечалось: «Неудачи первого периода войны Сталин объяснял тем, что фашистская Германия напала на Советский Союз внезапно. Это исторически неверно. Никакой внезапности нападения гитлеровских войск не было. О готовящемся нападении было известно, а внезапность была придумана Сталиным, чтобы оправдать свои просчеты в подготовке страны к обороне. <...> (конечно никакой «внезапности» не было и именно Сталин Жукова и предупреждал, чтобы тот не прикрывался мифической «внезапностью», а воевал как положено – К. О.Ю.)

     Я не сомневаюсь в том, что, если бы наши войска в западной приграничной зоне были бы приведены в полную боевую готовность, имели бы правильное построение и четкие задачи по отражению удара противника немедленно с началом его нападения, – характер борьбы в первые часы и дни войны был бы иным, и это сказалось бы на всем ее последующем ходе. Соотношение сил на театре военных действий при надлежащей организации действий наших войск позволяло по меньшей мере надежно сдерживать наступление противника». (а тут маршал ведет себя не как лицо отвечающее за все эти вопросы, а как «проверяющий» – К. О.Ю.)

 

  Соотношение сил на Западном ТВД действительно было достаточно благоприятным для ведения Красной Армией оборонительных действий. В проекте документа «Соображения по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками» от 15 мая 1941 года приводятся данные о численности РККА. Генштаб полагал целесообразным иметь на Северо-Западном фронте (Прибалтийского особого военного округа) – 17 стрелковых, 4 танковые, 2 моторизованные дивизии; на Западном фронте (Западный ОВО) – 31 стрелковую, 8 танковых, 4 моторизованные и 2 кавалерийских дивизии; на Юго-Западном (Киевский ОВО и Одесский ВО) – 74 стрелковые, 28 танковых, 15 моторизованных, 5 кавалерийских дивизий.

[Александр Тагере]

     В современной исторической литературе можно встретить и такие данные о реальном соотношении сил (по состоянию на июнь 1941 г., приводятся без учета кавалерийских дивизий). Войскам Прибалтийского особого военного округа (31 дивизия) противостояло 29 немецких. Против 42 дивизий Западного особого военного округа немцы двинули 50 дивизий – именно на белорусском направл0ении вермахт нанес главный удар (вопреки нашим ожиданиям, что нацисты прежде всего устремятся на Украину). Киевский особый военный округ имел 56 дивизий, а немцы – 33; Одесский военный округ – 22, противник – 12. На стороне Германии были, правда, еще Венгрия (4 бригады) и Румыния (13 дивизий и 9 бригад). Но боевые качества венгров и особенно румын в комментариях не нуждаются. Вместе с тем надо учитывать, что вермахт имел в резерве против РККА еще 24 дивизии, да и штатная численность немецкой пехотной дивизии составляла почти 17 тыс. человек, а стрелковой дивизии РККА – 14,5 тыс. (к тому же значительная часть наших дивизий была укомплектована только наполовину).

     В 1970-е годы маршал А.М. Василевский передал в Военно-научное управление Генерального штаба записку с оценками событий накануне и в начале Великой Отечественной войны. В частности, по вопросу внезапности он (перед войной – первый заместитель начальника Оперативного управления Генштаба) писал: «Главное в том, что мы не смогли определить точно дату нападения врага, привести в полную боевую готовность войска приграничных военных округов. Получилось так, что хотя мы и знали, что гитлеровцы готовятся напасть на нашу Родину, но поскольку просчитались с определением его сроков, война для нас стала неожиданной...» (и этот «великий полководец» всё сваливал на то, что «разведка не доложила вовремя» – Сталин «знал» от разведки но «забыл» поставить в известность – К. О.Ю.)

     Что касается даты начала войны, то маршал, бесспорно, прав. В редакции «Красной звезды» в июне 2001 года проводился «круглый стол», посвященный 60-летию начала войны, в ходе которого сотрудник пресс-бюро Службы внешней разведки РФ В.Н. Карпов, к сожалению, уже ушедший из жизни, признал: «Благодаря утечке информации распространялись слухи, они доходили до руководства в виде донесений о том, что Германия нападет на Советский Союз 15 апреля, 1, 15, 20 мая, 15 июня... Эти дни наступали, а война не начиналась. Ведь и Рихард Зорге называл несколько сроков, которые не подтвердились». Редактор отдела «Красной звезды» А.Ю. Бондаренко бросил реплику: «Разве так? Еще в 1960-е годы опубликована телеграмма «Рамзая» с предупреждением: война начнется 22 июня... После этого и писали: «Зорге точно назвал дату». Карпов парировал: «К сожалению, это фальшивка, появившаяся в хрущевские времена. Разведка не назвала точной даты, не сказали однозначно, что война начнется 22 июня»...

     Факты, как принято говорить, упрямая вещь. Поэтому не вступая в полемику с противниками и сторонниками Хрущева, постараемся максимально объективно изложить хронологию событий мая–июня 1941 года. Каждый читатель пусть сам делает умозаключения, когда и какие решения принимались высшим государственным руководством СССР и на фоне каких военно-политических событий в мире.

     4 мая Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление об освобождении члена Политбюро В.М. Молотова от обязанностей председателя Совета народных комиссаров. На этот пост назначался член Политбюро, секретарь ЦК И.В. Сталин. Конечно, после чисток 1930-х годов Сталин обладал достаточной властью, чтобы самому решать, кому возглавлять правительство, и поэтому решение Политбюро было достаточно формальным, придававшим легитимность волеизъявлению вождя.

     Тогда секретариат ЦК состоял из четырех человек: членов Политбюро Сталина, А.А. Андреева (одновременно являвшегося председателем Комиссии партийного контроля при ЦК) и А.А. Жданова (по совместительству первого секретаря Ленинградского обкома и горкома партии), а также кандидата в члены Политбюро Г.М. Маленкова (курировавшего в аппарате ЦК подбор кадров). Сталин вел заседания Политбюро и являлся де-факто лидером страны, но де-юре не был ни руководителем партии, ни главой правительства. Теперь же, в обстановке возрастания военной угрозы для СССР, он официально брал на себя всю полноту ответственности за деятельность государственного руководства СССР.

     Сегодня в распоряжении историков имеется немало рассекреченных документов советских разведслужб, из которых следует, что в Кремль в 1940–1941 годах поступали донесения о подготовке Германии к войне против СССР. Чтобы не быть голословными, сошлемся на два документа. Но предварительно заметим, что в центральный аппарат внешней разведки Наркомата госбезопасности (НКГБ) и Разведуправление Генштаба РККА поступали самые противоречивые сведения из многих десятков источников, нередко это была дезинформация, распространяемая спецслужбами Германии и Великобритании (первая пыталась скрыть информацию о подготовке нападения на СССР, а вторая – предотвратить новые мирные договоренности Москвы и Берлина, подобные достигнутым между ними в 1939 году).

     Все донесения от разведывательных источников поступали непосредственно Сталину. Во внешней разведке органов госбезопасности до 1943 года не было отдельной информационно-аналитической службы, предназначенной для критического анализа и обобщения поступающей в Москву информации. Вследствие этого Сталин сам, несмотря на огромную занятость и интенсивные интеллектуальные и психические нагрузки, анализировал огромный массив противоречивой информации...

     Итак, документы советских разведслужб того периода. Во-первых, для исследователей доступен календарь сообщений агентов берлинской резидентуры внешней разведки НКГБ «Корсиканца» (Арвида Харнака, сотрудника министерства сельского хозяйства) и «Старшины» (обер-лейтента Харро Шульце-Бойзена, офицера Генштаба ВВС) о подготовке Германии к войне за период с 6 сентября 1940 года по 16 июня 1941 года. Данный документ был подготовлен руководством внешней разведки 20 июня для докладу Сталину.

     Вот некоторые сообщения советских агентов в 1941 году:

     7 января – «В штабе авиации Германии дано распоряжение начать в широком масштабе разведывательные полеты над советской территорией с целью фотосъемки всей пограничной полосы. В сферу разведывательных полетов включается также и Ленинград» («Корсиканец»).

     2 апреля – «Штаб германской авиации полностью разработал и подготовил план нападения на Советский Союз... Геринг на последней встрече с Антонеску потребовал 20 дивизий для участия в антисоветской акции. В Румынии немецкие войска сконцентрированы на советской границе» («Корсиканец»).

     30 апреля – «Вопрос о выступлении Германии против Советского Союза решен окончательно, и начало его следует ожидать со дня на день. Риббентроп, который до сих пор не являлся сторонником выступления против СССР, зная решимость Гитлера в этом вопросе, занял позицию сторонников нападения на СССР» («Старшина» со слов офицера связи при Геринге).

     11 июня – «В руководящих кругах германского министерства авиации и в штабе авиации утверждают, что вопрос о нападении на Советский Союз окончательно решен. Главная штаб-квартира Геринга переносится из Берлина предположительно в Румынию. 18 июня Геринг должен выехать на новую штаб-квартиру» («Старшина»).

     В архиве хранится также перечень донесений о подготовке Германии к войне, составленный Разведуправлением Генштаба. Донесения военных разведчиков не менее конкретны, чем донесения «Корсиканца» и «Старшины», однако точной даты нападения, тщательно скрываемой немцами, они также не назвали.

     9 марта – «От министра двора в Белграде известно, что германский генеральный штаб отказался от атаки английских островов. Ближайшей задачей поставлено – захват Украины и Баку» («Софокл» – военный атташе при посольстве СССР в Югославии А.Г. Самохин).

     24 марта – «По непроверенным сведениям срок выступления против СССР 15 апреля» («Савва» – резидент военной разведки в Праге А.В. Яковлев).

     25 марта – «Для обеспечения своей продовольственной базы и поддержания своего авторитета Гитлер выступит против СССР. Факты, подтверждающее это:

     1. В Польше сконцентрировано 120 дивизий.

     2. Западные аэродромы в Польше занимаются бомбардировочными эскадрильями...» («Альта» – журналистка Ильзе Штёбе).

     5 апреля – «Советник правительства Тоде из немецкого министерства хозяйства заявил, что в Берлине самые ответственные круги убеждены в предстоящей войне против СССР. Называются сроки 15 мая 1941 г., но в связи с событиями на Балканах срок выступления перенесен на 15 июня 1941 г.» (агент «Х»).

     26 апреля – «На прошлой неделе в Праге был полковник немецкой разведки Berchtold, который своим друзьям сообщил:

     а) Действия против нас начнутся 15 мая.

     б) В середине июня немецкие войска должны быть в Москве» («Савва»).

     7 мая – «Верховное командование отдало приказ закончить подготовку театра войны и сосредоточение войск к 2 июня» («Х»).

     30 мая – «Берлин информировал своего посла в Японии Отт, что немецкое наступление против СССР начнется во второй половине июня. Наиболее сильный удар будет нанесен левым флангом германской армии» («Рамзай» – Рихард Зорге).

[Александр Тагере]

     1 июня – «Ожидание начала германо-советской войны около 15 июня базируется исключительно на информации, которую подполковник Шолл привез с собой из Берлина...» («Рамзай»).

     Итак, имеются десятки донесений советских разведчиков, предупреждавших руководство СССР о предстоящей агрессии Германии. Среди них и агент «Альта», позднее арестованная и казненная нацистами. Сошлемся еще на одно ее донесение, свидетельствующее о том, что Сталин уже в конце 1940 года был информирован о решении Гитлера напасть на СССР. 29 декабря 1940 года «Метеор» (помощник военного атташе по авиации в Берлине Н.Д. Скорняков) сообщал начальнику Разведуправления Генштаба: «Альта» сообщил, что «Ариец» (сотрудник МИД Германии Рудольф фон Шелия. – Ред.) от высокоинформированных военных кругов узнал о том, что Гитлер отдал приказ о подготовке к войне против СССР. Война будет объявлена в марте 1941 года». Гитлер, напомним, подписал директиву Верховного главного командования вооруженных сил Германии № 21 (план «Барбаросса») 18 декабря 1940 года, а уже через 11 дней о планах немцев знала советская разведка.
     Донесения разведслужб, пусть и противоречивые, относительно конкретного срока начала войны не могли не тревожить Сталина, подталкивая к концентрации власти перед лицом ухудшения отношений с Германией и неясности намерений Японии и Великобритании. Лондон весной 1941 года вел себя довольно враждебно по отношению Москвы. Свидетельство тому памятная записка британского МИДа, переданная 18 апреля послом Стаффордом Криппсом первому заместителю наркома иностранных дел А.Я. Вышинскому. В ней довольно цинично утверждалось, что «сохранение неприкосновенности Советского Союза не представляет собой прямого интереса для правительства Великобритании». Правда, в то же время констатировалось, что в случае нападения Германии на СССР «правительство Великобритании, исходя из собственных интересов, стремилось бы... оказать содействие Советскому Союзу в его борьбе».

     Такую же двусмысленную позицию занимали правящие круги США. В мае 1941 года на семинаре в Сан-Диего бывший командующий Тихоокеанским флотом адмирал Ричардсон, выступая с докладом о международном положении, заявил, что вне всякого сомнения, в ближайшее время начнется война между Сталиным и Гитлером. «Безусловно, - отметил адмирал, - крупного успеха достигнет тот, кто первым начнет наступление, поскольку и вермахт, и Красная Армия обучены на идее блицкрига... Что в большей степени отвечает нашим планам? Если Сталин неожиданно бросит на Гитлера свои 200 дивизий и 10 тысяч танков, то вермахт будет раздавлен и через пару месяцев сталинская армия будет стоять в Гибралтаре. Если же начнет Гитлер, то, где он окажется через два месяца, известно только Всевышнему, ибо он неизбежно завязнет на просторах России, и Сталину придется истратить уйму времени, чтобы выбить его оттуда. Подобный сценарий... передаст инициативу более свободной и динамичной силе, которая неизбежно возникнет, когда русские и немцы сцепятся между собой, отдавая на милость этой новой силе весь мир. Так что отдадим, господа, право первого хода Гитлеру».

     Министр ВМС США Нокс, лицо официальное, солидаризировался с соображениями отставного адмирала: «Адмирал Ричардсон весьма точно сформулировал именно то, что мы ожидаем от дальнейшего развития событий в мире». Это происходило, подчеркнем, за месяц до агрессии против СССР...

     Понижение Молотова было своеобразным сигналом о «смене вех» – СССР брал курс на противостояние с нацистской Германией, войска которой неумолимо концентрировались в непосредственной близости от советских западных границ. Ведь, Вячеслав Михайлович, один из «старожилов» Политбюро (был секретарем ЦК еще при Ленине), в 1939 году как председатель Совнаркома подписал договор о ненападении между СССР и Германией (23 августа), а затем договор о дружбе и границе с ней (28 сентября); он же вел переговоры с Гитлером в Берлине в ноябре 1940 года. Поэтому вольно или невольно он отождествлялся в глазах мировой общественности, да и советского населения, с внешнеполитической линией на сотрудничество с нацистской Германией.

     Любопытны формулировки постановления Политбюро о смене предсовнаркома:

     «2. Тов. Молотова В.М. назначить заместителем председателя СНК СССР и руководителем внешней политики СССР с оставлением на посту народного комиссара по иностранным делам.

     3. Ввиду того, что тов. Сталин, оставаясь по настоянию Политбюро ЦК первым Секретарем ЦК ВКП(б), не сможет уделять достаточного времени работе по секретариату ЦК, назначить тов. Жданова А.А. заместителем тов. Сталина по Секретариату с освобождением его от обязанности наблюдения за Управлением пропаганды и агитации ЦК ВКП(б)».

     Постановление Политбюро обнародовано не было, и в советской прессе спустя три дня, 7 мая, опубликовали только лаконичный указ президиума Верховного совета СССР: Молотов освобожден, Сталин назначен. Уместно будет уточнить, что в марте - мае 1941 года в высших властных структурах происходили весьма сложные процессы, вызванные, видимо, столкновением мнений относительно оптимального стратегического курса перед лицом наметившегося ухудшения отношений с Германий («первым звонком» стали неудачные переговоры Молотов с Гитлером и другими нацистскими лидерами в Берлине в ноябре 1940 года).

     Помимо укрепления личных позиций Сталина, происходил перенос центра принятия решений из аппарата ЦК в правительственные структуры (до конца, заметим, это не удалось сделать ни в 1936-1941 гг., ни в послевоенный период). Для реализации этого замысла вождю требовались новые союзники в Политбюро и Секретариате ЦК.

     В феврале 1941 года на пленуме ЦК по инициативе Сталина в Политбюро была влита «свежая кровь». Сталин объяснил необходимость пополнения Политбюро так: «Мы здесь совещались, члены Политбюро и некоторые члены ЦК, пришли к такому выводу, что хорошо было бы расширить состав хотя бы кандидатов в члены Политбюро. Теперь в Политбюро стариков немало набралось, людей уходящих, а надо, чтобы кто-либо другой помоложе был бы подобран, чтобы они подучились и были, в случае чего, готовы занять их место. Речь идет к тому, что надо расширить круг людей, работающих в Политбюро». Членами Политбюро стали Н.А. Вознесенский (председатель Госплана СССР в ранге заместителя председателя правительства), Г.М. Маленков (секретарь ЦК) и А.С. Щербаков (первый секретарь Московского обкома и горкома партии).

     21 марта состоялось постановление Политбюро, которое предписало реорганизацию работы правительства в интересах более оптимальной системы управления отраслями народного хозяйства. В Совете народных комиссаров образовали Бюро, облеченное всеми правами СНК. В его состав вошли Молотов, Вознесенский как его первый заместитель, а также заместители председателя СНК А.А. Андреев (по совместительству секретарь ЦК и председатель комиссии партконтроля при ЦК), Л.П. Берия (нарком внутренних дел), Н.А. Булганин (председатель правления Госбанка), Л.М. Каганович (нарком путей сообщения), А.И. Микоян (нарком внешней торговли). Фактически Сталин приступил к формированию своего «военного кабинета», который он в мае возглавил.

     Полномочия в рамках Бюро СНК распределили так: Молотов руководил внешней политикой, Вознесенский - оборонной промышленностью, Андреев - сельским хозяйством, Булганин - тяжелой промышленностью, Берия - обеспечением госбезопасности, Каганович - транспортом, Микоян - снабжением.

     9 апреля был утвержден состав Комитета обороны при СНК СССР в количестве пяти человек. В него вошли К.Е. Ворошилов (председатель в ранге заместителя председателя СНК), нарком обороны С.К. Тимошенко, нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов, секретари ЦК партии Сталин и Жданов.

     Таким образом, возглавив 4 мая Совет народных комиссаров, Сталин закончил «конструирование» системы управления страной, с которой она и подошла к 22 июня. Но все же Сталин, как считает российский историк Юрий Жуков, не являлся всесильным диктатором, он был вынужден учитывать баланс сил в высшем руководстве и порой идти на компромиссы. Так, уже 7 мая ему пришлось согласиться на расширение состава Бюро СНК, куда включили министра госконтроля Л.З. Мехлиса и В.М. Молотова, 15 мая – К.Е. Ворошилова и руководителя профсоюзов Н.М. Шверника, 30 мая – секретарей ЦК Жданова и Маленкова. Тем самым структура утратила способность к оперативному решению задач в экстремальной обстановке, для чего она, собственно говоря, изначально и создавалась.

     Чтобы компенсировать расширение состава Бюро СНК (БСНК), Сталин пошел на бюрократическую хитрость: была создана Комиссия БСНК по текущим дела в составе Вознесенского (председатель), Андреева, Булганина, Кагановича и Микояна. Фактически это был тот же, первоначальный БСНК, замыкающийся непосредственно на Сталина как главу правительства.

[Александр Тагере]

     30 мая Комитет обороны реорганизовали в комиссию по военным и военно-морским делам при БСНК. В ее состав вошли Сталин (председатель), Вознесенский (заместитель председателя), Ворошилов, Жданов, Маленков. Поначалу «за бортом» остались наркомы обороны и ВМФ, но первая же неделя работы комиссии показала абсурдность принятого решения. Поэтому 9 июня состав комиссии был дополнен Тимошенко и Кузнецовым.

     Торопливая «настройка» работы государственного аппарата в последние предвоенные месяцы (на нее негативно влияло непрекращающееся закулисное соперничество за близость к вождю) с очевидностью показывает, что Сталин спешно повышал эффективность работы вертикали управления.

     5 мая состоялось первое публичное выступление Сталина в качестве главы правительства (он стал четвертым по счету председателем СНК – вслед за В.И. Лениным, А.И. Рыковым и Молотовым). Поводом стал прием в Кремле по случаю выпуска слушателей военных академий. Правда, военные, как и вся страна, узнали о новой должности Сталина спустя два дня из газет, но это значимости выступления Сталина не умаляет.

     По стечению обстоятельств неделей раньше, 29 апреля, перед немецкими офицерами-выпускниками учебных заведений выступил Гитлер. И как докладывал в Москву в начале мая агент советской внешней разведки «Старшина», в своей речи фюрер заявил, что «в ближайшее время произойдут события, которые многим покажутся непонятными. Однако мероприятия, которые мы намечаем, являются государственной необходимостью, так как красная чернь поднимает голову над Европой».

     Для Сталина к этому времени было понятно, что момент военной схватки с нацистской Германией приближается. Этим, возможно, объясняется довольно резкий тон его выступления в закрытой военной аудитории. Конечно, он вряд ли имел информацию о том, что на совещании у начальника отдела обороны страны штаба оперативного руководства верховного главнокомандования вермахта 1 мая 1941 года было сообщено о решении фюрера начать реализацию плана «Барбаросса» 22 июня и введении с 22 мая максимально уплотненного графика движения эшелонов. Но и тех донесений, которые регулярно ложились вождю на стол, было достаточно для мрачных предчувствий.

     Сталин в своем выступлении постарался развеять опасения военных кадров относительно непобедимости Германии. Говорил он, как всегда, просто и доступно: «Действительно ли германская армия непобедима? Нет. В мире нет и не было непобедимых армий. Есть армии лучшие, хорошие и слабые. Германия начала войну и шла в первый период под лозунгом освобождения от гнета Версальского мира. Этот лозунг был популярен, встречал поддержку и сочувствие всех обиженных Версалем. Сейчас обстановка изменилась. Сейчас германская армия идет с другими лозунгами. Она сменила лозунги освобождения от Версаля на захватнические... Поскольку германская армия ведет войну под лозунгом покорения других стран, подчинения других народов Германии, такая перемена лозунга не приведет к победе.

     С точки зрения военной, в германской армии ничего особенного нет и в танках, и в артиллерии, и в авиации. Значительная часть германской армии теряет свой пыл, имевшийся в начале войны (Второй мировой. - А.С.). Кроме того, в германской армии появилось хвастовство, самодовольство, зазнайство. Военная мысль Германии не идет вперед, военная техника отстает не только от нашей, но Германию в отношении авиации начинает обгонять Америка».

     В то же время боеспособности Красной Армии Сталин дал самые высокие оценки. Трудно сегодня сказать, насколько вождь был искренен. Не исключено, что он действительно был заворожен впечатляющими справочными данными о численном составе и возможностях вооружения РККА и оптимистическими докладами наркомата обороны. А может быть, Сталин хотел лишь подбодрить собравшихся, внушить им уверенность в канун тяжелых военных испытаний. «Мы перестроили нашу армию, вооружили ее современной военной техникой, – заявил он. – Но надо прежде всего сказать, что многие товарищи преувеличивают значение событий у озера Хасан и Халхин-Гол с точки зрения военного опыта. Здесь мы имели дело не с современной армией, а с армией устаревшей. Не сказать вам всего этого, значит, обмануть вас. Конечно, Хасан и Халхин-Гол сыграли свою положительную роль. Их положительная роль заключается в том, что в первом и во втором случае мы японцев побили. Но настоящий опыт в перестройке нашей армии мы извлекли из русско-финской войны и из современной войны на Западе.

     Я говорил, что имеем современную армию, вооруженную новейшей техникой. Что представляет собой наша армия теперь? Раньше существовало 120 дивизий в Красной Армии. Теперь у нас в составе армии 300 дивизий. Сами дивизии стали несколько меньше, но более подвижные. Раньше насчитывалось 18-20 тысяч человек в дивизии. Теперь стало 15 тысяч человек.

     Из общего числа дивизий третья часть - механизированные дивизии. Об этом не говорят, но это вы должны знать. Из 100 дивизий две трети - танковые, а одна треть - механизированные...» (Красная Армия встретила войну, имея в своем составе 198 стрелковых, 13 кавалерийских, 61 танковую и 31 моторизованную дивизии – всего 303 дивизии. Кроме того, имелось 16 воздушно-десантных бригад. – А.С.).

     После выступления Сталина по традиции в Кремле состоялся прием, на котором он произнес три тоста. Противоречивые оценки историков вызывает третий тост, его содержание трактуют по-разному. Сталин, скорее всего, не готовился к нему специально и был «спровоцирован» выступлением какого-то бойкого генерал-майора танковых войск, провозгласившего тост за мирную сталинскую внешнюю политику. Вряд ли это была импровизация генерала. В то время, как впрочем и сейчас, все было заформализовано, и здравица миролюбию СССР входила в сценарий приема.

     Но его непосредственные организаторы не ожидали, что вождь воспримет тост как не соответствующий новому историческому моменту. Согласно сохранившемуся архивному документу Сталин, едва генерал закончил, сказал: «Разрешите внести поправку. Мирная политика обеспечивала мир нашей стране. Мирная политика дело хорошее. Мы до поры, до времени проводили линию на оборону – до тех пор, пока не перевооружили нашу армию, не снабдили армию современными средствами борьбы.

[Александр Тагере]

     А теперь, когда мы нашу армию реконструировали, насытили техникой для современного боя, когда мы стали сильны – теперь надо перейти от обороны к наступлению. Проводя оборону нашей страны, мы обязаны действовать наступательным образом. От обороны перейти к военной политике наступательных действий. Нам необходимо перестроить наше воспитание, нашу пропаганду, агитацию, нашу печать в наступательном духе. Красная Армия есть современная армия, а современная армия – армия наступательная».

     Примечательно, что через несколько дней руководитель немецкой военной разведки адмирал Канарис (как предполагается, уже в то время взаимодействовавший с английской разведслужбой) доложил Гитлеру о выступлении Сталина в Кремле перед военными. Текст докладной, как утверждается в некоторых публикациях, был таким: «Источник, работающий в штабе красной авиации, сообщает: 5 мая Сталин в речи, произнесенной в Кремле перед выпускниками военных академий, содержание которой в прессе опубликовано не было, заявил: «Немцы считают, что их армия – самая идеальная, самая хорошая, самая непобедимая. Это неверно. Любой политик, любой деятель, допускающий чувство самодовольства, может оказаться перед неожиданностью, как оказалась Франция перед катастрофой», и произнес тост следующего содержания: «Проводя оборону нашей страны, мы обязаны действовать наступательным образом. От обороны перейти к политике наступательных действий. Красная Армия есть современная армия, а современная армия – армия наступательная». По сведениям, полученным из нескольких источников, в произнесенном тосте были также слова: «Спасти нашу Родину может только война с фашистской Германией и победа в этой войне. Я предлагаю выпить за войну, за наступление в войне, за нашу победу в этой войне». Эти сведения получены источником от нескольких офицеров и абсолютно надежны».

   

     Для адмирала Канариса получение информации из Москвы о выступлении Сталина было двойной удачей. Он демонстрировал фюреру возможности руководимой им военной разведки и, кроме того, укреплял его в мысли, что со Сталиным нельзя договориться и война с ним неизбежна. Это отвечало планам англичан переключить внимание нацистской Германии на СССР и стравить две сильнейшие континентальные державы в новой войне на взаимное истребление, так что Канарис, видимо, со скрытым удовольствием докладывал Гитлеру о намерении Кремля «перейти к военной политике наступательных действий». Связанный с англичанами адмирал в течение 1940-го – первой половины 1941 года целенаправленно внушал нацистскому лидеру мысль о военной слабости СССР, благо советско-финская война выявила немало недостатков в боевой подготовке и техническом оснащении РККА.

     То, что Канарис много лет работал на англичан, сегодня отрицать нет оснований. Наш замечательный разведчик Джордж Блейк, работавший в годы Второй мировой войны в британской разведке, сказал не так давно в интервью журналисту «Красной звезды» Александру Бондаренко: «У нас, в английской разведке, было известно, ну так, неофициально, конечно, и, разумеется, не во время войны, что английским агентом был руководитель абвера, гитлеровской военной разведки и контрразведки адмирал Канарис. Когда начальник английской разведки (Стюарт Мензис. – А.С.) узнал, что Канарис повешен, то он в своем клубе, где обедал, сказал: «Я сегодня потерял моего лучшего друга».

     10 мая в Великобританию прилетел наци номер два Рудольф Гесс. Для Сталина это была неприятная неожиданность. Подлинные обстоятельства полета Гесса на истребителе до сих пор неизвестны историкам, и непонятно, была ли это его «самодеятельность». Но не может не вызывать интереса тот факт, что Гитлер отверг все попытки своих ретивых приближенных привлечь семью Гесса к ответственности, равно как и их предложение не доставлять письма Гесса из Англии его жене.

     Фюрер с начала своей политической карьеры отличался симпатиями к англосаксам, считая их родственным германцам народом, и стремился достичь взаимопонимания с ними. В июне 1940 года он приказал остановить наступление танковых дивизий вермахта, когда те находились всего в нескольких километрах от порта Дюнкерк (туда отошли части английского экспедиционного корпуса и остатки французской армии). Немецкая авиация не препятствовала особо эвакуации англичан через пролив Ла-Манш.

     Официальный Лондон до сих пор хранит молчание относительно переговоров с Гессом, обещая раскрыть архивы только в 2017 году. Не обнародована и вся поступившая в Москву информация, касающаяся его переговоров с английскими официальными лицами (у советской «кембриджской пятерки» был доступ к материалам переговоров). Представители спецслужб США также не отличаются словоохотливостью.

     Весной 1948 года перед сторонниками республиканской партии США выступил Ален Даллес, работавший в годы Второй мировой войны в американской разведке (вскоре он стал одним из руководителей Центрального разведывательного управления США). Он затронул тему перелета Гесса в Великобританию – то ли перед ним стояла задача вбросить дезинформацию, то ли «рыцарь плаща и кинжала» излишне разоткровенничался.

     Так или иначе, но его версия выглядит так. «После падения Франции в 1940 году Англия в одиночестве противостояла Германии,– сказал Даллес. – Черчилль знал, что, если Германия сконцентрирует свои силы на борьбе с Англией, последняя будет разбита. Все, что ему оставалось, – это затягивать время, искать союзников и создавать второй фронт. Он хотел, чтобы его союзниками стали две страны – Соединенные Штаты и Советы. Но для Советов, которые сотрудничали тогда с Германией, было бы слишком опасно идти на риск войны с Гитлером. Вот почему Черчилль оказался перед необходимостью сделать так, чтобы Гитлер сам объявил войну Советам... Британская разведка в Берлине установила контакт с Рудольфом Гессом и с его помощью нашла выход на самого Гитлера. Гессу было сказано, что, если Германия объявит войну Советам, Англия прекратит военные действия. Гесс убедил Гитлера, что всему этому можно верить...

     Британская разведка сфабриковала приглашение за подписью Черчилля и переправила его Гессу. Гесс оказался в Шотландии после своего тайного перелета и получил возможность встретиться с английскими официальными лицами. Он заявил, что Гитлер нападет на Россию. Ему же в ответ было сказано, что Англия свою часть договоренности также выполнит. Были сделаны записи этой встречи, которые затем были переправлены в Москву...»

     Если Даллес не лукавил, то можно представить, как воспринял Сталин подобное сообщение в середине мая. Становится также понятно, почему Черчилль до июня 1944 года противился высадке англо-американских войск в Северной Франции. Боевые действия против вермахта англичане вели довольно пассивно, во всяком случае до лета 1943 года Гитлер имел шанс без особых помех с Запада нанести поражение СССР.

     12 мая Германия начала вторую фазу дезинформационной операции (первая фаза началась на основании директивы штаба оперативного руководства верховного командования вермахта от 15 февраля 1941 г.). Начальник штаба оперативного руководства подписал распоряжение относительно сохранения скрытности сосредоточения войск против Красной Армии. Немцы стремились заставить Кремль поверить, что сосредоточение войск у советских границ – это «широко задуманный маневр с целью ввести в заблуждение западного противника».

     13 мая Генеральный штаб РККА по согласованию с Кремлем дал директиву на выдвижение войск из внутренних округов на запад. Из Забайкалья на Украину (в район Шепетовки) передислоцировалась 16-я армия, из Северо-Кавказского округа в район Белой Церкви – 19-я армия, из Приволжского военного округа в район Гомеля – 21-я армия, с Урала в район Великих Лук – 22-я армия. Из Восточной Украины на рубеж Западной Двины выдвигался один стрелковый корпус. Всего ближе к западным границам СССР перебрасывалось 28 стрелковых дивизий.

     14 мая командующий войсками Западного особого военного округа генерал армии Д.Г. Павлов получил из Генштаба указания, написанные от руки первым заместителем начальника Оперативного управления генерал-майором А.М. Василевским. В них нарком обороны и начальник Генштаба приказывали Павлову «с целью прикрытия отмобилизования, сосредоточения и развертывания войск округа к 20 мая 1941 г. ...разработать: а) детальный план обороны государственной границы от Капчямиестис до иск. оз. Свитязь; б) детальный план противовоздушной обороны...» Павлов план разработал с опозданием – только в июне, и многого из того, что ему предписывалось из Москвы, реально так и не было сделано.

[Александр Тагере]

     В тот же день в рамках немецкой операции по стратегической маскировке подготовки нападения на СССР Гитлер направил Сталину ответ на его личное письмо, в котором советский лидер сообщал фюреру, что у него сложилось впечатление о подготовке Германии к нападению на СССР. (Письмо Сталина до сих пор не обнародовано, но отрывки из ответа Гитлера опубликованы после распада СССР.) Как следует из послания фюрера, нацисты пытались целенаправленно дезинформировать руководство СССР относительно своих истинных намерений, стремясь сыграть на давнем, еще с Гражданской войны, недоверии Сталина к британской элите, на его стремлении любой ценой отодвинуть начало советско-германской войны до завершения широкомасштабной программы укрепления Красной Армии.

     Гитлер писал Сталину: «При формировании войск вторжения (на территорию Англии. – А.С.) вдали от глаз и авиации противника, а также в связи с недавними операциями на Балканах вдоль границы с Советским Союзом скопилось большое количество моих войск, около 80 дивизий, что, возможно, и породило циркулирующие ныне слухи о вероятном военном конфликте между ними.

     Уверяю Вас честью главы государства, что это не так. Со своей стороны я тоже с пониманием отношусь к тому, что вы не можете полностью игнорировать эти слухи и также сосредоточили на границе достаточное количество своих войск.

     Таким образом, без нашего желания, а исключительно в силу сложившихся обстоятельств на наших границах противостоят друг другу весьма крупные группировки войск. Они противостоят в обстановке усиливающейся напряженности слухов и домыслов, нагнетаемых английскими источниками.

     В подобной обстановке я совсем не исключаю возможность случайного возникновения вооруженного конфликта, который в условиях такой концентрации войск может принять очень крупные размеры, когда трудно или просто невозможно будет определить, что явилось его первопричиной. Не менее сложно будет этот конфликт и остановить.

     Я хочу быть с вами предельно откровенным. Я опасаюсь, что кто-нибудь из моих генералов сознательно пойдет на подобный конфликт, чтобы спасти Англию от ее судьбы и сорвать мои планы.

     Речь идет всего об одном месяце. Примерно 15-20 июня я планирую начать массированную переброску войск на запад с Вашей границы.

     При этом убедительнейшим образом прошу Вас не поддаваться ни на какие провокации, которые могут иметь место со стороны моих забывших долг генералов. И, само собой разумеется, постараться не дать им никакого повода. Если же провокацию со стороны какого-нибудь из моих генералов не удастся избежать, прошу Вас, проявите выдержку, не предпринимайте ответных действий и немедленно сообщите о случившемся мне по известному Вам каналу связи».

     20 мая немецкие войска начали воздушно-десантную операцию по захвату Крита и 1 июня захватили остров, несмотря на упорное сопротивление английских частей. Операция вольно или невольно давала Кремлю надежду, что немцы еще какое-то время продолжат «разборки» с британцами на Ближнем Востоке и Восточном Средиземноморье.

     22 или 23 мая в Москву поступает информация от агента берлинской редля немцев уже второстепенным, да и момент ими был упущен. Если нацисты действительно хотели лишить Британию нефти, то в Ираке им следовало активно действовать еще днями десятью раньше.

     31 мая иракцы, не устояв перед натиском английских войск, заключили перемирие с Лондоном, и тот восстановил свой контроль над территорией Месопотамии, а 8 июня английские войска и вооруженные формирования Комитета «Свободная Франция» вошли в Сирию и Ливан, находившиеся под контролем прогерманского правительства Петэна.

     6 июня англичане сообщили специальному представителю президента США Рузвельта генералу Уильяму Доновану о намерении Германии напасть на СССР. Об этом, утверждает историк Мартиросян, вскоре стало известно советской внешней разведке НКГБ.

     В Лондоне же впервые узнали о дате нападения на СССР где-то в конце апреля 1941-го из донесения своего агента «Фила». Им был начальник оперативного управления Генштаба сухопутных войск генерал Адольф Эрнст Хойзингер, завербованный английской разведкой, видимо, еще в годы своего пребывания в плену во время Первой мировой войны.

     9 июня к переговорам высокопоставленных английских представителей с Гессом подключился лорд-канцлер Великобритании Джон Саймон (тот самый, который в 1935 г. в бытность министром иностранных дел вел переговоры в Берлине с Гитлером, стремясь нацелить его против СССР). В период миссии Гесса немцы и англичане резко снизили интенсивность авиационных ударов друг по другу.

     В Кремле были в курсе содержания тайных англо-германских переговоров благодаря советскому разведчику Киму Филби, входившему в «кембриджскую пятерку». Известно было о привезенном Гессом меморандуме, названном «Основы соглашения». Нацисты предлагали англичанам разграничить сферы интересов между Великобританией и странами оси (Германия – Италия – Япония): «Сферой интересов стран оси должна быть Европа, сферой интересов Англии – ее империя».

[Александр Тагере]

     10 июня, за 12 дней до войны, было подписано распоряжение главнокомандующего сухопутными войсками Германии о назначении срока начала наступления на Советский Союз, в котором впервые немецкое руководство письменно фиксирует конкретную дату нападения на СССР (дата 22 июня была впервые названа в ставке Гитлера на совещании у начальника отдела обороны страны штаба Верховного командования вермахта 1 мая 1941 года): «1. Днем «Д» операции «Барбаросса» предлагается считать 22 июня. 2. В случае переноса этого срока соответствующее решение будет принято не позднее 18 июня. 3. В 13.00 21 июня в войска будет передан один из двух следующих сигналов: а) сигнал «Дортмунд». Он означает, что наступление, как и запланировано, начнется 22 июня и что можно приступать к открытому выполнению приказов; б) сигнал «Альтона». Он означает, что наступление переносится на другой срок...»

     12 июня в адрес командующих войсковыми группировками вермахта, сосредоточенными на границе с СССР, уходит шифротелеграмма, в которой доводится содержание распоряжения главнокомандующего сухопутными войсками Германии от 10 июня о назначении срока начала наступления на 22 июня. Она перехватывается и расшифровывается английской службой радиоперехвата, и через несколько дней Сталин узнает о ее содержании из донесения по линии «кембриджской пятерки». (!!!!!)

     В тот же день, 12 июня, Сталин разрешил дополнительное выдвижение значительного число соединений сухопутных войск ближе к государственной границе. Решение было оформлено директивой за подписью наркома обороны Тимошенко и начальника Генштаба Жукова.

     13 июня разведка погранвойск зафиксировала начало выдвижения германских войск на исходные для наступления позиции, но в тот же день выдвижение было приостановлено. Некоторые исследователи связывают это с тем, что, возможно, Гитлер еще не получил от англичан неких гарантий. Хотя, заметим, королевская армия, не пришедшая в себя после Дюнкерка, не представляла для вермахта угрозы в Европе ни в 1941, ни в 1942 году.

     13 июня Сталин распорядился распространить сообщение информационного агентства ТАСС, которое было оглашено в радиопередаче на заграницу в 18.00, а на следующий день опубликовано в советской печати. В сообщении, предназначенном не столько для своего населения, сколько для официального Берлина, опровергались слухи о «близости войны между СССР и Германией» и сосредоточении войск по обе стороны советско-германской границы. Утверждалось, что «происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям».

     Относительно целесообразности этого сообщения среди историков единого мнения нет. Возможно, Сталин посылал Гитлеру еще один сигнал о желании СССР избежать войны. Одновременно сообщение ТАСС манифестировало для мирового общественного мнения миролюбие нашей страны, как бы опережая возможные обвинения со стороны Германии в подготовке Москвой агрессии. Не случайно в тексте сообщения ТАСС говорилось: «3) СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении..; 4) проводимые сейчас летние сборы запасных Красной Армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемые, как известно, каждый год, ввиду чего изображать эти мероприятия Красной Армии как враждебные Германии по меньшей мере нелепо».

     Это, кстати, было не первое сообщение ТАСС. Еще 9 мая ТАСС через газету «Известия» опровергал слухи о сосредоточении советских войск на западной границе (в СССР в апреле - мае для пополнения соединений западных военных округов из запаса было призвано почти 800 тыс. человек).

     Сталин, принимая меры для укрепления западной границы СССР, вместе с тем пытался втянуть Берлин в новые переговоры (как в ноябре 1940 года во время поездки Молотова в Берлин), чтобы дотянуть до осенней распутицы.

     Обнародование позиции СССР в отношении Германии за 8 дней до войны, видимо, было необходимым, но сама реализация замысла не была удачной. Быть может, разумнее было организовать публикацию ответа Сталина или Молотова на вопрос иностранного информационного агентства или западной газеты, но никак не печатать сообщение ТАСС в советской печати, что дезориентировало население и военнослужащих, не посвященных в тонкости «тайной дипломатии».

[Александр Тагере]

     Сталин, кроме того, все еще не был, вероятно, до конца убежден в неизбежности войны, он не почувствовал того, что Гитлер уже не мог остановиться, будучи изначально настроенным на войну против СССР. Ведь именно для этого он был приведен к власти влиятельнейшими теневыми структурами, о существовании которых большинство населения планеты даже не подозревает. Военно-экономический потенциал агрессии создавался в Германии, что сегодня не секрет для историков, при участии американского бизнеса, формально считавшегося противником нацизма. В письме Муссолини от 21 июня 1941 года фюрер, сообщая о решении напасть на СССР, признается: «Сотрудничество с Советским Союзом при всем искреннем стремлении добиться окончательной разрядки часто тяготило меня. Ибо это казалось мне разрывом со всем моим прошлым, моим мировоззрением и моими прежними обязательствами. Я счастлив, что освободился от этого морального бремени».

     Анализ нацистами тенденций развития военно-политической обстановки и соотношения сил показывал им, что время работает против Германии, затрудняя реализацию планов, ради которых и был создан нацистский режим. В том же письме Муссолини Гитлер сетует: «Русские имеют громадные силы... Если и дальше терпеть эту опасность, придется, вероятно, потерять весь 1941 год, и при этом общая ситуация ничуть не изменится. Наоборот, Англия еще больше воспротивится заключению мира, так как она все еще будет надеяться на русского партнера. К тому же эта надежда, естественно, станет возрастать по мере усиления боеготовности русских вооруженных сил. А за всем этим еще стоят американские массовые поставки военных материалов, которые ожидаются с 1942 года».

     В июне 1941-го верхушку нацистской Германии явно страшило продолжающееся укрепление СССР. В сохранившейся записи застольной беседы Гитлера уже в военное время, в ночь с 5 на 6 января 1942 года, есть такое признание: «Что утвердило меня в решении напасть без промедления, так это информация, которую доставила одна германская миссия, только что вернувшаяся из России. Мне было сообщено, что один русский завод производит больше танков, чем все наши заводы, вместе взятые. Я понял, что это – предел».

     18 июня в 4.00 командование вермахта возобновило выдвижение войск на исходные позиции на германо-советской границе, что было выявлено разведкой погранвойск и о чем немедленно было доложено в Москву. В связи с ситуацией, чреватой нападением Германии, Сталин поручил Молотову связаться с Гитлером. В дневнике начальника генштаба сухопутных войск Германии генерала Франца Гальдера есть запись от 20 июня: «г. Молотов хотел 18.6 говорить с фюрером».

     Судя по всему, обе стороны вели сложную дипломатическую игру до самого начала войны. В донесении источника «Х» разведуправления генштаба (сотрудника немецкого посольства в Москве Герхарда Кегеля) от 5 мая есть такая информация: «Гитлер предложил Сталину приехать в Германию. Ответ должен быть дан до 12—12 июня 1941 г. (видимо, до 12.00 12 июня. - А.С.) Если Сталин не приедет в Берлин, то война неизбежна. Германия предъявила требования к СССР: а) дополнительные поставки 2,5 млн. тонн зерна; б) свободный транзит в Персию и военная оккупация советских зерновых складов на 4—5 млн. тонн. Последний срок принятия предложений – 23 июня 1941 г.»

     Под давлением ухудшавшейся обстановки на западной границе Сталин 18 июня отдал распоряжение Наркомату обороны о дополнительных предупредительных мерах. Некоторые исследователи утверждают, что с разрешения Кремля начальник Генерального штаба направил командованию пяти западных военных округов и трех флотов (Балтийского, Северного, Черноморского) телеграмму или директиву, касающуюся приведения войск и сил в боевую готовность. Текстом этого документа исследователи не располагают. Но имеются косвенные свидетельства, что какой-то документ в войска и на флоты ушел. Дабы не быть голословными, приведем конкретные факты.

[Александр Тагере]

     В 2008 году в издательстве «Кучково поле» вышла книга Владимира Ямпольского «...Уничтожить Россию весной 1941 г.», в которую включены материалы по делу командующего Западным фронтом генерала армии Д.Г. Павлова. В протоколе закрытого судебного заседания Военной коллегии Верховного суда СССР от 22 июля 1941 года есть такой эпизод. Член суда А.М. Орлов оглашает показания подсудимого - бывшего начальника связи штаба Западного фронта генерал-майора А.Т. Григорьева на следствии: «... И после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность». Григорьев подтверждает: «Все это верно».

     Уже упоминавшийся нами историк Арсен Мартиросян считает, что 18 июня 1941 года Сталин разрешил привести войска первого стратегического эшелона в полную боевую готовность, но санкционированная им директива Генерального штаба оказалась по каким-то обстоятельствам невыполненной командованием западных военных округов, и в первую очередь в Западном и Киевском. Действия командования ЗапОВО в те судьбоносные для СССР дни – это, конечно, отдельная тема для разговора.

     Выскажем лишь мнение, что в судьбе Западного фронта и лично генерала Павлова трагическую роль сыграл комплекс факторов. Бесспорно, были допущены военно-профессиональные ошибки. К 22 июня группировка войск округа не была по сути ни оборонительной, ни наступательной. Главный рубеж обороны устанавливался фактически по государственной границе, а он должен был быть отнесен, по мнению ряда военных историков, километров на 50 в глубь советской территории. Авиаполки недопустимо было базировать на аэродромах у самой госграницы, когда до некоторых из них доставала немецкая артиллерия.

     На управляемости войск не могла не сказаться и кадровая чехарда четырех предвоенных лет. Как бы ни относиться к командирам соединений и объединений, лишившихся в тот период своих постов, а то и жизни (независимо от их идейных взглядов, степени политической лояльности, нравственного облика), они в своем большинстве обладали навыками управления войсками, полученными в 1920–1930-е годы. Пришедшие на смену им командные кадры, которым доверили полки, дивизии, корпуса, армии, проделали всего за несколько лет головокружительную карьеру и, попав под удар имевших боевой опыт немецких генералов, в июне 1941-го растерялись.

     В полосе войск Западного ОВО вермахт нанес неожиданно для Наркомата обороны главный удар. Ждали же его в направлении Киева, поэтому наиболее мощная группировка советских войск была сосредоточена на Украине. Какую-то субъективную роль в этом сыграло, возможно, то, что в 1941 году в Наркомате обороны доминировали «киевляне» – выходцы из Киевского ОВО (нарком обороны С.К. Тимошенко, начальник Генштаба Г.К. Жуков, его первый заместитель Н.Ф. Ватутин, начальник оперативного управления Генштаба генерал Г.К. Маландин).

     Но в конечном счете ответственность за многие роковые промахи предвоенных месяцев лежала все же на политическом руководстве. Сталин, видимо, слишком увлекся закулисной борьбой на геополитическом уровне, считая, что сумеет переиграть и Берлин, и Лондон, и Вашингтон. Дали о себе знать и ошибки в кадровой политике. Замена Б.М. Шапошникова на посту начальника Генштаба вначале К.А. Мерецковым, а затем Г.К. Жуковым, не склонным к штабной работе, была не лучшим решением. Напомним, что Шапошников на посту начальника Генштаба ожидал главного удара вермахта в Белоруссии. Нарком Тимошенко считал же, что в оперативном плане, имевшемся в 1940 году в Генштабе, слишком большое значение придается группировке вермахта севернее Варшавы и в Восточной Пруссии. Сталин был также уверен, что Германия постарается прежде всего овладеть Украиной и Донецким бассейном, и недооценивал степени авантюризма Гитлера.(?)

[Александр Тагере]

     Руководство в Кремле успокаивала и «магия цифр». С вермахтом были готовы сразиться 2,9 млн. военнослужащих РККА. Это 170 дивизий, в том числе 40 танковых и 20 механизированных. Завораживала их огневая мощь: 49,3 тыс. орудий и минометов, 10 тыс. танков, 7,7 тыс. боевых самолетов (у немцев, как указано в книге генерал-полковника Ю.А. Горькова «Кремль. Ставка. Генштаб», было орудий и минометов – 31 тыс., танков – 3,5 тыс., боевых самолетов – 4 тыс.). Но на стороне вермахта были боевой опыт трех военных компаний (польской, французской и балканской), отлаженная система управления войсками, хорошо подготовленный офицерский состав, костяк которого прозорливо сохранили после Первой мировой войны...

     Но вернемся к последним предвоенным дням. Историк Мартиросян приводит интересный факт, оставшийся вне внимания многих исследователей. За несколько дней до начала войны Сталин вызвал к себе начальника ВВС Красной Армии П.Ф. Жигарева и наркома внутренних дел Л.П. Берию, которому подчинялись пограничные войска, и приказал силами авиации Западного особого военного округа организовать тщательную воздушную разведку с целью выяснения реальной ситуации на советско-германской границе. Вождю требовалось убедиться, действительно ли немцы подтягивают войска непосредственно к госгранице. В журнале посещений кабинета Сталина в Кремле действительно имеется запись от 17 июня, согласно которой в тот день он принял двух посетителей: первого заместителя начальника Генштаба Н.Ф. Ватутина (22.00—22.30) и П.Ф. Жигарева (0.45—1.50 18 июня).

     18 июня тихоходный самолет У-2, пилотируемый командиром 43-й истребительной авиадивизии полковником Г.Н. Захаровым, на низкой высоте пролетел вдоль всей линии госграницы с юга на север в полосе Западного ОВО. О том полете Нефедов, ставший в годы войны Героем Советского Союза, рассказал позднее в своих воспоминаниях «Я – истребитель». А тогда, 18 июня, он сажал самолет через каждые 30—50 километров и прямо на крыле вместе со своим штурманом майором Румянцевым писал срочные донесения, которые забирали пограничники и немедленно передавали в Москву. Нефедовым было зафиксировано повсеместное движение колонн немецких войск к границе. Возможно, именно эти донесения способствовали решению Сталина направить в войска директиву от 18 июня, о которой говорил на допросе и суде бывший начальник связи штаба Западного фронта генерал Григорьев.

[Александр Тагере]

     Сохранился еще один документ, свидетельствующий о направлении 18 июня 1941 года в адрес командования западных военных округов телеграммы начальника Генштаба. Это исследование, осуществленное в конце 1940-х - первой половине 1950-х годов военно-научным управлением Генерального штаба под руководством генерал-полковника А.П. Покровского. Тогда, еще при жизни Сталина, был обобщен опыт сосредоточения и развертывания войск западных военных округов по плану прикрытия государственной границы накануне Великой Отечественной войны. С этой целью было задано пять вопросов участникам тех трагических событий, занимавшим перед войной командные должности в войсках западных округов (фрагментарно ответы на некоторые вопросы были опубликованы в «Военно-историческом журнале» в 1989 г.).

     Вопросы были сформулированы так: 1. Был ли доведен до войск в части, их касающейся, план обороны государственной границы; когда и что было сделано командованием и штабами по обеспечению выполнения этого плана? 2. С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий? 3. Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня; какие и когда были отданы указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками? 4. Почему большая часть артиллерии находилась в учебных центрах? 5. Насколько штабы были подготовлены к управлению войсками и в какой степени это отразилось на ходе ведения операций первых дней войны?

     Редакция «Военно-исторического журнала» сумела опубликовать ответы на первые два вопроса, но когда подошла очередь отвечать на третий вопрос: «Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность?», кто-то свыше распорядился прекратить публикацию. Но уже из первых двух ответов следует, что телеграмма (или директива) начальника Генштаба, видимо, была.

     Генерал-полковник танковых войск П.П. Полубояров (бывший начальник автобронетанковых войск Прибалтийского ОВО) вспоминал после войны: «16 июня в 23 часа командование 12-го механизированного корпуса получило директиву о приведении соединения в боевую готовность. Командиру корпуса генерал-майору Н.М. Шестопалову сообщили об этом в 23 часа 17 июня по его прибытии из 202-й моторизованной дивизии, где он проводил проверку мобилизационной готовности. 18 июня командир корпуса поднял соединения и части по боевой тревоге и приказал вывести их в запланированные районы. В течение 19 и 20 июня это было сделано. 16 июня распоряжением штаба округа приводился в боевую готовность и 3-й механизированный корпус (командир генерал-майор танковых войск А.В. Куркин), который в такие же сроки сосредоточился в указанном районе».

     Генерал-майор И.И. Фадеев (бывший командир 10-й стрелковой дивизии 8-й армии ПрибОВО): «19 июня 1941 года было получено распоряжение от командира 10-го стрелкового корпуса генерал-майора И.Ф. Николаева о приведении дивизии в боевую готовность. Все части были немедленно выведены в район обороны, заняли дзоты и огневые позиции артиллерии».

     Генерал-майор П.И. Абрамидзе (бывший командир 72-й горно-стрелковой дивизии 26-й армии Киевского ОВО): «20 июня 1941 года я получил такую шифровку Генерального штаба: «Все подразделения и части Вашего соединения, расположенные на самой границе, отвести назад на несколько километров, то есть на рубеж подготовленных позиций... Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность. Исполнение донести к 24 часам 21 июня 1941 года»...

     Имеются и некоторые другие архивные документы, свидетельствующие о том, что 16—20 июня 1941 года войска на западе СССР приводились в боевую готовность. В Сборнике боевых документов Великой Отечественной войны (выпуск 33), вышедшем в Воениздате в 1957 году, опубликовано донесение штаба 12-го механизированного корпуса ПрибОВО о боевых действиях корпуса в период с 22 июня по 1 августа 1941 года. В нем говорится:

     «18.06.41 г. На основании директивы Военного совета Прибалтийского особого военного округа по корпусу был отдан приказ за № 0033 о приведении в боевую готовность частей корпуса, выступлении в новый район и сосредоточении...»

     Вышеизложенное позволяет утверждать, что нападение Германии на Советский Союз не было внезапным для командования соединений и объединений западных военных округов.

     Это в той или иной степени признают советские военачальники. Бывший начальник ГРУ Генерального штаба генерал армии П.И. Ивашутин в своей статье в «Военно-историческом журнале» (1990, № 5) признавал, хотя и с оговорками, что «ни в стратегическом, ни в тактическом плане нападение фашистской Германии на Советский Союз не было внезапным». Правда, далее он указывал, что «вторжение фашистских войск на нашу территорию застало советские войска врасплох, так как они не были заблаговременно приведены в полную боевую готовность». Не вступая в полемику, хотелось бы все же заметить, что на уровне командиров дивизий и выше употреблять понятие «врасплох» несколько необоснованно.

     В связи с этим следует обратить внимание на размышления генерал-полковника в отставке Н.Ф. Червова, изложенные им в книге «Провокации против России»: «Если стратегия вступления государств и армии в войну изначально ошибочна, то ничто – ни искусство генерала на поле боя, ни доблесть солдат, ни отдельные одноразовые победы – не могло иметь того решающего эффекта, которого можно было ожидать в противном случае. Одной из важнейших причин поражения наших войск в начальный период войны явилась недооценка Наркоматом обороны и Генеральным штабом существа самого начального периода войны, условий развязывания войны и ее ведения в первые часы и дни».

     Генерал Червов указывал, что «внезапности нападения в обычном понимании не было» и эта формулировка была придумана после 1953 года «для того, чтобы взвалить вину за поражение в начале войны на Сталина».

     Можно привести и высказывание очевидца трагических событий 22 июня – маршала артиллерии Н.Д. Яковлева (его не упрекнешь в подобострастности перед Сталиным, так как он, в 1948–1951 гг. заместитель министра Вооруженных Сил, в 1952-м был арестован и освобожден только после смерти вождя): «Когда мы беремся рассуждать о 22 июня 1941 года, черным крылом накрывшем весь наш народ, то нужно отвлечься от всего личного и следовать только правде, непозволительно пытаться взвалить всю вину за внезапность нападения фашистской Германии только на И.В. Сталина. В бесконечных сетованиях наших военачальников о «внезапности» просматривается попытка снять с себя всю ответственность за промахи в боевой подготовке войск, в управлении ими в первый период войны. Они забывают главное: приняв присягу, командиры всех звеньев от командующих фронтами до командиров взводов обязаны держать войска в боевой готовности».

     Эти мысли, не потерявшие, как представляется, своей актуальности и сегодня, важно учитывать, когда по прошествии 67 лет с июня 1941-го – мы пытаемся понять, почему события в начальный период войны сложились столь трагически для Красной Армии.