Цитадель Детей Света. Возрождённая

Похоже Эйгон взял ШП.
Вычитала там же классное возможное объяснение как. Флаги с горящими сердцами, вопли - "За Станниса!", и уничтожение горстки поддерживающих осаду Тиреллов. ;D

Ариана с 3 сотнями воинов и одной Песчаной Змейкой едет в Насест Грифона. Дорн послал их как только узнал у Коннигтоне.
О Квентине она ничего не знает.
Большую часть главы занимает описание дороги (ну нам такая манера увы уже хорошо знакома).
По дороге они находят пещеру с фигурками сделанными детьми леса (к чему бы это?)
Потом ее встречают люди Грифа. Они ей говорят что Коннигтон взял Штормовой Предел и армия Тиррелов выступила из КГ (это означает что ситуация для Марджери разрешена в положительном для нее ключе).
Арриана говорит что хочет видеть этого «Дракона».
В общем – покажите мне этого человека (с).

Относительно фигурок кажется понял.
Это вроде как намек, что Бран с Бладрейвеном живут не чардревом единым. Есть у них и другие средства.

Это ж надо что-то делать с браном, со станисом, с дени, джоном, ашей-теоном,джейме и бриеной, тирионом и новым принцем Таргом, да еще и дорн с БГ, в конце их всех еще связать! Когда задумываюсь об этом, возникает мысль как он все это собирается сделать....?! Зачем было таааак много места уделять таким героям как квентин, арианна, бран и ко, санса, гриф, бриенна?

Брану м Сансе нужно много места, они главные герои. Бриенне, Квентину и Арианне отведено места в соответствии с сюжетом, тут тоже нормально.
Гриф - сказал маловато (в смысле хотелось большего), но им я не разочарован.
А вот Тирион и Дени в пятом томе увы, не оправдывают отведенного на них объема. Особенно Дени.

So I attended the George R. R. Martin reading of a chapter of The Winds of Winter at WorldCon today! Other people have probably already posted about it (and in better detail), but just in case I picked up on anything that other people didn't, here is my summary:

Just as a warning, I kind of rushed through A Dance with Dragons and probably missed details, so it's possible I'll bring something up here and everyone will be like, "...uhhh we already knew that because of chapter xx in ADwD." Also, I am really bad at comprehending stories told aloud (I'm a visual learner), so I know I missed parts of the chapter. Apologies for that! I tried really hard to get as much as I could out of it.

Anyways, the chapter was the 2nd Arianne Martell chapter he has written for TWoW. He actually brought two chapters with him to read, that one and a Damphair chapter (if I'm remembering correctly) and then had us vote on which one we wanted to hear, and more people wanted Arianne's chapter. It took 40 minutes to read that chapter, and so he didn't have time to read the other one and instead spent the rest of the session answering questions.

Things I remember from the chapter (this is as much detail as I can possibly remember, so if you don't actually want to be spoiled in very close detail for the chapter, you probably shouldn't read on. Of course it could definitely change by the time the book is actually released):

-Doran has sent Arianne along with Elia Sand, Damon Sand, and some servants (Joss Hood was a name I heard, but I could be spelling that incorrectly. Also, Feathers. Or possibly just Feather.) to go talk to Lord Connington because he's arrived at the Seven Kingdoms with Prince Aegon and is... doing things. Battling people? Taking over areas? idk. Oh, also, I've read people talk about conflicting reports about whether this is Arianne's 2nd or 1st chapter. I definitely heard GRRM mention that this was the second Arianne chapter he had written for the book, because he also mentioned that in Arianne's first chapter, Doran hears about what Lord Connington has been up to and decides to send Arianne off, and that definitely didn't happen in this chapter. So I'm 99% sure this is the 2nd Arianne chapter. But idk, I guess I could be wrong.

-The beginning of the chapter is just detailing parts of their journey from what I remember. Arianne starts wondering at some point where Quentyn is and if he's married Dany yet, and she thinks about how Dany is just a maiden, and she wonders if she will have to call him King Quentyn and thinks that sounds silly.

-At one point they come across a cave and Elia goes deep into it. I guess it's during this that Arianne is thinking about Quentyn and Dany. Then she realizes Elia has been gone awhile and is like, "ugh, her sisters will kill me if something happens to her," so she goes down the cave, and eventually she finds Elia capturing fish with her bare hands in some pool. And Arianne is like, "WHAT ARE YOU DOING, YOU COULD HAVE DIED!!!" and Elia is like, "...but... I captured fish!" and Arianne is like, "YOU. COULD. HAVE. DIED." and then "died," echoes 3 times in the chamber and the way GRRM read it made me think it could be foreshadowing? idk. It was pretty ominous. And then Arianne makes Elia promise that she won't act out, and that she's supposed to be pretending to be a maidservant, and Elia sullenly promises.

-At some point they reach... some castle or place (sorry, I'm awful at names and details like that) where Connington's men have taken hold and we meet Jon Mud(d?) and... Chain, I believe? One of them lets it slip that Connington is going after Storm's End, and Arianne is like, "lol no that's not going to happen, Storm's End is one of the most fortified/impossible to capture places in all of the Seven Kingdoms." There's also a brief appearance at this point of someone named Lady Mertyn or something similar? And I can't remember whether we've seen her before or not now. But she seems to be being held by Connington's men here; I'm guessing that she was one of the people residing there before Connington's men took over. I just remember her because there was an amusing line where she was like, "I knew Connington's mother, and you tell him that he should be ashamed of himself!" or something.

-Also at some point (not sure if it was here or at the next point they reach), Arianne catches Elia making out with Feather(s), and Arianne is like, "WHAT DID I TELL YOU???" and Elia is like, "It was just kissing," and Arianne remembers losing her maidenhead to Damon at that age. But anyways, they get into a bit of a fight over whether Arianne or Elia would make a better hostage, and finally Arianne is like, "JUST BEHAVE ALL RIGHT???" and Elia's like, "Fine, whatever."

-Anyways, they go on their way and end up somewhere else. I guess they end up at where Lord Connington was supposed to have been, but his men there are like, "Nope, you missed him, he's at Storm's End now because he's taken it over." And we meet someone whose name I definitely can't spell, but my attempt at it is Lyseni (Lyseno?) Mar(r?). And he's described as looking like a Targaryen.

-At some point (I think it's here, but it could've been with Mud(d?) and Chain possibly, but I'm pretty sure it was Lyseni), Arianne discusses Prince Aegon vs. Dany. And Connington's man is like, "He has Dornish blood!" and Arianne is like, "So does Dany," and there's a mention of Aegon being a dragon, and Arianne is like, "Dany has 3." Oh, and at some point Arianne refers to Aegon being a pretender. There are parts generally where Arianne thinks about whether Dorne should give their support to Connington or not, and that he'll need them if he wants to capture... either King's Landing or Storm's End, or maybe both?

-Anyways, his men are like, "Connington wants you to go to Storm's End and meet him!" and she's thinking about it and kind of realizes that she probably doesn't really have a choice. And she's talking to Damon, and he's like, "I WILL GO IN YOUR PLACE! YOU SHOULDN'T GO!" and she's like, "No, I should do it." And that's how the chapter ends, I believe.

That's all I can remember really. After that there were a few questions, nothing super interesting tbh. One person asked when the next one was coming out and the whole room exploded with laughter (his response was, "When it's done."). He was also asked about outlining, and he says he doesn't outline at all (I assume this is not new information). He was asked about keeping track of all the details, and I think he talked about sometimes looking back and being like, "Wouldn't 5 kingdoms have been a lot easier? Did I really need another continent?" He was also asked if he knew the fates of all the characters, and he said yes to all the major ones and some secondary characters.

Oh, one interesting thing, too, was that he mentioned after finishing reading the chapter aloud, he realized that we would all be greedy and want to see Connington taking Storm's End, so he is now wondering if he should put that before this chapter, after, or split this chapter into two chapters and put it in the middle, which I found kind of amusing.

That is my report, anyways! I have probably forgotten details and mangled others. I totally welcome clarifying questions, too, since I know this is muddled, although I can't promise I'll be able to answer them!

Feel free to link this to other places! I've been trying to post it to Tumblr, but when I save it as a draft, I can't get the "Read More" to work, so idk.

Цитата: Mysh от 19 августа 2011, 20:46Цитата: godar от 19 Августа 2011, 15:41:49
Большую часть главы занимает описание дороги (ну нам такая манера увы уже хорошо знакома).
Вот это-то и пугает. Весь пересказ главы уместился в несколько строк, что показательно. Опять сплошные травелоги.  tickedoff

At one point they come across a cave and Elia goes deep into it. I guess it's during this that Arianne is thinking about Quentyn and Dany. Then she realizes Elia has been gone awhile and is like, "ugh, her sisters will kill me if something happens to her," so she goes down the cave, and eventually she finds Elia capturing fish with her bare hands in some pool. And Arianne is like, "WHAT ARE YOU DOING, YOU COULD HAVE DIED!!!" and Elia is like, "...but... I captured fish!" and Arianne is like, "YOU. COULD. HAVE. DIED." and then "died," echoes 3 times in the chamber and the way GRRM read it made me think it could be foreshadowing? idk. It was pretty ominous.

Видимо бесконечное описание будет развиваться.
Прогнозы многих оправдываются.

Человек, от лица которого ведется данная история, присутствовал на WorldCon, где  Мартин читал главу из Ветров Зимы.
Это была вторая глава Арианы Мартел. Мартин предложил на выбор двух персонажей, и большинство присутствующих выбрали главу Арианы.  На прочтение у него ушло 40 минут.
Эпизоды, которые запомнились мне:
- До Дорана дошли слухи о прибытии Конингтона и Эйегона в Семь королевств и Доран послал Ариану вместе с Элией Сэнд на встречу с ними.
-В Начале главы детально описывается их путешествие. Ариана думает про Квентина, женился ли он на Дени и стоит ли ей называть его теперь королем Квентином, хотя  сама она предполагает, что это звучит глупо.
- В некоторй точке своего пути , компания проходит около пещер. И Элия идет внутрь, как раз в тот момент, когда Ариана рассуждает о Квентине и Дени. Когда Ариана замечает отсутствие Элии, она думает: «О, ее  сестра убъет меня, если с ней что-то случится». В конечном итоге, она находит свою сестру, внизу, та ловит рыбу голыми руками, Ариана начинает читать ей нотации : «Что, ты делаешь , ты же могла умереть....»
«Но, я же не умерла, я поймала рыбу!».
«И все же , ты могла умереть».... Умереть-умереть-умереть, три раза эхо отразилось от стен пещеры. И то каким образом Мартин прочитал это, натолкнуло на мысли , может Элия на самом деле умрет.
Ариана заставила  Элию пообещать, что б та вела себя более подобающим образом и Элия согласилась.
- Далее они не встречают Конингтона,  а сталкиваются с его  людьми, которые говорят ей , что Конингтон пошел на Штормовой Предел.
-Ариана ловит Элию, целующуюся с кем-то...
«Ты же обещала»
«Я просто целовалась»
- Вскоре они добираются до того места, где должен быть Лорд Конингтон, но там им опять говорят: « Его нет, он берет Штормовой предел.» И еще встречается новый персонаж с внешностью Таргариена?
-Еще в одном месте пути Ариана обсуждает принца Эйгона vs Дени.
Люди Конингтона: - В Эйегоне течет Дорнийская кровь.
Ариана: - В  Дени тоже.
- В Эйегон может быть драконом.
-А у Дени уже три дракона.
Ариана размышляет, стоит ли Дорну поддерживать Коннингтона. Она понимает, что Коннингтону понадобиться Дорн, если он собирается завоевывать Королевскую гавань.
В итоге люди Коннингтона говорят  Ариане , что ей надо идти к Конингтону в ШП. И встретиться с ним. Некий Damon, говорит, что пойдет вместо нее, ей не следует, на что она отвечает, что пойдет сама.
В общем, так заканчивается глава.
После прочтения Мартин понял, что всех заинтересовало, возьмет ли Конингтон ШП, после чего он стал размышлять вслух, стоит ли ему поделить эту главу на две, поместить ее в начало или середину книги.

Слишком мало часов в дне. Слишком мало дней в неделе. Слишком мало недель в году. Иногда кажется будто я работаю от рассвета до заката.
Я действительно действительно действительно должен научится говорить Нет.
Нет, я не могу посетить ваш конвент, спасибо что предложили.
Нет, я не могу прочитать вашу рукопись/статью/ или что там у вас есть.
Нет, я не могу написать рассказ для вашей антологии, я потратил год сочиняя рассказы для собственных антологий.
Нет, я не могу написать предисловие/обзор/рецензию для вашей книги.
Нет, я не могу дать интервью.
Нет, нет, нет, нет, нет, нет.
Такое простое слово. Такое короткое слово. Почему мне так трудно его произносить?
Когда я даю слово посетить кон/написать рассказ/ дать интервью, я чувствую, что связан обещанием и должен его выполнять. Но я даю свое слово слишком легко и слишком часто, я должен понять это.
Я понимаю, понимаю, Понимаю это... на уровне рассудка возможно, но не в душе. Мой разум говорит «ты не можешь сделать этого, у тебя слишком мало времени», мои губы говорят «конечно, я люблю это, здорово звучит».
Я должен помнить свою мантру. Одна страница за раз. Одно слово за раз. Одно дело за раз. Ты не можешь сделать все сегодня.
Разводи самый большой огонь, остальные подождут. Нет. Нет. Нет.
«вздох»
Спасибо, что слушали. И это пройдет. Завтра это не будет казаться таким грустным.

Если это опять будет глава Тириона я застрелюсь!

On the morning that she left the Water Gardens, her father rose from his chair to kiss her on both cheeks.  "The fate of Dorne goes with you, daughter," he said, as he pressed the parchment into her hand.  "Go swiftly, go safely, be my eyes and ears and voice... but most of all, take care."
      "I will, Father."  She did not shed a tear.  Arianne Martell was a princess of Dorne, and Dornishmen did not waste water lightly.  It was a near thing, though.  It was not her father's kisses nor his hoarse words that made her eyes glisten, but the effort that brought him to his feet, his legs trembling under him, his joints swollen and inflamed with gout.  Standing was an act of love.  Standing was an act of faith.  
      He believes in me.  I will not fail him.
     Seven of them set out together on seven Dornish sand steeds.  A small party travels more swiftly than a large one, but the heir to Dorne does not ride alone.  From Godsgrace came Ser Daemon Sand, the bastard; once Prince Oberyn's squire, now Arianne's sworn shield.  From Sunspear two bold young knights, Joss Hood and Garibald Shells, to lend their swords to his.  From the Water Gardens seven ravens and a tall young lad to tend them.  His name was Nate, but he had been working with the birds so long that no one called him anything but Feathers.  And since a princess must have some women to attend her, her company also included pretty Jayne Ladybright and wild Elia Sand, a maid of ten-and-four.

They struck out north by northwest, across drylands and parched plains and pale sands toward Ghost Hill, the stronghold of House Toland, where the ship that would take them across the Sea of Dorne awaited them.  "Send a raven whenever you have news," Prince Doran told her, "but report only what you know to be true.  We are lost in fog here, besieged by rumors, falsehoods, and traveler's tales.  I dare not act until I know for a certainty what is happening."
      War is happening, though Arianne, and this time Dorne will not be spared.  "Doom and death are coming," Ellaria Sand had warned them, before she took her own leave from Prince Doran.  "It is time for my little snakes to scatter, the better to survive the carnage."  Ellaria was returning to her father's seat at Hellholt.  With her went her daughter Loreza, who had just turned seven.  Dorea remained at the Water Gardens, one child amongst a hundred.  Obella was to be dispatched to Sunspear, to serve as a cupbearer to the wife of the castellan, Manfrey Martell.  
      And Elia Sand, oldest of the four girls that Prince Oberyn had fathered on Ellaria, would cross the Sea of Dorne with Arianne.  "As a lady, not a lance," her mother said firmly, but like all the Sand Snakes, Elia had her own mind.
      They crossed the sands in two long days and the better part of two nights, stopping thrice to change their horses.  It was a lonely time for Arianne, surrounded by so many strangers.  Elia was her cousin, but half a child, and Daemon Sand... things had never been the same between her and the Bastard of Godsgrace after her father refused his offer for her hand.  He was a boy then, and bastard born, no fit consort for a princess of Dorne, he should have known better.  And it was my father's will, not mine.  The rest of her companions she hardly knew at all.        
      Arianne missed her friends.  Drey and Garin and her sweet Spotted Slyva had been a part of her since she was little, trusted confidants who had shared her dreams and secrets, cheered her when she was sad, helped her face her fears.  One of them had betrayed her, but she missed them all the same.  It was my own fault.  Arianne had made them part of her plot to steal off with Myrcella Baratheon and crown her queen, an act of rebellion meant to force her father's hand, but someone's loose tongue had undone her.  The clumsy conspiracy had accomplished nothing, except to cost poor Myrcella part of her face, and Ser Arys Oakheart his life.  
      Arianne missed Ser Arys too, more than she ever would have thought.  He loved me madly, she told herself, yet I was never more than fond of him.  I made use of him in my bed and in my plot, took his love and took his honor, gave him nothing but my body.  In the end he could not live with what we'd done.  Why else would her white knight have charged right into Areo Hotah's longaxe, to die the way he did?  I was a foolish willful girl, playing at the game of thrones like a drunkard rolling dice.  
      The cost of her folly had been dear.  Drey had been sent across the world to Norvos, Garin exiled to Tyrosh for two years, her sweet silly smiling Slyva married off to Eldon Estermont, a man old enough to be her grandsire.  Ser Arys had paid with his life's blood, Myrcella with an ear.  
      Only Ser Gerold Dayne had escaped unscathed.  Darkstar.  If Myrcella's horse had not shied at the last instant, his longsword would have opened her from chest to waist instead just taking off her ear.  Dayne was her most grievous sin, the one that Arianne most regretted.  With one stroke of his sword, he had changed her botched plot into something foul and bloody.  If the gods were good, by now Obara Sand had treed him in his mountain fastness and put an end to him.
      She said as much to Daemon Sand that first night, as they made camp.  "Be careful what you pray for, princess," he replied.  "Darkstar could put an end to Lady Obara just as easily."
      "She has Areo Hotah with her."  Prince Doran's captain of guards had dispatched Ser Arys Oakheart with a single blow, though the Kingsguard were supposed to be the finest knights in all the realm.  "No man can stand against Hotah."
      "Is that what Darkstar is?  A man?"  Ser Daemon grimaced.  "A man would not have done what he did to Princess Myrcella.  Ser Gerold is more a viper than your uncle ever was.  Prince Oberyn could see that he was poison, he said so more than once.  It's just a pity that he never got around to killing him."
      Poison, thought Arianne.  Yes.  Pretty poison, though.  That was how he'd fooled her.  Gerold Dayne was hard and cruel, but so fair to look upon that the princess had not believed half the tales she'd heard of him.  Pretty boys had ever been her weakness, particularly the ones who were dark and dangerous as well.  That was before, when I was just a girl, she told herself.  I am a woman now, my father's daughter.  I have learned that lesson.
     Come break of day, they were off again.  Elia Sand led the way, her black braid flying behind her as she raced across the dry, cracked plains and up into the hills.  The girl was mad for horses, which might be why she often smelled like one, to the despair of her mother.  Sometimes Arianne felt sorry for Ellaria.  Four girls, and every one of them her father's daughter.  
      The rest of the party kept a more sedate pace.  The princess found herself riding beside Ser Daemon, remembering other rides when they were younger, rides that often ended in embraces.  When she found herself stealing glances at him, tall and gallant in the saddle, Arianne reminded herself that she was heir to Dorne, and him no more than her shield.  "Tell me what you know of this Jon Connington," she commanded.
      "He's dead," said Daemon Sand.  "He died in the Disputed Lands.  Of drink, I've heard it said."      
      "So a dead drunk leads this army?"
      "Perhaps this Jon Connington is a son of that one.  Or just some clever sellsword who has taken on a dead man's name."
      "Or he never died at all."  Could Connington have been pretending to be dead for all these years?  That would require patience worthy of her father.  The thought made Arianne uneasy.  Treating with a man that subtle could be perilous.  "What was he like before he... before he died?"
      "I was a boy at Godsgrace when he was sent into exile.  I never knew the man."
      "Then tell me what you've heard of him from others."
      "As my princess commands.  Connington was Lord of Griffin's Roost when Griffin's Roost was still a lordship worth the having.  Prince Rhaegar's squire, or one of them.  Later Prince Rhaegar's friend and companion.  The Mad King named him Hand during Robert's Rebellion, but he was defeated at Stoney Sept in the Battle of the Bells, and Robert slipped away.  King Aerys was wroth, and sent Connington into exile.  There he died."
      "Or not."  Prince Doran had told her all of that.  There must be more.  "Those are just the things he did.  I know all that.  What sort of man was he?  Honest and honorable, venal and grasping, proud?"
      "Proud, for a certainty.  Even arrogant.  A faithful friend to Rhaegar, but prickly with others.  Robert was his liege, but I've heard it said that Connington chafed at serving such a lord.  Even then, Robert was known to be fond of wine and whores."
      "No whores for Lord Jon, then?"
      "I could not say.  Some men keep their whoring secret."
      "Did he have a wife?  A paramour?"
      Ser Daemon shrugged.  "Not that I have ever heard."
      That was troubling too.  Ser Arys Oakheart had broken his vows for her, but it did not sound as if Jon Connington could be similarly swayed.  Can I match such a man with words alone?
    The princess lapsed into silence, all the while pondering what she would find at journey's end.  That night when they made camp, she crept into the tent she shared with Jayne Ladybright and Elia Sand and slipped the bit of parchment out of her sleeve to read the words again.

      To Prince Doran of House Martell,
      You will remember me, I pray.  I knew your sister well,
      and was a leal servant of your good-brother.  I grieve
      for them as you do.  I did not die, no more than did
      your sister's son.  To save his life we kept him hidden,
      but the time for hiding is done.  A dragon has returned
      to Westeros to claim his birthright and seek vengeance
      for his father, and for the princess Elia, his mother.
      In her name I turn to Dorne.  Do not forsake us.  
                                   Jon Connington
                                   Lord of Griffin's Roost
                                   Hand of the True King

      Arianne read the letter thrice, then rolled it up and tucked it back into her sleeve.  A dragon has returned to Westeros, but not the dragon my father was expecting.  Nowhere in the words was there a mention of Daenerys Stormborn... nor of Prince Quentyn, her brother, who had been sent to seek the dragon queen.  The princess remembered how her father had pressed the onyx cyvasse piece into her palm, his voice hoarse and low as he confessed his plan.  A long and perilous voyage, with an uncertain welcome at its end, he had said.  He has gone to bring us back our heart's desire.  Vengeance.  Justice.  Fire and blood.
     Fire and blood was what Jon Connington (if indeed it was him) was offering as well.  Or was it?  "He comes with sellswords, but no dragons," Prince Doran had told her, the night the raven came.  "The Golden Company is the best and largest of the free companies, but ten thousand mercenaries cannot hope to win the Seven Kingdoms.  Elia's son... I would weep for joy if some part of my sister had survived, but what proof do we have that this is Aegon?"  His voice broke when he said that.  "Where are the dragons?" he asked.  "Where is Daenerys?" and Arianne knew that he was really saying, "Where is my son?"
      In the Boneway and the Prince's Pass, two Dornish hosts had massed, and there they sat, sharpening their spears, polishing their armor, dicing, drinking, quarreling, their numbers dwindling by the day, waiting, waiting, waiting for the Prince of Dorne to loose them on the enemies of House Martell.  Waiting for the dragons.  For fire and blood.  For me.  One word from Arianne and those armies would march... so long as that word was dragon.  If instead the word she sent was war, Lord Yronwood and Lord Fowler and their armies would remain in place.  The Prince of Dorne was nothing if not subtle; here war meant wait.  
      At mid-morning on the third day Ghost Hill loomed up before them, its chalk-white walls shining against the deep blue of the Sea of Dorne.  From the square towers at the castle's corners flew the banners of House Toland; a green dragon biting its own tail, upon a golden field.  The sun-and-spear of House Martell streamed atop the great central keep, gold and red and orange, defiant.
      Ravens had flown ahead to warn Lady Toland of their coming, so the castle gates were open, and Nymella's eldest daughter rode forth with her steward to meet them near the bottom of the hill.  Tall and fierce, with a blaze of bright red hair tumbling about her shoulders, Valena Toland greeted Arianne with a shout of, "Come at last, have you?  How slow are those horses?"
      "Swift enough to outrun yours to the castle gates."                  
      "We will see about that."  Valena wheeled her big red around and put her heels into him, and the race was on, through the dusty lanes of the village at the bottom of the hill, as chickens and villagers alike scrambled out of their path.  Arianne was three horse lengths behind by the time she got her mare up to a gallop, but had closed to one halfway up the slope.  The two of them were side-by-side as they thundered towards the gatehouse, but five yards from the gates Elia Sand came flying from the cloud of dust behind them to rush past both of them on her black filly.
      "Are you half horse, child?" Valena asked, laughing, in the yard.  "Princess, did you bring a stable girl?"
      "I'm Elia," the girl announced.  "Lady Lance."
      Whoever hung that name on her has much to answer for.  Like as not it had been Prince Oberyn, though, and the Red Viper had never answered to anyone but himself.
      "The girl jouster," Valena said.  "Yes, I've heard of you.  Since you were the first to the yard, you've won the honor of watering and bridling the horses."
      "And after that find the bath house," said Princess Arianne.  Elia was chalk and dust from heels to hair.  
      That night Arianne and her knights supped with Lady Nymella and her daughters in the great hall of the castle.  Teora, the younger girl, had the same red hair as her sister, but elsewise could not have been more different.  Short, plump, and so shy she might have passed for a mute, she displayed more interest in the spiced beef and honeyed duck than in the comely young knights at the table, and seemed content to let her lady mother and her sister speak for House Toland.      
      "We have heard the same tales here that you have heard at Sunspear," Lady Nymella told them as her serving man poured the wine.  "Sellswords landing on Cape Wrath, castles under siege or being taken, crops seized or burned.  Where these men come from and who they are, no one is certain."
      "Pirates and adventurers, we heard at first," said Valena.  "Then it was supposed to be the Golden Company.  Now it's said to be Jon Connington, the Mad King's Hand, come back from the grave to reclaim his birthright.  Whoever it is, Griffin's Roost has fallen to them.  Rain House, Crow's Nest, Mistwood, even Greenstone on its island.  All taken."
      Arianne's thoughts went at once to her sweet Spotted Slyva.  "Who would want Greenstone?  Was there a battle?"
      "Not as we have heard, but all the tales are garbled."
      "Tarth has fallen too, some fisherfolk will tell you," said Valena.  "These sellswords now hold most of Cape Wrath and half the Stepstones.  We hear talk of elephants in the rainwood."
      "Elephants?"  Arianne did not know what to think of that.  "Are you certain?  Not dragons?"
      "Elephants," Lady Nymella said firmly.
      "And krakens off the Broken Arm, pulling under crippled galleys," said Valena.  "The blood draws them to the surface, our maester claims.  There are bodies in the water.  A few have washed up on our shores.  And that's not half of it.  A new pirate king has set up on Torturer's Deep.  The Lord of the Waters, he styles himself.  This one has real warships, three-deckers, monstrous large.  You were wise not to come by sea.  Since the Redwyne fleet passed through the Stepstones, those waters are crawling with strange sails, all the way north to the Straights of Tarth and Shipbreaker's Bay.  Myrmen, Volantenes, Lyseni, even reavers from the Iron Islands.  Some have entered the Sea of Dorne to land men on the south shore of Cape Wrath.  We found a good fast ship for you, as your father commanded, but even so... be careful."
      It is true, then.  Arianne wanted to ask after her brother, but her father had urged her to watch every word.  If these ships had not brought Quentyn home again with his dragon queen, best not to mention him.  Only her father and a few of his most trusted men knew about her brother's mission to Slaver's Bay.  Lady Toland and her daughters were not amongst them.  If it were Quentyn, he would have brought Daenerys back to Dorne, surely.  Why would he risk a landing on Cape Wrath, amongst the stormlords?      
       "Is Dorne at risk?" Lady Nymella asked.  "I confess, each time I see a strange sail my heart leaps to my throat.  What if these ships turn south?  The best part of the Toland strength is with Lord Yronwood in the Boneway.  Who will defend Ghost Hill if these strangers land upon our shores?  Should I call my men home?"
      "Your men are needed where they are, my lady," Daemon Sand assured her.  Arianne was quick to nod.  Any other counsel could well lead to Lord Yronwood's host unravelling like an old tapestry as each man rushed home to defend his own lands against supposed enemies who might or might not ever come.  "Once we know beyond a doubt whether these be friends or foes, my father will know what to do," the princess said.
      It was then that pasty, pudgy Teora raised her eyes from the creamcakes on her plate.  "It is dragons."      
      "Dragons?"  said her mother.  "Teora, don't be mad."
      "I'm not.  They're coming."
      "How could you possibly know that?" her sister asked, with a note of scorn in her voice.  "One of your little dreams?"
      Teora gave a tiny nod, chin trembling.  "They were dancing.  In my dream.  And everywhere the dragons danced the people died."
      "Seven save us."  Lady Nymella gave an exasperated sigh.
"If you did not eat so many creamcakes you would not have such dreams.  Rich foods are not for girls your age, when your humors are so unbalanced.  Maester Toman says -- "
      "I hate Maester Toman," Teora said.  Then she bolted from the table, leaving her lady mother to make apologies for her.
      "Be gentle with her, my lady," Arianne said.  "I remember when I was her age.  My father despaired of me, I'm sure."  
      "I can attest to that."  Ser Daemon took a sip of wine and said, "House Toland has a dragon on its banners."  
      "A dragon eating its own tail, aye," Valena said.  "From the days of Aegon's Conquest.  He did not conquer here.  Elsewhere he burned his foes, him and his sisters, but here we melted away before them, leaving only stone and sand for them to burn.  And round and round the dragons went, snapping at their tails for want of any other food, till they were tied in knots."
      "Our forebears played their part in that," Lady Nymella said proudly.  "Bold deeds were done, and brave men died.  All of it was written down by the maesters who served us.  We have books, if my princess would like to know more."
      "Some other time, perhaps," said Arianne.
      As Ghost Hill slept that night, the princess donned a hooded cloak against the chill and and walked the castle battlements to clear her thoughts.  Daemon Sand found her leaning on a parapet and gazing out to sea, where the moon was dancing on the water.  "Princess," he said.  "You ought to be abed."
      "I could say the same of you."  Arianne turned to gaze upon his face.  A good face, she decided.  The boy I knew has become a handsome man.  His eyes were as blue as a desert sky, his hair the light brown of the sands they had just crossed.  A close-cropped beard followed the thin of a strong jaw, but could not quite hide the dimples when he smiled.  I always loved his smile.
     The Bastard of Godsgrace was one of Dorne's finest swords as well, as might be expected from one who had been Prince Oberyn's squire and had received his knighthood from the Red Viper himself.  Some said that he had been her uncle's lover too, though seldom to his face.  Arianne did not know the truth of that.  He had been her lover, though.  At fourteen she had given him her maidenhead.  Daemon had not been much older, so their couplings had been as clumsy as they were ardent.  Still, it had been sweet.  
      Arianne gave him her most seductive smile.  "We might share a bed together."
      Ser Daemon's face was stone.  "Have you forgotten, princess?  I am bastard born."  He took her hand in his.  "If I am unworthy of this hand, how can I be worthy of your cunt?"
      She snatched her hand away.  "You deserve a slap for that."        
      "My face is yours.  Do what you will."
      "What I will you will not, it seems.  So be it.  Talk with me instead.  Could this truly be Prince Aegon?"
      "Gregor Clegane ripped Aegon out of Elia's arms and smashed his head against a wall," Ser Daemon said.  "If Lord Connington's prince has a crushed skull, I will believe that Aegon Targaryen has returned from the grave.  Elsewise, no.  This is some feigned boy, no more.  A sellsword's ploy to win support."
      My father fears the same.  "If not, though... if this truly is Jon Connington, if the boy is Rhaegar's son... "
      "Are you hoping that he is, or that he's not?"
      "I... it would give great joy to my father if Elia's son were still alive.  He loved his sister well."
      "It was you I asked about, not your father."
      So it was.  "I was seven when Elia died.  They say I held her daughter Rhaenys once, when I was too young to remember.  Aegon will be a stranger to me, whether true or false."  The princess paused.  "We looked for Rhaegar's sister, not his son."  Her father had confided in Ser Daemon when he chose him as his daughter's shield; with him at least she could speak freely.  "I would sooner it were Quentyn who'd returned."
      "Or so you say," said Daemon Sand.  "Good night, princess."  He bowed to her, and left her standing there.
       What did he mean by that?  Arianne watched him walk away.  What sort of sister would I be, if I did not want my brother back?  It was true, she had resented Quentyn for all those years that she had thought their father meant to name him as his heir in place of her, but that had turned out to be just a misunderstanding.  She was the heir to Dorne, she had her father's word on that.  Quentyn would have his dragon queen, Daenerys.
      In Sunspear hung a portrait of the Princess Daenerys who had come to Dorne to marry one of Arianne's forebears.  In her younger days Arianne had spent hours gazing at it, back when she was just a pudgy flat-chested girl on the cusp of maidenhood who prayed every night for the gods to make her pretty.  A hundred years ago, Daenerys Targaryen came to Dorne to make a peace.  Now another comes to make a war, and my brother will be her king and consort.  King Quentyn.  Why did that sound so silly?  
      Almost as silly as Quentyn riding on a dragon.  Her brother was an earnest boy, well-behaved and dutiful, but dull.  And plain, so plain.  The gods had given Arianne the beauty she had prayed for, but Quentyn must have prayed for something else.  His head was overlarge and sort of square, his hair the color of dried mud.  His shoulders slumped as well, and he was too thick about the middle.  He looks too much like Father.
      "I love my brother," said Arianne, though only the moon could hear her.  Though if truth be told, she scarcely knew him.  Quentyn had been fostered by Lord Anders of House Yronwood, the Bloodroyal, the son of Lord Ormond Yronwood and grandson of Lord Edgar.  In his youth her uncle Oberyn had fought a duel with Edgar, had given him a wound that mortified and killed him.  Afterward men called him 'the Red Viper,' and spoke of poison on his blade.  The Yronwoods were an ancient house, proud and powerful.  Before the coming of the Rhoynar they had been kings over half of Dorne, with domains that dwarfed those of House Martell.  Blood feud and rebellion would surely have followed Lord Edgar's death, had not her father acted at once.  The Red Viper went to Oldtown, thence across to the narrow sea to Lys, though none dared call it exile.  And in due time, Quentyn was given to Lord Anders to foster as a sign of trust.  That helped to heal the breach between Sunspear and the Yronwoods, but it had opened new ones between Quentyn and the Sand Snakes... and Arianne had always been closer to her cousins than to her distant brother.
      "We are still the same blood, though," she whispered.  "Of course I want my brother home.  I do."  The wind off the sea was raising gooseprickles all up and down her arms.  Arianne pulled her cloak about herself, and went off to seek her bed.
      Their ship was called the Peregrine.  They sailed upon the morning tide.  The gods were good to them, the sea calm.  Even with good winds, the crossing took a day and a night.  Jayne Ladybright grew greensick and spent most of the voyage spewing, which Elia Sand seemed to find hilarious.  "Someone needs to spank that child," Joss Hood was heard to say... but Elia was amongst those who heard him say it.  
         "I am almost a woman grown, ser," she responded haughtily.  "I'll let you spank me, though... but first you'll need to tilt with me, and knock me off my horse."
      "We are on a ship, and without horses," Joss replied.
      "And ladies do not joust," insisted Ser Garibald Shells, a far more serious and proper young man than his companion.
      "I do.  I'm Lady Lance."
      Arianne had heard enough.  "You may be a lance, but you are no lady.  Go below and stay there till we reach land."
      Elsewise the crossing was uneventful.  At dusk they spied a galley in the distance, her oars rising and falling against the evening stars, but she was moving away from them, and soon dwindled and was gone.  Arianne played a game of cyvasse with Ser Daemon, and another one with Garibald Shells, and somehow managed to lose both.  Ser Garibald was kind enough to say that she played a gallant game, but Daemon mocked her.  "You have other pieces beside the dragon, princess.  Try moving them sometime."
      "I like the dragon."  She wanted to slap the smile off his face.  Or kiss it off, perhaps.  The man was as smug as he was comely.  Of all the knights in Dorne, why did my father chose this one to be my shield?  He knows our history.  "It is just a game.  Tell me of Prince Viserys."
      "The Beggar King?"  Ser Daemon seemed surprised.  
      "Everyone says that Prince Rhaegar was beautiful.  Was Viserys beautiful as well?"
      "I suppose.  He was Targaryen.  I never saw the man."
      The secret pact that Prince Doran had made all those years called for Arianne to be wed to Prince Viserys, not Quentyn to Daenerys.  It had all come undone on the Dothraki sea, when he was murdered.  Crowned with a pot of molten gold.  "He was killed by a Dothraki khal," said Arianne.  "The dragon queen's own husband."
      "So I've heard.  What of it?"      
      "Just... why did Daenerys let it happen?  Viserys was her brother.  All that remained of her own blood."
      "The Dothraki are a savage folk.  Who can know why they kill?  Perhaps Viserys wiped his arse with the wrong hand."
      Perhaps, thought Arianne, or perhaps Daenerys realized that once her brother was crowned and wed to me, she would be doomed to spend the rest of her life sleeping in a tent and smelling like a horse.  "She is the Mad King's daughter," the princess said.  "How do we do know -- "
      "We cannot know," Ser Daemon said.  "We can only hope."

________________________________________________________________________

Excerpt from THE WINDS OF WINTER

В то утро, когда она покидала Водяные Сады, ее отец поднялся из кресла и расцеловал ее в обе щеки.
- Вручаю тебе судьбу Дорна, дочь моя, - в ее ладонь лег свернутый пергамент. - Да будет путь твой легок и чист, будь моими глазами, моими ушами и моим голосом... но главное, будь осторожна.
- Да, отец.
Она не плакала. Арианна Мартелл была княжной дорнийской, а дорнийцы не расходуют воду зря. А всплакнуть очень хотелось. Не от поцелуев отца и не от его речей глаза у Арианны были на мокром месте - но от усилий, которые он приложил, чтобы подняться на ноги. На трясущиеся ноги, с распухшими суставами, горящими от подагры. И все же он встал, потому что любил ее. Потому что верил.
"Он верит в меня. Я его не подведу."
Всемером выехали они верхом на семи дорнийских песчаных скакунах. Малому отряду путешествовать проще, чем большому, но дорнийской наследнице не пристало ездить одной. Из Божия Дара прибыл сьер Даэмон Песок - бастард, некогда оруженосец князя Оберина, а теперь защитник Арианны. Из Солнечного Копья - два храбрых молодых рыцаря, Джосс Худ и Гарибальд Шеллс, дабы присовокупить свои мечи к его клинку. Из Водяных Садов - семь воронов и обученный обращаться с ними высокий парень; звали его Нат, но он работал с птицами столько лет, что обращались к нему исключительно "Перо". А поскольку Арианна была княжной, у которой должны быть служанки-сопровождающие, таковыми стали красотка Джейн Ледибрайт и дикарка Элия Песок, дева четырнадцати весен от роду.

Они выехали на север и отклонились к северо-западу, сквозь пустоши, бесплодные равнины и белые дюны, направляясь к Холму Призраков, твердыне Дома Толанд, где ожидал корабль, назначенный перевезти их через Дорнийское море.
- Будут вести, пришлешь ворона, - сказал князь Доран, - но сообщай лишь то, в чем совершенно уверена. Мы здесь как в тумане, среди слухов, лжи и дорожных баек. Я не смею переходить к действию, пока не буду точно знать, что творится вокруг.
А вокруг - война, думала Арианна, и на сей раз Дорну в стороне не отсидеться.
- Грядут ужас и смерть, - предупредила Эллария Песок, которой тоже предстояло вскоре покинуть общество князя Дорана. - И моим маленьким змейкам следует свернуться клубочком, пережидая бедствия.
Эллария вернулась в Адово Урочище, гнездо своего отца, забрав с собой младшую дочь Лорезу, которой только-только исполнилось семь. Дорея осталась в Водяных Садах, одна среди сотни таких же детей. Обеллу отправили в Солнечное Копье, где ей предстоит прислуживать кравчей у супруги кастеляна, Манфрея Мартелла.
А Элия Песок, старшая из четырех дочерей, которых Эллария родила князю Оберину, поедет через Дорнийское море с Арианной.
- Как леди, а не как копье, - строго велела мать.
Но как и все Песчаные Змейки, Элия на всякий предмет имела собственное мнение.
Чтобы пересечь пустыню, понадобилось два дня и изрядная часть обеих ночей. Трижды они останавливались сменить лошадей. Арианна чувствовала себя в одиночестве, окруженная сплошными незнакомцами. Да, Элия была ее кузиной, но она почти еще ребенок, а Даэмон Песок... между ними все стало совсем иначе с тех пор, как Бастард Божия Дара попросил у князя Дорана ее руки и получил решительный отказ. "Да, он был тогда слишком молод, а бастард все-таки неподходящий консорт для будущей Княгини Дорнийской, Даэмон и сам должен это понимать. И это отец отказал ему, а не я..." Прочих же она вообще почти не знала.

Арианна скучала по друзьям. Дрей, Гарин, Сильва-Крапинка - они были вместе с детства, верные друзья, с которыми она делила сны и секреты, которые поддерживали ее в горестях и помогали смотреть в лицо собственным страхам. Один из них предал ее. И все же она скучала по ним. "Это все моя вина." Арианна втянула их в комплот, планируя украсть Мирцеллу Баратеон и короновать ее - изменнический акт, дабы побудить наконец к действию князя Дорана, - однако чей-то длинный язык все поломал. Неуклюжая конспирация ничего не достигла, разве что бедняжка Мирцелла лишилась части лица, а сьер Арис Окхарт - жизни.
Арианна скучала и по сьеру Арису - даже сильнее, чем могла бы ранее подумать. "Он безумно любил меня, хотя сам не так уж сильно мне нравился. Я нашла ему применение в постели и в плане, взяла его любовь и его честь, а взамен ничего не дала, кроме собственного тела." Вот он и не смог жить со всем содеянным. Иначе зачем бы ее белый рыцарь галопом рванул прямо навстречу Арео Хотаху и его секире, зная, что умрет? "Я была глупой наивной девчонкой, которая полагала, что игра престолов - что-то вроде того, как трактирные пьяницы катают кости."
Цена ее глупости была высока. Дрея отослали за пол-света в Норвос, Гарина изгнали в Тирош на два года, а ее славную, глупо улыбающюяся Сильву выдали замуж за Элдона Эстермонта, почти ровесника ее деда. Сьер Арис поплатился жизнью, а Мирцелла - ухом.
Невредимым сбежал лишь сьер Герольд Дейн. Темная Звезда. Не отшатнись лошадка Мирцеллы в последний миг, его меч не оттяпал бы ей ухо, а развалил бы девочку от плеча до талии. За Дейна, за содеянное им Арианна винила себя больше всего. Одним ударом меча он превратил ее скромный камерный заговор в жестокое и кровавое действо. Если боги смилостявятся, Обара Песок вскоре доберется до Дейна в его высокогорной норе и прикончит его прямо там.
Первой же ночью она сказала это Даэмону Песку, когда они встали лагерем.
- Будь осторожной в своих молитвах, княжна, - ответил он, - ибо с тем же успехом Темная звезда сам может покончить с леди Обарой.
- С ней Арео Хотах. - Капитан гвардии князя Дорана свалил сьера Ариса одним ударом, хотя белые плащи носят, как предполагается, самые лучшие рыцари королевства. - С Хотахом ни одному человеку не справиться.
Сьер Даэмон поморщился.
- А разве Темная Звезда человек? Человек не сотворил бы того, что он сделал с принцессой Мирцеллой. Сьер Герольд - змей, каким никогда не был даже твой дядя. Князь Оберин чуял его ядовитую натуру, он сам так не раз говорил. Жаль, что ему не случилось самому сойтись с Дейном и убить его.
"Ядовитая натура. Да. Но насколько же привлекательная..." Так он ее и обманул. Герольд Дейн был суров и жесток, но настолько хорош собой, что княжна не поверила половине слухов, которые его окружали. Красавчики всегда были ее слабостью - особенно те, которых считали темными и опасными... "Так было раньше, когда я была просто девушкой. Сейчас я женщина. Дочь своего отца. Я усвоила этот урок."
Еще до рассвета они снова пустились в путь. Элия Песок возглавляла колонну, черная коса летела за нею, пока она мчалась по сухим растрескавшимся пустошам и распадкам. Девчонка была без ума от лошадей. Возможно, поэтому частенько и пахла точно так же, к вящему отчаянью собственной матери. Порой Арианне было даже жаль Элларию. Четыре девочки - и каждая точная копия своего отца.
Прочий отряд выдерживал более ровный темп. Княжна держалась бок о бок со сьером Даэмоном, вспоминая былые поездки, когда оба они были моложе - поездки, которые нередко заканчивались объятиями. Поймав себя на том, что украдкой посматривает на него - рослого, великолепного наездника, - Арианна еще раз напомнила себе, что она - наследница Дорна, а он лишь ее защитник.
- Расскажи мне, что ты знаешь об этом Джоне Коннингтоне, - велела она.
- Он мертв, - отозвался Даэмон Песок. - Умер на Спорных землях. От пьянства, так я слышал.
- Итак, армию ведет мертвый пьяница?
- Возможно, наш Джон Коннингтон - его сын. Или просто хитрый наемник, который взял имя покойного.
- Или же он вообще не умирал.
Мог Коннингтон все эти годы изображать из себя мертвеца? Такое терпение оценил бы по достоинству даже ее отец. Арианне стало неуютно, с человеком, способным на подобное, надо держаться очень, очень осторожно.
- А какой он был, до того как... до того, как умер?
- Когда его изгнали, я был лишь мальчишкой в Божием даре. Я никогда его не видел.
- Тогда расскажи, что ты о нем слышал от других.
- Как пожелает княжна. Коннингтон был лордом Грифоньего Насеста в те годы, когда Грифоний Насест еще считался достойным владением. Оруженосец принца Раэгара - один из оруженосцев. Потом - друг и спутник принца Раэгара. Безумный Король сделал его Десницей во время восстания Роберта, но Коннингтона разбили под Каменной Септой в Колокольной битве и Роберт ускользнул. Король Аэрис пришел в ярость и отправил Коннингтона в изгнание. Там он и умер.
- Или не умер. - Все это ей рассказывал и князь Доран. Должно быть что-то еще. - Ты пересказываешь то, что он сделал, все это я знаю. Но каким человеком он был? Честным и достойным, алчным и продажным, гордым?
- Гордым, это точно. Даже заносчивым. Верный друг Раэгару, но с остальными ходячая заноза. Вассал Роберта, однако я слышал, что Коннингтона раздражал такой сюзерен. Даже до восстания Роберт приобрел репутацию любителя вина и шлюх.
- То есть шлюхами лорд Джон не увлекался?
- Не знаю. Некоторые предпочитают посещать бордели инкогнито.
- Жена у него была? Или любовница?
Сьер Даэмон пожал плечами.
- Я о таких не слышал.
Еще одна сложность. Сьер Арис Окхарт ради нее преступил свои обеты, но похоже, лорда Джона Коннингтона тем же способом не соблазнить. "Смогу ли я одолеть такого человека одними лишь речами?"
Княжна молча покачивалась в седле, размышляя, что ожидает их в конце дороги.
Следующей ночью в лагере она вползла в шатер, который делила с Джейн Ледибрайт и Элией Песок, и вынула из рукава лист пергамента, чтобы снова перечитать написанное.

Князю Дорану из Дома Мартелл,

Вы, надеюсь, помните меня. Я хорошо знал вашу сестру и был вернейшим слугой вашего зятя. Скорблю о них вместе с вами. Но я не умер, как не умер и сын вашей сестры. Чтобы спасти его жизнь, мы скрывали его - но время скрываться завершилось. Дракон вернулся в Вестерос, дабы вернуть себе то, что по праву его, и взыскать отмщения за своего отца, а также за свою мать, принцессу Элию. Его именем я обращаюсь к Дорну. Не измените нам.

Джон Коннингтон,
Лорд Грифоньего Насеста,
Десница истинного короля.

Трижды Арианна перечитала послание, затем свернула и снова спрятала в рукав. "Дракон вернулся в Вестерос... но не тот дракон, которого ждал отец." Здесь ни слова о Даэнерис Бурерожденной... и ни слова о князе Квентине, ее брате, которого послали на поиски драконьей королевы. Княжна помнила, как отец втиснул ей в ладонь ониксовую фигурку кивассы, тихим шепотом пересказывая свой план. Долгое и опасное путешествие, исход которого предсказать нельзя, он сказал. Обратно он  должен привезти то, чего жаждут наши сердца. Возмездие. Справедливость. Огонь и кровь.
Джон Коннингтон, если это действительно он, тоже говорил "Огонь и кровь". Но так ли это?
- Он привел наемников, но не драконов, - в ночь, когда прилетел ворон, проговорил князь Доран. - "Золотой отряд" - самый крупный и сильный из вольных отрядов, однако десять тысяч наемников никак не могут завоевать Семь Королевств. Сын Элии... я рыдал бы от счастья, окажись моя сестра жива хотя бы в своем потомстве, но какие у нас доказательства, что это действительно Аэгон? - Голос его поник. - И где драконы? - вопросил он. - Где Даэнерис?
И Арианна понимала, что на самом деле он спрашивает: "Где мой сын?"
Костяной путь и Княжий перевал перекрыли два дорнийских воинства - и они сидели в лагерях, остря копья, полируя доспехи, играя в кости, пьянствуя и ругаясь, число их уменьшалось с каждым днем. Ожидание, ожидание, ожидание... Они ждали, когда Князь Дорнийский спустит их на врагов Дома Мартелл. Ждали драконов. Огня и крови.
"Меня."
Одно слово от Арианны - и армии эти двинутся в путь... если словом этим будет "дракон". Если же словом ее будет "война", лорд Айронвуд и лорд Фаулер вместе с собранными воинствами останутся на месте. Князь Дорнийский разбирался в интригах как никто другой, и "война" в данном случае значило "ожидание".

В предполуденные часы третьего дня впереди всплыл Холм Призраков, белые как мел стены на фоне глубокой синевы Дорнийского моря. Над квадратными башнями в углах крепости реяли знамена Дома Толанд - зеленый дракон, кусающий себя за хвост, на золотом поле. Солнце-с-копьем Дома Мартелл плескалось над центральной цитаделью, золотое, красное и оранжевое. Непокорное.
Воронов, предупреждая леди Толанд об их прибытии, выпустили заранее, ворота замка были открыты, и старшая дочь Нимеллы выехала вместе с управителем встретить их у подножья холма. Высокая и нетерпеливая, с разметавшейся по плечам огненно-рыжей гривой, Валена Толанд громко приветствовала Арианну:
- Ну наконец-то, где вы шляетесь со своими клячами?
- Наши клячи достаточно хороши, чтобы обогнать твою до замковых ворот.
- Посмотрим.
Вздернув своего рыжего рысака на дыбы, Валена развернулась и пришпорила коня. И началась бешеная скачка сквозь пыльные улочки селения у подножия холма, а цыплята и крестьяне, хором пища, торопились убраться с дороги. Переходя в галоп, Арианна была на три корпуса позади, но к середине склона сократила отрыв до полутора. У караульной будки в сотне шагов от ворот они мчали бок о бок. В пяти ярдах от ворот из тучи пыли позади вырвалась Элия Песок на своей черной кобылке и обошла их обеих.
Уже во дворе Валена расхохоталась:
- Дитя, ты что, сама наполовину лошадь? Княжна, ты привезла с собой конскую обслугу?
- Я Элия, - заявила девочка, - Леди-Копье.
Кто бы ни назвал ее так - он за это ответит. Впрочем, скорее всего это был сам князь Оберин, а Красный Змей всегда отвечал лишь перед самим собой.
- А, девочка-с-ристалищ, - кивнула Валена, - слышала о тебе. Что ж, раз ты первой оказалась во дворе, тебе и принадлежит честь напоить и вычистить лошадей.
- А потом найти ванну и вымыться самой, - добавила Арианна. Элия была в мелу и пыли с головы до пят.

Тем вечером Арианна и ее рыцари ужинали в главном чертоге с леди Нимеллой и ее дочерями. Теора, младшая, была такой же рыжей, как ее сестра, но во всем прочем ни капельки на нее не походила. Невысокая, пухленькая и такая застенчивая, что легко могла бы сойти за немую, она куда больше внимания уделяла пряному мясу и утке в меду, чем наличию за тем же столом двух достойных молодых рыцарей, и охотно уступала леди-матери и сестре честь выражать волю Дома Толанд.
- Мы тут слышали примерно то же, что и вы в Солнечном Копье, - сказала леди Нимелла, когда слуга наполнил кубки вином. - Наемники высадились на мысе Гнева, какие-то замки взяли приступом, какие-то в осаду, урожай на полях то ли спален, то ли увезен. Кто эти люди и откуда они - толком не знает никто.
- Пираты и искатели легкой поживы, сперва говорили так, - добавила Валена. - Потом это вроде как оказался "Золотой Отряд". Теперь говорял, что это лорд Джон Коннингтон, десница Безумного Короля, восстал из могилы и требует то, что по праву его. Но кто бы они ни были - эти люди взяли Грифоний Насест. А еще Дождливый Дом, Воронье Гнездо, Туманный Лес и даже Диорит, хотя он и на острове. Все сдались.
Арианна сразу же вспомнила о Сильве-Крапинке.
- Кому вообще понадобился тот Диорит? Там было сражение?
- Мы не слышали, но слухи противоречивы.
- Кое-кто из рыбаков утверждал, что и Тарт пал, - проговорила Валена. - Наемники держат большую часть Мыса Гнева и половину Ступеней. И еще говорят, что у них в лесу слоны.
- Слоны? - Арианна не знала, что и думать. - Вы уверены? Не драконы?
- Слоны, - подтвердила леди Нимелла.
- А на Перебитой руке - кракены, которые охотятся за разбитыми кораблями, - сказала Валена. - Наш мейстер утверждает, что на поверхность их вытянула кровь. Трупов в море изрядно. Нескольких выкинуло и на наш берег. И это еще далеко не все. В Пучине Палача объявился новый король-пират, который именует себя "Владыкой Вод". У него есть настоящие боевые корабли - трехпалубники, жутко большие. Для вас было бы лучше не соваться в море. С тех пор, как флот Редвинов миновал Ступени, все эти воды заполонили чужеземные корабли - до самого Тарта и Губительных Валов. Мирийцы, волантийцы, лиссцы, и даже железяне. И кое-кто из них входит в Дорнийское море, чтобы высадить людей на южном берегу Мыса Гнева. Как и велел твой отец, мы нашли для вас хороший быстрый корабль, но даже с ним... будьте осторожны.
Значит, правда. Арианна хотела спросить о брате, но отец велел ей следить за каждым своим словом. Если с этими кораблями не вернулся Квентин и его драконья королева, лучше о нем не упоминать. Лишь ее отец и пара самых его доверенных советников знали о путешествии Квентина в Залив Работорговцев. Леди Толанд и ее дочери в число доверенных лиц не входили. Но будь там Квентин, он привез бы Даэнерис прямо в Дорн, зачем бы он стал рисковать, высаживаясь на мысе Гнева, среди штормлордов?
- Угрожает ли что-либо Дорну? - спросила леди Нимелла. - Сознаюсь, всякий раз при виде чужого паруса сердце мое подпрыгивает. А если эти корабли повернут на юг? Лучшие воины Толандов с лордом Айронвудом у Костяного пути. Кто оборонит Холм Призраков, если чужеземцы высадятся на наших берегах? Не призвать ли мне их обратно?
- Ваши люди нужны там, где они сейчас, миледи, - заверил ее Даэмон Песок.
Арианна быстро кивнула: любой другой ответ, и воинство под командованием лорда Айронвуда расползется по клочкам как старый гобелен, потому что все кинутся по домам защищать их от врага, который то ли придет, то ли нет.
- Как только мы точно узнаем, друзья они или враги, мой отец будет знать, что делать, - сказала княжан.
И тут поглощенная лишь сама собой толстушка теора оторвала взгляд от пампушек с кремом.
- Это драконы.
- Драконы? - переспросила ее мать. - Теора, ты бредишь.
- А вот и нет. Они идут.
- Откуда ты можешь это знать? - с оттенком насмешки поинтересовалась старшая сестра. - Снова один из твоих снов?
Теора едва заметно кивнула, подбородок ее дрожал.
- Они танцевали. В моем сне. А там, где танцевали драконы, умирали люди.
- Да хранят нас Семеро, - выдохнула леди Нимелла. - Вот не ела бы ты столько пампушек, не было бы у тебя подобных снов. Столь сытная еда не пристала девицам твоих лет, пока токи в теле еще не уравновесились, мейстер Томан говорит...
- Терпеть не могу мейстера Томана, - заявила теора и выбежала вон, предоставив леди-матери извиняться за ее поведение.
- Будьте с ней ласковее, мидеди, - заметила Арианна. - Я помню себя в ее годы. И была уверена, что отец махнул на меня рукой.
- Воистину так, готов подтвердить. - Сьер Даэмон отпил немного вина. - У Дома Толанд дракон в гербе.
- Дракон, поедающий собственный хвост, да, - кивнула Валена. - Со дней Аэгона Завоевателя. Здесь ему ничего не удалось завоевать. В иных землях он сжигал своих врагов, он и его сестры, но здесь мы растворились перед ними, оставляя лишь песок и камень, и драконы блуждали кругами, кусая себя за хвосты, ибо иной пищи у них не было, пока не свалились от усталости, завязанные узлом.
- Наши предки участвовали в этом, - гордо проговорила леди Нимелла, - были славные подвиги, которые стоили жизни иным храбрецам. Все это записали наши мейстеры. У нас есть книги, и если княжне угодно узнать больше...
- В другой раз, возможно, - отозвалась Арианна.

Ночью, когда Холм Призраков спал, княжна накинула плащ с капюшоном, укрываясь от ночной прохлады, и вышла на замковую галерею, чтобы как следует подумать. Даэмон Песок нашел ее у парапета, смотрящей в морской горизонт, на танцующий над водой полумесяц.
- Княжна, - проговорил он, - тебе следует быть в постели.
- То же могу сказать и о тебе.
Арианна развернулась и взглянула ему в лицо. Хорошее лицо. "Мальчик, которого я знала, вырос красивым мужчиной. Глаза синие, как небо над пустыней, волосы цвета темного песка, какой мы недавно пересекли, короткая бородка подчеркивает мощную челюсть, но не прячет ямочек на щеках, когда он улыбается. Я всегда обожала его улыбку."
Бастард Божия Дара был еще и одним из лучших клинков Дорна - чего и следовало ожидать от оруженосца князя Оберина, которого Красный Змей посвятил в рыцари самолично. Говорили также, что он был и любовником ее дяди. Впрочем, тихо и за его спиной. Так ли это, Арианна не знала, но вот ЕЕ любовником он был. В четырнадцать лет она отдала ему свое девство. Даэмон и сам был немногим старше, и эксерсисы их были в равной степени неуклюжими и пылкими. Но им было хорошо.
Арианна изобразила лучшую из своих соблазнительных улыбок.
- Можем отправиться в постель вместе.
Лицо сьера Даэмона было каменным.
- Ты забыла, княжна? Я рожден бастардом. - Он слегка сжал ладонь. - Если я недостоин твоей руки, то как могу быть достоин твоей щелки?
Она вырвала руку.
- За такое ты заслуживаешь оплеухи.
- Мое лицо в твоем распоряжении. Делай что хочешь.
- То, чего хочу я, похоже, не хочешь ты сам. Ладно. Тогда хоть поговори со мной. Может ли это действительно быть принц Аэгон?
- Грегор Клиган вырвал Аэгона из рук Элии и размозжил младенцу голову о стену, - ответил сьер Даэмон. - Если у коннингтоновского принца разбитый череп, я поверю, что Аэгон Таргариен восстал из мертвых. А так - нет. Фальшивка. Уловка наемника, которой он надеется обеспечить себе поддержку.
"Вот и отец этого опасается."
- А если все же... если это настоящий Джон Коннингтон, а парень - сын Раэгара...
- Так ты надеешься, что это так, или что это не так?
- Я... Мой отец был бы счастлив, будь сын Элии жив, он очень любил сестру.
- Я спрашиваю тебя, а не твоего отца.
Ну да.
- Мне было семь лет, когда Элия умерла. Говорят, я даже как-то держала на руках ее дочь Раэнис, но я была слишком мала и не помню. Аэгон, настоящий он или поддельный, чужой для меня. - Княжна помолчала. - Мы ждали сестру Раэгара, а не его сына. - Отец доверял сьеру Даэмону, иначе не назначил бы его защитником. С ним она может быть откровенной. - Лучше бы Квентин вернулся.
- Как скажешь, - отозвался Даэмон Песок. - Спокойной ночи, княжна.
Поклонился и оставил ее наедине с ночью.
"О чем это он? - Арианна смотрела ему вслед. - Да какой же я была бы сестрой, не желая возвращения собственному брату?" Да, долгие годы она негодовала, полагая, что отец намерен сделать своим наследником Квентина вместо нее, но оказалось, что всему виной было недопонимание. Она - наследница Дорна, так обещал отец. А у Квентина будет его драконья королева, Даэнерис.
В Солнечном Копье висел портрет принцессы Даэнерис, которая некогда прибыла в Дорн, чтобы выйти замуж за одного из предков Арианны. В младые годы Арианна часами рассматривала его, тогда она еще была пухленькой безгрудой девчушкой на пороге расцвета, и еженощно молилась богам, дабы те сделали ее красивой. "Сто лет назад Даэнерис Таргариен прибыла в Дорн и принесла мир. А теперь грядет другая, и вместе с нею война, а мой брат станет ее королем и консортом. Король Квентин. Как-то глупо звучит."
А еще глупее - представить себе Квентина в драконьем седле. Ее брат был мальчиком серьезным, воспитанным и послушным - но скучным. И некрасивым. Боги одарили Арианну красотой, о которой она молилась, однако Квентин явно молился о чем-то другом. Голова у него слишком большая и почти квадратная, волосы цвета сухой грязи, плечи покатые, да и в поясе он слишком широк. В общем, почти как отец.
- Я люблю брата, - произнесла Арианна, хотя слышал ее лишь полночный месяц.
По правде сказать, она едва знала его. Квентина воспитывал лорд Андерс из дома Айронвуд, Кровнородный, сын лорда Ормонда Айронвуда и внук лорда Эдгара. В молодости ее дядя Оберин дрался на поединке с Эдгаром и нанес ему рану, которая воспалилась и прикончила его. После этого его и прозвали Красным Змеем, поговаривая и о яде на клинке. Айронвуды были старым Домом, гордым и могучим, до прихода ройнаров они звались королями и правили половиной Дорна, причем владения Дома Мартелл сильно им уступали. Смерть лорда Эдгара безусловно переросла бы в кровную месть и восстание, но ее отец не медлил. Красного Змея отправили в Старгород, а оттуда - через Узкое море в Лис, хотя это и не осмеливались назвать изгнанием. А в должное время Квентину передали на воспитание лорду Андерсу в знак доверия. Это помогло закрыть брешь в отношениях между Солнечным Копьем и Айронвудами, но породило новую между Квентином и Песчаными Змейками... а брат, который где-то там далеко, для Арианны всегда был дальше кузин.
- И все же мы одной крови, - прошептала она. - Конечно же я хочу, чтобы мой брат вернулся. Правда хочу.
От морского бриза по коже бежали мурашки. Арианна плотнее завернулась в плащ и ушла на поиски спальных покоев.

Корабль их звался "Странником". Отплыли они с рассветным приливом. Боги были благосклонны к ним и одарили спокойным морем. Даже при лучшем ветре плаванье должно было занять полный день и ночь. Джейн Ледибрайт, вся зеленая от морской болезни, всю дорогу провела, свесившись через борт в приступах рвоты, и Элия Песок от этого зрелища была в диком восторге.
- По этому ребенку розга плачет, - заявил Джосс Худ... и слова эти Элия прекрасно слышала.
- Я почти женщина, сьер рыцарь, - высокомерно отозвалась она. - Однако же я позволю вам пустить в ход упомянутые вами розги... если только вы выйдете против меня на ристалище и сумеете выбить из седла.
- Мы на корабле, здесь нет ни седел, ни лошадей, - ответствовал Джосс.
- А леди в копейных поединках не участвуют, - добавил сьер Гарибальд Шеллс, который был куда серьезнее и сдержаннее своего спутника.
- Я участвую. Я же Леди-Копье.
Тут вмешалась Арианна.
- Может, ты и копье, но уж точно не леди. Иди вниз и сиди там, пока не причалим.
Иначе скандала не избежать.
В сумерках они заметили на горизонте галеру, весла ее размеренно поднимались и опускались - но галера шла иным курсом и вскоре скрылась из виду.
Арианна сыграла партию в кивассу со сьером Даэмоном, потом с Гарибальдом Шеллсом, и умудрилась продуть дважды. Сьер Гарибальд сделал хорошую мину и похвалил ее за достойную игру, а вот Даэмон не был столь же галантен.
- Княжна, у тебя хватает и других фигур, кроме дракона. Попробуй хоть иногда задействовать и их.
- А мне нравится дракон. - Она хотела оплеухой стереть эту улыбку с его губ. Или впиться в них поцелуем. Красивая самодовольная скотина. "Ну почему из всех дорнийских рыцарей именно его отец выбрал моим защитником? Он же знает нашу историю..." - И вообще, это просто игра. Расскажи мне о принце Визерисе.
- О Короле-Попрошайке? - Сьер Даэмон казался удивленным.
- Говорят, принц Раэгар был прекрасен. А Визерис?
- Наверное. Он же был Таргариен. Я никогда его не видел.
Тайный договор, заключенный князем Дораном много лет назад, предполагал женитьбу принца Визериса на Арианне, а не Квентина на Даэнерис. Все пошло прахом в Дотракийском море, где он был убит. Коронован горшком расплавленного золота.
- Его убил дотракийский кхал, - сказала Арианна. - Муж драконьей королевы.
- Да, я слышал. И что?
- Просто... как Даэнерис позволила такому случиться? Визерис был ее братом. Последним близким родичем.
- Дотракийцы - дикий народ. Кто знает, почему они вообще убивают? Может, Визерис не той рукой задницу подтирал.
"Возможно, - подумала Арианна. - Или же Даэнерис поняла, что когда ее брат получит корону и женится на мне, самой ей остаток жизни придется ночевать в шатре и пахнуть как лошадь."
- Она дочь Безумного Короля, - проговорила принцесса. - Откуда нам знать...
- Ниоткуда, - отозвался сьер Даэмон. - Можем только надеяться.

Поутру, когда она покидала Водные Сады, отец встал со своего кресла, чтобы расцеловать ее в обе щеки.
– В твоих руках судьба Дорна, дочь, – сказал он, вкладывая ей в ладонь пергамент с посланием. – Пусть твое путешествие будет быстрым и безопасным. Будь моими глазами, моими ушами, моим голосом... и прежде всего, береги себя.
– Поберегу, отец.
Она не плакала – Арианна Мартелл была принцессой дорнийской, а дорнийцы не тратят воду по пустякам. Но до слез дело едва-едва не дошло: не поцелуи отца заставили глаза Арианны увлажниться, не его осипший голос, а то усилие, с которым он поднялся на ноги – больные, трясущиеся, с раздувшимися, набрякшими от подагры коленями. Встав с кресла, Доран Мартелл показывал свою любовь; встав, он показывал свою веру.
«Он в меня верит, и я его не подведу».
Всемеро́м они отправились в путь на семи дорнийских пустынных конях. Маленький отряд двигался быстрее бы, чем большой, но наследнице Дорна не под стать путешествовать в одиночестве. Из Дара Богов прибыл сир Дейемон Сэнд – бастард, когда-то оруженосец принца Оберина, теперь присягнувший мечом Арианне. Из Солнечного Копья явилась пара отважных юных рыцарей, Джосс Худ и Гарибальд Шеллс, чтобы вручить Арианне свои мечи. Водные Сады прислали ей семь воронов и рослого юношу, чтобы ухаживать за ними. Его звали Нэт, но этот Нэт столько времени провел со своими птицами, что иначе как Перышком его никто не называл. И, поскольку у принцессы должны быть свои фрейлины, спутницами Арианны стали прекрасная Джейн Ледибрайт и дикая Элия Сэнд, девица четырнадцати лет.
Они отправились к северу через северо-запад, через засушливые земли, прокаленные солнцем равнины и бледные пески к Призрачному Холму, твердыне дома Толандов – там их ждал корабль, который перевезет принцессу и ее спутников через Дорнийское море.
– Посылай ворона, как только у тебя появятся новости, – велел ей принц Доран, – но пиши только о том, что знаешь доподлинно. Мы здесь блуждаем в тумане, в лабиринте слухов, небылиц, моряцких баек. Я и пальцем не пошевелю, пока не буду знать точно, что творится.
«А творится война, – думала Арианна. – И в этот раз Дорн она не минует».
– К нам идут смерть и погибель, – предупредила их Эллария Сэнд, прежде чем сама покинула дворец принца Дорана. – Самое время моим маленьким змейкам разделиться – тем больше шансы пережить войну.
Эллария вернулась в замок своего отца – Адову Нору, и с собой она забрала младшую дочь Лорезу, которой только-только исполнилось семь. Дорея осталась в Водных Садах, затерявшись среди доброй сотни других детей. Обеллу должны были отправить в Солнечное Копье – служить чашницей жене кастеляна Манфри Мартелла.
А Элия Сэнд – старшая из четырех дочерей Элии и принца Оберина – пересечет Дорнийское море вместе с Арианной.
– Как леди, а не как воин, – твердо сказала ее мать, но, как и все песчаные змейки, Элия была себе на уме.
Два дня и почти две ночи они ехали через пустыню, трижды сделав остановку, чтобы сменить лошадей. Арианна чувствовала себя одинокой в окружении незнакомцев. Элия приходилось ей кузиной, но это был еще наполовину ребенок, а Дейемон Сэнд... Арианна не могла относиться к нему так, как прежде – до того, как бастард из Дара Богов посватался к ней, и Доран Мартелл отказал ему. Дейемон был тогда еще мальчишкой, к тому же незаконнорожденным, и не годился в мужья принцессе дорнийской – чем он думал? И это было решение ее отца, а не ее собственное. Других своих спутников она почти и не знала.
Арианне не хватало ее старых друзей. Дрю, Гаррин и милая Сильва-Крапинка были неразлучны с принцессой с детства – верные товарищи, которые хранили секреты, подбадривали, когда ей было грустно, помогали ей одолеть свои страхи. Один из них ее предал – и все же Арианне не хватало их всех в равной степени.
«Это моя вина».
Арианна впутала их в свой заговор – похитить Мирцеллу Баратеон, короновать ее, маленьким мятежом заставить отца поднять большой – но чей-то неверный язык испортил все дело. Наивный сговор кончился ничем – разве что бедная Мирцелла лишилась части лица, а сир Арис Окхарт – жизни.
И сира Ариса не хватало Арианне – много сильнее, чем ей хотелось бы. «Он обезумел от любви ко мне, – говорила себе принцесса, – а он мне в лучшем случае нравился. Я завлекла его к себе постель и в свой заговор, присвоила его любовь и его честь, а ему не отдала ничего, кроме своего тела. В конце концов, после того, что мы сделали, ему расхотелось жить».
Иначе зачем ее белый рыцарь ринулся на секиру Арео Хотаха и умер так, как он умер?
«Своенравная дурочка сыграла в игру престолов так, словно пьяница мечет кости в таверне».
Дорого ей обошлась эта игра. Дрю услали прочь за полмира – в Норвос, Гаррина – в Тирош на два года; милую веселую глупышку Сильву отдали в жену Элдону Эстермонту, который годился ей в деды. Сир Арис расстался с жизнью, а Мирцелла с ухом.
Один только сир Герольд Дейн удрал в целости и сохранности. «Темная Звезда». Не шарахнись в последний момент лошадь Мирцеллы, меч раскроил бы девочку от груди до пояса – а так ей только отрубило ухо. Дейн был худшим из грехов Арианны, тем, о котором принцесса жалела больше всего. Одним ударом меча он превратил неуклюжий заговор в нечто грязное и кровавое. Милостью богов к этому дню Обара Сэнд уже загнала Темную Звезду в его горную крепость и прикончила его.
Именно это она и сказала Дейемону Сэнду в первый вечер, когда они остановились на привал.
– Поосторожнее с молитвами, принцесса, – ответил он. – Темная Звезда и сам запросто может прикончить Обару.
– Вместе с ней Арео Хотах, – капитан стражи принца Дорана убил сира Ариса Окхарта одним ударом, хотя рыцари Королевской Гвардии считались лучшими бойцами во всем государстве. – Ни одному человеку не выстоять против Хотаха.
– Кем-кем вы назвали Темную Звезду? Человеком? – сир Дейемон скривился. – Человек не сделал бы того, что Дейн сделал с принцессой Мирцеллой. Сир Герольд куда больше заслуживает звания змеи, чем ваш дядя. Принц Оберин видел, что это за ядовитая гадина, он не раз так говорил – жаль, что так и не потрудился ее раздавить.
«Гадина, – подумала Арианна. – Да. Вот только красивая гадина». Вот что ее провело – Герольд Дейн был черств и жесток, но так прекрасен на вид, что принцесса и наполовину не поверила тем слухам, что о нем ходили. Красивые юноши всегда были ее слабостью – особенно те, в ком чувствовалось что-то темное и опасное. «Это было раньше, когда я была девочкой, – говорила она себе. – Теперь я женщина, дочь своего отца. Я усвоила урок».
С рассветом они снова отправились в путь. Элия Сэнд скакала впереди, и черная коса вилась у нее за спиной, когда всадница неслась галопом по растрескавшимся сухим равнинам и вверх по склонам холмов. Эта девочка одержима лошадьми – вот почему от нее и разит лошадью, к неудовольствию ее матери. Иногда Арианна от всей души жалела Элларию: четыре дочери, и каждая из них – дочь своего отца.
Остальной отряд двигался более умеренным темпом. Принцесса оказалась рядом с сиром Дейемоном и вспоминала другие конные прогулки прошлых лет, прогулки, которые часто заканчивались объятиями. Арианна ловила себя на брошенных украдкой взглядах в сторону Дейемона – как он высок, как величав в седле – и напоминала себе, что она наследница Дорна, а он всего лишь ее телохранитель.
– Расскажи, что ты знаешь об этом Джоне Коннингтоне, – велела она.
– Он мертв, – сказал Дейемон Сэнд. – Погиб на Спорных Землях. Или спился – я слышал и такие рассказы.
– Значит, этой армией командует мертвый пьяница?
– Может, этот Джон Коннингтон – сын того, покойного. Или просто какой-то хитрый наемник присвоил имя мертвеца.
– А может, он никогда и не умирал, – что, если Коннингтон все эти годы только прикидывался мертвым? Тогда у него терпения не меньше, чем у ее отца. От этой мысли Арианне стало неспокойно. Вести переговоры с человеком таких качеств может быть опасно. – На что он был похож... при жизни?
– Когда его отправили в изгнание, я был еще ребенком в Даре Богов. Я его не знал.
– Значит, расскажи мне о том, что услышал о нем от других.
– Как велит принцесса. Коннингтон был лордом Гнезда Грифонов, когда Гнездо Грифонов еще было лордством. Оруженосцем принца Рейегара – или одним из оруженосцев. Потом – другом и спутником Рейегара. Во время восстания Роберта Безумный Король сделал Коннингтона десницей, но в Каменной Септе состоялась Колокольная битва, десница был разбит, и Роберт улизнул от него. Король Эйерис пришел в ярость и отправил Коннингтона в ссылку. Там он и умер.
– Или не умер, – все это ей рассказывал принц Доран. Должно быть что-то еще. – Это просто вещи, которые он делал, я все это и так знаю. Каким человеком он был. Честным и благородным, алчным и корыстным, гордым?
– Гордым – это уж точно. Даже горделивым. Рейегару он был верным другом, но с другими он вел себя колко. Роберт был его сюзереном, но, как я слышал, Коннингтону не по нраву была служба у такого лорда. Даже в те времена Роберта интересовали в основном шлюхи и вино.
– Значит, самого лорда Джона шлюхи не интересовали?
– Я этого не говорил. Некоторые предпочитают держать свои постельные похождения в тайне.
– У него была жена? Любовница?
Сир Дейемон пожал плечами.
– Ни о чем подобном я не слышал.
Это тоже озаботило Арианну. Сир Арис Окхарт нарушил присягу ради нее, но, похоже, Джона Коннингтона так легко поколебать не удастся. «Как я буду противостоять такому человеку, когда у меня нет ничего, кроме слов?»
Принцесса погрузилась в молчание, размышляя, что ждет ее в конце путешествия. Вечером, когда они остановились на привал, Арианна укрылась в шатре, который делила с Джейн Ледибрайт и Элией Сэнд, и вытащила из рукава пергамент, чтобы заново перечитать послание.

Принцу Дорану из дома Мартеллов
Вы вспомните меня, надеюсь. Я хорошо знал вашу сестру и был верным слугой вашему зятю. Как и вы, я скорблю по ним обоим.
Я жив, и жив сын вашей сестры. Чтобы спасти ему жизнь, мы долго скрывались, но настала пора показаться на свет. Дракон вернулся в Вестерос, чтобы заявить свое право на то, что принадлежит ему с рождения, и отомстить за своего отца, и принцессу Элию – свою мать. Ради нее я обращаюсь к Дорну: не оставьте нас.

Джон Коннингтон,
лорд Гнезда Грифонов,
десница истинного короля.

Арианна прочла письмо трижды, затем скатала и запихнула назад в рукав. «Дракон вернулся в Вестерос», гласило послание, но это был не тот дракон, которого ждал отец. Письмо ни словом не обмолвилось ни о Дейенерис Бурерожденной... ни о принце Квентине, родном брате Арианны, отправленном к трону драконьей королевы. Принцесса вспоминала, как отец вложил ей в руки кайвассную фигурку из оникса и тихим сиплым голосом излагал свой план. «Долгое и опасное путешествие, исход которого предсказать нельзя, – сказал отец. – Обратно он должен привезти то, чего желают наши сердца. Возмездия. Справедливости. Огня и крови».
И Джон Коннингтон – если это и вправду был он – тоже предлагал огонь и кровь. Или нет?
– Он явился с наемниками, но без драконов, – поведал ей принц Доран в ту самую ночь, когда прилетел ворон. – Золотые Мечи – лучший и крупнейший из всех наемных отрядов, но десяти тысячам наемников не завоевать Семь Королевств. Сын Элии... Я лил бы слезы радости, если родная кровь моей сестры осталась жить на свете, но где доказательства, что это Эйегон? – его голос надломился. – Где драконы, – спрашивал Доран Мартелл. – Где Дейенерис?
И Арианна знала, что на самом деле он спрашивает: «Где мой сын»?
На Костяном Пути и Принцевом перевале сгрудились два дорнийских войска; там они стояли, точили копья, полировали доспехи, играли в кости, пили, ссорились, с каждым днем их ряды редели – и все они ждали, ждали, ждали того дня, когда принц дорнийский спустит их на врагов дома Мартеллов. «Они ждут драконов. Огня и крови. Меня». Одно слово Арианны – и армии выступят в поход... если этим словом будет «дракон». Если вместо этого она пришлет им слово «война», лорды Айронвуд и Фоулер и их войска не сдвинутся с места. Принц дорнийский был сама осторожность: в его устах «война» означало «ждите».
На третий день, в середине утра, на горизонте показался Призрачный Холм – белые меловые стены сияли на фоне лазури Дорнийского моря. На квадратных башнях в углах замка трепетали знамена дома Толандов: зеленый дракон, кусающий свой собственный хвост, на золотом поле. Солнце и копье дома Мартеллов полоскались над главной центральной башней – золото-красно-оранжевые, непокорные.
Принц Доран послал вперед воронов, чтобы известить леди Толанд о приходе Арианны и ее спутников, так что ворота замка были открыты, и старшая дочь Нимеллы вместе со своим стюардом выехала навстречу, чтобы встретить гостей у подножия холма. Валена Толанд – высокая и бодрая – приветствовала Арианну криком:
– А, наконец-то! Неспешные у вас кони!
– Достаточно быстры, чтобы обогнать твоего до ворот замка.
– Поглядим.
Валена развернула своего огромного рыжего коня и пришпорила, и понеслась гонка по пыльным улицам деревни под холмом, и куры и крестьяне разбегались с дороги. В тот момент, когда Арианна пустила свою кобылу галопом, она отставала на три корпуса, но на склоне холма сократила разрыв до одного. Бок о бок они неслись к воротам, но в пяти ярдах от ворот из облака пыли вырвалась Элия Сэнд, чтобы пронестись мимо на своей черной кобылке.
– Не лошадь ли ты сама наполовину, дитя? – захохотала во дворе Валена. – Принцесса, вы привели с собой конюшонку?
– Я Элия, – объявила девочка. – Леди Копье.
Кто бы ни сочинил ей это прозвище, ему предстояло за это ответить – впрочем, его наверняка выдумал сам принц Оберин, а Красный Змей ни перед кем не держал ответа, кроме себя самого.
– А, девочка-поединщица, – сказала Валена. – Да, я о тебе слышала. Раз уж ты первой оказалась во дворе – честь напоить и разнуздать лошадей принадлежит тебе.
– А после этого поищи купальню, – добавила принцесса Арианна. Элия был в мелу и пыли с макушки до пят.
В этот вечер Арианна и ее рыцари ужинали с леди Нимеллой и ее дочерями в великом чертоге замка. У Теоры – младшей дочери – были те же рыжие волосы, что и у Валены, но в остальном они были ничем не похожи. Теора была мала ростом, толста и так застенчива, что могла бы сойти за немую – она уделяла больше внимания жаркому с перцем и утке в меду, чем пригожим юным рыцарям за тем же столом, и предоставляла своим матери и старшей сестре говорить за весь дом Толандов.
– До нас доходят те же самые слухи, что и до вас в Солнечном Копье, – сказала гостям леди Нимелла. – Наемники высаживаются на мысе Гнева, замки осаждены или уже пали, посевы разорены или сожжены. Никто толком не знает,откуда взялись эти люди и кто они.
– Сначала говорили, что это пираты и авантюристы, – сказала Валена. – Затем полагали, что это Золотые Мечи. Теперь говорят, что это Джон Коннингтон, десница Безумного Короля, восстал из могилы, чтобы заявить права на свое наследство. Кто бы это ни был, они взяли Гнездо Грифонов. Дождливый Дом, Гнездо Вороны, Туманный Лес, даже островной Зеленый Камень – все взяты.
Арианна немедленно вспомнила про милую Сильву-Крапинку.
– Зачем кому-то понадобился Зеленый Камень? Там была битва?
– Насколько мы слышали, нет – но все слухи туманны.
– Как вам расскажут рыбаки, пал и Тарт, – сообщила Валена. – Наемники удерживают большую часть мыса Гнева и половину Ступеней. Ходят слухи о слонах в Дождливом Лесу.
– О слонах? – Арианна понятия не имела,что об этом думать. – Вы уверен? Не о драконах?
– О слонах, — твердо сказала леди Нимелла.
– И кракенах на Сломанной Руке, утаскивающих на дно разбитые штормом галеры, – добавила Валена. – Это кровь привлекает их на поверхность, говорит наш мейстер. В воде плавают мертвецы – нескольких выкинуло и на наши берега. И это еще не все – на Пыточной Глуби завелся новый пиратский король. Лорд Уотерс, вот как он себя называет. У этого настоящие боевые корабли, трехпалубные, чудовищно огромные. Лучше бы вам и не пытаться плыть морем. С тех пор, как флот Редвинов ушел за Ступени, эти воды так и кишат чужестранным кораблями – по всему морю до Тартских проливов и залива Губительных валов. Мирийцы, волантийцы, лиссенийцы, даже налетчики с Железных Островов. Некоторые вошли в Дорнийское море, чтобы высадить войска на южной стороне мыса Гнева. Мы нашли вам отличный быстрый корабль, как приказал ваш отец, но все равно... берегите себя.
«Значит, это правда». Арианне хотелось спросить Толандов о своем брате, но отец предупредил ее: следи за языком. Если эти корабли не привезли домой ни Квентина, ни его драконью королеву, лучше его и не поминать. Только отец и самые доверенные люди знают о миссии Квентина Мартелла, с которой он отправился в залив Работорговцев. Леди Толанд к таким не относились. Если бы это был Квентин, он, конечно, привез бы Дейенерис назад в Дорн. Зачем ему высаживаться где-то на мысе Гнева, среди штормовых лордов?
– Есть ли угроза для Дорна? – спросила леди Нимелла. – Честно признаюсь, каждый раз, когда я вижу чужой парус на горизонте, сердце у меня уходит в пятки. Что, если эти корабли повернут на юг? Львиная доля войска Толандов стоит с лордом Айронвудом на Костяном Пути. Кто будет защищать Призрачный Холм, если чужаки высадятся на наших берегах? Не стоит ли мне призвать моих людей домой?
– Ваши люди нужны там, где они находятся, миледи, – заверил ее Дейемон Сэнд. Арианна не замедлила подкрепить его слова кивком. Любой другой совет – и войско лорда Айронвуда развалится, как ветхий гобелен, когда все воины разбегутся по домам – защищать их от врага, который может придти, а может и не придти.
– Как только мы точно будем знать, друзья это или враги, мой отец решит, что делать, – объявила принцесса.
Именно в этот момент одутловатая толстушка Теора оторвала взгляд от пирожных с кремом у себя на тарелке:
– Это драконы.
– Драконы? – переспросила ее мать. – Теора, не глупи.
– Я не глуплю. Они идут.
– Да откуда тебе знать? – сердито сказала ей старшая сестра с насмешкой в голосе. – Еще один сон?
Теора легко кивнула, и губы у нее задрожали.
– Они танцевали... В моем сне. И везде, где танцевали драконы, люди умирали.
– Спасите нас Семеро, — раздраженно вздохнула леди Нимелла. – Ела бы ты поменьше пирожных – дурные сны бы и не снились. Жирная пища не для девочек твоего возраста, пока телесные соки не пришли в равновесие. Мейстер Томан говорит...
– Ненавижу мейстера Томана, – объявила Теора и выскочила из-за стола, оставив свою леди-мать приносить извинения.
– Будьте с ней помягче, миледи, – сказала Арианна. – Я помню себя в том же возрасте – уверена, отец был в отчаянии.
– О, это я могу подтвердить, – сир Дейемон хлебнул вина из чаши и сказал, – у дома Толандов на знамени тоже дракон.
– Дракон, пожирающий свой собственный хвост, – подтвердила Валена. – Со времен эйегонова завоевания. Везде он жег своих врагов – он и его сестры; но мы утекли от него, оставив драконьему огню только камень и песок. И драконы вились кругами, хватая себя за хвосты от недостатка другой пищи, пока не завязались узлом.
– Наши предки сыграли в этом свою роль, – гордо сказала Нимелла. – Вершились доблестные деяния, и гибли храбрые люди. Все это записали мейстеры, служившие нам – у нас есть книги, если принцессе угодно узнать об этом поподробнее.
– Как-нибудь в другой раз, – ответила Арианна.
Ночью, когда Призрачный Холм уснул, принцесса накинула от ночного холода плащ с капюшоном и вышла на крепостную стены – прояснить голову. Там ее нашел Дейемон Сэнд – Арианна облокотилась на парапет и глядела в море, где луна плясала среди волн.
– Принцесса, – сказал он. – Вам стоит вернуться в постель.
– Я могу сказать тебе то же самое, – Арианна обернулась и поглядела бастарду в лицо. «Хорошее лицо, – решила она. – Мальчишка, которого я знала, превратился в прекрасного мужчину». Глаза синие, как небо над пустыней, волосы русые, как пески пустыни, оставшейся за спиной. Коротко подстриженная борода очерчивает контуры сильной челюсти, но не прячет ямочки на щеках, когда он улыбается. «Я всегда любила его улыбку».
Бастард из Дара Богов – еще и один из лучших воинов Дорна, как и следует ожидать от того, кто был оруженосцем принца Оберина и принял посвящение в рыцари от самого Красного Змея. Кое-кто поговаривал, что Дейемон был и любовником ее дяди тоже – хотя такие вещи редко говорили в лицо. Арианна не знала, правда ли это; однако ее любовником он был. В четырнадцать лет она отдала ему свое девичество. Дейемон был немногим старше, так что в постели они были неуклюжи настолько же, насколько страстны. До сих пор сладко было вспоминать об этом.
Арианна одарила его самой соблазнительной улыбкой.
– Мы могли бы и разделить постель.
Лицо сира Дейемона осталось каменным.
– Вы забыли, принцесса? Я бастард, — он взял ее руку в свои. – Если я недостоин этой руки, как я могу быть достоин вашей щели?
Она отдернула руку.
– Стоило бы дать тебе пощечину.
– Мое лицо принадлежит вам – поступайте как вам угодно.
– Что мне угодно, тебе неугодно, по всей видимости. Ладно, давай тогда поговорим. Может ли это быть настоящий принц Эйегон?
– Григор Клиган вырвал Эйегона из руки Элии и разбил его голову о стену, – ответил сир Дейемон. – Если у этого коннингтоновского принца череп всмятку – значит, и правда Эйегон восстал из могилы. Если нет – значит, нет. Это какой-то самозванец, не более того – хитрость наемников, чтобы привлечь других на свою сторону.
«Мой отец боится того же самого».
– Но если это не так... если это и правда Джон Коннингтон, если этот мальчик – сын Рейегара...
– На что вы надеетесь – что он настоящий, или что он самозванец?
– М... мой отец был бы очень рад, если бы сын Элии оказался жив. Он очень любил свою сестру.
– Я вас спрашиваю, а не вашего отца.
«Вот оно как».
– Мне было семь лет, когда Элии не стало. Говорят, что мне один раз дали на руки подержать ее дочь Рейенис, но я была слишком мала и теперь этого не помню. Эйегон – настоящий или подложный – будет для меня чужаком, – принцесса помолчала. – Нам нужна была сестра Рейегара, а не его сын, – отец был уверен в верности сира Дейемона, когда выбрал его в телохранители для дочери, так что при нем она могла говорить свободно, – я предпочла бы, чтобы вернулся Квентин.
– Это вы так говорите, – ответил Дейемон Сэнд. – Доброй ночи, принцесса, – он поклонился и ушел, оставив ее на стене.
«Что он имел в виду, – Арианна глядела, как он уходит. – Что из меня за сестра, если бы я не желала возвращения брата?». Сказать по правде, она ненавидела Квентина все те годы, когда воображала, что отец хочет назначить брата наследником вместо ее самой – но это оказалось недоразумением. Она была наследницей Дорна, в этом отец ее заверил. Квентин был предназначен в мужья драконьей королеве Дейенерис.
В Солнечном Копье висел портрет другой принцессы Дейенерис – той, что приехала в Дорн и вышла замуж за одного из предков Арианны. В детстве Арианна часами его рассматривала – еще в те дни, когда она была плоскогрудой нескладехой и каждую ночь молилась богам, чтобы те сделали ее красивой. «Сто лет назад Дейенерис Таргариен прибыла в Дорн, чтобы заключить мир. Теперь другая движется сюда с войной, и мой брат станет ее королем и супругом. Король Квентин – ну почему это звучит так глупо?».
Почти так же глупо, как представлять Квентина верхом на драконе. Ее брат был серьезным юношей, хорошо воспитанным и преданным долгу, но скучным. «И некрасивым, совсем некрасивым». Боги даровали Арианне всю ту красоту, о которой она молилась, но Квентин, должно быть, молился о чем-то другом. Голова у него была слишком большая и какая-то квадратная, волосы цвета высушенной грязи. Плечи покатые, живот великоват. «Он слишком похож на отца».
– Я любила брата, – сказала Арианна, хотя теперь ее слушала только луна. Сказать по правде, она почти его и не знала. Квентин воспитывался у лорда Андерса из дома Айронвудов, Королевской Крови, сына лорда Ормонда Айронвуда и внука лорда Эдгара. В юности дядя Оберин бился с Эдгаром на дуэли и нанес ему рану, от которой тот заболел и умер. После этого Оберина стали называть Красным Змеем и поговаривать о яде на его клинке. Айронвуды – дом древний, гордый и могущественный. До прихода ройнаров они были королями и царствовали над половиной Дорна, и рядом с их владениями собственные земли Мартеллов были ничем. За смертью лорда Эдгара неминуемо должны были последовать кровная месть и восстание, но отец Арианны ответил незамедлительно. Красного Змея выслали в Старомест, а потом и вовсе в Лисс через Узкое море, хотя никто не осмелился назвать это ссылкой. И в должном возрасте Квентина отдали в воспитанники лорду Андерсу – как знак доверия. Этот шаг избавил Солнечное Копье и Айронвудов от разлада, но породил новый разлад – между Квентином и Песчаными Змейками... и сама Арианна была гораздо ближе со своими кузинами, чем с далеким братом.
– И все-таки мы одной крови, – прошептала она. – Конечно, я хочу, чтобы мой брат вернулся домой. Хочу.
От ветра с моря руки у нее покрылись гусиной кожей до самого плеча. Арианна запахнула плащ потеплее и отправилась в постель.
Корабль, который им подобрали Толанды, носил название «Сапсан». Отчалил он с утренним приливом. Боги были милостивы к ним: море было спокойно. Даже при попутном ветре путешествие заняло добрые сутки. Джейн Ледибрайт маялась морской болезнью, и почти все плавание ее тошнило. Элию Сэнд это, кажется, веселило.
– Кому-то надо будет отшлепать эту малявку, – заявил Джосс Худ... к несчастью, Элия это услышала.
– Я почти взрослая женщина, сир, – объявила она заносчиво. – Я позволю вам себя отшлепать... но сначала придется съехаться со мной в поединке и выбить меня из седла.
– Мы на корабле, и лошадей здесь нет, – ответил Джосс.
– И леди не сражаются в поединках, – добавил сир Гарибальд Шеллс – юноша куда как более серьезный и пристойный, чем его спутник.
– Я сражаюсь. Я – Леди Копье.
Арианна решила, что с нее достаточно.
– Может, ты и копье, но уж точно не леди. Марш в каюту и сиди там, пока мы не доберемся до суши.
Кроме этого разговора, ничего примечательно в пути не случалось. На закате они заметили вдалеке галею – весла опускались и поднимались под вечерными звездами, но чужой корабль уходил от них прочь, и скоро превратился в точку и исчез. Арианна сыграла партию в кайвассу с сиром Дейемоном, потом еще одну с Гарибальдом Шеллсом и каким-то образом ухитрилась обе проиграть. Сиру Гарибальду хватило такта сказать, что Арианна играет отважно, но Дейемон разродился насмешкой:
– У вас есть и другие фигуры, кроме дракона, принцесса. Попытайтесь как-нибудь двигать и их тоже.
– Но мне нравится дракон, – ей хотелось согнать ухмылку с его лица пощечиной, а может, и поцелуем. Этот бастард настолько же самодоволен, насколько хорош собой. «Из всех дорнийских рыцарей отец выбрал именно его мне в телохранители?». – Это просто игра. Расскажи мне о принце Визерисе.
– Короле-Попрошайке? – удивился сир Дейемон.
– Все говорят, что принц Рейегар был прекрасен. Визерис тоже был красив?
– Наверное. Он был Таргариеном. Я никогда его не видел.
Тайный договор, который принц Доран заключил много лет назад, предлагал обвенчать Арианну с принцем Визерисом – не Квентина с Дейенерис. Этот план был обращен в ничто в Дотракийском море, когда Визерис был убит, коронован горшком расплавленного золота.
– Его убил дотракийский кхал, – сказала Арианна. – Собственный муж драконьей королевы.
– Я об этом слышал. Ну и что?
– Просто... почему Дейенерис это допустила? Визерис был ее родным братом, всем, что осталось от ее рода.
– Дотракийцы – дикари. Кто знает, отчего они могут убить человека? Может, Визерис подтер себе задницу не той рукой.
«Может быть, – подумала Арианна, – а может, потому что Дейенерис поняла: как только ее брата коронуют и обвенчают со мной, самой ей будет суждено до конца своих дней спать в походных шатрах и вонять конским потом».
– Она – дочь Безумного Короля, – сказала принцесса. – Откуда нам знать...
– Мы не можем знать, – ответил сир Дейемон. – Мы можем только надеяться.

Арья играет в пьесе про Тириона - и как бы не Сансу!

Где-то вдалеке умирающий человек криками звал свою мать. «По коням!» – орал человек по-гискарски в соседнем лагере к северу от Младших Сыновей. «По коням! По коням!» Высокий и пронзительный, его голос разносился далеко в утреннем воздухе, куда дальше пределов его стана. Тирион достаточно знал гискарский, чтобы понимать слова, но страх в его голосе был бы понятен на любом языке. «Я знаю, каково ему».

Пора было найти коня себе, понимал он. Пришло время надеть броню какого-нибудь мертвого мальчишки, подпоясаться мечом и кинжалом, водрузить помятый большой шлем на голову. Рассвет наступил, и ослепляюще яркий край восходящего солнца был виден за городскими стенами и башнями. К западу гасли звезды, одна за другой. Вдоль Скахазадхана дули в трубы, боевые рога отвечали со стен Миэрина. Корабль тонул в устье реки, пылая. Мертвецы и драконы носились по небу, в то время как боевые корабли сталкивались и сходились в бою в Заливе Работорговцев. Тирион не мог видеть их отсюда, но слышал шум: удар корпуса о корпус, глубокие горловые звуки рогов железнорождённых и странный высокий посвист Кварта, треск вёсел, выкрики и боевые кличи, грохот топора о броню, меча о щит, перемешанные с воплями раненых. Многие корабли ещё были далеко в заливе, так что исходящие от них звуки казались слабыми и отдаленными, но он всё равно узнавал их. «Музыка резни».

В трех сотнях ярдов от места, где он стоял, возвышалась Злая Сестра, её длинная рука взметнулась вверх с пригоршней трупов — треньк-ТУК — и они полетели, голые и распухшие, бледные мёртвые птицы, безвольно кувыркающиеся в воздухе. Лагери осаждающих мерцали в яркой дымке розового и золотого, но знаменитые ступенчатые пирамиды Миэрина выделялись в сиянии черными громадами. Что-то двигалось на вершине одной из них, заметил он.

«Дракон, но который? — на таком расстоянии это вполне мог бы оказаться и орел. — Очень большой орёл».

После дней, что он провёл спрятанным в затхлых палатках Младших Сыновей, воздух внешнего мира казался свежим и чистым. Хотя он не мог видеть залив со своего места, острый запах соли подсказал ему, что тот близко. Тирион наполнил им свои лёгкие. «Хороший день для битвы». С востока прокатывался по выжженной равнине барабанный бой. Колонна всадников пронеслась мимо Карги, неся синие знамена Гонимых Ветром.

Человек помоложе нашёл бы это волнующим. Более глупый мог счесть это величественным и славным – ровно до того момента, как какой-нибудь уродливый юнкайский боевой раб с кольцами в сосках всадит топор ему между глаз. Тирион Ланнистер знал лучше. «Боги создали меня не для владения мечом, подумал он, так зачем они продолжают отправлять меня в битвы?»

Никто не услышал. Никто не ответил. Никто не обратил внимания.

Тирион обнаружил, что возвращается мыслями к своей первой битве. Шая проснулась первой, разбуженная горнами отца. Милая шлюха, которая доставляла ему удовольствие половину ночи, трепетала голая в его руках, как перепуганное дитя.

«Или всё это тоже было ложью, уловкой, которой она воспользовалась, чтобы заставить меня чувствовать себя отважным и блистательным? Что за лицедейка получилась бы из неё». Когда Тирион кликнул Подрика Пейна помочь ему с бронёй, он нашёл мальчика спящим и похрапывающим. «Не самый шустрый парнишка, но достойный оруженосец. Надеюсь, он служит человеку получше».

Странно, но Тирион помнил Зелёный Зубец намного лучше, чем Черноводную. «Это был мой первый раз. Первый раз не забывается». Он помнил туман, поднимающийся от реки, струящийся сквозь камыш, будто бледные белые пальцы. И красота того рассвета, её он тоже помнил: рассыпанные по пурпурному небу звёзды, трава, сверкающая от утренней росы словно стекло, алый блеск на востоке. Он помнил прикосновение пальцев Шаи, когда та помогала Поду с несходной бронёй Тириона. «Тот чертов шлем. Как ведро с шипом». Шип, впрочем, спас его, заработал ему его первую победу, но Грош и Пенни никогда не выглядели и вполовину так же глупо, как он, должно быть, выглядел в тот день. Шая назвала его грозным, когда увидела его в стали, заметьте себе. «Как я мог быть таким слепым, таким глухим, таким глупцом? Я должен был догадаться, а не думать своим членом».

Младшие Сыновья седлали своих коней. Они занимались этим спокойно, неторопливо, со знанием дела; в этом не было ничего, чего они бы не делали сотню раз до того. Некоторые из них передавали из рук в руки бурдюк, но было то вино или вода, он не мог сказать. Боккоко бесстыдно целовал своего любовника, массируя ягодицы мальчика одной огромной рукой, другой перебирая его волосы. Позади них сир Гарибальд причесывал гриву своего черного мерина. Кем сидел на скале, глядя на землю... вспоминая своего мертвого брата, быть может, или размышляя о том друге, оставшемся в Королевской Гавани. Молот и Гвоздь передвигались от человека к человеку, проверяя копья и мечи, подгоняя броню, затачивая каждый клинок, нуждавшийся в этом. Ухват жевал свой кислолист, то и дело шутя и почесывая свои яйца рукой-крюком. Что-то в его манерах напомнило Тириону о Бронне. «Теперь это сир Бронн Черноводный, если моя сестра не убила его. Это может оказаться не так просто, как ей думается».

Он задумался о том, в скольких битвах сражались эти Младшие Сыновья.

«В скольких схватках, в скольких налётах? Сколько городов они взяли штурмом, сколько братьев они похоронили или оставили гнить?» По сравнению с ними Тирион был зелёным мальчишкой, пока еще непроверенным, пусть ему и было больше лет, чем половине в отряде.

Это будет его третья битва. «Выдержанный и высшего сорта, марочный и запечатанный, испытанный воин — вот он я. Я убил некоторых мужчин и ранил прочих, получал раны сам и выжил, чтобы поведать об этом. Я возглавлял атаки, слышал, как кричат моё имя, рубил бо́льших людей и лучших, даже урвал несколько глотков славы... разве это не было отменное роскошное вино для героев, и разве я откажусь от еще одного глотка?» Однако, несмотря на всё, что он сделал и повидал, от перспектива очередной битвы кровь в его жилах стыла. Он пересекал мир в паланкине, гондоле и на свинье, плавал на рабских кораблях и торговых галеях, взбирался на шлюх и коней, постоянно говоря себе, что ему всё равно, жив он или мертв... чтобы в итоге обнаружить, что ему в значительной степени не всё равно.

Неведомый оседлал свою бледную кобылицу и скакал им навстречу с мечом в руке, но Тирион Ланнистер не стремился встретить его снова. Не сейчас. Не теперь. Не в этот день. Что ты за мошенник, Бес. «Ты позволил сотне стражников изнасиловать твою жену, застрелил отца болтом в живот, затягивал золотой цепью горло любовницы до тех пор, пока её лицо не почернело, но при этом почему-то всё ещё считаешь, что заслуживаешь жить».

Пенни уже была в своей броне, когда Тирион скользнул обратно в палатку, которую они делили. Она годами облачалась в деревянный доспех ради своего потешного выступления; настоящие доспех и кольчуга не так уж и отличались, стоило освоить все застёжки и пряжки. И хотя сталь отряда была мятой здесь да ржавой там, поцарапанной, испачканной или бесцветной, это не имело значения. Чтобы остановить меч, сгодится и такая.

Шлем был единственной частью облачения, которую она не надела. Когда он вошел, она подняла взгляд.

— Ты не в броне. Что происходит?

— Обычные вещи. Грязь и кровь, героизм, убийство и гибель. Одно сражение идет в заливе, другое под стенами города. Куда бы юнкайцы ни повернули, перед ними будут враги. Ближайшая схватка пока ещё в доброй лиге отсюда, но скоро мы окажемся посреди неё.

«На одной стороне или на другой». Младшие Сыновья созрели для очередной смены хозяина, Тирион был в этом почти уверен... однако существовала великая пропасть между «уверен» и «почти уверен». «Если я неверно оценил своего человека, мы все пропали».

— Надевай шлем и убедись, что все застёжки сомкнуты. Я снял свой однажды, чтобы не утонуть, и это стоило мне носа, — Тирион указал на свой шрам.

— Сначала мы должны одеть в броню тебя.

— Как хочешь. Сначала безрукавку. Варёную кожу с железными наклёпками. Кольчугу поверх, затем латный воротник, — он оглядел палатку. — Здесь есть вино?

— Нет.

— У нас оставалась половина бутыли после ужина.

— Четверть бутыли, и ты её выпил.

Он вздохнул.

— Продал бы свою сестру за чашу вина.

— Ты бы продал свою сестру и за чашу конской мочи.

Это было так неожиданно, что заставило его громко рассмеяться.

— Моя склонность к конской моче так известна, или ты просто встречала мою сестру?

— Я видела её только в тот раз, когда мы разыгрывали турнир для юного короля. Грош подумал, что она прекрасна.

«Грош был малорослым мелким подхалимом с дурацким именем».

— Только дурак поскачет в битву трезвым. У Пламма должно быть немного вина. Что, если он умрет в битве? Было бы преступлением потратить его впустую.

— Помолчи. Мне надо зашнуровать эту безрукавку.

Тирион пытался, но ему казалось, что звуки боя становятся громче, и его язык не желал сидеть за зубами.

— Кисель хочет использовать отряд для того, чтобы отбросить железнорожденных обратно в море, — слышал он себя, пока Пенни одевала его. — Лучше бы он направил всю свою кавалерию на евнухов, на полном скаку, прежде чем они отойдут на десять футов от ворот. Послать Кошек на них слева, нас и Гонимых Ветром справа, разорвать на части их фланги с обеих сторон. Человек к человеку, Безупречные не хуже и не лучше любого другого копейщика. Опасными их делает дисциплина, но если они не смогут сформировать стену копий...

— Подними руки, — сказала Пенни. — Вот, так-то лучше. Может, это тебе следует командовать юнкайцами?

— Они используют солдат-рабов, почему бы не воспользоваться рабом-командиром? Впрочем, это испортило бы состязание. Это всего лишь партия кайвассы для Мудрых Господ, а мы — фигурки, — Тирион склонил голову набок в раздумьях. — В этом они с моим лордом-отцом родственные души.

— Твоим отцом? Что ты имеешь в виду?

— Я только что вспоминал мою первую битву. Зелёный Зубец. Мы сражались между рекой и дорогой. Когда я увидел, как разворачивается войско моего отца, помню, я подумал, как оно прекрасно. Как цветок, раскрывающий лепестки солнцу. Багровая роза с железными шипами. И мой отец! О, он никогда не выглядел столь великолепно. На нем была багровая броня и тот огромный плащ, сделанный из золотой парчи. Пара золотых львов на плечах, ещё один на шлеме. Его жеребец был величественен. Его светлость взирал на битву со спины того коня, ни разу не приблизившись ни к одному врагу и на расстояние сотни ярдов. Он ни разу не двинулся, ни разу не шевельнулся, ни разу не вспотел, пока тысячи умирали внизу. Вообрази меня взгромоздившимся на лагерную скамейку, смотрящим вниз на кайвассную доску. Мы могли бы сойти за близнецов... будь у меня конь, какая-нибудь багровая броня и плащ, сшитый из золотой парчи. Ещё он был выше, а у меня волос больше.

Пенни поцеловала его.

Она двигалась так быстро, что у него не было времени на мысли. Она метнулась к нему, стремительная, как птица, и прижала свои губы к его. Столь же быстро это прекратилось. «Зачем? — почти сказал он, но он знал, зачем. — Спасибо тебе, — мог бы он сказать, но она могла принять это за разрешение повторить. — Дитя, я не хочу причинить тебе боль», — стоило попробовать, но она была не дитя, а его пожелания не притупили бы боли. Впервые за срок более долгий, чем он мог определить, Тирион Ланнистер не сумел найти слов.

«Она выглядит такой юной, — подумал он. — Девочка, в этом она вся. Девочка, почти хорошенькая, если забыть, что она карлица». Её волосы были тёплого коричневого оттенка, густые и вьющиеся, а глаза большие и доверчивые. «Слишком доверчивые».

— Ты слышишь этот звук? — произнёс Тирион.

Она прислушалась.

— Что это? — спросила она, пристегивая пару разных наголенников к его коротким ногам.

— Война. С обеих сторон от нас и менее чем в лиге. Это резня, Пенни. Люди, оступающиеся в грязи, с выпадающими из них внутренностями. Это отрубленные конечности, сломанные кости и бочки крови. Знаешь, что черви выползают наружу после сильного дождя? Я слышал, они делают то же самое и после большой битвы, если достаточно крови пропитает почву. Неведомый близится, Пенни. Чёрный Козёл, Бледное Дитя, Тот, У Кого Много Ликов — называй его как хочешь. Это смерть.

— Ты пугаешь меня.

— Правда? Это хорошо. Тебе следует быть напуганной. Железнорожденные наводнили побережье, сир Барристан и его Безупречные высыпались из городских ворот, а мы прямо между ними, бьемся не за ту треклятую сторону. Я сам в ужасе.

— Ты такое говоришь, но всё ещё шутишь.

— Шутки — это способ не поддаться страху. Вино — другой способ.

— Ты храбрый. Немногие люди могут быть храбрыми.

«Мой гигант Ланнистер, — услышал он. — Она смеётся надо мной». Он едва не отвесил ей пощечину снова. Его голова раскалывалась.

— Я не хотела тебя рассердить, — сказала Пенни. — Прости меня. Мне страшно, вот и всё.

Тирион отшатнулся от неё. «Мне страшно», — это были те же слова, которые говорила Шая. «Её глаза были величиной с яйцо, и я купился на это с потрохами».

«Я знал, что она из себя представляла. Я велел Бронну найти мне женщину, и он привел ко мне Шаю». Его руки сжались в кулаки, лицо Шаи плыло перед ним, усмехаясь. Потом цепь стала затягиваться вокруг её горла, глубже впиваясь золотыми руками в её плоть, а её руки порхали по его лицу со всей силой, на какую способны бабочки. Окажись у него тогда цепь под рукой... будь у него арбалет, кинжал, что угодно, он бы... он мог бы... он...

Только в этот момент Тирион услыхал крики. Он потерялся в приступе чёрной ярости, утопая в омуте памяти, но крики вмиг вернули реальность обратно. Он разжал руки, сделал вдох и отвернулся от Пенни.

— Что-то происходит.

Он вышел наружу, чтобы узнать, что это. Драконы.

Зеленое чудовище кружило над заливом, пикируя и закладывая виражи, а ладьи и галеи сталкивались и горели под ним, но это не на него, а на белого дракона таращились наёмники. В трех сотнях ярдов Злая Сестра качнула рукой, треньк-ТУК, и шесть свежих трупов, кружась, отправились в небо. Они поднимались всё выше и выше и выше. Потом два из них вспыхнули огнем.

Дракон поймал одно пылающее тело, когда то начало падать, и вгрызся в него, а бледные языки пламени проглядывали между его зубов. Белые крылья хлопали в утреннем воздухе, зверь начал набирать высоту. Второй труп отскочил от протянутых к нему когтей и рухнул прямо вниз, чтобы приземлиться среди юнкайских всадников. Некоторые из них тоже загорелись. Один конь вскинулся на дыбы и сбросил всадника. Остальные бежали, пытаясь перегнать огонь, но вместо этого лишь раздувая его. Тирион Ланнистер почти ощущал на вкус панику, охватившую лагеря.

Острый, знакомый запах мочи наполнил воздух.

Карлик огляделся и с облегчением понял, что это обмочился Чернильница, а не он.

— Тебе штаны бы сменить, — посоветовал ему Тирион. Казначей побледнел, но не шелохнулся.

Он неподвижно стоял и смотрел, как дракон перехватывает трупы в воздухе, когда с топотом явился посланник. «Чертов офицер», — Тирион понял это сразу. Он был облачен в золотую броню и восседал на золотом коне. Громко объявив, что он послан верховным командиром Юнкая, благородным и могущественным Горзаком за Эразом.

— Лорд Горзак шлет свои любезности капитану Пламму и запрашивает его направить отряд к берегу залива. Наши корабли под атакой.

«Ваши корабли тонут, горят, спасаются бегством, — думал Тирион. — Ваши корабли захватывают, ваших людей предают мечу». Он был Ланнистером с Утёса Кастерли, недалеко от Железных островов; железнорожденные разбойники не были незнакомцами на их берегах. За века они сжигали Ланниспорт по крайней мере трижды и совершали на него набеги две дюжины раз. Люди запада знали, на какую свирепость способны железнорождённые; тогда как эти работорговцы только начали узнавать.

— Капитана здесь сейчас нет,— ответил Чернильница посланцу. — Он ушел повидать Генерал-Девицу.

Всадник указал на Солнце.

— Командование госпожи Малаззы завершилось с восходом солнца. Делайте так, как велит лорд Горзак.

— Атаковать кальмаров, хотите сказать? Тех, что в воде? — Казначей нахмурился. — Сам я не знаю, как это сделать, но когда Бурый Бен вернётся, я сообщу ему, чего хочет ваш Горзак.

— Я передал вам приказ. Вы должны следовать ему.

— Мы получаем приказы от нашего капитана, — ответил Чернильница своим обычным мягким тоном. — Его здесь нет. Я же сказал вам.

Гонец потерял терпение, Тирион это видел.

— Битва началась. Ваш командир должен быть с вами.

— Возможно, но его нет. Девица послала за ним. Он ушёл.

Посланец сделался пунцовым.

— Вы должны исполнять приказанное!

Ухват выплюнул комок хорошо пережёванного кислолиста левой стороной рта.

— Прошу прощения, — обратился он к юнкайскому всаднику, — но мы все здесь наездники, такие же, как и м'лорд. Хорошо обученный боевой конь бросится на стену копий. Некоторые перескочат пылающий ров. Но я никогда ещё не видел коня, который умел бы скакать по воде.

— С кораблей высаживаются люди, — закричал юнкайский лордёныш. — Они заблокировали устье Скахазадхана горящим кораблём, и каждую секунду, пока вы торчите здесь болтая, очередная сотня мечей шлёпает сюда по мелководью. Соберите своих людей и отбросьте их обратно в море! Немедленно! Горзак приказывает!

— Который Горзак? — спросил Кем. — Кролик?

— Кисель, — отозвался Чернильница. — Кролик недостаточно туп, чтобы послать легкую конницу против тяжелых кораблей.

Всадник услышал достаточно.

— Я доложу Горзаку зо Эразу, что вы отказываетесь исполнять его приказ, — ответил он сухо, затем повернул коня и галопом унесся туда, откуда пришел, преследуемый взрывом наёмничьего смеха.

Чернильница был первым, чья улыбка погасла.

— Довольно, — сказал он, неожиданно мрачный. — Вернёмся к делу. Седлайте коней. Я хочу, чтобы каждый из вас был готов выехать, когда Бен вернется с какими-нибудь надлежащими приказами. И потушите этот огонь. Позавтракать сможете и после битвы, если доживете до её конца, — его взгляд упал на Тириона — Чему ты усмехаешься? Ты похож на шута в этой броне, Полумуж.

— Лучше быть похожим на шута, чем быть им, — ответил карлик. — Мы на стороне проигравших.

— Полумуж прав, — сказал Джорах Мормонт. — Нам не следует сражаться на стороне работорговцев, когда Дейнерис вернется... а она вернётся, можете не сомневаться. Ударьте сейчас и ударьте как следует — и королева этого не забудет. Разыщите её заложников и освободите их. Я готов поклясться честью моего дома и самим домом, что Бурый Бен планировал это с самого начала.

Снаружи, в водах Залива Работорговцев, ещё одна квартийская галея занялась пламенем после внезапного огненного вжжжух. Тирион слышал, как к востоку трубят слоны. Руки шести сестёр вскидывались и опадали, швыряя трупы. Щит ударял о щит, когда две стены копий сошлись под стенами Миэрина. Драконы кружили над головами, их тени скользили по задранным лицам союзников и врагов.

Чернильница поднял руки.

— Я храню книги. Я охраняю золото. Я составляю наши договоры, собираю плату, слежу за тем, чтобы у нас оставались деньги на покупку провианта. Не мне решать, за кого мы сражаемся и когда. Это решает Бурый Бен. Обсудите это с ним, когда он вернётся.

К тому моменту, как Пламм и его спутники вернулись из лагеря Генерал-Девицы, белый дракон улетел обратно в своё логово над Миэрином. Зелёный всё еще рыскал, паря широкими кругами над городом и заливом на огромных зелёных крыльях.

Бурый Бен Пламм носил латы и кольчугу поверх варёной кожи. Шёлковый плащ, ниспадающий с его плеч, был единственной уступкой тщеславию: он струилсяя волнами при движении, меняя цвет от бледно-фиолетового до глубокого пурпура. Пламм спустился с лошади, передав её конюху, после чего сказал Ухвату позвать капитанов.

— Вели им поторопиться, — добавил Каспорио Мудрый.

Тирион не являлся даже сержантом, но их игры в кайвассу сделали его частым гостем в шатре Бурого Бена, и никто не попытался остановить его, когда он вошёл вместе с остальными.
Помимо Каспорио и Чернильницы, в числе вызванных были Улан и Боккоко. Карлик с изумлением обнаружил здесь и сира Джораха Мормонта.

— Нам приказано защищать Злую Сестру, — объявил им Бурый Бен. Мужчины обменялись тревожными взглядами. Казалось, никто не хотел говорить, пока сир Джорах не спросил:

— Чьё это приказание?

— Девицы. Сир Дедуля направляется к Карге, но она боится, что затем он повернет к Злой Сестре. Призрак уже взят. Вольноотпущенники Марселена сломили Длинных Копий, как прогнившие палки, и перетащили его цепями. Девица полагает, что Селми намеревается покончить со всеми требушетами.

— На его месте я делал бы то же самое, — заметил сир Джорах. — Разве что я справился бы с этим быстрее.

— Почему девица всё ещё отдаёт нам приказы? — озадаченно спросил Чернильница. — Рассвет наступил и завершился. Разве она не заметила солнце? Она ведет себя так, будто остается верховной командующей.

— Ты бы тоже продолжал раздавать приказы на её месте, если бы узнал, что командование примет Кисель, — ответил Мормонт.

— Одна не лучше другого, — заявил Каспорио.

— Воистину, — подтвердил Тирион, — но титьки у Малаззы покрасивее.

— Удерживать Злую Сестру надо арбалетами, — сказал Чернильница. — Скорпионами. Баллистами. Вот что необходимо. Нельзя использовать всадников для защиты фиксированной позиции. Неужели девица имеет в виду, что мы должны спешиться? И если так, то почему не воспользоваться её копейщиками или пращниками?

Кем сунул свою светловолосую голову внутрь палатки:

— Простите за беспокойство, м'лорды, но прибыл ещё один всадник. Говорит, у него новые приказы от верховного командующего.

Бурый Бен поглядел на Тириона, затем пожал плечами:

— Зови его сюда.

— Сюда? — переспросил Кем сконфуженно.

— Это значит туда, где я нахожусь, — произнес Пламм с ноткой раздражения. — Если он направится куда-то еще, он меня не найдет.

Кем ушёл. Когда он вернулся, то придержал занавесь у входа для юнкайского вельможи в плаще из жёлтого шёлка и такого же цвета панталон. Масляные чёрные волосы мужчины были завиты и покрыты лаком так, чтобы выглядеть будто сотня крохотных роз, растущих из головы. На его нагруднике изображалась сцена такой восхитительной развращённости, что Тирион почуял родную душу.

— Безупречные продвигаются к Дочери Гарпии, — объявил посланец. — Кровавая Борода и два гискарских легиона противостоят им. Пока они держат ряды, вы должны проскользнуть позади евнухов и напасть на них сзади, не щадя никого. Исполните это по приказу наиблагороднейшего и могущественного Моргара зо Жерзина, верховного командующего юнкайцев.

— Моргар? — нахмурился Каспорио. — Нет, сегодня командует Горзак.

— Горзак зо Эраз лежит убитый, сражённый пентошийским вероломством. Предатель, зовущий себя Принцем в Лохмотьях, умрет за это бесчестье исходя криками — благородный Моргар клянется в том.

Бурый Бен почесал бороду.

— Гонимые Ветром переметнулись, не так ли? — произнес он со сдержанным интересом.

Тирион сдавленно засмеялся:

— Вот мы и променяли Киселя на Завоевателя-Пьяницу. Чудо, что он смог вынырнуть из бутыли настолько, чтобы отдать частично здравый приказ.

Юнкаец уставился на карлика:

— Попридержи язык, ты, мерзкий маленький... — его отповедь прервалась. — Этот наглый карлик — беглый раб, — объявил он поражённо. — Он собственность благородного Йеззана зо Каггаза, да святится его память.

— Ты ошибся. Он мой брат по оружию. Свободный человек и Младший Сын. Рабы Йеззана носят золотые ошейники, — Бурый Бен улыбнулся своей самой любезной улыбкой. — Золотые ошейники с маленькими колокольчиками. Ты слышишь колокольчики? Я — нет.

— Ошейники можно снять. Я требую, чтобы карлика выдали для наказания в сей же миг.

— Звучит грубо. Джорах, что ты думаешь?

— Это.

Меч Мормонта уже был в его руках. Едва всадник обернулся, сир Джорах всадил клинок ему в глотку. Остриё вышло позади шеи юнкайца, красное и мокрое. Кровь пузырилась на его губах и под подбородком. Мужчина сделал несколько шатающихся шагов и рухнул на доску для кайвассы, рассыпав деревянные армии повсюду. Он дёрнулся ещё несколько раз, хватаясь за лезвие мормонтова меча одной рукой, пока другая слабо царапала перевернутый стол. Только потом до юнкайца дошло, что он мёртв. Он лежал, уткнувшись лицом в ковёр, в хаосе красной крови и масляных чёрных роз. Сир Джорах выдернул меч из шеи мертвеца. Кровь стекала по желобку дола.

Белый кайвассный дракон оказался у ног Тириона. Он поднял его с ковра и вытер рукавом, но немного юнкайской крови осталось в маленьких углублениях, вырезанных в фигурке, и светлое дерево казалось испещрённым кровавыми прожилками.

— Да здравствует наша возлюбленная королева Дейнерис.

Будь она жива или будь она мертва. Он подбросил окровавленного дракона в воздух, поймал его, усмехаясь.

— Мы всегда оставались людьми королевы, — объявил Бурый Бен Пламм. — Присоединение к силам Юнкая было лишь уловкой.

— И какой хитроумной была затея, — Тирион одарил мертвеца тычком сапога. — Если этот нагрудник придется мне впору, то я его хочу.

She woke with a gasp, not knowing who she was, or where.

The smell of blood was heavy in her nostrils... or was that her nightmare, lingering? She had dreamed of wolves again, of running through some dark pine forest with a great pack at her hells, hard on the scent of prey.

Half-light filled the room, grey and gloomy. Shivering, she sat up in bed and ran a hand across her scalp. Stubble bristled against her palm. I need to shave before Izembaro sees. Mercy, I'm Mercy, and tonight I'll be raped and murdered. Her true name was Mercedene, but Mercy was all anyone ever called her...

Except in dreams. She took a breath to quiet the howling in her heart, trying to remember more of what she'd dreamt, but most of it had gone already. There had been blood in it, though, and a full moon overhead, and a tree that watched her as she ran.

She had fastened the shutters back so the morning sun might wake her. But there was no sun outside the window of Mercy's little room, only a wall of shifting grey fog. The air had grown chilly... and a good thing, else she might have slept all day. It would be just like Mercy to sleep through her own rape.

Gooseprickles covered her legs. Her coverlet had twisted around her like a snake. She unwound it, threw the blanket to the bare plank floor and padded naked to the window. Braavos was lost in fog. She could see the green water of the little canal below, the cobbled stone street that ran beneath her building, two arches of the mossy bridge... but the far end of the bridge vanished in greyness, and of the buildings across the canal only a few vague lights remained. She heard a soft splash as a serpent boat emerged beneath the bridge's central arch. "What hour?" Mercy called down to the man who stood by the snake's uplifted tail, pushing her onward with his pole.

The waterman gazed up, searching for the voice. "Four, by the Titan's roar." His words echoed hollowly off the swirling green waters and the walls of unseen buildings.

She was not late, not yet, but she should not dawdle. Mercy was a happy soul and a hard worker, but seldom timely. That would not serve tonight. The envoy from Westeros was expected at the Gate this evening, and Izembaro would be in no mood to hear excuses, even if she served them up with a sweet smile.

She had filled her basin from the canal last night before she went to sleep, preferring the brackish water to the slimy green rainwater stewing in the cistern out back. Dipping a rough cloth, she washed herself head to heel, standing on one leg at a time to scrub her calloused feet. After that she found her razor. A bare scalp helped the wigs fit better, Izembaro claimed.

She shaved, donned her smallclothes, and slipped a shapeless brown wool dress down over her head. One of her stockings needed mending, she saw as she pulled it up. She would ask the Snapper for help; her own sewing was so wretched that the wardrobe mistress usually took pity on her. Else I could filtch a nicer pair from wardrobe. That was risky, though. Izembaro hated it when the mummers wore his costumes in the streets. Except for Wendeyne. Give Izembaro's cock a little suck and a girl can wear any costume that she wants. Mercy was not so foolish as all that. Daena had warned her. "Girls who start down that road wind up on the Ship, where every man in the pit knows he can have any pretty thing he might see up on the stage, if his purse is plump enough."

Her boots were lumps of old brown leather mottled with saltstains and cracked from long wear, her belt a length of hempen rope dyed blue. She knotted it about her waist, and hung a knife on her right hip and a coin pouch on her left. Last of all she threw her cloak across her shoulders. It was a real mummer's cloak, purple wool lined in red silk, with a hood to keep the rain off, and three secret pockets too. She'd hid some coins in one of those, an iron key in another, a blade in the last. A real blade, not a fruit knife like the one on her hip, but it did not belong to Mercy, no more than her other treasures did. The fruit knife belonged to Mercy. She was made for eating fruit, for smiling and joking, for working hard and doing as she was told.

"Mercy, Mercy, Mercy," she sang as she descended the wooden stair to the street. The handrail was splintery, the steps steep, and there were five flights, but that was why she'd gotten the room so cheap. That, and Mercy's smile. She might be bald and skinny, but Mercy had a pretty smile, and a certain grace. Even Izembaro agreed that she was graceful. She was not far from the Gate as the crows flies, but for girls with feet instead of wings the way was longer. Braavos was a crooked city. The streets were crooked, the alleys were crookeder, and the canals were crookedest of all. Most days she preferred to go the long way, down the Ragman's Road along the Outer Harbor, where she had the sea before her and the sky above, and a clear view across the Great Lagoon to the Arsenal and the piney slopes of Sellagoro's Shield. Sailors would hail her as she passed the docks, calling down from the decks of tarry Ibbenese whalers and big-bellied Westerosi cogs. Mercy could not always understand their words, but she knew what they were saying. Sometimes she would smile back and tell them they could find her at the Gate if they had the coin.

The long way also took her across the Bridge of Eyes with its carved stone faces. From the top of its span, she could look through the arches and see all the city: the green copper domes of the Hall of Truth, the masts rising like a forest from the Purple Harbor, the tall towers of the mighty, the golden thunderbolt turning on its spire atop the Sealord's Palace... even the Titan's bronze shoulders, off across the dark green waters. But that was only when the sun was shining down on Braavos. If the fog was thick there was nothing to see but grey, so today Mercy chose the shorter route to save some wear on her poor cracked boots.

The mists seemed to part before her and close up again as she passed. The cobblestones were wet and slick under her feet. She heard a cat yowl plaintively. Braavos was a good city for cats, and they roamed everywhere, especially at night. In the fog all cats are grey, Mercy thought. In the fog all men are killers.

She had never seen a thicker fog than this one. On the larger canals, the watermen would be running their serpent boats into one another, unable to make out any more than dim lights from the buildings to either side of them.

Mercy passed an old man with a lantern walking the other way, and envied him his light. The street was so gloomy she could scarcely see where she was stepping. In the humbler parts of the city, the houses, shops, and warehouses crowded together, leaning on each other like drunken lovers, their upper stories so close that you could step from one balcony to the next. The streets below became dark tunnels where every footfall echoed. The small canals were even more hazardous, since many of the houses that lined them had privies jutting out over the water. Izembaro loved to give the Sealord's speech from The Merchant's Melancholy Daughter, about how "here the last Titan yet stands, astride the stony shoulders of his brothers," but Mercy preferred the scene where the fat merchant shat on the Sealord's head as he passed underneath in his gold-and-purple barge. Only in Braavos could something like that happen, it was said, and only in Braavos would Sealord and sailor alike howl with laughter to see it.

The Gate stood close by the edge of Drowned Town, between the Outer Harbor and the Purple Harbor. An old warehouse had burnt there and the ground was sinking a little more each year, so the land came cheap. Atop the flooded stone foundation of the warehouse, Izembaro raised his cavernous playhall. The Dome and the Blue Lantern might enjoy more fashionable environs, he told his mummers, but here between the harbors they would never lack for sailors and whores to fill their pit. The Ship was close by, still pulling handsome crowds to the quay where she had been moored for twenty years, he said, and the Gate would flourish too.

Time had proved him right. The Gate's stage had developed a tilt as the building settled, their costumes were prone to mildew, and water snakes nested in the flooded cellar, but none of that troubled the mummers so long as the house was full.

The last bridge was made of rope and raw planks, and seemed to dissolve into nothingness, but that was only the fog. Mercy scampered across, her heels ringing on the wood. The fog opened before her like a tattered grey curtain to reveal the playhouse. Buttery yellow light spilled from the doors, and Mercy could hear voices from within. Beside the entrance, Big Brusco had painted over the title of the last show, and written The Bloody Hand in its place in huge red letters. He was painting a bloody hand beneath the words, for those who could not read. Mercy stopped to have a look. "That's a nice hand," she told him.

"Thumb's crooked." Brusco dabbed at it with his brush. "King o' the Mummers been asking after you."

"It was so dark I slept and slept." When Izembaro had first dubbed himself the King of the Mummers, the company had taken a wicked pleasure in it, savoring the outrage of their rivals from the Dome and the Blue Lantern. Of late, though, Izembaro had begun to take his title too seriously. "He will only play kings now," Marro said, rolling his eyes, "and if the play has no king in it, he would sooner not stage it at all."

The Bloody Hand offered two kings, the fat one and the boy. Izembaro would play the fat one. It was not a large part, but he had a fine speech as he lay dying, and a splendid fight with a demonic boar before that. Phario Forel had written it, and he had the bloodiest quill of all of Braavos.

Mercy found the company assembled behind the stage, and slipped in between Daena and the Snapper at the back, hoping her late arrival would go unnoticed. Izembaro was telling everyone that he expected the Gate to be packed to the rafters this evening, despite the fog. "The King of Westeros is sending his envoy to do homage to the King of the Mummers tonight," he told his troupe. "We will not disappoint our fellow monarch."

"We?" said the Snapper, who did all the costumes for the mummers. "Is there more than one of him, now?"

"He's fat enough to count for two," whispered Bobono. Every mummer's troupe had to have a dwarf. He was theirs. When he saw Mercy, he gave her a leer. "Oho," he said, "there she is. Is the little girl all ready for her rape?" He smacked his lips.

The Snapper smacked him in the head. "Be quiet."

The King of the Mummers ignored the brief commotion. He was still talking, telling the mummers how magnificent they must be. Besides the Westerosi envoy, there would be keyholders in the crowd this evening, and famous courtesans as well. He did not intend for them to leave with a poor opinion of the Gate. "It shall go ill for any man who fails me," he promised, a threat he borrowed from the speech Prince Garin gives on the eve of battle in Wroth of the Dragonlords, Phario Forel's first play.

By the time Izembaro finally finished speaking, less than an hour remained before the show, and the mummers were all frantic and fretful by turns. The Gate rang to the sound of Mercy's name.

"Mercy," her friend Daena implored, "Lady Stork has stepped on the hem of her gown again. Come help me sew it up."

"Mercy," the Stranger called, "bring the bloody paste, my horn is coming loose."

"Mercy," boomed Izembaro the Great himself, "what have you done with my crown, girl? I cannot make my entrance without my crown. How shall they know that I'm a king?"

"Mercy," squeaked the dwarf Bobono, "Mercy, something's amiss with my laces, my cock keeps flopping out."

She fetched the sticky paste and fastened the Stranger's left horn back onto his forehead. She found Izembaro's crown in the privy where he always left it and helped him pin it to his wig, and then ran for needle and thread so the Snapper could sew the lace hem back onto the cloth-of-gold gown that the queen would wear in the wedding scene.

And Bobono's cock was indeed flopping out. It was made to flop out, for the rape. What a hideous thing, Mercy thought as she knelt before the dwarf to fix him. The cock was a foot long and as thick as her arm, big enough to be seen from the highest balcony. The dyer had done a poor job with the leather, though; the thing was a mottled pink and white, with a bulbous head the color of a plum. Mercy pushed it back into Bobono's breeches and laced him back up. "Mercy," he sang as she tied him tight, "Mercy, Mercy, come to my room tonight and make a man of me."

"I'll make a eunuch of you if you keep unlacing yourself just so I'll fiddle with your crotch."

"We were meant to be together, Mercy," Bobono insisted. "Look, we're just the same height."

"Only when I'm on my knees. Do you remember your first line?" It had only been a fortnight since the dwarf had lurched onto stage in his cups and opened The Anguish of the Archon with the grumpkin's speech from The Merchant's Lusty Lady. Izembaro would skin him alive if he made such a blunder again, and never mind how hard it was to find a good dwarf.

"What are we playing, Mercy?" Bobono asked innocently.

He is teasing me, Mercy thought. He's not drunk tonight, he knows the show perfectly well. "We are doing Phario's new Bloody Hand, in honor of the envoy from the Seven Kingdoms."

"Now I recall." Bobono lowered his voice to a sinister croak. "The seven-faced god has cheated me," he said. "My noble sire he made of purest gold, and gold he made my siblings, boy and girl. But I am formed of darker stuff, of bones and blood and clay, twisted into this rude shape you see before you." With that, he grabbed at her chest, fumbling for a nipple. "You have no titties. How can I rape a girl with no titties?"

She caught his nose between her thumb and forefinger and twisted. "You'll have no nose until you get your hands off me."

"Owwwww," the dwarf squealed, releasing her.

"I'll grow titties in a year or two." Mercy rose, to tower over the little man. "But you'll never grow another nose. You think of that, before you touch me there."

Bobono rubbed his tender nose. "There's no need to get so shy. I'll be raping you soon enough."

"Not until the second act."

"I always give Wendeyne's titties a nice squeeze when I rape her in The Anguish of the Archon," the dwarf complained. "She likes it, and the pit does too. You have to please the pit."

That was one of Izembaro's "wisdoms," as he liked to call them. You have to please the pit. "I bet it would please the pit if I ripped off the dwarf's cock and beat him about the head with it," Mercy replied. "That's something they won't have seen before." Always give them something they haven't seen before was another of Izembaro's "wisdoms," and one that Bobono had no easy answer for. "There, you're done," Mercy announced. "Now see if you can keep in your breeches till it's needed."

Izembaro was calling for her again. Now he could not find his boar spear. Mercy found it for him, helped Big Brusco don his boar suit, checked the trick daggers just to make certain no one had replaced one with a real blade (someone had done that at the Dome once, and a mummer had died), and poured Lady Stork the little nip of wine she liked to have before each play. When all the cries of "Mercy, Mercy, Mercy" finally died away, she stole a moment for a quick peek out into the house.

The pit was as full as ever she'd seen it, and they were enjoying themselves already, joking and jostling, eating and drinking. She saw a peddler selling chunks of cheese, ripping them off the wheel with his fingers whenever he found a buyer. A woman had a bag of wrinkled apples. Skins of wine were being passed from hand to hand, some girls were selling kisses, and one sailor was playing the sea pipes. The sad-eyed little man called Quill stood in the back, come to see what he could steal for one of his own plays. Cossomo the Conjurer had come as well, and on his arm was Yna, the one-eyed whore from the Happy Port, but Mercy could not know those two, and they would not know Mercy. Daena recognized some Gate regulars in the crowd, and pointed them out for her; the dyer Dellono with his pinched white face and mottled purple hands, Galeo the sausage-maker in his greasy leather apron, tall Tomarro with his pet rat on his shoulder. "Tomarro best not let Galeo see that rat," Daena warned. "That's the only meat he puts in them sausages, I hear." Mercy covered her mouth and laughed.

The balconies were filling too. The first and third levels were for merchants and captains and other respectable folk. The bravos preferred the fourth and highest, where the seats were cheapest. It was a riot of bright color up there, while down below more somber shades held sway. The second balcony was cut up into private boxes where the mighty could comport themselves in comfort and privacy, safely apart from the vulgarity above and below. They had the best view of the stage, and servants to bring them food, wine, cushions, whatever they might desire. It was rare to find the second balcony more than half full at the Gate; such of the mighty who relished a night of mummery were more inclined to visit the Dome or the Blue Lantern, where the offerings were considered subtler and more poetic.

This night was different, though, no doubt on account of the Westerosi envoy. In one box sat three scions of Otharys, each accompanied by a famous courtesan; Prestayn sat alone, a man so ancient that you wondered how he ever reached his seat; Torone and Pranelis shared a box, as they shared an uncomfortable alliance; the Third Sword was hosting a half-dozen friends.

"I count five keyholders," said Daena.

"Bessaro is so fat you ought to count him twice," Mercy replied, giggling. Izembaro had a belly on him, but compared to Bessaro he was as lithe as a willow. The keyholder was so big he needed a special seat, thrice the size of a common chair.

"They're all fat, them Reyaans," Daena said. "Bellies as big as their ships. You should have seen the father. He made this one look small. One time he was summoned to the Hall of Truth to vote, but when he stepped onto his barge it sank." She clutched Mercy by the elbow. "Look, the Sealord's box." The Sealord had never visited the Gate, but Izembaro named a box for him anyway, the largest and most opulent in the house. "That must be the Westerosi envoy. Have you ever seen such clothes on an old man? And look, he's brought the Black Pearl!"

The envoy was slight and balding, with a funny grey wisp of a beard growing from his chin. His cloak was yellow velvet, and his breeches. His doublet was a blue so bright it almost made Mercy's eyes water. Upon his breast a shield had been embroidered in yellow thread, and on the shield was a proud blue rooster picked out in lapis lazuli. One of his guards helped him to his seat, while two others stood behind him in the back of the box.

The woman with him could not have been more than a third his age. She was so lovely that the lamps seemed to burn brighter when she passed. She had dressed in a low-cut gown of pale yellow silk, startling against the light brown of her skin. Her black hair was bound up in a net of spun gold, and a jet-and-gold necklace brushed against the top of her full breasts. As they watched, she leaned close to the envoy and whispered something in his ear that made him laugh. "They should call her the Brown Pearl," Mercy said to Daena. "She's more brown than black."

"The first Black Pearl was black as a pot of ink," said Daena. "She was a pirate queen, fathered by a Sealord's son on a princess from the Summer Isles. A dragon king from Westeros took her for his lover."

"I would like to see a dragon," Mercy said wistfully. "Why does the envoy have a chicken on his chest?"

Daena howled. "Mercy, don't you know anything? It's his siggle. In the Sunset Kingdoms all the lords have siggles. Some have flowers, some have fish, some have bears and elks and other things. See, the envoy's guards are wearing lions."

It was true. There were four guards; big, hard-looking men in ringmail, with heavy Westerosi longswords sheathed at their hips. Their crimson cloaks were bordered in whorls of gold, and golden lions with red garnet eyes clasped each cloak at the shoulder. When Mercy glanced at the faces beneath the gilded, lion-crested helm, her belly gave a quiver. The gods have given me a gift. Her fingers clutched hard at Daena's arm. "That guard. The one on the end, behind the Black Pearl."

"What of him? Do you know him?"

"No." Mercy had been born and bred in Braavos, how could she know some Westerosi? She had to think a moment. "It's only... well, he's fair to look on, don't you think?" He was, in a rough-hewn way, though his eyes were hard.

Daena shrugged. "He's very old. Not so old as the other ones, but... he could be thirty. And Westerosi. They're terrible savages, Mercy. Best stay well away from his sort."

"Stay away?" Mercy giggled. She was a giggly sort of girl, was Mercy. "No. I've got to get closer." She gave Daena a squeeze and said, "If the Snapper comes looking for me, tell her that I went off to read my lines again." She only had a few, and most were just, "Oh, no, no, no," and "Don't, oh don't, don't touch me," and "Please, m'lord, I am still a maiden," but this was the first time Izembaro had given her any lines at all, so it was only to be expected that poor Mercy would want to get them right.

The envoy from the Seven Kingdoms had taken two of his guards into his box to stand behind him and the Black Pearl, but the other two had been posted just outside the door to make certain he was not disturbed. They were talking quietly in the Common Tongue of Westeros as she slipped up silently behind them in the darkened passage. That was not a language Mercy knew.

"Seven hells, this place is damp," she heard her guard complain. "I'm chilled to the bones. Where are the bloody orange trees? I always heard there were orange trees in the Free Cities. Lemons and limes. Pomegranates. Hot peppers, warm nights, girls with bare bellies. Where are the bare-bellied girls, I ask you?"

"Down in Lys, and Myr, and Old Volantis," the other guard replied. He was an older man, big-bellied and grizzled. "I went to Lys with Lord Tywin once, when he was Hand to Aerys. Braavos is north of King's Landing, fool. Can't you read a bloody map?"

"How long do you think we'll be here?"

"Longer than you'd like," the old man replied. "If he goes back without the gold the queen will have his head. Besides, I seen that wife of his. There's steps in Casterly Rock she can't go down for fear she'd get stuck, that's how fat she is. Who'd go back to that, when he has his sooty queen?"

The handsome guardsman grinned. "Don't suppose he'll share her with us, afterward?"

"What, are you mad? You think he notices the likes of us? Bloody bugger don't even get our names right half the time. Maybe it was different with Clegane."

"Ser wasn't one for mummer shows and fancy whores. When Ser wanted a woman he took one, but sometimes he'd let us have her, after. I wouldn't mind having a taste of that Black Pearl. You think she's pink between her legs?"

Mercy wanted to hear more, but there was no time. The Bloody Hand was about to start, and the Snapper would be looking for her to help with costumes. Izembaro might be the King of the Mummers, but the Snapper was the one that they all feared. Time enough for her pretty guardsman later.

The Bloody Hand opened in a lichyard.

When the dwarf appeared suddenly from behind a wooden tombstone, the crowd began to hiss and curse. Bobono waddled to the front of the stage and leered at them. "The seven-faced god has cheated me," he began, snarling the words. "My noble sire he made of purest gold, and gold he made my siblings, boy and girl. But I am formed of darker stuff, of bones and blood and clay... "

By then Marro had appeared behind him, gaunt and terrible in the Stranger's long black robes. His face was black as well, his teeth red and shiny with blood, while ivory horns jutted upwards from his brow. Bobono could not see him, but the balconies could, and now the pit as well. The Gate grew deathly quiet. Marro moved forward silently.

So did Mercy. The costumes were all hung, and the Snapper was busy sewing Daena into her gown for the court scene, so Mercy's absence should not be noted. Quiet as a shadow, she slipped around the back again, up to where the guardsmen stood outside the envoy's box. Standing in a darkened alcove, still as stone, she had a good look at his face. She studied it carefully, to be sure. Am I too young for him? she wondered. Too plain? Too skinny? She hoped he wasn't the sort of man who liked big breasts on a girl. Bobono had been right about her chest. It would be best if I could take him back to my place, have him all to myself. But will he come with me?

"You think it might be him?" the pretty one was saying.

"What, did the Others take your wits?"

"Why not? He's a dwarf, ain't he?"

"The Imp weren't the only dwarf in the world."

"Maybe not, but look here, everyone says how clever he was, true? So maybe he figures the last place his sister would ever look for him would be in some mummer show, making fun of himself. So he does just that, to tweak her nose."

"Ah, you're mad."

"Well, maybe I'll follow him after the mummery. Find out for myself." The guardsman put a hand on the hilt of his sword. "If I'm right, I'll be a ma lord, and if I'm wrong, well, bleed it, it's just some dwarf." He gave a bark of laughter.

On stage, Bobono was bargaining with Marro's sinister Stranger. He had a big voice for such a little man, and he made it ring off the highest rafters now. "Give me the cup," he told the Stranger, "for I shall drink deep. And if it tastes of gold and lion's blood, so much the better. As I cannot be the hero, let me be the monster, and lesson them in fear in place of love."

Mercy mouthed the last lines along with him. They were better lines than hers, and apt besides. He'll want me or he won't, she thought, so let the play begin. She said a silent prayer to the god of many faces, slipped out of her alcove, and flounced up to the guardsmen. Mercy, Mercy, Mercy. "My lords," she said, "do you speak Braavosi? Oh, please, tell me you do."

The two guardsmen exchanged a look. "What's this thing going on about?" the older one asked. "Who is she?"

"One of the mummers," said the pretty one. He pushed his fair hair back off his brow and smiled at her. "Sorry, sweetling, we don't speak your gibble-gabble."

Fuss and feathers, Mercy thought, they only know the Common Tongue. That was no good. Give it up or go ahead. She could not give it up. She wanted him so bad. "I know your tongue, a little," she lied, with Mercy's sweetest smile. "You are lords of Westeros, my friend said."

The old one laughed. "Lords? Aye, that's us."

Mercy looked down at her feet, so shy. "Izembaro said to please the lords," she whispered. "If there is anything you want, anything at all... "

The two guardsmen exchanged a look. Then the handsome one reached out and touched her breast. "Anything?"

"You're disgusting," said the older man.

"Why? If this Izembaro wants to be hospitable, it would be rude to refuse." He gave her nipple a tweak through the fabric of her dress, just the way the dwarf had done when she was fixing his cock for him. "Mummers are the next best thing to whores."

"Might be, but this one is a child."

"I am not," lied Mercy. "I'm a maiden now."

"Not for long," said the comely one. "I'm Lord Rafford, sweetling, and I know just what I want. Hike up those skirts now, and lean back against that wall."

"Not here," Mercy said, brushing his hands away. "Not where the play is on. I might cry out, and Izembaro would be mad."

"Where, then?"

"I know a place."

The older guard was scowling. "What, you think can just scamper off? What if his knightliness comes looking for you?"

"Why would he? He's got a show to watch. And he's got his own whore, why shouldn't I have mine? This won't take long."

No, she thought, it won't. Mercy took him by the hand, led him through the back and down the steps and out into the foggy night. "You could be a mummer, if you wanted," she told him, as he pressed her up against the wall of the playhouse.

"Me?" The guardsman snorted. "Not me, girl. All that bloody talking, I wouldn't remember half of it."

"It's hard at first," she admitted. "But after a time it comes easier. I could teach you to say a line. I could."

He grabbed her wrist. "I'll do the teaching. Time for your first lesson." He pulled her hard against him and kissed her on the lips, forcing his tongue into her mouth. It was all wet and slimy, like an eel. Mercy licked it with her own tongue, then broke away from him, breathless. "Not here. Someone might see. My room's not far, but hurry. I have to be back before the second act, or I'll miss my rape."

He grinned. "No fear o' that, girl." But he let her pull him after her. Hand in hand, they went racing through the fog, over bridges and through alleys and up five flights of splintery wooden stairs. The guardsman was panting by the time they burst through the door of her little room. Mercy lit a tallow candle, then danced around at him, giggling. "Oh, now you're all tired out. I forgot how old you were, m'lord. Do you want to take a little nap? Just lie down and close your eyes, and I'll come back after the Imp's done raping me."

"You're not going anywhere." He pulled her roughly to him. "Get those rags off, and I'll show you how old I am, girl."

"Mercy," she said. "My name is Mercy. Can you say it?"

"Mercy," he said. "My name is Raff."

"I know." She slipped her hand between his legs, and felt how hard he was through the wool of his breeches.

"The laces," he urged her. "Be a sweet girl and undo them." Instead she slid her finger down along the inside of his thigh. He gave a grunt. "Damn, be careful there, you — "

Mercy gave a gasp and stepped away, her face confused and frightened. "You're bleeding."

"Wha — " He looked down at himself. "Gods be good. What did you do to me, you little cunt?" The red stain spread across his thigh, soaking the heavy fabric.

"Nothing," Mercy squeaked. "I never... oh, oh, there's so much blood. Stop it, stop it, you're scaring me."

He shook his head, a dazed look on his face. When he pressed his hand to his thigh, blood squirted through his fingers. It was running down his leg, into his boot. He doesn't look so comely now, she thought. He just looks white and frightened.

"A towel," the guardsman gasped. "Bring me a towel, a rag, press down on it. Gods. I feel dizzy." His leg was drenched with blood from the thigh down. When he tried to put his weight on it, his knee buckled and he fell. "Help me," he pleaded, as the crotch of his breeches reddened. "Mother have mercy, girl. A healer... run and find a healer, quick now."

"There's one on the next canal, but he won't come. You have to go to him. Can't you walk?"

"Walk?" His fingers were slick with blood. "Are you blind, girl? I'm bleeding like a stuck pig. I can't walk on this."

"Well," she said, "I don't know how you'll get there, then."

"You'll need to carry me."

See? thought Mercy. You know your line, and so do I.

"Think so?" asked Arya, sweetly.

Raff the Sweetling looked up sharply as the long thin blade came sliding from her sleeve. She slipped it through his throat beneath the chin, twisted, and ripped it back out sideways with a single smooth slash. A fine red rain followed, and in his eyes the light went out.

"Valar morghulis," Arya whispered, but Raff was dead and did not hear. She sniffed. I should have helped him down the steps before I killed him. Now I'll need to drag him all the way to the canal and roll him in. The eels would do the rest.

"Mercy, Mercy, Mercy," she sang sadly. A foolish, giddy girl she'd been, but good hearted. She would miss her, and she would miss Daena and the Snapper and the rest, even Izembaro and Bobono. This would make trouble for the Sealord and the envoy with the chicken on his chest, she did not doubt.

She would think about that later, though. Just now, there was no time. I had best run. Mercy still had some lines to say, her first lines and her last, and Izembaro would have her pretty little empty head if she were late for her own rape.

Она проснулась, глотая воздух и сама не зная, кто она и где.
В ноздрях стоял тяжелый запах крови... или это продолжался кошмар? Ей снова снились волки, снилось, как она бежит по темному сосновому бору и за ней – огромная стая, взяв след добычи.
Комната, серая и сумрачная, тонула в полутьме. Поежившись, девочка села в постели и провела рукой по черепу. Отросшая щетина колола ладонь. «Мне надо побриться, пока Изембаро не увидел. Мерси, меня зовут Мерси, и сегодня меня изнасилуют и убьют». По-настоящему ее звали Мерседина, но все ее звали просто Мерси...
«Но не во сне». Она сделала глубокий вдох, чтобы сердце перестало выть и колотиться, и попыталась вспомнить, что ей снилось, но сон почти успел растаять. Там была кровь – это она помнила, и полная луна над головой, и дерево, которое глядело, как она бежит.
С вечера она отворила ставни, чтобы дать утреннему солнцу себя разбудить – но сейчас за окном комнатушки Мерси не было солнца, только стена текучей серой мглы. С улицы тянуло холодом... и это было хорошо, а иначе бы она проспала весь день до вечера. «Как похоже на Мерси – проспать, когда ее должны изнасиловать».
Ноги покрылись гусиной кожей, одеяло обмоталось вокруг нее, как змея. Девочка размотала его, скинула на голый дощатый пол и голой пошлепала к окну. Браавос заволокло туманом – видно было зеленую воду в канале внизу, булыжную мостовую под зданием, две арки обросшего мхом моста... но дальний конец моста сгинул в серой мгле, и от зданий по ту сторону канала только и осталось, что несколько еле видных огней в окнах. Она услышала тихий плеск в канале – из-под средней арки моста выплыла змея-лодка.
– Который час? – закричала Мерси человеку, который стоял на задранном хвосте змеи, направляя лодку шестом.
Лодочник поднял голову на голос.
– Четыре часа по реву Титана, – его голос отразился эхом от зеленых вод и стен невидимых зданий.
Она не опаздывает – пока нет, но и мешкать не стоит. Мерси – девочка славная и трудолюбивая, но со временем у нее нелады – а сегодня это было бы некстати. В этот вечер во «Вратах» ждали вестеросского посла, и Изембаро не захочет слушать никаких оправданий, даже если их приправить самой милой улыбкой.
Тазик еще с вечера, перед сном, был наполнен водой из канала – она, конечно, была солоновата, но лучше, чем склизкая зеленая дождевая, которая застаивалась в цистерне за домом. Обмакнув тряпку в тазик, девочка обтерлась с головы до пят, время от времени становясь на одну ногу, чтобы потереть мозолистую подошву другой. После мытья она нашла бритву: на бритую голову лучше садится парик – так говорил Изембаро.
Девочка побрилась, надела исподнее и через голову натянула бесформенное бурое платье. Один из чулков просил штопки, как она заметила, надевая его. Об этом придется просить Язву – у самой девочки шитье выходило так плохо, что костюмерша жалела ее и шила сама. «Или можно стянуть из костюмерной пару получше» – но это дело рискованное. Изембаро терпеть не мог, когда актеры выносят костюмы наружу. «Только Вендейны это не касается – отсоси Изембаро член и бери себе любой костюм, какой вздумается». Мерси на эту удочку не попалась, Дейна ее предупреждала.
– Кто сворачивает на эту дорожку, оказывается на «Корабле», где каждый в зрительном зале может переспать с любой красоткой со сцены – если в кошельке у него хватит деньжат.
Башмаки – два комка старой бурой кожи с крапинками морской соли, растрескавшиеся от долгой носки; вместо ремня кусок пеньки, покрашенной в голубой цвет. Девочка завязала его на талии и повесила нож на правом бедре и кошелек на левом, а после всего накинула плащ на плечи. Это был настоящий скомороший плащ – пурпурное сукно подбито красным шелком, сзади капюшон от дождя, и под плащом три потайных кармашка. В одном из них было спрятано несколько монет, в другом железный ключ и в третьем – кинжал. Настоящий кинжал, не такой, как нож для фруктов, какой она носила на бедре – но этот кинжал и не принадлежал Мерси, как и другие сокровища. Мерси принадлежал нож для фруктов – она была создана для того, чтобы есть фрукты, улыбаться, шутить, усердно трудиться и делать, что прикажут.
– Мерси, Мерси, Мерси, – пела она, спускаясь по деревянной лесенке вниз. Занозистые перила, крутые ступеньки и пять пролетов по пути вниз – но поэтому комната и досталась ей так дешево. Поэтому, и еще благодаря улыбке Мерси. Она была лысой и тощей, но улыбка у нее была прелестная, и держалась она с изяществом – даже Изембаро признавал, что в ней это есть. По прямой до «Врат» было совсем недалеко, но для девочки, у которой вместо крыльев ноги, путь предстоял неблизкий. Браавос – город кривой: улицы кривые, переулки еще кривее, а каналы кривее некуда. Обычно девочка ходила дальней дорогой: по Тряпичной улице к Внешней гавани, откуда было видно море и небо над ним, и все что вокруг, от Великой лагуны до Арсенала и заросших соснами склонов Щита Селлагоро. Моряки махали ей, когда она проходила мимо причалов, звали ее с бортов вымазанных дегтем иббенских китобоев и пузатых вестеросских коггов. Мерси не всегда понимала язык, но знала, что ей кричат. Иногда она улыбалась в ответ и кричала морякам, что они смогут найти ее во «Вратах» – если у них найдутся деньги.
Дальняя дорога приводила ее на Мост Глаз с его резными каменными ликами. С высоты середины моста, между арками, было видно весь город: зеленые медные купола Дворца Истины, лес мачт в Пурпурной гавани, высокие башни поместий и золотую молнию, которая поворачивалась на шпиле над дворцом Морского Начальника... даже бронзовые плечи Титана по ту сторону темно-зеленого залива. Но это все было видно только тогда, когда над Браавосом светило солнце. Когда в городе стоял туман, кроме серой мглы, ничего не было видно – так что Мерси избрала короткую дорогу, чтобы сберечь свои бедные заношенные башмачки.
Туман словно расступался перед ней и смыкался за спиной, булыжник под ногами был мокрым и скользким, и где-то жалобно вопил кот. Браавос был раем для кошек, и они бегали повсюду, особенно по ночам. «В тумане все кошки серы, – думала Мерси. – В тумане все люди – убийцы».
Ей ни разу не доводилось видеть такой густой туман, как сегодня. На больших каналах лодочники наверняка сталкиваются друг с другом в своих змеях-лодках, не видя по сторонам ничего, кроме тусклого света из окон.
Мерси разминулась со стариком, который шел навстречу с фонарем в руках, и позавидовала тому, что у него есть свет. На улице стоял такой сумрак, что нельзя было толком разглядеть, куда ступаешь. В кварталах города победнее дома, лавки и склады лепились один к другому, наваливались друг на друга, как пьяные любовники, верхние этажи сходились так близко, что с одного балкона можно было перешагнуть на другой, напротив. Улицы там превращались в темные туннели, где каждый шаг отдавался эхом, а узкие каналы были особо опасны, поскольку во многих домах отхожие места нависали над водой. Изембаро обожал представлять на сцене речь Морского Начальника из «Печальной купеческой дочери», о том, как «здесь еще стоит последний из Титанов, расставив ноги на каменных плечах своих собратьев», но Мерси больше нравилось другое место из той же пьесы – где толстый купец справляет большую нужду на голову Морского Начальника, когда тот плывет внизу по каналу в своей пурпурной с золотом барже. Говорили, что такое могло случиться только в Браавосе, и только в Браавосе и Морской Начальник, и простой моряк могли надрывать животики со смеху, глядя на это зрелище.
«Врата» стояли у самого края Затонувшего Города, между Внешней и Пурпурной гаванями. Здесь когда-то сгорел старый склад, и земля под ним с каждым годом понемногу уходила в море, так что участок достался Изембаро дешево. На полузатопленном каменном фундаменте склада Изембаро воздвиг свой похожий на пещеру театр. Быть может, у «Купола» или «Голубого фонаря» окружение будет поизысканнее, говорил он своим актерам, но здесь, в квартале между гаванями, театр никогда не будет знать недостатка в зрителях – моряках и шлюхах. Тут же по соседству был и «Корабль», и к причалу, где это плавучее заведение было пришвартовано уже лет двадцать, каждый день стягивались приличные толпы – так что и «Врата» должны процветать, так говорил Изембаро.
Время подтвердило справедливость его слов. С годами по мере просадки здания сцену перекосило, костюмы актеров страдали от плесени, а в затопленном подполе гнездились водяные змеи, но все это никак не тревожило труппу, пока театр продолжал собирать полные залы.
Последний мост – из веревок и отсыревших досок – казалось, уходил в никуда, но причиной тому был туман. Мерси перебежала его, стуча каблуками по дереву. Туман раздвинулся перед ней, словно рваный серый занавес, открыв здание театра. Масляный желтый свет лился из дверей, и Мерси были слышны голоса внутри. У входа Большой Бруско замазал название предыдущего представления и написал вместо этого большими красными буквами: «Кровавый десница». Под надписью он намалевал кроваво-красную руку для тех, кто не умел читать. Мерси остановилась, чтобы посмотреть.
– Красивая рука, – сказала она ему.
– Большой палец криво вышел, – Бруско мазнул кистью по нарисованной руке. – Король Актеров про тебя спрашивал.
– Было так темно, что я проспала.
Когда Изембаро впервые объявил себя Королем Актеров, труппа нашла в этом своеобразное удовольствием, наслаждалась негодованием соперников из «Купола» и «Голубого фонаря». Со временем, однако, Изембаро начал относиться к своему титулу излишне серьезно.
– Он теперь играет только королей, – закатывал глаза Марро, – и если в пьесе нет ни одного короля, он и ставить ее не захочет.
В «Кровавом деснице» было целых два короля, толстяк и мальчик. Изембаро играл толстяка – роль не очень большая, но у него был красивый монолог перед смертью, а еще перед этим впечатляющий бой с демоническим вепрем. Пьесу написал Фарио Форель, который исторгал своим пером больше крови, чем любой другой сочинитель в Браавосе.
Мерси обнаружила, что труппа уже собралась за кулисами, и прошмыгнула между Дейной и Язвой в задний ряд, надеясь, что ее опоздание не заметят. Изембаро рассказывал всем, что в этот вечер, по его ожиданиям, «Врата» будут забиты до отказа, несмотря на туман.
– Король Вестероса прислал своего посла, дабы воздать по заслугам Королю Актеров, – вещал он перед своей труппой. – Мы не желаем разочаровать нашего брата-монарха.
– «Мы»? – переспросила Язва, которая шила костюмы актерам. – Он там теперь не один?
– Он такой толстый, что считается за двоих, – прошептал Бобоно. У каждой труппы должен быть свой карлик – Бобоно был их карликом. Завидев Мерси, он одарил ее сальным взглядом. – Ого, – сказал он, – вот и она. Готова ли малютка, чтобы ее изнасиловали?
Он пошлепал себя по губам, а Язва наградила его подзатыльником:
– Тихо.
Король Актеров не обратил никакого внимания на этот краткий беспорядок. Он продолжал свою речь, рассказывая актерам, насколько великолепно они должны сыграть. Кроме вестеросского посла, среди зрителей будут ключники, а также знаменитые куртизанки, и Изембаро не желал, чтобы все эти благородные господа ушли из «Врат» недовольными.
– Кто подведет меня, тому добра не ждать, – пообещал он, и эта угроза была позаимствована из монолога, который принц Гэрин произносит перед битвой в «Ярости драконьих владык», дебютной пьесе Фарио Фореля.
К тому времени, как Изембаро окончил свою речь, до представления осталось меньше часа, и актеры изрядно нервничали. Во «Вратах» только и было слышно, как Мерси зовут то туда, то сюда.
– Мерси, – умоляла ее подруга Дейна, – леди Сторк опять наступила на подол платья. Помоги пришить.
– Мерси, – звал Неведомый, – принеси кровавую пасту, у меня рог отклеился.
– Мерси, – гудел сам Изембаро Великий, – куда ты засунула мою корону, девчонка? Я не могу выйти на сцену без короны. Как они поймут, что я король?
– Мерси, – пищал карлик Бобоно, – Мерси, у меня что-то развязалось, и член вываливается.
Она принесла липкую пасту и приклеила левый рог Неведомого ему обратно на лоб. Она нашла корону Изембаро в уборной, где он вечно ее забывал, и помогла пришпилить ее к парику, а затем сбегала за иголкой и ниткой, чтобы Язва могла пришить подол парчового платья, которое королева должна была носить в сцене свадьбы.
И член Бобоно действительно вываливался – такое у него было устройство, специально для сцены с изнасилованием. «Ну и мерзкая же штука», думала Мерси, когда ей пришлось стать перед карликом на колени, чтобы поправить член. Он был не меньше фута длиной и толщиной с ее руку – таких размеров, чтобы его было видно с самой высокой галереи. Мастер, однако, довольно скверно выкрасил кожу – штуковина вышла крапчатой, бело-розовой, с головкой цвета зрелой сливы. Мерси пристроила его назад на бриджи Бобоно и зашнуровала.
– Мерси, – пел он, когда она затягивала завязки, – Мерси, Мерси, приходи ко мне в спальню и сделай меня мужчиной.
– Я тебя евнухом сделаю, если ты не перестанешь распускать завязки только для того, чтобы я потрогала тебя за пипку.
– Мы созданы друг для друга, Мерси, – настаивал Бобоно. – Посмотри, мы одного роста.
– Только когда я становлюсь на колени. Ты не забыл свою первую строчку?
Не далее как две недели назад карлик вышел на сцену во хмелю и открыл «Тоску архонта» монологом грамкина из «Похотливой купчихи». Изембаро пообещал, что освежует Бобоно заживо, если он во второй раз устроит такой конфуз, и не посмотрит, как тяжело найти хорошего актера-карлика.
– А что мы сегодня ставим, Мерси? – невинно осведомился Бобоно.
«Он просто дразнится, – сообразила Мерси. – Он трезв и прекрасно знает пьесу».
– Мы ставим новую пьесу Фарио, «Кровавого десницу», в честь посла из Семи Королевств.
– Теперь я вспомнил, – Бобоно понизил голос до зловещего шепота. – Как надо мною поглумился семиликий бог! Благородный мой родитель был из золота изваян, и золотыми были мои брат с сестрою. Но меня творец слепил из мерзости – костей, крови и глины, небрежно, кое-как скомкав из них убогое обличье, то, что стоит пред вашими глазами, – с этими словами он ухватил девочку за грудь, неуклюже нащупывая сосок. – Ну вот как мне насиловать женщину без сисек?
Мерси ухватила его большим и указательным пальцами за нос и скрутила.
– Не уберешь руки – останешься без носа.
– А-а-а-ай, – запищал карлик, отпуская ее.
– Сиськи у меня вырастут через год или два, – Мерси поднялась на ноги и нависла над коротышкой, – а вот новый нос у тебя никогда не отрастет. Так что подумай, прежде чем в другой раз распускать руки.
Бобоно потер пострадавший нос.
– Нечего стесняться, я все равно тебя скоро изнасилую.
– Не раньше второго акта.
– Когда я насилую Вендейну в «Тоске архона», я всегда мну ее сиськи как следует, – пожаловался карлик. – Ей это нравится, и зрителям тоже. Надо же угодить зрителям.
Это была одна из «мудростей» Изембаро, как он любил их называть. Надо угодить зрителям.
– Думаю, зрителям еще больше понравится, если я оторву карлику член и отлуплю его этим членом по голове, – заявила Мерси. – Уж этого они точно никогда не видели.
«Показывать зрителям то, чего они никогда не видели» – это тоже была одна из «мудростей» Изембаро, и Бобоно не нашелся, что ответить.
– Ну вот и готово, – сказала Мерси. – Посмотрим, сумеешь ли ты удержать его в штанах до тех пор, пока он не понадобится.
Изембаро опять ее звал – на этот раз он не мог найти копье для охоты на вепря. Мерси разыскала оружие, помогла Большому Бруско надеть костюм вепря, проверила бутафорские кинжалы – не заменил ли кто один из них настоящим клинком (такое уже случалось в «Куполе» и закончилось гибелью актера), а также налила леди Сторк штоф чарку вина, без которой актриса не могла выйти на сцену. Когда все призывы «Мерси, Мерси, Мерси» наконец затихли, она улучила момент, чтобы заглянуть из-за кулис в театр.
В зале было больше народу, чем ей когда-либо приходилось видеть, и они уже развлекались вовсю, шутя, пихаясь локтями, поглощая еду и напитки. Она заметила разносчика, который торговал ломтями сыра и отламывал их от большой сырной головы каждый раз, когда на них находился покупатель. Среди зрителей толклась женщина с мешком сморщенных яблок. Бурдюки с вином переходили из рук в руки, девушки торговали поцелуями, и какой-то моряк играл на волынке. Тут был и Коссомо-Фокусник, и рука об руку с ним Ина, одноглазая шлюха из «Счастливого порта», но Мерси не могла знать этих двоих, а они не знали Мерси. Дейна заприметила в толпе нескольких завсегдатаев «Врат» и показывала их подруге: красильщика Деллоно с изможденным белым лицом и руками в пурпурных пятнах; Галео-колбасника в сальном кожаном фартуке, верзилу Томарро с ручной крысой на плече.
– Лучше Томарро не показывать Галео эту свою крысу, – предупреждала Дейна. – Он никакого другого мяса в свои колбасы не кладет – я так слышала.
Мерси прикрыла рот ладонью и засмеялась.
Галереи наверху тоже полнились народом. Первый и третий ярусы предназначались для купцов, капитанов и прочей респектабельной публики. Головорезы-брави предпочитали четвертый, самый высокий ярус, где были самые дешевые сидячие места. Там, наверху, буйствовали яркие краски, тогда как на ярусах ниже господствовали цвета поскромнее и потемнее. Второй ярус был разделен на отдельные ложи, чтобы знатные господа могли расположиться в удобстве и приватности, будучи огражденными от грубого мужичья над ними и под ними. Оттуда сцену было видно лучше всего, и слуги носили туда кушанья, вино, подушки – все, чего мог пожелать знатный посетитель. Нечасто второй ярус во «Вратах» заполнялся больше чем наполовину: если уж знатный господин и желал посвятить вечер театру, он скорее отправился бы в «Купол» или «Голубой фонарь», где представления были изящнее и поэтичнее.
В эту ночь все было по-другому – и причиной тому, без сомнения, был вестеросский посол. В одной из лож сидели три члена рода Отерисов, каждый в компании знаменитой куртизанки; Престейн, такой древний старец, что непонятно, как он вообще добрался до своего места, сидел в своей ложе один; Торон и Пранелис, состоявшие в стесняющем их союзе, сидели вдвоем; Третий Меч пригласил в свою ложу с полдюжины друзей.
– Я насчитала пять ключников, – сказала Дейна.
– Бессаро такой толстый, что надо посчитать его за двоих, – захихикала Мерси. Изембаро был весьма дороден, но по сравнению с Бессаро казался стройным, точно тополь. Ключник был таким огромным, что ему и кресло понадобилось особенное, втрое больше обычного.
– Они все толстые, эти Рейяны, – сказала Дейна. – Животы у них еще больше, чем корабли. Видела бы ты его отца – по сравнению с ним Бессаро еще маленький. В один прекрасный день его вызвали во Дворец Истины для голосования, и стоило ему погрузиться на баржу, как она тут же пошла ко дну, – она двинула Мерси локтем. – Смотри на ложу Морского Начальника.
Морской Начальник никогда не бывал во «Вратах», но Изембаро все равно выделил ему отдельную ложу – самую большую и самую роскошную во всем театре.
– Это, должно быть, вестеросский посол. Ты когда-нибудь видела такие одежды на таком старике? И смотри, он привел с собой Черную Жемчужину!
Посол оказался человеком худосочным и лысеющим, с потешным седым пучком волос, торчащим с подбородка. На нем был желтый бархатный плащ и бриджи такого же цвета, а дублет был настолько ярко-синим, что у Мерси едва не заслезились глаза. На груди у него был желтой нитью вышит щит и на этом щите – гордый голубой петушок, набранный из ляпис-лазури. Один из гвардейцев помог ему устроиться в кресле, тогда как двое других встали у стены позади ложи.
Компаньонка посла была, наверное, втрое его моложе, и она была так красива, что светильники, казалось, загорались ярче, когда она проходила мимо. Она носила платье с низким вырезом, и его бледно-желтый шелк был ослепителен на фоне светло-коричневой кожи. Черные волосы были убраны под сеть из золотой канители, и ожерелье из золота и черного гагата терлось о верх полных грудей. На глазах Мерси и Дейны женщина наклонилась к послу и прошептала ему на ухо что-то, что заставило его засмеяться.
– Надо им называть ее Коричневая Жемчужина, – сказала Мерси Дейне. – Она скорее коричневая, чем черная.
– Первая Черная Жемчужина была черной, как чернильница, – сказала Дейна. – Она была пиратской королевой, а ее родителями были сын Морского Начальника и принцесса с Летних Островов. Король-дракон из Вестероса взял ее себе в любовницы.
– Я бы хотела увидеть дракона, – мечтательно сказала Мерси. – Почему у посла на груди курица?
Дейна взвыла.
– Мерси, разве ты ничего не знаешь? Это его херб. В Закатных Королевствах у каждого лорда есть свой херб – у некоторых цветы, у некоторых рыбы, у некоторых медведи, лоси и всякое другое. Смотри, у гвардейцев посла львы на плащах.
И действительно. Всего гвардейцев было четверо: крупные, суровые на вид мужчины в кольчугах, с тяжелыми вестеросскими мечами в ножнах у бедра. Края алых плащей окаймляли золотые завитки, и каждый плащ на плече скрепляла пряжка в виде золотого льва с красными гранатовыми глазами. Когда Мерси глянула на лица под золочеными гривастыми шлемами, в животе у нее что-то перевернулось. «Боги прислали мне подарок». Она сжала пальцами руку Дейны.
– Вон тот гвардеец. Тот с краю, за Черной Жемчужиной.
– Что с ним не так? Ты его знаешь?
– Нет, – Мерси родилась и выросла в Браавосе, откуда ей знать какого-то вестеросца? Она задумалась на мгновение. – Просто... знаешь, он красивый, ты так не думаешь?
Гвардеец был красавчик – на свой грубый лад, хотя глаза у него были жестокие.
Дейна пожала плечами.
– Он же старый. Не такой старый, как остальные, но... ему лет тридцать, не меньше. И он вестеросец. Они все ужасные дикари, Мерси. От таких людей лучше держаться подальше.
– Держаться подальше? – Мерси захихикала. Она была смешливой девочкой, эта Мерси. – Нет, мне надо подержаться поближе, – она обняла Дейну за плечи и сказала, – если Язва будет меня искать, скажи ей, что я отошла, чтобы повторить роль.
В пьесе у нее было всего несколько реплик, и большая часть из них была такого сорта: «Нет-нет-нет» и «Не надо, не надо, не трогайте меня» и «Сжальтесь, милорд, я еще девица», но это был самый первый раз, когда Изембаро дал ей какие-нибудь реплики, и можно было ожидать, что бедняжка Мерси только и думает, как правильно их произнести.
Посол из Семи Королевств взял с собой в ложу двух гвардейцев, чтобы они стояли за спиной у него с Черной Жемчужиной, а двоих других поставил снаружи у двери, чтобы никто не смел его беспокоить. В тот момент, когда девочка бесшумно проскользнула за ними в темный закуток, они тихо беседовали на общем языке Вестероса. Мерси этого языка знать не могла.
– Семь преисподних, в этом городе сыро, – жаловался ее гвардеец. – Я продрог до костей. Где апельсиновые деревья? Я всегда слышал, что в Вольных Городах есть апельсиновые деревья. Лимоны и лаймы. Гранаты. Острый перец, теплые ночи, девушки с голыми животиками. Где девушки с голыми животиками, я тебя спрашиваю?
– На юге – в Лисе, Мире, Старом Волантисе, – отвечал другой воин. Это был пожилой человек, пузатый и поседелый. – Я как-то ездил в Лис с лордом Тайвином, когда он еще был десницей Эйриса. Браавос севернее Королевской Гавани, балда – ты смотрел когда-нибудь на карту?
– И сколько нам тут мариноваться?
– Дольше, чем тебе хочется, – сказал пожилой гвардеец. – Если он вернется без золота, королева снимет с него голову. Кроме того, видел я его жену. Есть в Утесе Кастерли такие лестницы, по которым она боится спускаться, чтобы не застрять – настолько она толстая. Ну какой дурак поедет назад к такой женушке, если здесь его встречает такая черная королева?
Красивый гвардеец ухмыльнулся.
– Как думаешь, он потом с нами поделится?
– Умом тронулся? Думаешь, он нас вообще замечает? Клятый петух даже имена наши перевирает через раз. У вас с Клиганом было по-другому?
– Сира скоморошьи представления и шлюхи с рюшечками не особо интересовали. Когда сир хотел женщину, он ее брал, но после иногда и нам давал попользоваться. Если и мне перепадет немного этой Черной Жемчужины, возражать не буду. Как думаешь, между ног она розовая?
Мерси хотелось послушать еще, но времени не было. Представление вот-вот начнется, и Язва будет искать девочку, чтобы та помогла ей с костюмами. Изембаро, может быть, и был Королем Актеров, но по-настоящему в его театре боялись одну Язву. Время для красавчика-гвардейца найдется позже.
Действие «Кровавого десницы» начиналось на кладбище.
Когда карлик внезапно появился из-за деревянного надгробия, публика разразилась шиканьем и бранью. Бобоно вперевалку прошел к краю сцены и окинул зрителей хитрым взглядом.
– Как надо мною поглумился семиликий бог! – зарычал он. – Благородный мой родитель был из золота изваян, и золотыми были мои брат с сестрою. Но меня творец слепил из мерзости – костей, крови и глины...
В этот момент за его спиной появился Марро – костлявый и страшный в черной хламиде Неведомого. Его лицо тоже было вымазано черным, красные зубы блестели от крови, а надо лбом торчали костяные рога. Бобоно его не видел, но с галерей Неведомого было видно, а теперь его видела и публика в зале. Во «Вратах» воцарилась гробовая тишина, и Марро безмолвно двинулся вперед.
Точно так же вперед двинулась и Мерси. Все костюмы уже повешены, и Язва занята, зашивая Дейну в платье для сцены при дворе короля, так что отсутствия Мерси никто не заметит. Тихая, как тень, она опять проскользнула во внешний коридор, там, где у дверей ложи посла стояли на страже гвардейцы. Из темного закутка, неподвижная, как камень, она долго разглядывала его лицо – изучала внимательно, чтобы действовать наверняка. «Не слишком ли я для него маленькая? – думала она. – Недостаточно красивая? Слишком плоская?» Оставалось надеяться, что этот человек не из тех, кто предпочитает большие груди – уж о ее-то груди Бобоно был прав. «Лучше всего было бы, если бы он пошел со мной домой – тогда бы он весь был мой. Но пойдет ли он со мной?».
– Как думаешь, это может быть он? – говорил красавец.
– Иные тебя побери, сдурел, что ли?
– А почему бы и нет? Он же карлик, разве нет?
– Бес – не единственный карлик в мире.
– Может, и нет, но сам подумай – все только и говорят, какой он был хитрый, правда? Может, он раскинул мозгами и решил, что последнее место в мире, где сестра будет его искать – какой-то скомороший балаган, где он будет представлять себя самого. Может, он так и делает, чтобы утереть ей нос.
– Ты спятил.
– Ну, может, мне стоит проследить за ним после представления и самому все выяснить, – гвардеец положил руку на рукоять меча. – Если я прав, стану лордом, а если неправ – ну и хрен с ним, карликом больше, карликом меньше, – и он заржал.
На сцене Бобоно заключал сделку со зловещим Неведомым-Марро. Для такого коротышки у него был очень звучный голос, и сейчас этот голос наполнял зал до самых высоких стропил наверху.
– Дай кубок мне, чтобы упиться, – говорил он Неведомому. – И ежели на языке почувствую вкус золота и львиной крови – что ж, тем лучше для меня. Раз уж не вышел из меня герой, то надлежит мне стать чудовищем и людям страх внушать, а не любовь.
Мерси безмолвно повторяла за ним последние реплики – они были лучше, чем ее собственные, и более подходящие. «Либо он меня захочет, либо нет, – подумала она, – и пусть начнется представление». Она произнесла про себя молитву многоликому богу, выскользнула из своего закутка и бросилась к гвардейцам. Мерси, Мерси, Мерси.
– Милорды, – сказала она, – не говорите ли вы по-браавосски? Прошу вас, скажите, что это так.
Гвардейцы обменялись недоуменными взглядами.
– Что это? – спросил пожилой. – Кто она такая?
– Одна из скоморохов, – сказал красавчик. Он откинул светлые волосы со лба и улыбнулся ей. – Прости, малышка, мы не говорим на вашей тарабарщине.
«Пропадите вы пропадом, – подумала Мерси, – они знают только общий язык». Это было плохо – теперь либо сдавайся, либо иди в наступление, а сдаваться она не могла, потому что хотела красавчика всем нутром.
– Я немножко говорю по-вашему, – соврала она с самой милой улыбкой Мерси. – Моя подруга сказала, что вы лорды из Вестероса.
Пожилой покатился со смеху.
– Лорды? Да, это мы и есть.
Мерси уставилась себе под ноги, робея.
– Изембаро сказал, что лордов надо порадовать, – прошептала она. – Если вам что-то нужно, что угодно...
Гвардейцы снова обменялись взглядами, затем красавчик потянулся к ней и потрогал за грудь.
– Что угодно?
– Ну и мразь же ты, – сказал пожилой.
– Да что такого? Если уж этот Изембаро хочет нас попотчевать, грех отказываться, – он щипнул ее за сосок сквозь ткань платья, точно так же, как это делал карлик, когда она поправляла ему член. – Актриски только немногим хуже шлюх.
– Может быть, но это же ребенок.
– Нет, – соврала Мерси, – я уже девушка.
– Ну, это ненадолго, – сказал красавчик. – Я лорд Раффорд, милашка, и я знаю, что мне угодно. Ну-ка, задери юбки, да наклонись вон к той стене.
– Не здесь, – сказала Мерси, отталкивая его руки. – Не сейчас, когда идет представление. Я могу закричать, и Изембаро будет сердиться.
– Тогда где?
– Я знаю место.
Пожилой гвардеец заворчал:
– Думаешь отлучиться со службы? Что если его сирство спросит, куда ты подевался?
– С чего это? Он смотрит представление. И у него есть своя собственная шлюха – так почему бы мне не перепихнуться со своей? Много времени это не займет.
«Нет, – подумала она, – не займет». Мерси взяла его за руку, вывела через черный ход, и дальше по лестнице, наружу, в туманную ночь.
– Вы могли бы сами стать актером, если бы захотели, – сказала ему девочка, когда красавчик прижал ее к стене театра.
– Я? – фыркнул гвардеец. – Только не я, малышка. Вся эта ваша говорильня – я и половины не запомню.
– Поначалу это трудно, – признала она. – Но со временем привыкаешь – я могу научить вас, как произносить свою роль. Я могу.
Красавчик сжал ее запястье.
– Учить здесь буду я – вот и первый урок, – он притянул ее руку к себе и поцеловал в губы, запихнув Мерси в рот свой язык, мокрый и склизкий, как угорь. Мерси облизнула его своим языком, а затем отпрянула назад, не переводя дыхания:
– Не здесь. Кто-нибудь может нас увидеть. У меня есть комната поблизости, но надо поторопиться. Мне надо вернуть ко второму действию, или я пропущу свое изнасилование.
Красавчик ухмыльнулся.
– Этого не бойся, малышка, – но он все же дал ей повести себя за собой. Держась за руки, они бежали сквозь туман, по мостам и переулкам, вверх по пяти пролетам занозистой деревянной лестницы. К тому времени, когда Мерси и ее мужчина заскочили в дверь ее комнатушки, гвардеец задыхался. Мерси зажгла сальную свечу и, хихикая, заплясала вокруг своего гостя.
– А вот вы и умотались, милорд – я и забыла, какой вы старый. Хотите прилечь и вздремнуть? Просто ложитесь, закройте глаза, я вернусь сразу же, как только Бес меня изнасилует.
– Никуда ты не пойдешь, – красавчик грубо притянул ее к себе. – Скидывай эти тряпки, и я покажу тебе, какой я старый, малышка.
– Мерси, – сказала она. – Меня зовут Мерси. Можете повторить?
– Мерси, – повторил он. – Меня зовут Рафф.
– Я знаю, – она сунула руку ему между ног, потрогав твердо стоящий член через ткань бриджей.
– Завязки, – торопил ее гвардеец, – давай, малышка, развяжи их.
Вместо этого ее палец скользнул ниже, по внутренней стороне бедра. Рафф заворчал.
– Эй, поосторожнее там, ты...
Мерси сглотнула воздух и отступила на шаг с растерянным лицом:
– У вас там кровь идет.
– Чего? – он глянул вниз, – боги, помилуйте. Что ты со мной сделала, маленькая дрянь?
Красное пятно расползалось по бедру, плотная ткань намокала.
– Ничего, – пискнула Мерси. – Я никогда... ох, здесь столько крови. Прекратите, пожалуйста, вы меня пугаете.
Гвардеец ошеломленно потряс головой; когда он прижал руку к бедру, кровь брызнула между пальцами. Она стекала вниз по ноге в сапог. Теперь Рафф не казался таким уж красивым – скорее белым и напуганным.
– Полотенце, – выдохнул гвардеец. – Дай полотенце, тряпку какую-нибудь, прижми ее. Боги, мне нехорошо, – его ногу от бедра заливало кровью, и когда Рафф попытался перенести на нее вес, колено подломилось, и он рухнул на пол. – Помоги, – молил он, а бриджи в паху заплывали красным. – Матерь всеблагая, девочка. Врача... беги, найди мне врача, скорее.
– У соседнего канала живет один, но он сюда не пойдет. Надо идти к нему. Идти сможете?
– Идти? – пальцы Раффа были склизки от крови. – Малышка, ты ослепла, что ли? Из меня кровь хлещет, как из резаной свиньи. Я идти не смогу.
– Ну, – сказала она, – даже не знаю, как вам туда попасть.
– Придется уж тебе меня нести.
«Видишь? – подумала Мерси. – Ты знаешь свою роль, а я свою».
– Нести, говоришь? – любезно спросила Арья.
Рафф-Красавчик успел вскинуть глаза, когда длинное тонкое лезвие выпорхнуло у нее из рукава. Она приставила нож к горлу гвардейца, под челюстью, повернула и резанула наискось одним плавным движением. Пролился славный красный ливень, и глаза Раффа потухли.
– Валар моргулис, – прошептала Арья, но Рафф был мертв и этого уже не услышал. Она шмыгнула носом. «Надо было помочь ему спуститься по лестнице, прежде чем добивать. Теперь придется тащить его вниз до самого канала и скинуть в воду». Остальное сделают угри.
– Мерси, Мерси, Мерси, – грустно пропела она. Глупая ветреная девочка с добрым сердцем. Арья будет по ней скучать – и она будет скучать и по Дейне, и по Язве, и по всем остальным, даже по Изембаро и Бобоно. Эта ее выходка прибавит забот и Морскому Начальнику, и послу с курицей на груди – в этом она не сомневалась.
Но об этом она подумает позже – сейчас времени нет. Надо бежать. У Мерси еще осталось несколько реплик – ее первые реплики и последние, и Изембаро снимет с нее миленькую маленькую пустую головку, если она опоздает на свое изнасилование.

https://www.youtube.com/watch?v=moTwqB1iqq4

- Вся семья Баратеонов: Селиса, Станнис и Ширен. Победили Болтоны.
- Мирцелла.
- Барристан и Джорах.
- Джон Сноу. Но судя по всему его воскрешает Мелисандра. Пип, Грен и  прочая массовка погибли.
-Меррин Трант.
Выжили:
-Бриенна. Плохой знак если вспомнить, что она с Джейме в книге, но сериале эти линии не пересекаются, следовательно Джейме тоже выживет в книге. Так что расслабляемся.
-Серсея.
-Санса и Арья.
-Сэм Тарли.
- Дэни и Варис вернутся в Вестерос.

Джорах в сериале, простите, не погибает.
Да и "Дэни и Варис вернутся в Вестерос" - совершенно непонятно, из чего следует.

Согласно сайту HBO, а также интервью, которые давали Дэвид Бениофф, Дэн Уайсс, Кит Харингтон и Джордж Мартин, Джон Сноу мертв.

Интервью с Мартином я пропустила, можно линк? Д&Д дурят народ, а Кит ничего не знает ;D

Не верю, что Сноу не будет. Он жив!!!!!!! :'(

Ну, в том, что Джон мертв, в общем-то  и раньше мало кто  сомневался.
Вопрос-то не в том, мертв ли он, а в том, оживят его или нет.
И вот на этот вопрос ни Беньов с Вайсом, ни Мартин, думаю, не ответили и не ответят.

Маго, Ирри, Ракхаро, Ксаро Ксоан Даксос, Пиат Прей, пип, Гренн, сир Барристан Селми, королева Селиса, принцесса Шире, принцесса Мирцелла, Манс Налетчик, король Станнис - все они мертвы в сериале, но живы в книгах. Кое-кто из них умрет и в книгах, но не все,  некоторые умрут в другое время и при других обстоятельствах. С другой стороны, Бейлон Грейджой, который погиб в книгах, жив в сериале. Его братья, Эурон Вороний глаз и Виктарион еще не появляллись в сериале (появятся ли они? не могу сказать)
Чхики, Агго, Чхого, Джейни Пуль,  Далла (и ее ребенок), Вель, принцесса Арианна Мартелл, принц Квентин Мартелл, Уиллас Тирелл, сир Гарлан, лорд Виман Мандерли, Бритоголовый, Зеленая милость, Бурый Бен Пламм, Принц в лохмотьях, милашка Мерис, Кровавая борода, гриф и молодой Гриф и еще многие никогда не появлялись в сериале, до сих пор будучи сугубо книжными персонажами.
Некоторые из персонажей, у которых есть ПОВ, и даже те, кто играет незначительную роль в повествовании, появятся в "Ветрах зимы" и "Мечте о весне".