Проза. Lanfear

[Lanfear]

Восполняем потери.
выкладываю заново свои бессмертные тВорения.

[Lanfear]

В общем решила я выложить свои бумагомарания... Это эссе, вернее трилогия эссе про любовь. Часть первую дам сегодня. Сразу говорю - впечатлительным и несовершеннолетним не читать! Ну, поехали!
Каждый раз, когда ты уходишь, для меня наступает маленькая смерть... Я умираю, провожая тебя и возрождаюсь вновь, подобно Фениксу, когда ты возвращаешься.
Открывая глаза, чувствуя рядом тепло твоего тела, я знаю, что жива, знаю, что настал новый день... День, который вскоре разлучит нас... Ненадолго, нет! Однако я успею умереть и возродиться...
Каждый раз, засыпая, я ощущаю тебя рядом, зная, что ночью ты будешь со мной. Пусть только в снах, зато только моим.
Ты улыбаешься опять... твоя улыбка прекрасна, она наполняет мою душу светом. Не качай головой, мне нравится это! Я сама выбрала свою судьбу. Вот опять, ты смеешься, легонько целуешь меня и... уходишь.... А я умираю, медленно, но верно. Смотрю по сторонам, в сотый раз подмечая давно въевшиеся в память мелочи интерьера, и снова закрываю глаза... Мне еще рано пробуждаться, еще несколько минут со мной будет твое тепло, еще несколько минут я буду счастлива.
Что есть жизнь, что есть сон? Где грань между этими двумя мирами? Мы живем, спеша, торопясь закончить начатое, и вновь возвращаемся в таинственный мир сновидений.
Вновь я вижу твой взгляд. Он со мной каждую секунду. Каждый вздох, каждое биение сердца говорят мне: жди, он вернется. И я жду...
Тянусь к тебе, как цветок навстречу солнцу. Ты даешь мне силы цвести и процветать, ты даешь мне силы жить и надеяться... Ты питаешь корни моего существа, и я благодарна тебе за это.
Открываю глаза, потягиваюсь, ощущая холодную простынь рядом... Вот и прошли минуты, отведенные нам... Встаю и иду в душ, холодный, отрезвляющий, изгоняющий все мысли из головы кроме одной: так холодно будет всегда, пока мы не вместе.
Одеваюсь, выхожу из дома, еду в такси, безразлично глядя в окно на серые улицы города... В них нет тебя, а значит, нет красок.
Помнишь, как мы гуляли, взявшись за руки? Я рассказывала очередную чушь, а ты смеялся? Я готова всю жизнь говорить чушь, лишь бы видеть улыбку на твоих губах и слышать мягкий смех...
Твой звонок... Затаив дыхание беру трубку, надеясь услышать родной голос... Мир оживает, наполняясь красками... Теперь есть силы дожить до вечера...
Бегу с работы, бросив незаконченными срочные дела, зная, что ты ждешь дома...
Один раз я сказала тебе, что любить меня нельзя, я причиняю лишь боль... Я помню твой укоряющий взгляд, помню нежные руки и ласковый шепот не забивать голову пустяками. Я верю тебе. И забываю все неурядицы, растворяясь в твоих объятиях. Снова ночь, снова мы едины... Отворачиваясь, чтобы ты не видел слез, я наслаждаюсь каждой минутой бытия рядом с тобой. Ты лениво, в полудреме дотрагиваешься до плеча. Оказывается, ты тоже не спишь, молча слушая мои  рыдания. Прижимаюсь к твоему телу, чувствуя, как жизнь возвращается ко мне...
Ночь... Наше время... Время жить... А утром я снова умру, прощаясь с тобой на целый день...

[Lanfear]

Вот вторая часть обещанной трилогии)))
«Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ»
Эти сакраментальные слова, невольно и безнадежно затасканные человечеством, не имеют ничего общего с тем фатальным чувством, которое я испытываю к тебе. Сказать в твои сияющие глаза: «я люблю», - значит, не сказать ничего.
Ты уходишь. Это маленькая, сладостная, мучительная смерть. Я привыкла так умирать. И в последний раз, не касаясь тебя, чувствую нежное, пушистое тепло твоей макушки с независимым и милым завитком, взывающем о последнем поцелуе. К тебе, уходящему, иду на встречу, чтобы, подобно слепому, зрячими пальцами легко тронуть гладкий, безупречный лоб, послушные ресницы – все твое лицо, давным-давно прочитанное, знакомое наизусть – и от этого еще более желанное.
Уходи. Ведь даже если ты останешься, моя жажда неутолима. Что я могу с ней сделать?
Сизиф катил в гору камень, а я рвусь к тебе – и цели не достигаю. Ты недостижим даже в те обморочные мгновения, когда с улыбкой входящего появляешься на пороге, а я воскресаю. Разглядываю тебя, виденного тысячи раз, с первобытным изумлением: бывает ли в мире такое совершенство? Но вот оно, есть, это – ты. И им, этим совершенством, трудно, невозможно распорядиться. На краткие мгновения я в тебя перетекаю – и кажется,  высшая, неземная цель достигнута. Но неизменно это: с кровью, плотью и нечеловеческой болью ты отделяешься от меня – это не можешь быть ты, это часть меня – и уходишь. Маленькая смерть. Эта пытка длится уже целую вечность, и как мне страшно, что вечность оборвется!
Неразрешимость. Есть чувства, с которыми ничего поделать нельзя. Никакой совместный быт, никакая семейная идиллия не утолят моей жажды. Я буду всегда безуспешно, безнадежно рваться к тебе, как если бы какой-то человек маниакально стремился попасть вон на ту голубую, сияющую звезду.
И вот именно поэтому здесь, на этой обыденной земле, в этой хлопотливой, банальной жизни
Я ТЕБЯ ПОРОЙ ТАК МУЧАЮ...

Ну и третья часть. Вот интересно, вообще кто-нибудь, кроме самих авторов, читает этот раздел???    
Совершенно чужой человек вдруг оказывается для тебя всем. Ты смотришь на него и понимаешь, что быть с ним рядом – вот смысл жизни. Он улыбается тебе – ты замираешь от счастья и даже не отпускаешь затрещину младшему брату, а очень спокойно объясняешь, что твоя помада не годится для рисования танков на окне.
Всю неделю тебе светит его улыбка, утешает, поддерживает. Он прошел мимо... Жизнь становится мерзкой и, вообще, какая разница, умрешь ли ты немедленно или через двадцать лет. И достается Омар Хайям, и в зеркале отражается твоя физиономия, вытянувшаяся от бесплодных мыслей, и тесно сердцу.
Есть один способ – выцарапай его из груди! Вырви! Растопчи! Но он тебе кивнул, и снова от счастья кружится голова и снова, и снова, и снова...
Неразделенный ты мой! Глупая, неразделенная моя любовь! Я смотрю на тебя, хочу что-то сказать, но твои глаза... и я бормочу: «А, привет! Ну как работа?» Ты отделываешься от меня и уходишь, а я молча смотрю тебе вслед. Стою и смотрю, как ты уходишь. Догнать тебя не в моих силах Шаркая,  я поднимаюсь по лестнице, наступая на твои следы. Я завидую злобной старой ведьме, которая наверняка живет в твоем подъезде. Она может тебя видеть каждый день, даже может зайти к тебе домой, попросить, ну, хотя бы соли. А мне выпадает увидеть тебя раз в неделю, и то лишь изредка. Неразделенный ты мой! Как мне больно без тебя!
Это любовь? Не знаю. Глупо, да? Я чувствую себя Татьяной. Письмо, написанное ему, прожигает конверт. Я смотрю вокруг, и мне кажется, что все видят, как обуглен мой карман. Мне говорят: «После 15-ти лет смешно бегать за кем-то и страдать от неразделенной любви». Смешно? Ну и пусть! Ведь только что он прошел мимо, сказал: «Привет!» Хотите его увидеть? Так вот, это он, опять уходит куда-то, уже не помня обо мне.

[Lanfear]

Чужое одиночество.
Ленин признал свою ошибку еще в двадцать третьем году. Перечитайте, нет, вы непременно перечитайте его труд «О кооперации».  Там так и сказано: социализм возможен только в культурно развитой стране. И сноска: мы совершили революцию с недостаточно культурным народом.
Подходило к концу мое первое свидание с Колей, ведущим сотрудником фирмы с многообещающим названием «Тристан». От распирающего Колю интеллекта я была в ужасе. Он оказался полиглотом. Кроме того, он писал литературные произведения («Сейчас я заканчиваю роман. Об одном художнике. На родине его не признают. И вот его вербует западный меценат и увозит с собой. Но художник чахнет на чужбине и умирает. Его подруга Мария решила мстить за него. В архиве любимого она нашла список его гонителей. К примеру, посылает кому-то из них инкогнито коробку конфет.  Тот распечатывает, откусывает кусочек и вдруг – взрыв...»). Я устала от Коли на шестой минуте общения и теперь проклинала себя за мягкотелость.  Прощаясь, Коля с пафосом сказал: «Ну...» - и протянул ко мне руки, как бы призывая меня повторить его претенциозный жест. Я с ужасом подумала, что в худшем случае он полезет целоваться, а в лучшем – следующие полчаса будет говорить что-то вещее, значительное. Но он сказал кратко: «У вас удивительные глаза. Они все видят».  «Да уж, со зрением у меня пока все в порядке, - мстительно ответила я.  – Прощайте, Коля». И немного погодя я вдруг с сожалением подумала, что не успела узнать у Коли, чем же занимается фирма «Тристан»: продажей кирпича, изготовлением памятников, реализацией шкур крупного рогатого  скота?
К чему, собственно я веду? Зачем вам рассказ о занудном Коле, несостоявшемся моем женихе? Потому что, когда в лужах плавают ледяные осколки, и парк издали напоминает тонкую графическую работу (прозрачный, черный, с опустившимся в него сизым небом), когда первый снег новой, молодой зимы так беззащитен перед плаксивой злостью старой осени, - так хочется идиллии вдвоем: уютная лампа, мягкие кресла, стол, изысканно накрытый к  вечернему чаю. И чтоб кто-то грел мои ладони в надежных руках и говорил мне с загадочной улыбкой приятные интимности. И чтоб не было страшно длинной зимы, и чтоб кто-то вздыхал, глядя на нас: «Везет же людям».
Я рисую Его себе методом исключения. Коля уже отпал. Перечеркнут двумя жирными линиями пожилой художник-оформитель, считающий себя диссидентом.  Всякий раз, встречая меня у наших общих друзей, этот человек в первые полгода знакомства в общих словах выражал свое восхищение мной, а потом вдруг пошел в наступление. «У вас красивые руки, - наконец обнаружил он. Причем этим не ограничился: «Хотелось бы мне полюбоваться вашими коленями...» Когда я, доведенная «до ручки» его неловкими приставаниями, сделала вид, что расстегиваю «молнию» на брюках, он стушевался и закричал: «Только не здесь, только не здесь!»
Заштрихован до неузнаваемости очень интеллигентный, приятный в общении, но увлекающийся медитацией и нетрадиционной медициной слесарь-сантехник Вася, которого я, положась на его природный такт и  очевидную гиперпорядочность, пригласила в гости в день знакомства. После ужина, сопровождаемого содержательной беседой, Вася вдруг забеспокоился: «Поздно уже, мне будет страшно домой возвращаться». «Я покажу вам, где ловить такси», - успокоила я его.  «Неужели вы прогоните человека в эдакую темень? – укоризненно спросил Вася. – Постелите мне, пожалуйста, в соседней комнате». «Не разочаровывайте меня, Вася, - тоскливо сказала я. – Знаю я эти соседние комнаты. Через полчаса вы скрипните дверью...» «Ну почему же, - настаивал мой гость, - мы же с вами взрослые люди...» «А если не скрипните дверью, так тоже плохо – оскорбительно...» - я была непреклонна.
Начисто стираю в памяти бритоголового, квадратного Жору. Когда я вошла в ресторан, Жора с другом, судя по их «кондиции», уже давно сидели в центре зала. «Гляди-ка, Лада Дэнс!» «Та ты шо, это Жанна Агузарова», - уточнил друг. Они даже из-за столика выскочили мне навстречу.
И даже обидно. Ведь все они, скорей всего, неплохие люди. И, конечно же, на заре их юности в них по уши влюблялись чистые девочки с косичками. И некоторые из этих мужчин уже успели жениться, обзавестись детьми, развестись. У кого-то из них потрясающая внешность, кто-то читает Канта и Шопенгауэра, кто-то трогательно любит свою собаку и так далее. И вокруг наверняка ходит не одна женщина, которая на моем месте была бы ими покорена. А я чувствую: чужое. «Можно?» - просится ко мне чье-то одиночество. «Нельзя», - отрезает мое.
И я боюсь – боюсь своего одиночества, и последних, медленно умирающих дней поздней осени, и пахнущей яблоками и мандаринами, кишащей такими веселыми праздниками наступающей зимы. Но я смело смотрю своему страху в глаза – и мне становится легче...
P.S. Когда я уже написала все вышеизложенное, в моем доме раздался телефонный звонок. «Слушай, - зазвучал такой родной, такой желанный голос, - ты случайно не Павловская? Я пришел на работу, а на столе записка: «Звонила Павловская. Просила перезвонить». Мы с ним мучительно расстались полгода назад. Я пообещала не звонить больше никогда. Но каждый вечер, тайком от себя, как одержимая ждала звонка от него. Конечно же, конечно, я никакая не Павловская, но я готова для него быть кем угодно. И вот он вернулся. Теперь мне уже ничего не страшно.

[VoiD]

Первое прочитал - вдохновенно написано! Позже и остальное прочитаю.

[Тилион]

Здорово написано! Все одним махом прочитал. А еще произведения есть?  Интересно почему больше никто не выкладывает свои творения...

[Lanfear]

Напишу еще. Спасибо. Свои не выкладывала, ибо замучила бытовуха. Сейчас люблю, любима, напишу еще, не так мрачно)))

[valois]

Добрый день.
Очень понравилась зарисовка "Чужое одиночество". Мило и не претенциозно.
Диалог  двух одиночеств- в мемориз.
Но, простите за критику, первый абзац "Я люблю тебя" очень тяжеловесен и практически не сопоставим со стилистикой остального текста.

[Дамер]

Очень понравилась зарисовка "Чужое одиночество". Мило и не претенциозно.

точнее, это наглядный пример креативной иррациональности.