Страх. Манга Bleach. (Cпойлер к 392ой главе).

[Риббонс Альмарк]

Бета : Word
Пейринг : Айзен/Хинамори и Айзен/Айзен
Рейтинг : G
Жанр : драма
Дисклаймер : Я - не я, и лошадь не моя. Все вопросы к Кубо Тайто.

"Айзен не боится ничего.
Для нас, рожденных из страха, человек,
который не боится ничего, сияет, подобно луне в ночи"
(с) арранкар Айслингер.

Пламя. Повсюду, со всех сторон, сверху и снизу бушевало неистовое пламя. Непроницаемый барьер из испепеляющего всё и вся огня, порожденного сильнейшим занпакто, окружал его со всех сторон, отделяя от остального мира. Непроницаемый ли? Его чувство реяцу позволяло ему ощущать всё, что происходило снаружи – не было нужды в зрении, слухе и тому подобном, одного только восприятия реяцу было более чем достаточно, чтобы внимательно наблюдать за ходом битвы, не упуская ни малейшей детали. Кроме того, микроскопические сенсоры и датчики, разработанные им (Заэль Аппоро отдал бы всю свою лабораторию за такие игрушки, если бы знал об их существовании), которые он разместил на своём теле, передавали ему информацию из Уэко Мундо. Стоило только закрыть глаза, и перед его внутренним взором появлялось изображение с камер наблюдения в Лас Ночесе, дополненное поступающей напрямую в мозг информацией с «жучков», которых он поместил в тело Улькиорры – в Лас Ночесе как раз начиналась битва, которая интересовала его гораздо больше, чем всё, что происходило сейчас в «Каракуре». И это всё не говоря о том, что через огненный барьер можно было просто прорваться силой. В его распоряжении был весь арсенал высших – 90ый уровень и выше – хадо и бакудо, с помощью которых пробить огонь Ямамото было вполне возможно. Делать этого, однако, не стоило – с одной стороны пламя исчезнет само через некоторое, не такое уж и большое, время, а с другой стороны, использование высших кидо отняло бы слишком много сил. Хотя он и покривил душой, говоря Гину, что битва будет окончена ещё до того, как им потребуется вмешаться в её ход (уж кто-кто, а он, Айзен, точно знал, что Эспаде не выстоять против Готэя, да и Гин, хоть и сделал вид, что поверил, но наверняка тоже прекрасно понимал ситуацию), но всё-таки сил Эспады хватит на то, чтобы продержаться, пока барьер не исчезнет. Именно поэтому он действительно мог позволить себе расслабиться и просто наблюдать за происходящим – всё на самом деле шло в точности по плану, так, как он это и предполагал.

Слабое колебание реяцу привлекло его внимание. Оно показалось знакомым, и Айзену потребовалась лишь доля секунды, чтобы узнать его. Хинамори. Кольнуло. Мысли невольно сбились, потревоженные не самыми приятными воспоминаниями. Девочка была глупа и слепа. Её глупость и слепое, фанатичное преклонение перед ним и раздражали и интересовали его одновременно. Его безмерно раздражало, что девчонка думала, будто понимает его, будто бы знает, что ему нужно, что хорошо, а что плохо – она, которая даже при всем своем желании, не смогла бы понять. И в то же время ему было интересно, насколько велика была его власть, точнее говоря, власть созданного им образа самого себя, над этим жалким созданием. Эта была единственная реальная причина, по которой он написал то письмо. Он прекрасно понимал, что ни Кира, ни Хицугая не убьют Хинамори – им, уж по крайней мере Хицугае точно, хватит навыков для того, чтобы остановить её не убивая. На самом же деле он всего лишь хотел посмотреть, сможет ли она поднять меч на Хицугаю. Айзену было интересно, сможет ли созданная им иллюзия стать более убедительной, чем реальность. Иллюзия победила реальность, и Айзен был доволен, Хинамори же больше была не нужна ни для чего. И вот здесь то и начали происходить странности. Почему он решил убить её? Ему ведь было совершенно наплевать на неё, на её будущее, на то будет ли она жить или умрёт, ведь по сравнению с ним она была ничтожным, ничего не значащим насекомым. Почему, решив убить, он не приказал сделать это Гину, почему захотел сам пронзить её мечом? Ведь это было, по сути, пустой и бессмысленной тратой времени. И, самое главное, почему Хинамори осталась жива? Он, Айзен, был достаточно силен. Ни одно живое существо, никто и никогда не мог пережить удара его меча, и никогда ему не требовалось поднимать меч дважды. Разумеется, кроме тех случаев, когда он намеренно оставлял жертве жизнь, как он сделал это с Хицугаей – просто потому, что иметь такого врага было очень забавно, и он не хотел лишать себя этого удовольствия. Но Хинамори он бил насмерть, он точно знал это. Так почему? Почему не убил? Почему все его действия после того проклятого письма были так непоследовательны, нерациональны, нелогичны?

Айзен достаточно долго размышлял об этом. В пустом, мрачном и тихом Лас Ночесе у него было много свободного времени. Ответ, к которому он в итоге пришел, ему совсем не понравился, но, по крайней мере, он смог признать эту очень неудобную и некрасивую правду. Когда слишком долго обманываешь кого-то, когда обманываешь искусно, мастерски, по высшему классу, и когда делаешь это постоянно – какая-то частичка тебя начинает верить в собственную ложь. Для этой части себя ложь становится правдой, иллюзия превращается в реальность. Но ведь на самом деле ложь не станет правдой, даже если ты сам поверишь в неё, не так ли? И тогда наступает конфликт – часть «я», которая поверила в собственную ложь, вступает в противоречие с той, основной пока ещё, частью «я», которая сохранила связь с реальностью. Но тело одно, и душа одна, и когда наступает конфликт, когда одна часть собственного сознания начинает противоречить другой, поступки личности становятся непоследовательными, противоречивыми, исчезает логика и рациональность. Это совершенно недопустимо, но именно это и произошло тогда с Айзеном, причем сам он осознал это далеко не сразу. Та его часть, которая поверила, что он любил Хинамори, хотела убить её, понимая, что оставить в её живых после всего было бы слишком жестоко. Та же самая часть хотела ещё хоть раз увидеть её, обнять, почувствовать тепло её тела, запах её волос – и он приказывает Гину не убивать девушку, а привести к себе. На холме Сокиоку он говорил, что убить Хинамори нужно было хотя бы только из жалости к ней, и говоря так, он – его основная часть, не поддавшаяся иллюзии - считал, что лжет. Тогда он заставил себя поверить, что это была всего лишь ничего не значащая прихоть, хотя на самом деле его слова, в которые он сам не верил, были именно правдой. И, наконец, всё та же часть его «я», не смогла, хотя и хотела, убить Хинамори – именно эта часть заставила дрогнуть его руку, дрогнуть всю его душу, и удар, который должен был убить девушку на месте, стал просто очень опасным, очень, но не слишком – только не для Уноханы. Подобная раздробленность души, внутренний раскол, были совершенно недопустимы. Во-первых это было просто опасно – когда логика и рациональность действий нарушаются, можно допустить ошибку, а ошибка может стать фатальной. Во-вторых же сам факт того, что он испытывал подобные чувства, приводил его в ярость, потому что ставил его в один ряд с теми, кого он презирал и кого никогда не считал себе ровней. И в то же самое время, где-то в глубине души он испытывал ещё и гордость – его иллюзия оказалась воистину совершенной, она оказалась настолько сильна, что подействовала даже на него самого. Но всё-таки это было непозволительно, и Айзен давил, безжалостно уничтожал эту предательскую частичку своего «я», вздумавшую поднять восстание против законного владельца и хозяина. Он был уверен, что победил её, уничтожил окончательно и бесповоротно, подавил бунт в самом зародыше, но сейчас, чувствуя эти знакомые колебания реяцу, он с отвращением подумал, что возможно поторопился праздновать победу.

- Что-то не так, капитан Айзен?

Гин! Заметил, мерзавец. Но как? Неужели из-за нахлынувших воспоминаний он настолько потерял контроль над собой, и что-то отразилось на лице или, того хуже, просочилось наружу в виде колебаний реяцу?! Немыслимо! Собрав всю свою волю Айзен погасил все мысли о Хинамори, восстановил концентрацию, и, выждав мгновение, ответил :

- Нет, ничего. Ничего такого, на что стоило бы обращать внимание.

Гин едва и заметно кивнул и отвернулся. Наверняка всё понял и запомнит. А, впрочем, это и не важно. Но вот ситуацию с Хинамори нужно было как-то решать. Она должна умереть и чем скорее, тем лучше. Вместе с ней умрет и та крошечная частичка его собственной души, частичка, превратившаяся в помеху, пусть мелкую, но очень и очень неприятную. Будет идеально, если Хинамори убьют в битве до того, как Эспада будет полностью побеждена. Но если этого не произойдет... Айзен уже знал, что сделает в этом случае. Идея, пришедшая ему в голову, нравилась ему всё больше – она была красива сама по себе, а если удастся воплотить её в реальность, то это будет не только полезно, но и очень весело. Размышляя об этом, Айзен окончательно успокоился и вернулся к наблюдению за происходящим. Битва в Лас Ночесе уже подходила к своей кульминации, и эта кульминация обещала быть чертовски интересной...

В одном только он не признался бы никогда даже самому себе. В том, что, истинной причиной, по которой он решил подставить Хинамори под чей-нибудь (если получится – то лучше всего Хицугаи) удар, был страх. Страх того, что его собственная рука может дрогнуть и во второй раз.