Джулин Моерад - рассказы и повести

[Джулин Моерад]

Прощай, Кайнозой!

                    Святая Земля не свята,
                    Ни в пиру, ни в бою.
                    На ней не найти ни Эдема,
                    Ни даже Сезама!
                    Но Маленький Принц покидает планетку свою,
                    Как, будь он большим, покидал бы свой каменный замок.
                              Олег Медведев.

- ...На Марс! Я сказал - на Марс, вы не смеете указывать мне!
- Я не указываю! Но настоятельно рекомендую пересмотреть своё решение. Детям не место на неосвоенной планете, им нужно общество, сверстники, развлечения и игры. Что из этого вы можете дать им на Марсе? Пустыню? Фантомограф? Воздух в скафандре? Пылевые бури?
- Бури давно кончились, и пустыни уже не те. Да и воздух нынче стал сносным.
- Вот именно: "стал сносным"! Вы даже не понимаете, что соглашаетесь со мной! Вы всю жизнь провели на стройках, и думаете, что все должны быть в восторге от падающих с неба ледяных глыб, нанитных туч-сеятелей и котлована космического лифта! Дети устроены иначе!
- И как же, разрешите полюбопытствовать?
- Детям нужна стабильность! Да, они любят приключения, но лишь как острую приправу к супу. Заставь их жить в повседневном экстриме - и душевный срыв обеспечен. Поймите, не каждый способен выдержать то, что пережили вы! Ваши внуки - плоть от плоти иного, более тёплого мира, они нежны, как цветы!
- И место им - в теплице, так, что ли?
- Это не смешно! И сколько бы вы не ёрничали, мой вердикт останется прежним - Венера! Венера - место, куда переселяются все нормальные люди, желающие нормального общества и отдыха после потрясений. Вашим детям нужна реабилитация, иначе вы сами вскоре поведёте их к психиатру!
- А вы сами давно оттуда?
- С Венеры? Прилетела год назад, по зову сердца, дабы помочь невежам - землянам!
- Тогда почему ж вы не внизу?
- Да? Это я вас должна спросить, отчего вы все не наверху! Ждали, пока вулкан задницы припечёт?
Лицо визитёра налилось кровью.
- Простите за грубость. Однако сути она не меняет. Вы засиделись в обречённом мире, а теперь тащите детей навстречу новым бедам!
- Земля не обречена. Мы вернёмся туда, когда будем в силах.
- Когда? Через миллион лет? Вы надеетесь прожить столько?
- Надеюсь.
- А я потеряла надежду убедить сумасшедшего и отказываюсь говорить с вами!
- Однако вам придётся сделать по-моему. Никто не вправе диктовать человеку, куда лететь.
- К сожалению. Но знайте - совесть не даст вам покоя!
- А я оставляю вас наедине с вашей совестью. Прощайте! В Комитете много дверей, я зарегистрируюсь в другом месте! - и визитёр отправился к выходу.
- Вы преступник! - крикнула она вдогонку.
- А вы - псих, - устало обернулся визитёр. - И именно это я имел в виду, когда спросил, давно ли вы оттуда.

*****
Выйдя в коридор, Пётр Валерьянович направился к ближайшей двери с надписью "свободно", вздохнул и резко вошёл в неё.
- Чем могу быть полезна? - тонкий девичий голос раздался из-за бюро.
- Марс, Порт-Цандер, я, двое маленьких внуков и дом, переселение. Багаж отправляю парусником. Солнечным, разумеется.
- Марс? И двое внуков? - удивилась девушка. Может, Венера или, хотя бы - Ганимед?
- И вы туда же! Господи, что ж творится, простится с Землей по-человечески не дают, страна советов...
Голос Петра Валерьяновича сорвался, тень взметнулась по стене, к окну, к покинутому миру и, будто испугавшись её, он сел в кресло, сверля девушку  взглядом, тяжёлым и беспокойным. - Никто не вправе менять моё решение. Никто!
- Простите, я не хотела... у меня и в мыслях не было раздавать приказы - спохватилась девушка, маленькая и какая-то прозрачная в форменном серо-серебристом комбинезоне. - Просто я подумала - Марс - суровая, жестокая планета, а у вас - дети. На Венере им было бы лучше...
- Из маленьких детей склонны вырастать большие люди - веско изрёк Петр Валерьянович. - В особенности, когда они строят свой дом сами, а не размазывают сопли на вашей прокисшей Венере.
- Простите, но вы не правы! - воскликнула девушка. - У меня много друзей с Венеры, они - хорошие люди, а уж планета - и вовсе замечательная!
- Знаю, знаю, динозавры, трилобиты, торжество астроинженерии, я сам её слегка достраивал. Простите старика! Просто ваша коллега за стеной...
- Жаклин? О, она может...
- Знаете, она меня удивила. Я-то думал, что все бюрократы вымерли вместе с границами, а они, оказывается, в космос перебрались.
- Не в космос... - устало вздохнула девушка. - Миссия "Спасите Землю!", слыхали? Они там все такие... одержимые.
- Вы знаете, меня не только речь её удивила. Послушайте, она... какая-то неопрятная. Нет, я понимаю, "наниты чистят, наниты гладят" и, тем не менее... она будто только что из драки.
- В самую точку! "Даже во сне - как на войне".
- ...Неустанно сражается за мир во всём мире!
- К сожалению, они дерутся не только за мир, но и с нами, равно как и со всеми обществами, лидерами наций и правительствами планет.
- Похоже, вы их не любите.
- И есть за что. Выражаясь вашим языком, из-за них киснет Венера.
- О, общий язык - великое дело! - Пётр Валерьянович улыбнулся, наверно, впервые за этот день.
- Однако, пора приступать к делу. Итак, я не нахожу в вашем решении ничего, достойного консультации. Ваши анкетные данные?
"Ишь ты, - усмехнулся про себя Петр Валерьянович. - Нет бы с экспланта считать. Традиция! Придётся удивлять и эту птаху"
- Узваров Пётр Валерьянович, год рождения шестьдесят восьмой, холост, - начал он, прекрасно зная, что за этим последует.
- Шестьдесят... какой? - встрепенулась девушка. - От Беды или от Нано? Вы шутите?
- Отнюдь.
- Но ваша внешность? Простите, это... траур?
- Это старость, кою не успели исправить беличьи гены.
- Ничего не понимаю! Ладно, допустим, вы не стали менять кожу и приняли прививку поздно, но... не в шестьдесят же лет!
- Почему?
- Так не бывает! Разве что если предположить... ой! Какого вы года?
- Тысяча девятьсот шестьдесят восьмого от Рождества Христова. Уверяю вас, это...
Речь его прервал звон. Алмазная ручка в форме стилизованной Башни Кларка выпала из рук девушки и покатилась по столу.
- То есть... вы родились до Нано? И - до Великого мора!
- А также до Великого позора, - закончил Пётр Валерьянович. - Прям динозавр.
- Послушайте... нет, наверно, так нельзя! - на лице девушки означились муки внутренней борьбы.
- Расспросить меня? Можно! И даже нужно - ведь в ваших краях я объявлюсь нескоро. Не к кому. А добрая беседа на дорожку - как раз самое то. Я подожду вас в холле.
- Правда? А у меня скоро смена кончается!

*****
Просторный холл Верхней Станции Башни Кларка всегда лежал в полутьме, ибо признавал лишь один светильник - Землю, сиявшую сквозь карбиновый потолок. Туда, к Земле, убегала лента космического лифта, гладкая и мерцающая, как изысканное ожерелье. Лишь одна бусина украшала его - огромная даже отсюда Станция Невесомость, что на геостационарной орбите. А ниже простирались туманы Геи, свитые в причудливые вихри, и где-то на Алдане блистал огонь... Пётр Валерьянович отвернулся.
Он присел в кресло рядом с человеком, неподвижно глядящим в одну точку.
"Эксплант читает, - подумал Пётр Валерьянович. - Вот уж к чему никогда не привыкну! Добрая книга надёжней".
Он вынул из кармана книгу, развернул её и карбосилиновая плёнка, затвердев под ладонью, покрылась буквами, рисунками, клипами, в общем, всем, что и должна показывать книга. "Новости, пожалуйста!" - послал он мысленный приказ, слегка надавив на край. И книга ожила.
"Прощай, Кайнозой" - значилось на первом из заголовков.
"Как мы уже сообщали, данные, полученные Алданской Глубинной Миссией, трагически погибшей месяц назад, успешно обработаны. Выводы, сделанные из них, способны повергнуть в трепет даже самых стойких. Теперь можно с уверенностью сказать, что нынешняя вспышка вулканической активности - не рядовое явление в земной истории, а начало новой геологической эры, готовившееся миллионы лет. С глубокой грустью нам приходится говорить: "Прощай, Кайнозой!" Подробности - здесь"
"Никогда не думал, что доживу до конца геологической эры. А они знали это, догадывались!" - Пётр Валерьянович бессильно сжал кулаки. Статья в книге испуганно исчезла, сменившись другой.
"Более полутора тысяч человек (данные уточняются), погибли сегодня утром в посёлке "Новый Эдем" на западном побережье Бразильского Моря при прохождении гипергана "Като". По сведеньям, полученным нами из Сети, все погибшие относились к эколого-экстремистской организации "Земля или смерть". Подробности"
"Идиоты! - скрипнул зубами Пётр Валерьянович. - Какие же они кретины! Жизнь отдали... А за что? За что!"
По-видимому, он вновь нечаянно нажал книгу, потому что спустя мгновение текст был иным:
"Звёзды становятся ближе"
"Только что нами получено поразительное сообщение: в Венерианском Технологическом Институте удалось стабилизировать портал. Напоминаем - портал (он же червоточина или кротовья нора) есть туннель в пространстве, создаваемый сингулярностью, способный соединить два сколь угодно удалённых места, имея при этом сколь угодно малую длину. Физики уже получали так называемые краткоживущие червоточины, теперь, похоже, удалось создать портал стабильный. Пока что он очень мал и способен пропустить лишь тонкий луч света, но лиха беда начала! Извечная мечта человечества о полёте к звёздам приблизилась ещё на шаг. Подробности - жать сюда"
Пётр Валерьянович нажал. И долго, очень долго читал материал. Статья была обширна и содержала, наверно, всё, что журналист отжал из Сети о порталах фантастических и реальных. В конце её красовалась схема микроустройства, целый рой которых, по уверению статьи, лет через десять отправится к звёздам.
"Эх, а я-то в детстве на красивом звездолёте лететь хотел, и что б с приключениями - обязательно. А здесь - какая-то волосина, стыд и срам! Ну развернёт она на месте ворота, пешком на звёзды бегать будем, а где романтика, где радость? - ну да ладно, что я разбурчался, и такой есть - слава Богу. Но звёзды - потом. Звёзды - подождут. Сейчас главное - Марс".
- Не помешаю? - свежий ветер и яркий блеск обдал Петра Валериановича. Давнишняя девушка успела переодеться и ныне напоминала райскую птицу. Или россыпь звёзд. - Кстати, меня зовут Мери. Мери Смит. Простите, что тогда не представилась.
- А я только вас и жду. Пойдёмте?
- А куда?
- Сначала - в детскую, посмотрим, как там мои архаровцы, а потом, наверно, к Храму.

*****
Они прошли по наклонному пандусу, мимо грандиозных терминалов, принимающих поезда с Земли, мимо магазинов и кафе, через многокрасочный людской поток, туда, где по уверению экспланта, находились его воспитанники.
Они прыгали и смеялись средь множества детей разных возрастов, как то делали детёныши людские тысячи тысяч лет. И, пожалуй, лишь Пётр Валерьянович подмечал то, что изумило бы их предков. Пол в детской сам собою бугрился и опадал, дыбился волнами и вертелся вихрями, стремительно и прихотливо. А дети ловко седлали эти волны, хотя глаза их были завязаны и видели они иное. Пребывая телом здесь, душою они уносились в призрачные миры, что рисовал им фантомограф.
"Дарья, Андрей! - произнёс Пётр Валерьянович, едва разжимая губы, но разом чувствуя, что его зов проник туда, за пелену нереального. И двое резвящихся детей разом остановились, и каменные волны нежно поставили их на пол. - Я обещал зайти за вами через час, а прошло уже три".
- Ой, дедушка! - взмолилась девочка лет девяти. - Не забирай нас! Мы тренировались, а сейчас начнётся рыцарский турнир!
- Рыцарский турнир? Что ж, это серьёзно. Ладно, ещё три часа - ваши. Но после турнира вам надлежит побывать на пиру!
- Ура!!! - крик близнецов, даром что мысленный, едва не оглушил Петра Валерьяновича.
"Может, оно и к лучшему, - в голос обратился он к своей спутнице. - Туда, куда я направляюсь, им ещё рано. Но пока - с меня рассказ. Я тут приметил одно место.
Они ступили на струящийся пол, и он услужливо понёс их вниз, в недра станции. Проехав несколько этажей, они оказались в безлюдном зале с высоким сводчатым потолком. Он также был прозрачен, но не из-за окна. Потолок был сплошным экраном, и он транслировал картину с какого-то низколетящего спутника, запущенного против вращения планеты. Земля нависала над ними, как перевёрнутый свод. И заметно поворачивалась.
- Старинный Зал Прощания, - тихо сказала девушка. - Откуда вы узнали?
- Искал - и нашёл, - улыбнулся Пётр Валерьянович. - Здесь я обдумывал, что делать дальше.
...Помимо воли он вспомнил эти дни. Когда пришла весть о гибели Алданской Глубинной, он понял - оставаться на Земле нет сил. И были сборы, и наниты разбирали их милый дом, и испуганные дети жались к нему, а он объяснял, что это вовсе не страшно, это такая сказка, крошечные мушки по пылиночке сложат дом в волшебное зерно, а на новом месте - раскроют. В точности!
- А мой рисунок на стене будет? - спросил Андрейка. Ему только исполнилось пять, и мама, специально для него нарисовала на стене уголок прибайкальской тайги, такой, какая она была, пока не ожил рифт.
- Конечно, будет! - успокоил его Пётр Валерьянович. - Тот самый! А мама и ещё нарисует, она у тебя - художница, даром что геолог.
- Не хочу с Аляски! - заплакал Андрей.
- А к маме?
- Мама скоро вернётся? - робко спросила Даша.
- Нет, не скоро. И вообще - сюда она больше не придёт. Они с папой отправились далеко на звёзды и просили их догонять. Потому-то мы и едем.
"Я выдержал! - мысленно прокричал он. - Нельзя поддаваться слезам! Они бы не одобрили! Свихнувшаяся планета сожрёт нас, если мы станем плакать!" Кажется, именно в тот день он обрёл веру.
Потом был путь на Юг и не ходящие до Цейлона дирижабли. "Вследствие атмосферной нестабильности" - объявил мёртвый голос в порту. А на экране, обращённом к Тихому Океану, зрел очередной сверхшторм.
Пришлось лететь "цаплей". И там, над пылью и туманами, на скорости в двадцать маха, через прозрачный карбин крыла Пётр Валерьянович таки-узрел то, что должен был увидеть - кровоточащий гнойник Алданского супервулкана - место, где Госпожа Пеле приняла его детей в своё лоно.
Потом был подъём по Башне Кларка. И Андрейка, впервые оказавшись в космосе, засыпал его вопросами. И был этот зал. И тяжкий выбор меж ласковыми ветрами возрождённой Венеры, бриллиантовыми куполами Луны и зелеными морями Ганимеда. Он выбрал Марс. Но, лишь побывав в Переселенческом Комитете понял, почему.
- Я обёщал рассказ, - оторвавшись от дум, начал Пётр Валерьянович. - Боюсь, он не будет столь интересен, как надеетесь вы. Однако мне он едва ли не нужнее, чем вам. Так что вы - моя пленница.
- Охотно сдаюсь - улыбнулась девушка. - Сдаюсь и обращаюсь в слух.
- Что ж, начнём. Как вы уже знаете, я родился в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году в городе Киеве, земля Украина, что тогда была частью страны с названием Союз Советских Социалистических Республик. Слыхали о такой?
- В школе проходили - ответила девушка. - Коммунизм, тоталитаризм, плановая экономика.
- Тоталитаризма я не застал. А вот плановая экономика его и сгубила. Союз, в смысле. Без конкуренции - застой и распад. Распад и произошёл. Я, представляете, космонавтом мечтал стать. А стал кооператором, да и то ненадолго. Потом грянул Кризис Девяностых, кооператив разорился, да и не только он. Все тогда разорялись, а деньги каждый день падали в цене. В девяносто третьем я, помнится, чуть с голоду не помер.
Потом полегчало маленько, я на сисадмина выучился, по-нынешнему это вроде смотрителя нанитов. Так и дожил до самого Великого позора.
Я читал книги о том времени. Все они или чушь, или заумь. Потому что вашим, то есть - теперешним языком такое не передать. А началось всё безобидно, новая система мобильной связи, Сеть в кармане, через спутник, "по любой дороге, в стороне любой". Вот только закавыка одна - лицо собеседника видеть можно. Кто б подумал, что этакая малость мир разорит? А должны были подумать! Должны!
Пётр Валерьянович кашлянул, переводя дух.
- Весь гной, что годами копился в душах людских, потёк наружу. А как же - теперь появилась возможность посмотреть, кого поцеловал муж, с кем танцует жена, не обнял ли, о ужас, Вася Петю. "Катенька, покажи, где ты!" - Пётр Валерьянович разразился хриплым, каркающим смехом.
- По всей Земле пронёсся ураган разводов, да что там - гиперган разводов, поболе нынешнего "рыцаря Като"! А сколько детских душ было сломлено - не счесть! А ещё - убийства из ревности, самоубийства, погромы геев, токсины в чай! Весь флер политкорректности слетел, как ни бывало!
- Политкорректность есть ложь, - шепнула Мэри. - Замена подлинной свободы.
- Именно! И держалась она, пока "грешащий во тиши греха не совершал". А потом, после того, как все рассорились со всеми, победило воинствующее бесстыдство: камера в унитазе, включённый комлог во время соития, оргии на улицах, лиги педофилов и девочек - геронтофилочек. Но даже это были ещё цветочки. Культура продолжала одной рукой утверждать, что всё это плохо, а другой - упивалась шоком. Оттого нервы людей летели, расцвёл экстремализм во всём - от самоубийственного спорта до клубов реального садо-мазо, где одни безумцы пытали других. На добровольных, понимаете, началах, да разве скажешь такое о тех, кто сошёл с ума? А проклятые массмедисты транслировали это в Сеть!!!
- Зачем вы так? - Мэри тронула его за рукав. - Те времена давно прошли, оглянитесь, сейчас любой скорее палец себе откусит, чем станет подглядывать. Семьи снова есть, покрепче прежних, а дурацких догм - нету. Вон у меня куча знакомых пол меняли, кое-кто - по нескольку раз, и что? Очнитесь, Нано на дворе!
- Ненавижу! - хрипел Пётр Валерьянович. - Ненавижу Великий позор, потому что он разрушил мир, в котором я жил! Там, в аду и безумии, я встретил любовь, у нас была дочь, а потом пришёл Мор! Я никогда не поверю, что его учинили "Ангелы Очищения"! Это был одиночка, потерявший всё, изверившийся, умерший при жизни! Мир убил его, а он убил мир. Он добыл вирус Эбола, разбил ампулу в аэропорту, а потом удавился, узрив содеянное.
- Сейчас снова в почёте эта версия, - шепнула девушка. - Найдены записи некоего полисмена, в них утверждается...
- Да срал я на всех полисменов! - закричал старик. - Не могли они его остановить, понимаешь! Потому что мы все направляли его руку, всё, лицемеры и бесстыдники, искатели проклятой правды и поборники тихой лжи, рыцари догмы и недремного ока, все!!! ВСЕ. И я - тоже...
Пётр Валерьянович пал в кресло и тихо, безутешно зарыдал. Мэри присела рядом.
- Ты знаешь, как выглядит Эбола? - обратил он к ней лицо, заплаканное и страшное. - Хоть на экране - видала? Человек истекает кровью через кожу, выхаркивает внутренности, его тело становится твёрдым от вирусных кристаллов, а он ещё жив. Жив, понимаешь, и смотрит на тебя прямо из ада! Её звали Ира, а дочку - Маша. Машенька, слышишь! Кто ныне может представить это, Мэри?
- Я видела... - прошептала она. - На экспланте.
Их поглотило молчание. Молчание и темнота. Лишь далеко над головою поворачивался земной шар. А на нём горел Алдан. И Флегры. И Томба. И Эребус. И Йелоустоун. И край гипергана Като задевал Анды.
- Моя жена и дочь погибли так же, как и семь восьмых человечества. Чаша сия не минула и меня, но я - один на десять заболевших - выздоровел. Прям-таки умер и воскрес, впрочем, это можно сказать о каждом. Я шёл по земле, мёртвый среди мёртвых, хоронил тех, кто умер от Мора, и тех, кого убила паника, собирал оставшихся, восстанавливал цивилизацию, сердце моё было пусто, но руки знали, что делать. Я и не заметил, как вновь оказался среди живых.
А вот воскрешение мира я помню. Двенадцатого апреля две тысячи тридцать шестого года, в аккурат - День Космонавтики.
- Тогда сбили Апофис! - воскликнула Мэри.
- Да, сбили и сапогом пнули. Однако не в этом дело. В тот день я доподлинно увидал, что кровавая купель не прошла для человечества бесследно. Никто не хотел прятать голову в песок и тихо сдохнуть. Но каждый был готов погибнуть, что бы другие жили!
Пётр Валерьянович вновь замолчал, тяжело дыша.
- Четыре года спустя был создан первый репликатор, мир въехал в Нано, помолодел на тысячелетие и я - вместе с ним. Реконструкция! Сладостное время! Чудеса сыпались на нас, как во сне! Мы не успели привыкнуть к алмазным домам - явились орбитальные башни. Мы не успели толком обустроить землю - на тебе - "Проект Венера". Кто сейчас поверит, что некогда там было плюс пятьсот и сто атмосфер? Нанитные тучи изменили её за считанные года!
А я кружил по всей Земле, учился, работал, возводил космический лифт, не этот, а Башню Арцутанова. По ходу дела не заметил, когда генетики нашли "беличий ген долголетия"... Впрочем, даже после "прививки вечности" я не стал восстанавливать "истинную внешность" - слишком морудно, слишком долго, всё равно когда-то сам помолодею. Иное влекло меня - путешествия, приключения, нанитные маски, которыми меняешь лицо хоть сто раз ко дню, тогда это было страсть как модно. Мы снова были молоды, и молод мир вокруг, ах, это не расскажешь!
Но, несмотря на эту вторую юность, женился я нескоро. Понимаете, есть в человеке нечто, то ли память, то ли святыня, то ли браки действительно свершаются на небесах. Мы познакомились на Венере, где я тоже возводил лифт - Башню Ломоносова. А куча народу с нетерпением ждала окончания строительства, дабы переселятся. Мне уже тогда этого не нравилось, нет, не жажда странствий, я сам был перекати-поле. Они бежали от родных могил в мир, где ничего не напомнит им о Море. Я никогда не одобрял такого.
- A сами вы - ныне?
- Я лечу строить!
Тишина и тьма вновь легли на плечи, лишь лик Земли оборачивался в вышине. На нём гиперган Като, смещаясь вдоль Анд, принялся за пампасы.
- Мы долго присматривались друг к другу, боясь сказать хоть слово. Но однажды, прогуливаясь по новорождённой планете и наблюдая, как палеореконструкторы выводят на свет первых длинношеих, мы не стерпели. И тут же, на следующий день взяли расчёт и отправились в свадебное путешествие на Луну, да так и остались там на годы и годы. Она озеленяла купола, я - строил Порт-Гагарин и Башню Циолковского, Лишь материнский зов позвал нас на Землю - маленьким не полезно слабое тяготение.
- А они... где?
- Погибли. Их убила Мать Бурь.

*****
- Мы снова прошляпили горе, грустно произнёс Пётр Валерьянович. - Проспали, потому, что размякли, возгордились и вновь возвеличили свои мелкие страстишки в ущерб главному. Все видели, как тают ледники, да и как не видать - к шестидесятому году вода поднялась на четыре метра. Но мы хохотали ей в лицо и силою нанитов переносили города.
- Теперь вода поднялась на шестьдесят.
- Это из-за вулканов - они растопили льды. А тогда немногие задумывались, что перераспределение масс на поверхности стронет что-то в глубинах. Ещё меньше - интересовались этими глубинами. Мы научились летать, мы стали крылаты, мы вырвались в космос - и не смотрели под ноги. А там, меж тем, зрели магмы новой эры. И в должный час они устремились к небу.
Первым вспыхнул Эребус, обрушив в море антарктические ледники. Там оседала земля, целые Гольфстримы падали в пылающую бездну, а мы смеялись, меряясь силою с грозами и ледяными бурями. Потом открылась Тихоокеанская Дыра, и стало не до смеха. Но даже тогда никто не подумал, что атмосфера может отреагировать особым, неведомым нами образом.
Они были в Австралии, занимались теорией эволюции, она-то, эволюция эта тоже вскачь понеслась, а тут такое... Канберра... её не смело - срезало, одни лишь алмазные шпили, пустые... Мать Бурь бушевала месяц и никто, никто не мог туда добраться... а я был здесь, на Башне Кларка. На космолёте к ним пытались нырнуть - без толку, не сели...
- Я тоже имею счёт... к этому! - Мэри указала на гиперган на потолке.
- Как, и вы - тоже?
- Нет, никого из родных. Знакомый. Дружили пару лет назад. Потом он увлёкся этим... Новым Эдемом, уехал к Бразильскому морю, звал с собой, а я отказалась. Понимаете, это абсурд - просить прощения у слепых стихий, молиться бурям, жить в гармонии с тем, что несёт лишь смерть!
- Понимаю. Вы сделали верно, - только и сумел ответить Пётр Валерьянович. - Простите, я не знаю, что ещё сказать.
- Не надо.
И снова шар земной вращался над ними. И снова над лимбом его показался край гипергана.
- Он скоро уляжется?
- Не меньше месяца. Такой огромный - точно не меньше.
- Один человек вздрогнул, услышав его имя.
- Понимаю. Чёрный рыцарь Като есть страшный персонаж сказки Астрид Лингрен.
- Кем он был?
- Он вырывал сердца...
А Земля меж тем повернулась ещё чуть-чуть, и мёртвый глаз урагана заглянул прямо в зал. И тогда Петру Валерьяновичу отчаянно захотелось стать рыцарем, нет - волшебником, как в детстве. Он возмечтал лететь на драконе, держа в руках Меч-рассекающий-камень, нет - тысячу молний, ибо такое чудовище мечом не возьмешь, нет, молнии есть и у него, пусть это будет та самая сингулярность, что дырявит пространство, против неё никто не устоит!
"Увы... - сказал себе Пётр Валерьянович. - Здесь и сингулярность не поможет. Законы термодинамики неумолимы, во что бы ни верил тот парень. А воевать с ними мы не умеем. По крайней мере, пока".
- Идёмте! - сказал он девушке. - Я не хочу, что б он смотрел на вас.

*****
- Почему мы не едем? - спросила Мэри, когда они шли вдоль струящейся ленты.
- В Храм надо ходить пешком - ответствовал Пётр Валерьянович. - По крайней мере, пока ноги носят. К тому же - с меня окончание рассказа.
- Ещё не всё? - зябко поёжилась девушка.
- Не всё...
От погибшей Хельги, дочери Ингрид, у меня остался сын Сигурд. Милый такой парнишка, но - герой. Рос быстро да всё в земле копался, я в его годы в небо смотрел, а он - в недра земные. В общем, стал геологом, выучился, жену из института привёл индейского роду, мы к ней на Аляску переехали, в Австралии опасно стало. В те дни Земля и вовсе с катушек слетать начала - все вулканы да разломы - пооткрывались. Даже Флегры! Даже Байкальский Рифт! Да что там Байкал, про Киев мой родной, небось, слышала? И про Припятский разлом.
- Слышала! - твёрдо сказала Мэри.
- То-то и оно. Всем стало ясно, что дело тёмное, родилась идея Глубинной Миссии. С виду безопасно, маленький зонд через проплавляемую дыру... кто ж знал, что кое-где в мантии - такое... Да вы, наверно, и сами видели...
Она кивнула головой, соглашаясь. А он едва подавил в груди вопль: "Как это было?"
Он так и не смог посмотреть репортаж и те последние кадры, где тугая струя плоти земного Ядра крушит научный городок. Он отчаянно надеялся, что их убила ударная волна. "Только не палящая туча, - повторял он, словно молитву, - только не палящая туча! Госпожа Пеле, ты ведь пощадила их, пощадила своих верных вассалов, помнишь, они чтили тебя, пусть - шутя, но ведь ты любила простодушных гавайцев, и они благодарили тебя за плодородный пепел, что рассыпала ты на полях их. Да, они обожали бродить горами, а тогда была не их смена, но, правда, ты же направила к ним свой перст? И они отошли в твоё царство мгновенно! Только не палящая туча!"
- Они погибли не зря! - прервала Мэри его мольбу. - Я только что вышла в Сеть, там всё кипит, как в вулкане, учёные мужи наперебой твердят, что теперь мы имеем карту глубинных потоков, сможем прогнозировать извержения, твердят даже, что Алданский выброс отвёл угрозу от Индостана и Башни Кларка. А ещё - со дня на день ожидается извержение в Андах. Впрочем, от Като и так все бежали... - некая рябь пробежала в глазах девушки, будто там, в глубине, пронёсся поток слёз.
- Она была бы рада.
- Кто?
- Ингрид. Она всегда твердила, что Башня Кларка стала особенно красива после того, как я её перестроил. Ныне она спит в водах Тасманова Моря, а Ируся - на дне залива, в коий превратилась Одесса. Им я уже отдал почести там, на Земле. Остался единственный долг.
Внезапно он свернул к ларьку и вернулся с пакетом персиков.
- Ешьте - сказал он. - Продукция Станции Невесомость. Ей-то, наверно, земные несут, да почто они ей, и так все ёе стало. - Держи ещё один! Все б отдал, а не могу - жертва.
- Кому?
- Той, к кому мы идём. Она фрукты любит.

*****
В отличии от прочих мест, храмовая часть Станции была набита битком. "Космос примирил людей" - заметил когда-то некий мыслитель. Но, глядя по сторонам, Пётр Валерьянович понял, что космос примирил и богов. Храмы разнообразнейших культов теснились бок-о-бок и верующие, спешившие в них, не обнаруживали к чужим богам ни малейшей враждебности. Быть может, потому, что дорога, горе и неведомое будущее сближают всех, а может - каждый с болью отрывал от Земли частицу души и, уходя, спешили захватить с собою в неведомый край и любимых небожителей.
- Это здесь, - сказал старик, заходя под портал из тёмного базальта. На фоне поблескивающих алмазной плёнкой стен он казался угольно-чёрным, как проход в ночь.
Коридор изогнулся вправо и привёл их в небольшую комнату, облицованную тем же базальтом. Светильников не было, лишь в дальнем конце пылал живой огонь, за ним простиралась панорама вулканической горы в огнях и косах дыма, а прямо в пламени стояла статуя танцующей девушки, увитой цветами и ожерельями из раковин.
- Я пришёл, госпожа Пеле - выдохнул Пётр Валерьянович, опускаясь на одно колено и ложа персики на алтарь. Позади охнула Мэри.
- Мы... к ней? Но она...
- Молчите - ответствовал старик, не оборачиваясь, а потом, будто боясь упустить слова, торопливо зашептал:
"Вот я у ног твоих, Госпожа Пеле, а вот дар мой. Я ничего не прошу у тебя взамен по эту сторону жизни, лишь береги внука моего и жену его, пока они гостят у тебя. Пусть хлеб их будет сладким, а мясо - сочным, а ещё они любят чай. Ты скажи им, что я о них не забыл, что строю, как встарь, башни, которые - дороги и однажды построю дорогу к ним. Пусть они радуют тебя, Госпожа Пеле, пусть любят твоё царство, но однажды я за ними вернусь. А ещё - спасибо за то, что ты баюкала нас на своей груди, пока мы были детьми, и сдерживала мощь свою, пока мы взрослели. Прости, что мы желали вечного детства". Затем он встал, долго-долго смотрел на танцующую девушку, развернулся и отправился к выходу. Мэри потерянно следовала за ним.
- Ты хочешь спросить, почему моя молитва такова? - обратился он к ней. - Так вот, я верю в каждое её слово.
- Но ведь они же...
- Мертвы, ты это хочешь сказать? Да, ныне они - в чертогах Пеле, или в прошлом, или ещё где бы то ни было. Но я верю, нет - верую! - так будет не всегда. У нас, стариков, есть одно преимущество - мы видели, как меняется мир. А посему - знаем: он изменится снова. Сейчас мы, спасаясь от беды, мечтаем победить пространство - настанет черёд и времени! И тогда потомки, движимые чувством благодарности, воскресят всех прежде живших. Так сказал Николай Федорович Федоров, автор "Общего дела", философ, живший задолго до меня. А я... я хочу оказаться среди этих самых потомков, а для этого нужно строить. Дороги сквозь время - это вам не Башня Кларка...
"Марсианский лайнер "Котигорошко" выведен на стартовую позицию" - прошептал эксплант.
- Нам пора, - заторопился Пётр Валерьянович. Надо забрать детей. Да и посидеть на дорожку не мешает.
- А... что вы будете делать на Марсе? - спросила Мэри.
- Да разное. Лёд на него ронять, воду топить, Башню Цандера строить - она уже в проекте.
- А... можно к вам.
- Чего ж нельзя! Да и не у меня то спрашивать надо. Тоже мне, нашла коренного марсианина.
- Я прилечу - твёрдо сказала Мэри. - Обязательно!

*****
"Лайнер "Котигорошко" отдаёт швартовы. Невесомость на двадцать минут. Повторяю - невесомость на двадцать минут!" - пропел голос где-то в вышине. И вслед за ним, после небольшого толчка, тело наполнила восхитительная лёгкость, и внуки его с визгом воспарили к потолку, к окну на всю верхнюю палубу, за которым была видна и Земля, и Солнце и пока ещё далёкий Марс.
- Поосторожней! - осадил их дед. - А то ещё в Андромеду улетите.
- А что мы будем делать на Марсе? -  спросил Андрейка.
- Творить! Разделять небо и землю, расточать воды и воздух, возводить дороги и башни. Мы будем как боги, понимаешь. Ты ведь читал легенды?
- Это - сказка?
- Нет, сказка начнётся потом, когда мы отправимся к звёздам и скуём там Меч-рассекающий-время. С ним мы вернёмся на Землю и победим все бури. И нас встретят папа, мама и Госпожа Пеле.
- А это кто?
- Вот тогда и познакомлю!
Неслышно включились двигатели, вернулась тяжесть и дед, и внуки плавно опустились в кресла. Корабль разгонялся, покидая планету и, бросив на Землю прощальный взгляд, Пётр Валерьянович вдруг заметил, что гиперган Като ослеп! На месте его чёрного ока клубились тучи, прорезаемые молниями, белый покров вихря растрепался, а чуть в стороне вспухла кровавая рана и сквозь неё, увитый цветами и раковинами огня, рвался к небу ослепительный меч.

         21-23 августа 2009 г.

[Джулин Моерад]

Следующие два рассказа - "Возвращение" и "Законник" требуют небольшой преамбулы: в их написании участвовал человек, ныне покинувший сей мир. К сожалению, я не могу назвать его имени и смогу нескоро - такова была его воля, а клятвы, данные мёртвым, следует держать. Давайте, читая, вспомним тех, кого нет с нами.

Законник

Страсти по Муркокку

- Ну вот, - день на работе не был – и столько дел накопилось! – придя поутру в свой кабинет, сокрушался Дубина Стоеросович Бревнов – Генеральный Начальник Управления Законоисполнения и Закононадзирания, - А тут ещё посетителей принимать, будь они неладны! Груня, посетители есть?
- Есть! Один сидит, инвалид, похоже, - сказала протиснувшаяся в кабинет секретарша Дубины Стоеросовича Грация Миловна Голосадова, сокращённо – Груня.
- Инвалид? И наверняка – с очередной жалобой... Эх, грехи наши тяжкие... Ладно, заводи!
Посетитель был высок ростом, гибок и строен. Очень узкое лицо с золотисто – розовой кожей обрамляли пышные тёмные волосы, один глаз был пурпурно-красный, второй закрывала вышитая повязка. И руки разные: одна нормальная, человеческая, а вторая – чёрная, как будто собранная из драгоценных камней и пальцев почему-то шесть. На плечи посетителя была накинута алая мантия.
- Корум Джайлин Ирси, – представился посетитель.
- Ты мне зубы не заговаривай! – враз осадил его Дубина, - Документ давай, а там видно будет!
Посетитель протянул Дубине бумагу.
- Так-так, значит – Корум Джайлин Ирси, принц вадагский, прописан в замке Эрорн... Что ж, видали мы и принцев и императоров. Недействительный поспорт, принц Корум! Переоформлять надо!
- Это ещё почему?
- А потому, что в разрушенном замке Эрорн никто прописан быть не может!
- Так ведь замок восстановлен.
- Восстановлен? А Управлению Демографии и Народорасселения это известно?
- Не знаю...
- То есть как это – «не знаю»? Вы что, гражданин, самостроем занимаетесь? Да за это знаете что бывает! После приёма у меня немедленно пойдёшь в Управление! – и, смягчившись, Дубина Стоеросович похлопал Корума по плечу и добавил: - Мой тебе совет, подойди прямо к Генеральному Начальнику Глыбе Утёсовичу Каменюке, скажешь, я прислал. Да мешочек золота не забудь! Наши законы строги, что б их обойти – хорошо подмазывать надо. А иначе – потеряешь прописку и будет то, что с тем вихрастым, помнишь, Груня?
- Помню, а как же! – сказала вновь протиснувшаяся в кабинет Грация Бомбовна.
- А что с ним стало? – спросил Корум.
- Да заходил тут один на прошлой неделе. Такой франт, весь из себя, а на плече – кот с крылышками. Джерри-а-Конель, кажется. Говорил вежливо, почтительно, а оказалось – бродяга. Ну, мы его задержали – и в Управление Искоренения Правонарушений.
- И где он теперь? – встрепенулся Корум.
- Наверно, уже на работах, за бродяжничество. Чего церемонится?
- Где эти работы?
- А ты чего прыгаешь? Знакомый он тебе, что ли?
- Друг.
- Хм... Приличный, вроде, человек, а друг – бродяга. Может, у тебя и документик – то фальшивый?
Дубина Стоеросович долго вертел в руках паспорт, теребил странички, нюхал их, смотрел на просвет.
- Да нет, вроде – настоящий. А что это за профессия у тебя такая – «Вечный Воитель»? Из армейских, что ли?
- Да, из армейских! – сказал Корум, едва сдерживая гнев.
- А-а, тогда – ладно. Мы армейских уважаем... Что за дело тебя сюда привело?
- Я пришёл восстанавливать справедливость!
   - Э-э-э, это многие говорят. Потому что дверью ошибаются. Управление Социальной Справедливости – по коридору налево, а не направо. А мы не справедливостью занимаемся, а законоисполнением и закононадзиранием.
- Законники, что ли?
- Именно так, законники.
- Тогда я – именно к вам. Ибо вы именем закона попираете справедливость!
- Ты что, очумел?! Да за такие слова – в Управление Социального Согласия!! – заорал Дубина Стоеросович и, гордо выпрямившись, с пафосом произнёс: - С тех пор, как наш доблестный Президент Гландит Кралев сверг ненавистного диктатора Лира-а-Бреда, наши законы есть воплощение Добра, Правды и Справедливости, а кто не согласен с этим, тот – враг Свободы и Независимости!
- И всё-таки я требую справедливости! – повысил голос Корум, - Я требую ответа на вопрос – по какому праву вы грабите население Лайвм-ан-Эша?
- О, и он туда же! – воскликнул Дубина, - Да сколько можно объяснять таким, как ты – никого там не грабят, а экспроприируют излишки! Нашей молодой независимой державе нужны деньги, что бы выстоять в окружении алчных соседей и хлеб, что б накормить армию.
- Вряд ли вы получите хлеб в достаточном количестве. Вся молодёжь – в войсках. Или вы думаете – хлеб сам себя способен выращивать?
- Это что, намёк на саботаж?
- Нет, это намёк на существующую реальность, которую не изменить никакими законами. Такую же реальность, как и то, что всё ваше хозяйство вскоре станет. Вы задушили его чудовищными налогами.
- Реальность – это то, что творим мы! – раздельно произнёс Дубина Стоеросович. - Так учит президент Гландит Кралев и не тебе о том судить! А что до хозяйства – так причина всех его трудностей – в злонамеренных саботажниках, которые, вместо того, что бы работать, ударились в спекуляцию!
- Ударились потому, что иначе не выплатить ваши налоги и экспроприации!
- Хватит!!! – заорал Дубина Стоеросович, потрясая увесистой книгой, - Всё делается на основании вот этих законов! И если у вас нет больше вопросов – освободите кабинет!
- Нет, я не уйду, - ледяным голосом парировал Корум. Ты спрашивал о моей профессии – «Вечный Воитель»? Так вот, она состоит в том, что бы восстанавливать справедливость не только словом, но и делом! И, если нужно – освобождать мир от таких, как твой президент и ты, полено!
И принц Корум обнажил шпагу.
- А вот и не испугались, - издевательским тоном проскрипел Дубина, - Думаешь, ты – первый? Было тут уже двое... И где теперь они? Полагаю – в местах не столь отдалённых!
- Кто – были? – опуская шпагу, спросил Корум.
- Тоже - знатные господа. Один неделю назад сюда припёрся. Принц Гейнор. Распинался про какое-то равновесие, мол, мы его в сторону Закона нарушили. Грозился местью Хаоса. Да такой невежа, даже шлема с головы снять не соизволил! Груня ему: - «Заходя в учреждение, головной убор снимать надо!» Он ей сдерзил что-то, ну, она – женщина дюжая, насильно сняла, сколько он не трепыхался.
- И что? – с ужасом в голосе спросил Корум.
- Ничего. То есть – вообще ничего, доспех пустой. Ну да хоть за то спасибо, что благодаря ему мы обязательства по сбору металлолома выполнили. И надрываться не пришлось!
А другой позавчера нагрянул. Император какого-то Мельнибонэ. Весь белый, как бумага, а глаза красные.
- Эльрик?
- Ага, Эльрик. Тот сразу в драку полез, меч выхватил, руку вон мне оцарапал, я из-за этого вчера дома сидел. Ну, Груня вызвала людей из Управления Надзора за Порядком, его мигом скрутили, сколько он своим тесаком не махал. Меч–то у него – чистая игрушка, завывает, а не ранит.
- Как так? – ошарашено спросил Корум, - Меч Буреносец способен выпить душу во мгновение ока!
- Тот тоже распинался, мол «Мой меч выпьет твою душу, как человек выпивает стакан вина!» Ха-ха-ха! Наш академик Полиб-Бав давно доказал, что никакой души не существует. Так это ещё не всё! Этот, как его, Эльрик, когда его скрутили, призывать кого-то начал, орал, как оглашенный: «Ариох! Ариох!».
- И он явился?
- А как же, явился! Тоненький такой мальчишка, расфуфыренный весь, что красна-девица, смотреть стыдно. «Отпустите моего слугу, – говорит, - а не то худо будет!» И тоже – за меч. Ну, мне вторая царапина ни к чему, я его упредил – Сводом Законов по башке огрел. И, думаешь, что? Исчез, как миленький! Так что ты не трепыхайся, принц вадагский. Мы люди реалистические, фокусов всяких не боимся и испитием души нас не испугаешь.
- А это мы сейчас проверим, - мрачно сказал Корум и приподнял повязку на правом глазу.
...Чёрное солнце. Слабый свет исходит из земли и теряется в чёрных облаках. Несколько человекоподобных монстров, бессмысленно уставившись вдаль, сидят в обширной пещере. Вот головы их разом обернулись и они впились взглядом в Корума.
- Идите ко мне! Вот ваша награда! – сказал Коруми указал рукой на Дубину Стоеросовича.
- Мы не можем! – хором ответили монстры, - У него нет души! Тебе нечем нас наградить!
- ...Что, не вышло? – съязвил Дубина, - А вот у меня – выйдет! Эй, Груня, позвони в Надзор за Порядком!
- Рано торжествуешь, чурбан!! – закричал Корум, - Рука Кулла, послужи мне!
Его левая, шестипалая конечность, казалось, обрела самостоятельную жизнь. Пальцы сжались в кулак и, не размахиваясь, рука нанесла страшный удар прямо в лоб Дубине Стоеросовичу.
Казалось, разом сверкнули тысячи молний, мир померк, громовой удар болью резанул по ушам, мутно-серый свет затопил всё вокруг.
А когда мир вновь обрёл цвет и форму, стало ясно, что руки Кулла нет – только чёрные камушки раскиданы по полу. А Дубина Стоеросович, потирая большую шишку, грозно наступает на Корума...

[Джулин Моерад]

Перед прочтением прошу ознакомиться с преамбулой к рассказу "Законник". Она - здесь http://www.wheeloftime.ru/forum/index.php/topic,5282.msg248951.html#msg248951 или просто чуть выше в теме.

Возвращение

Посвящается толкиенистам и не только...

              Ты меня не кори, что душа отцвела,
              Что любви не хочу никакой.
              Я такой не была, никогда не была –
              Это ты меня сделал такой!
                   Леонид Дербенёв

- А, черт, как я замешкался! – думал, едва не крича это вслух Килл, в миру – Коля, торопливо сходя с электрички на маленькой станции с весьма банальным названием "Малиновка".  Электричка издала  трубный вой, под конец перешедший на визг и укатила дальше по своим делам, а Килл остался стоять на грязной, в выщерблинах, платформе посреди уходящего лета и ночной тьмы. Крошечный  фонарик, висящий на столбе, давал так мало света, что от него тьма казалась еще непрогляднее, однако его было достаточно, что бы заметить некоторые  изменения, произошедшие с названием станции. Слово "Малиновка" было зачеркнуто, а вместо него крупными буквами выведено иное – "Болонь".
- Ишь, чего творят! – с насмешкой подумал Килл, - Провинциалы, – а туда же – выпендриваются! - Болонь... может еще "Рим", – и решительно шагнул на лестницу, ведущую с платформы вниз, в темноту.              
Мгновением позже оттуда донеслось громкое чертыхание Килла. Он угодил пор пояс в болото и тщетно силился выбраться.
- А, твою мать, тут же раньше сухо было – на всю округу заматерился  он, но враз умолк, услыхав осторожные шлепки – шаги совсем рядом.
- Ссто, зассстрял – жутко шипя и шепелявя, спросил его из темноты незнакомец. – Засссем по болоту ласссишь?  
- Рыбу ловлю - мрачно сострил Килл.
- Рыбслу ловись?  Ха-ха-ха! – засмеялся во тьме неизвестный, – Да какая же в болоте рыбсла? В болоте рыбслы нет! Змейслы - есть, пиявслы – есть, а рыбслы нету!
- Ты-то сам, что здесь делаешь? - спросил неизвестного Килл.
- Я? Я возврасссяюсь с вашшного сссадания. Посссторонним этого сснать не ссстоит!
- Ишь ты, - с важного задания...- А вытащить меня не хочешь?
- А зассем? Пиявслы тоже кусать хотят. Вот если ты подарисс мне ссто-нибудь...
- Во жмот... Ладно, тяни! Только учти, денег нету. Могу предложить "Сникерс". Или рыбу. Холодного копчения.    
- Ах, рыбсла, сладкая рыбсла! – засуетился неизвестный. – Сейссас, сейссас вытассу!
... Они сидели на сухом бугорке и отдувались. Килл был мокр до нитки, неизвестный – тоже, впрочем, его, похоже, это мало смущало.
- Может возьмешь "Сникерс"? – спросил его Килл. - Рыба и мне нужна. Закусывать чем-то надо...
- Нет, дай рыбслу! – протягивая длинные руки к Килловой сумке, шипел незнакомец. – Зуй ссам свой  сссникерсс, а мне – рыбслу!
Килл нехотя протянул ему рыбину. Неизвестный тут же впился в нее зубами.
- Вот Горлум–то... - сам себе под нос пробормотал Килл.
- Ага, Горлум, Горлум! – давясь рыбой, пробубнил незнакомец. – Бе-едный Смеагорл!  
- Вот уж не думал, что в вашем городе толкинутые объявились – удивился Килл.
- Толки-кто? – спросил Горлум.
- Ну – толкинисты, писатель есть такой – Джон Толкиен.
- А-а – протянул Горлум - тот, кто написал Главную Книгу. Тогда ясно...
- Слушай, как тебя там... ладно, слушай, Горлум, как мне до автостанции добраться?    
- Полсси за мной – доберёсся! – дожевывая рыбу, ответил Горлум. – Нам по дороге.
Матерясь на чем свет стоит после марша по болоту вслед за проворным Горлумом, Килл наконец-то выбрался на трассу. Невдалеке, под столь же тусклым, как и на станции, фонарем, маячила будка и большая вывеска – "Змеегорск", густо замазанная так, что буквы едва проступали из-под  новой надписи – "Аватар". Возле будки стояло человека два или три.  
- Ну, спасибо, что вывел, – стуча зубами  от холода, сказал Килл. – Без тебя, Горлум я бы в жизни не выбрался. А знаешь, я ведь тоже толкинист. Да, да, Арагорн столичный, вот так-то!  
- Арагорн! – всплеснул руками Горлум, - Вот это встреча! Нассслышаны, нассслышаны! – и торопливо зашептал: - Только ты это не говори никому, ладно? Ссследопыты нынче не в почете, а Арагорн – тем более. На Арагорна Темная Владычица знаешь как зла! О-о-о! – не приведи Эру попассся!
- С каких это пор Саурон стал женщиной? – насмешливо спросил Килл.
- А Моргот её, то есть его  разберет. Да нешто не все равно!  Главное – не говори никому, что ты – Арагорн. Назовись, скажем, Боромиром.  
- Боромиром я тоже был. До Арогорна.
Горлум аж присел на дороге.
- Так ты тот самый Арагорн! Ну и ну! Да как же у тебя сссмелости хватило? – но, смягчившись, добавил, – Ладно не выдам! Уж больно вкусссная была рыбсла... - А ты назовись ну, скажем, Мегготом. Хоббит Меггот – звучит?  
- Я не похож на хоббита.
- Не похож – так будешь похож, –  уверенно сказал Горлум.
- Ладно, поживем – увидим, – усмехнулся Килл. Игра начала ему нравиться.
Они подошли к будке. Килл попытался спросить у диспетчера, ходит ли еще автобус в столь поздний час, но окошко будки было закрыто и в нем висела записка:
"Ушла гасить Древа.
Буду нескоро.
            Унг"
Килл не стал размышлять о том, что собирается гасить таинственная "мадам Унг", а, подойдя поближе к стоящим у дороги, спросил:  
- Будет ли сегодня автобус?  
- Навряд-ли – глубоким басом ответил небольшого роста коренастый человек с длинной бородой и топором за поясом, – И хорошо, что не будет. Потому, что сегодня шоферит Бомбур - сквалыга, а с ним кредитками не отделаешься, – золото подавай! И не посмотрит, что родня, скаред толстобрюхий!    
- Нича, не боись, долгоборобый! – ответил ему здоровенный детина с широким плоским лицом и руками, свисающими до колен, – Скоро Снага на своем драндулете прокатит – он и подберет. Снага добрый, золота ему башлять не надо. Бутылку поставил - и будя!  
Килл с сожалением погладил бутылку за пазухой.
- Это кто долгобородый? – закричал первый говоривший. – Да я тебя...
- Ну, извини, не хотел, – примирительным тоном заговорил второй. Я ж не со зла, просто хотелось по-нашему, по-свойски. Это ж в Серидинном – враги, а здесь, на окраине...  
- А до Тириона Снага ваш довезет? – робко подал голос незаметно пристроившийся под навесом высокий тощий парень с длинными волосами и ожерельем на шее.                                                                                      
- До Тириона навряд ли... Ничего, от Мории до Тириона недалече. Придется вам, светлое высочество, малость прогуляться.
- И зачем я только Валинор покинул? – с тоской в голосе проронил парень.
- Вот именно – зачем? – значительно поднял палец плосколицый. – К себе не пущаете, а сами – шастаете! Нехорошо...
Килл не слушал говоривших. Мысли его были заняты совсем иным. Помнит ли она его? Думает ли о нем хоть иногда? Когда он уходил, она ничего не сказала, но и без слов было видно... Ну ничего, простит! Он объяснит ей, что мужчине нужно разнообразие, ну – погулял, так ведь вернулся! Женское сердце нежное...
От дальнейших размышлений его оторвал голос плосколицего:
- Глядите, никак Снага катит! Ану, тормози его, а то он, от этого фонаря заслепнув, нас и не заметить может!
Действительно, по дороге ехал грузовик с выключенными фарами.
- Снага-а! Стой! – кинулся ему навстречу плосколицый. Грузовик стал замедлять ход... Килл глубоко вздохнул, предчувствуя расставание с пригревшейся за пазухой бутылкой.
... Грузовик был маленький, ветхий и его сильно трясло. Зато ехал он быстро. Мимо так и мелькали неясные силуэты деревьев, столбов, потом потянулись заборы. Время было позднее, большинство домов были темны, но в некоторых горел свет и Килл с удивлением заметил, что окна у них круглые, как иллюминаторы.
- Однако быстро мы до Шира добрались, - сказал бородатый.
- По такой клевой погоде как не гнать, - ответил ему парень с ожерельем.
- Эх, живут же некоторые, - глядя на круглые окошки домов, мечтательно произнёс Горлум.
- Да разве это жизнь – весь век в норе сидеть, – парировал длинноволосый парень, – Ты вокруг посмотри – красота-то какая!
Действительно, посмотреть было на что. Прямо над домами, над деревьями, серебрившимися в свете полной луны, раскинулось бархатисто-чёрное небо. Мириады звезд, ярких и разноцветных устилали его, и казалось, нет в свете драгоценности краше, чем эти небесные брилианты.
По небу кружили какие-то тени, вроде больших птиц, заслоняя крыльями то одну, то другую звезду.
- Назгулы разлетались, - степенно сказал бородатый, - К дождю.
- А может, учуяли чего? – с легким испугом спросил парень с ожерельем.
- Может и учуяли...
"Ну и местечком стал Змеегорск в мое отсутствие"- удивлялся Килл.  Когда  три года назад он крутил с ней любовь – здесь не было ни одного толкинутого, а теперь – из трех – двое. Аистов назгулами называют... А может... может то вправду назгулы? Понаделали ребята дельтапланов и летают..."
Как будто в подтверждение его слов с неба сорвался пронзительный, ледянящий вопль. Ему ответил другой, потом - третий...
- Ишь как заливаются, - не унимался бородатый. – Вот попомните мое слово – быть сегодня грозе!        
Сделав крутой поворот, машина выехала на берег широченного пруда. На другом берегу небо было светлым и виднелись какие-то башни. Килл аж присвистнул от удивления. Внезапно свет замигал и погас.
- Добралась-таки. – бросил бородатый, - Вот ненасытная утроба.
- Ага, она еще когда контролершей работала, такой была, а как в диспетчерши выбилась – стократ лютее стала. Нынче заместо неё на контроле – дочка ейная, да хрен редьки не слаще, – ответил ему плосколицый.
- Вовремя ты из Амана смотался, – обращаясь к парню с ожерельем, сказал Горлум.
Парень потеряно молчал...
Вокруг замелькали многоэтажные строения.
- Куда вам? – спросил сидевших в кузове Снага.
- Мне в Морию. – ответил борадатый.
- А мне - с тобой, браток, – сказал плосколицый. – Бухнем да повеселимся! Небось, помнишь ещё Шаграта – то?
- Меня у Ирисной низины высадишь, – ответил Горлум, – Попытаюсь вновь у бабушки вписаться.
- А меня... Я теперь не знаю, куда, – скорбным голосом проронил парень.
- Айда с нами! – хлопнул его по плечу бородатый. – С гномами не пропадешь!
- А тебе – куда? – спросил Снага Килла.                          
- Мне? На улицу Листопадную, возле пруда, там, где остров.    
- Ха, видать давненько ты к нам в Серидинный не заглядывал. Остров-то давно тю-тю! Падение Нуменора, аль не слыхал?
- Слыхал, слыхал, – мрачно ответил Килл. Эта всеобщая игра "в Толкиена" стала его раздражать.
- В общем, как я понял, тебе в – Раздол, – продолжал тем временем Снага, – Ладно, подкинем...
И действительно, подкинул. На колдобине. Да так, что Килла едва не выбросило из машины. Рубашкой Килл зацепился за борт и он расстегнулась, обнажив грудь.
- О, Прелесть моя! – истошно заорал Горлум. На груди Килла болталось золотое кольцо на цепочке.
...Килл не любил рассказывать историю этого кольца, а между тем  она была весьма любопытна. Когда-то Килл выпросил его как залог любви у своей очередной девушки, обитавшей, кстати, здесь, в Змеегорске. Взамен он подарил ей трехтомник Толкиена, а потом долго изводил ее укорами: она, мол, недостаточно красива, недостаточно женственна, недостаточно следит за собой. И в конце концов бросил, увлекшись другой. Именно к ней возвращался он сейчас, когда очередная пассия послала его на...
Позднее он переделал это колечко в Кольцо Всевластия. Но, помня жуткие легенды, ходящие среди доморощенных магов, не решился одеть его на палец, а носил на цепочке. Знакомым же говорил, что делает это из гуманных соображений, дабы не кого ни к чему не принуждать. И вообще он старался выглядеть в их глазах супер-человеком, супер-ролевиком, супер-гуманистом, супер...
- Отдай Прелесть! – орал Горлум и пытался вцепиться  в кольцо. Килл отбивался, но Горлум был силен и проворен. Новый толчок на колдобине отбросил Килла к борту, доски затрещали и...
...Продрогший, мокрый, грязный и жалкий стоял Килл один на ночной улице. Он стоял, а сверху все так же сияли звезды, светила луна, легкий ветерок колыхал листву деревьев.
Внезапно одно дерево зашевелилось, наклонилось к Киллу и сказало гулким, трубным голосом:
- Чужой человек, один, на улице, ночью? Непорядок! – и зашагало прочь, а Килл остался стоять, протирая глаза.
"Вроде ж и не пил сегодня, - ошарашено думал он, - Откуда тогда глюки?"
Однако долго размышлять ему не пришлось. Из ближайшей подворотни послышалось грозное рычание, а секундой позже оттуда выскочил великан. В лунном свете блеснула зеленная, покрытая чешуей кожа. Издав нечленораздельный вопль, великан бросился на Килла.
Никогда еще Килл не бегал так быстро. Казалось, ноги не касались земли, сердце вот-вот выскочит и побежит впереди, указывая путь, а уличные фонари проносились мимо, как летящие по сильному ветру снежинки. Но и великан не отставал, даже более того – нагонял, обдавая смрадным дыханием и крича на бегу что-то о дороговизне мясных продуктов.
Впереди что-то вспыхнуло, великан дико завыл и бросился наутёк. Килл с разбегу едва не налетел на пожилого человека в конической, с полями, шляпе и сером плаще.
- Фотовспышка – незаменимое оружие против тролей. – возгласил он, – Спектр ее излучения близок к солнечному, а солнце для тролля – сами понимаете... Даже я ее ношу – очень экономит волшебную силу. Советую обзавестись, раз не боитесь разгуливать по ночам. Ну, вроде бы все в порядке, вы целы, я пошел. Дел – невпроворот! – и скрылся в темноте, а Килл остался в круге света уличного фонаря, тряся головой от изумления.
Осторожно, шарахаясь от каждой тени, пробирался Килл на улицу Листопадную. Но на этот раз ему везло – вокруг все было тихо. Вот только где-то позади небо поминутно озаряли вспышки, как будто отблески далёких молний.
Вот он, знакомый дом, во дворе которого, на этих самых камнях, они так часто сидели. Второе парадное, четвёртый этаж. Здесь живет та, которую он когда-то называл своей Арвен, для которой (и как оказалось, весьма удачно), сменил легенду с Боромира на Арагорна, которую когда-то оставил безо всякой надежды, ожидая море слез, а она не проронила ни капли, и к которой теперь возвращается он, Килл, дамский любимец, набравшийся опыта и думающий остепениться. Нет, не может быть, чтобы она его забыла! Помнит! А если нет – то вспомнит! И полюбит, вновь полюбит! Ну как можно его не полюбить! Правда, сегодня позднее время... ну да тем лучше! Чем неожиданнее визит – тем больше шансов на успех. Вот и окно светится. Не спит! Тоскует!
Примерно такие мысли владели Киллом, когда он поднимался на лифте и нажимал кнопку звонка. Дверь открыла красивая женщина в белом переливающемся платье. Пери виде Килла лицо ее помрачнело.
- Колоброд? – спросила она. – Явился?!
- Извините, а Лёлю можно?
- Лёлю?! Лёлю ему подавай?! – и, перейдя на язвительный тон, она спросила: - А чего ты сюда пришел? Ты к ней, к Лёле иди! Она тебя давненько дожидается!
- Галадриэль, кто это? – раздался мужской голос из соседней комнаты.
- Кто? Да Арагорн наш треклятый! За Арвен своей пришел, над нами издеваться!
- Что?!!
Спустя мгновенье перед Киллом стоял высокий молодой мужчина с седыми волосами и тоже в белом. Еще мгновеньем позже он сгреб Килла за грудки и приподнял от земли.
- Если тебе надо к Лёле – то и иди к ней! – закричал он. – Благо, недалеко. А нас не тревожь! После того, что ты с ней сделал, после того, что ты сделал со всеми нами – что б духу твоего здесь не было!
- А что я такого сделал? – мгновенно набравшись наглости, спросил Килл.
- Как это – что? Ты чего, не знаешь?
- Нет, не знаю, – руководствуясь скорее интуицией, чем наглостью, ответил Килл, – Я только что приехал. Из Драгомысска. И вот уже три года понятия не имею о том, что у вас здесь происходит.
- Понятия не имеешь?! – закричал Киллу прямо в лицо мужчина в белом, – Ну так это дело поправимое.
Он внес Килла в квартиру, затащил в дальнюю комнату, окна которой выходили на другую сторону дома и поставил перед окном.
- Смотри, это – дело твоих рук, подонок!
Вглядевшись в окно, Килл обмер от изумления. Прямо перед ним, там, где раньше открывался вид на незастроенные холмы и овраги, стояла исполинских размеров черная крепость Циклопические стены с мрачными бастионами вздымались над крутыми обрывами, множество башен с тонкими, как иглы, шпилями тянулись вверх в тщетной попытке оцарапать небеса. Но выше всех была башня, заканчивающаяся тускло блестевшим в свете луны металлическим венцом и маленькой остроконечной надстройкой над ним. Крепость была темным-темна, как будто вырезана из черной бумаги. Только в самой верхней надстройке, в полукруглом окошке мерцал зловещий багровый свет. Свет мигнул, из окошка вылетела кровавая молния и унеслась к горизонту.
- Там  твоя Лёля! – прямо в ухо Киллу прокричал мужчина. Ишь как зыркает! Тебя ищет. Второй год уже. Ну как, хороша твоя Арвен Сауроновна? Это она из-за тебя, из-за твоего ухода такой стала! Хочешь, я тебя к ней отведу?
- Н-н-не н-н-надо! – стуча от страха зубами, ответил Килл.
- Не надо?! – прокричал мужчина, - Тогда – вон отсюда! – и потащил Килла обратно.
Уже будучи уносим от окна, Килл услышал леденящий вой и заметил, как к верхнему окошку башни метнулась чёрная тень.
...Сев на тот самый камень, на котором три года назад он признался в своей злосчастной любви, Килл долго тёр ушибленные после полёта с лестницы места. А из окна наверху доносилось:
- Элронд, милый, ну успокойся... правильно сделал... она его сама найдёт... Багровое Око – оно всё видит... Вот и назгул прилетел – неспроста, явно. Они, когда без дела – порхают, а не стрелой мчатся...
- Нет, Галадриэль, зря я его туда сам не потащил. Как она, Лёлечка - то наша говорила: "Сожгу его плоть, а трепещущая душа будет вечно корчиться под взглядом Недремного Ока!" Так ему, кобелю, и надо! Скорей бы сцапала!
Килл не стал дослушивать заоконную перебранку и, волоча ушибленные ноги, поплёлся восвояси.
Он шёл по слабо освещённой центральной улице Змеегорска и голова его шла кругом. "Как можно объяснить все эти события? - спрашивал он сам себя, - Может, его Арвен, ныне – Леди Гортхауэр, с горя толкинулась до такой степени, что толкинула весь город? Не зря ж говорят: "Толкинулся сам – толкини другого!". А может, это – наваждение, может, он просто спит, может, сейчас он на флэту у Косяка обкурился "травкой"? А может..."
...Некто огромный и багрово – пылающий вынырнул из ближайшего переулка и вошёл в проходную горнообогатительного комбината "Светлый путь". Спустя несколько минут оттуда стали выскакивать бородачи с топорами – точные копии недавнего Киллова попутчика. Они что-то громко кричали о Великом Лихе. Килл обошёл их стороной.
...На площади собралась целая толпа людей, похожих на давнишнего парня с ожерельем. Перед ними, взобравшись на террасу гостиницы "Змеиная Гора", витийствовал, отчаянно жестикулируя, некто высокий и черноволосый. Он призывал собравшихся немедленно отправиться в поход, дабы наказать коварного Саурона и треклятую Унголианту. Собравшиеся молча, с потерянными лицами, внимали ему.
...Пронзительный свист рассекаемого воздуха раздался сверху и вслед за ним всё вокруг озарилось трепетно – красным огнём. Над головой Килла, выдыхая пламя, пронёсся дракон.
...Большой отряд всадников, на одежде которых был нашит герб с белой лошадью на зелёном поле обогнал Килла и скрылся за поворотом.
...Ещё один отряд, на этот раз – пеший, развернув красные с чёрным змеем знамёна, прошествовал через перекрёсток. Позади отряда мерно вышагивал самый настоящий слон
...Сверху раздался пронзительный вой, свет фонарей померк и крылатая ящерица, оседланная назгулом, села на заводскую трубу, как грач порой садится на планку забора.
Пройдя ещё немного, Килл обнаружил, что старая, широкая, как бочка, труба ТЭЦ ныне извергает дым и багровое пламя. Из недр трубы доносился подземный гул и грохот. Хотелось остановиться и рассмотреть странный феномен поподробнее, но Килл не стал этого делать. Условившись считать окружающие чудеса сном или галлюцинацией, он торопился в единственное место, где имел шанс провести оставшуюся часть ночи. Он шёл к двоюродной тётке Гале.
- Килл, ты ли это? – окликнул его сзади звонкий, тоненький голосок. Килл резко обернулся.
Перед ним стоял маленький, кругленький человечек с широким добродушным лицом и волосатыми, голыми до колен ногами. Килла аж передёрнуло. Когда разговариваешь с собственным глюком – это ещё куда ни шло, но когда глюк окликает тебя по имени – это уж ни в какие ворота не лезет! Однако, несмотря на раздражение, Килл всё же спросил:
- А откуда вы меня знаете, мил человек, или, вернее, достопочтенный хоббит?
- Как – откуда? Разве не узнаёшь меня? Это же я, Света, подруга Лёли!
- Света? Как?
- А вот так! Была Света – стал хоббит Фродо Сумкинс. Теперь все переменились и дальше менятся продолжают. Только ты можешь нас спасти!
- Я? Спасти? Да ты шутишь, Фродо! (Килл вновь решил принять "правила игры").
- Я не шучу! – ответил хоббит, - Кольцо при тебе?
- Какое ещё кольцо? – притворно удивился Килл.
- Сам знаешь, какое. Кольцо Всевластия.
- Ну, при мне.
- Покажи!
Килл нехотя вытащил из-под рубашки цепочку.
- Оно, чувствую, - серьёзно сказал Фродо, - А ты молодец, что его на палец не одеваешь. Только это тебя и уберегло. Она его знаешь, как тянет! И притянула, да не совсем.
- Слушай, дорогой! – теряя терпение, почти заорал Килл, - Может, хоть ты потрудишься объяснить, что у вас здесь происходит?!
- Произошло то, что после того, как ты её бросил, Лёля очень переживала, сперва – страдала, потом – злилась, чего-то обчиталась, колдовала – магичила и вот... теперь мы все – такие. Кому какой персонаж Толкиена ближе – тот тем и стал. Лишь ты можешь вернуть всё на место. И выручить Лёлю. Она ж теперь – Саурон Мордорский, Тёмный Властелин. Но ещё не всё потеряно. Если бросить Кольцо в Ородруин – чары рассеются и Лёля вновь станет Лёлей, я – Светой, а все – тем, кем были. Если же она, вернее – он, наденет Кольцо на палец – таким, как Змеегорск, станет весь мир! Изменения уже распространяются! Надпись на станции, небось, видел? А ведь от неё до города – километров восемь, если не все десять! К тому же люди стали просто не замечать перемен, забывать, кем были прежде, даже мне очень трудно – помнить... И это – только начало...
- Ты-то сам, вернее – сама, что, хоббитом стать захотела? – с насмешкой спросил Килл, нисколько не поверив в рассказ Фродо.
- Да нет, что ты, мне Золотинка нравилась. Но я всегда была подругой Лёли, потому и решила – или - я, или – никто. Но - не я одна, - И, оборотясь к тёмному проёму проходного двора, Фродо крикнул: - Ребята, хватит прятаться, идите сюда!
Из-под арки вышли четверо. Фродо на ходу представлял их:
- Перегрин Кролл, в прошлом – Люба из соседнего двора. Мериадок, он же – Настя, девушка из педучилища, ну, та самая, что всё время Муркоком зачитывалась. Семиус Скромби, он же – Геночка – мой Том Бомбадил. А это, - Фродо указал на паренька с пышной шевелюрой, - Андрюша Леголас. Помнишь,  которого все гнали, а он от обиды всех доставал. Теперь он  - наш мозговой центр.
- Положение складывается пресквернейшее, - начал Леголас, - Твоё возвращение в Серединный, пардон, в Змеегорск, далеко не случайно.  Пребывая в отчаянии, Лёля призвала помощь из Вышних Миров. Результаты ты видишь – большинство людей успели забыть, как было прежде. Мало того, никто из нас не может уехать отсюда, а приезжий человек, пересекая невидимую границу меж Серединным и остальным миром, забывает обо всех здешних чудесах. Да и кто поверит... С самолёта или, скажем, со спутника тоже наверняка ничего не заметно. Даже интернет и телефонные переговоры искажаются... В общем - на помощи извне надежды нет. А Лёля, превратившись в Саурона, жаждет мести. Он, вернее – она тянет тебя через Кольцо уже давно, года полтора, не меньше,  да ты, наверно, заметил, что нынешние друзья и подруги постоянно подводят и бросают тебя, а память раз от разу услужливо зовёт в прошлое, сюда, к идиллии трёхлетней давности. Вчера от Гэндальфа, жаль, вы не были знакомы... а то, как знать, может, всё бы сложилось иначе... в общем, нам стало известно – операция вступила в завершающую стадию. Будучи не в силах воспрепятствовать Саурону, мы решили ему, так сказать, "помочь". Накормив до отвала Горлума – единственного, способного ненадолго покидать Серединный, сохраняя при этом память, мы поручили ему оклеить весь Драгомысск плакатами с рекламой наших достопримечательностей. И, похоже, это подействовало - ты опередил события. В Мордоре тебя ждут завтра на рассвете. Однако ты сильно изменился внешне и Гэндальф не сумел узнать тебя по фотографии, а сам попал в засаду, устроенную королём назгулов и ныне, вместо того, что бы быть здесь, сражается с ним на Троллистом Плато. А что бы лишить нас помощи эльфов Запада, Саурон помог Унголианте затемнить Валинор.
Килл ощутил холодок под ложечкой, вспомнив обстоятельства своего прибытия. Поездку он намечал на завтрашнее утро, а вечером, по обыкновению бродя по городу, на стене вокзала увидел яркий плакат, призывающий посетить Змеегорск. И на плакате том было фото Лели... Он вскочил в двери последней электрички, когда те уже закрывались...
- У нас есть ещё несколько часов, - продолжал тем временем Леголас, - Действовать надо немедленно. Путь до Ородруина (он указал рукой на извергающуюся трубу), близок, но лежит через труднопроходимые развалины завода. К счастью, у нас есть проводник. Рэдрик, покажись народу!
Из-под той же арки вышел парень в грязном комбинезоне и со связкой гаек в руке.
- Знакомся, Рэдрик Шухарт! – представил его Леголас, - Единственный человек в Серединном, не нашедший себя среди толкиеновских персонажей. Как был убеждённым фанатом братьев Стругацких – так и остался. Да ещё и, пользуясь ситуацией, всю территорию вокруг Ородруина в Зону Посещения превратил. Но – он превратил, он и проведёт. Правда, Рэдрик?
- Само собой, - ответил парень, - Вот только обождать надобно, покуда назгул с трубы швейной фабрики не уберётся.
- По-моему, это Настя, - глядя на назгула, неуверенно сказал Перегрин, - Тоже Лёлина подруга. И её тоже парень бросил.
- Ага, бросил! И Ангмарец наш, Витька в прошлом, тоже на любовном фронте пострадал. От дочери диспетчерши автостанции. Кто ж знал, что она Шелобой станет. Может, оно и лучше, что он теперь – назгул...
Тень на трубе расправила крылья и полетела в сторону чёрного замка.
- Ну вот, теперь – пора, - сказал Рэдрик. – Пошли помаленьку.
И тут как будто мутная пелена пала на мысли Килла: "Да что это он, в самом деле, беседует с этими... хоббитами. Да его же просто разыгрывают! Или, того больше, он видит сон!"
- С какой это стати я буду золотое кольцо в трубу вашу швырять? – громко спросил он. – И вообще: игры – вещь хорошая, но пора и меру знать!
Хоббиты оторопели. Леголас как-то странно посмотрел на него.
- Похоже, ты тоже начал превращаться, - с тревогой в голосе сказал он. – Только не в Арагорна, а в Боромира. В Боромира, завладевшего Кольцом! Изменения всегда идут в сторону самых сильных желаний!
- А даже если и в Боромира – плевать! – заорал на него Килл, - Что мне до Лёльки? Захотела стать Сауроном – пусть себе будет! Придёт время – расквитаемся! А что до всех остальных – так это же мечта толкинистов всего мира – попасть в Средиземье!
- Да пойми ты – тоненьким голоском закричал Фродо, - это не Средиземье! Одна видимость! Ты что думаешь, у Лёли, будь она хоть трижды маг с Кольцами Всевластья на каждом пальце, хватило бы сил так мир перекроить? Лёля всего-то чуть-чуть приоткрыла запечатанную от века Дверь в Вышние Миры. Не она, а призванный ею Лорд Ариорх – источник происходящего! И это – лишь самое начало. Ариох измыслил коварнейший план. Он не случайно откликнулся на Лёлин призыв, он вообще ничего просто так не делает. Понимаешь, не может по своей воле в наш мир залезть, договор у него какой-то, с другими Вышними. Иное дело, если вызовут, пригласят и дверь откроют. Вот он Лёлей-то и воспользовался, её желание отомстить тебе обратил во всеобщую погибель, заварив для начала всё это безобразие. И колечко твоё силой наделил он, воспользовавшись Лёлиной ненавистью, вашей незримой связью и твоей, дурило, верой в свою немеряную крутость. А теперь если Лёля получит Кольцо – нам уже ничто не поможет! Ёе превращение в Саурона завершится мгновенно, а он распахнёт Дверь настежь и тогда... Да что я перед тобой распинаюсь, сам небось "Хронику Эльрика" читал... Тогда – всё кончено! Сюда самолично явятся боги Хаоса! Понимаешь ты, Арагорк недоделанный – Боги Хаоса!! И от этого мира останутся рожки да ножки!!!
Вспышка пламени Ородруина на мгновение осветила лицо Фродо Сумкинса. Оно было одновременно яростным и умоляющим. И по щекам его обильно катились слёзы... Зрелище это, наверно, могло бы растрогать сердце назгула и заставить расплакаться балрога, но у Килла оно вызвало лишь новую волну раздражения.
- Да пошли вы все к чёрту! – истошно заорал он, - Не верю! А если б и верил – всё равно – плевать!! Кольцо моё!
В это время огромный, чёрный, похожий скорее на орла попугай сел на плечо Фродо и, наклонясь к его уху, начал что-то тихо шептать.
- Ты не пугайся, это Кеша наш, - по-прежнему дружелюбно сказал Киллу Фродо, - А большой такой потому, что Торондором себя воображает – орлом Владык Запада. Скоро не он на мне, а я на нём ездить смогу.
Фродо на несколько секунд замолчал, потом лицо его осунулось и он продолжил озабоченным, испуганным, упавшим голосом:
- Саурон знает о том, что ты в Змеегорске. Пол-часа назад Горлум попался и на допросе, после того, как Гортхаур пообещал ему рыбоводческий пруд, рассказал о вашей встрече. В Мордоре переполох, тебя повсюду ищут. Скорее давай Кольцо, мы уж как-нибудь сами его бросим, а ты – прячься, прячься не медля! Знаешь, какие казни она для тебя придумывает!
- Ещё чего! Не отдам!
- Да что вы с ним панькаетесь! – возгласил Сэм. Отобрать Кольцо и всё тут!
- Ану давай сюда кольцо, придурок! – закричал Рэдрик. И вдруг застыл с раскрытым ртом. Застыли и все остальные. Ибо Килл, сорвав кольцо с цепочки, надел его на палец и исчез. А ещё спустя мгновение с неба раздался пронзительный, как тысяча сирен, вопль назгула...
...Килл снова бежал. Бежал в серой полутьме, в которую обратился мир. Он бежал, а его по пятам преследовал ужас. Ужас близкий, непосредственный, падал на него с неба, а вдали, с башни на него взирал ужас более дальний, но куда более жестокий. Он видел каждый его, Килла, шаг, чувствовал его затравленость и неспешно, методично загонял его в угол, как неотвратимо ставят мат на шахматной доске одинокому королю. И ещё... этот дальний, всепобеждающий ужас смеялся!
...Вот, наконец, она, идущая налево и вверх улица. Там, за поворотом – дом тётки. Килл слегка сбавил шаг и тут же услышал лютый, торжествующий вой. С испугу Килл сорвал кольцо, но было поздно – с разных сторон на него летело несколько назгулов. Вне себя от страха Килл нырнул в видневшийся на пригорке туннель.
В туннеле было темно, смрадно и сыро. Килл осторожно выглянул наружу, однако раздавшийся рядом назгульский вопль заставил его, не разбирая дороги, кинуться вниз, во тьму, в земные недра.
Отбежав достаточно далеко от входа, Килл остановился и посмотрел вокруг, но всё – напрасно. Туннель был заполнен тьмой, до того осязаемой и материальной, что у Килла промелькнула шальная мысль: он замурован в чёрное стекло. По спине предательски побежали мурашки.
- О милый! – раздался над самым ухом Килла нежный девичий голос, - Полюби меня!
Килл остолбенел, не зная не только – что отвечать, но и – что думать. А голос меж тем продолжал, уже более настойчиво:
- Ну полюби, полюби, ты же любил меня, помнишь, когда я была человеком? Полюби сейчас! – и вдруг взревел на всех мыслимых тональностях: - Полюби, кому говорят!!!
Килл обернулся и увидел рядом, не более как в метре от него два пучка светящихся глаз, слегка озарявших стены пещеры, пол, заваленный костями и огромные паутинные тенёта. Голос принадлежал колоссальному, чёрному, с белесым брюхом, пауку.
Килл не помнил, как оказался на поверхности, как бежал через кладбище, заполненное серыми тенями, некоторые из которых протягивали к нему туманные руки и шептали:
- Арагорн, сын Арахорна, наследник Исилдура! Мы так долго ждали тебя! Веди же нас на бой!
   - Я не Арагорн! Я не Арагорн!! Я не Арагорн!!! – на бегу кричал Килл и слёзы его обильно орошали памятники, ограды и надгробия.
Опомнился он у ворот тётушки Гали и несколько минут простоял возле них, тупо глядя перед собой.
...За всё такой же зелёной, покосившейся калиткой в лунном свете мирно зеленел сад, благоухали цветы, серебрилась в лунном свете белая стена старого дома. Килл осмотрелся. Назгулов вроде нет...
Мирный пейзаж сей вызвал у Килла сомнения в том, что всё произошедшее было на самом деле. Ну конечно, это не более, чем галлюцинации, вызванные "колёсами", на которые он здорово подсел в последнее время. Сейчас он откроет калитку, навстречу выйдет тётя Галя, напоит чаем, угостит пирогом...
...Килл содрогнулся, вспомнив, чьим голосом разговаривал паук в туннеле. Это был голос Светки – дочери диспетчерши автостанции. Светка была красивой девчонкой и когда-то, ещё во времена своего недолгого проживания в Змеегорске, на вечеринке, посвящённой дню рождения Лёли, Килл не утерпел и изменил с ней своей Арвен.
...Тётя Галя была дома, более того – не спала. Без лишних слов помогла она Киллу снять промокшую одежду, напоила горячим, ароматным чаем, а когда Килл согрелся и уже твёрдо стал считать всё произошедшее глюком, спросила:
- Ну как тебе наш Серединный?
Килл долго кашлял, подавившись пирогом с яблоками.
- ...Да, так всё и было, - рассказывала она ему получасом позже, после того, как Килл, поминутно озираясь на тёмные окна, изложил ей свою историю. – Страшную кашу заварил ты, Коленька. После того, как ты наговорил ей гадостей, она долго страдала, от родителей ушла, жила у меня. А потом стала как одержимая: Толкиена твоего проштудировала вдоль и впоперёк, целые главы мне наизусть зачитывала. И ещё читала много: Муркокка, Энтони, Дьяченок, Урсулу Ле-Гуин. Потом книги по магии пошли – она хотела тебя по всем статьям превзойти. А потом она этого вызвала, "юношу бледного со взором горящим" – Лорда Ариоха. Я их разговор с начала до конца слышала. Помню, он долго смеялся, когда её просьбу услыхал. Такого, говорит, развлечения у меня давненько не было. А потом всё и началось... Я вот, тоже, скоро цвести начну. Второе цветение. Лето-то жаркое выдалось...
Только теперь Килл заметил, как изменилась тётя Галя. То, что он вначале принял за загар, было тёмной, жёсткой как кора, кожей. То, что он принял за волдыри, оказалось почками, из которых кое-где торчали зелёные кончики листьев. Тётя Галя стала выше ростом, волосы её порыжели и напоминали скорее тонкие веточки, а щёки округлились и покраснели, как наливные яблочки.
- Вы – энтица?! – потрясённо спросил её Килл.
- Да, ныне имя моё – Фимбрефиль. Теперь все превращаются сообразно тому, что у кого на душе. А я всегда любила сады, цветы, ягоды, всё, что растёт и цветёт. Вот и стала... И другие, все-все превратились. И она – тоже. Сперва у неё Око открылось, потом почернела вся, выше стала и один палец отсох. Она и теперь ко мне заходит, только всё реже. Потому, что она всё меньше – Лёля, а всё больше – Гортхаур Жестокий. Но не это страшно. И даже не то, что, как выяснилось, Ариох не для развлечения вовсе всё это затеял. Страшно то, что она с ним согласна. Понимаешь, она сама хочет, что бы здесь воцарился Хаос, что бы ничего не осталось привычного, тёплого, человеческого. А знаешь, что она больше всего ненавидит? Думаешь, тебя? Нет! Больше всего она ненавидит любовь. Во всех значениях этого слова! А знаешь, почему? Потому, что ты убил в ней её. А жить с мёртвым сердцем, каждый день видя, что у других оно живо – это, наверно, страшнее всего. Оттого и бесится, войны затевает, теперь это несложно. Всё, что люди раньше в себе таили, наружу вышло, да и смерти вроде как нету. Тени на кладбище видел? Такие они теперь, покойники нынешние... Кое-кто, впрочем, иначе живёт. За прудом, в Валиноре. Говорят, все они – маги, у них – Свет и, мол, только их усилия не пускают Хаос дальше. Не знаю, может и правда. Сама я там не была ни разу, они ж не только Хаос – никого стороннего к себе не пускают. Нуменорцы вон попробовали – теперь лягушек кормят. Но это я так, к слову... Надо бы тебе, Коленька, пока у них схоронится. Больше негде. У меня-то тебя живо найдут, а за Тайную Завесу пока даже Лёле пути нету.
- Сегодня она с Унголиантой затемнила Валинор, - невесело ответил Килл.
- Значит, последняя преграда на пути Хаоса рухнула... А Света, то есть Фродо прав. Если кольцо твоё в Ородруин бросить – прореха меж мирами закроется и постепенно Хаос уйдёт. Вряд ли, конечно, всё будет по-старому, но не так сильно. А то ведь с каждым днём – больше, а если она Кольцо оденет – сюда явятся Повелители Хаоса, и тогда...
Только теперь Килл понял всю серьёзность произошедшего. И всю тяжесть содеянного... "Это не глюк!! Это – правда!!!" - кричали в его голове тысячи голосов. В последний раз Килл попытался заткнуть их, но, взглянув на распускающиеся почки на руках тёти Гали, окончательно осознал непоправимость случившегося. Последний шанс утерян... Саурон знает о том, что он – здесь. Теперь к Ородруину не прорваться. Вся мордорская рать наверняка – там.
Килл достал из кармана Кольцо. Оно изрядно потяжелело, стало червонно – золотым и сияло собственным светом. Кровавые руны проступали сквозь его поверхность и Килл интуитивно понял – надпись на Кольце не та, не толкиеновская. "Что бы всех их изменить сообразно воле и весь мир соединить в Хаоса юдоли" – пронеслось в голове.
Он предал не только Лёлю. Он предал всех. Всю Землю. Своим легкомыслием, своей жестокостью он накликал беду на весь мир.
Когда-то, ещё не нося "легенду" Арагорна, Килл любил размышлять: что было б, если бы Боромир присвоил Кольцо? Ему всегда представлялась победоносная гондорская армия, марширующая по Мордору, поверженный Тёмный Властелин у ног его, Боромира, смиренно молящий о пощаде. А оказалось – Толкиен был прав. И поздно каяться...
Глухой удар потряс весь дом и целый хор голосов прозвучал за дверью:
- Откройте, именем Мордора!
Душа ушла Киллу в пятки и, вывалившись из них, скрылась в подполье. Он побледнел, как первый снег, враз вспомнив чёрную башню и пронзающее тьму Багровое Око. Ведь среди голосов явственно звучал голос Лёли, его навсегда потерянной Арвен.
- Спрячь меня, Фимбрефиль!!! – истошно заорал Килл, пытаясь втиснуться за сервант.
- Ну зачем же так кричать, это неэстетично, - раздался спокойный, нежный голос из другой комнаты.
Килл и Фимбрефиль медленно обернулись.
В проёме двери, небрежно опираясь изящной рукой на тонкий меч, откинув назад великолепные, цвета платины, волосы, стоял прекрасный юноша, одетый в чёрное с серебром. От браслета алого пламени на его руке расходились, пульсируя, восемь янтарных стрел. Загадочная улыбка играла на его бледном лице, а в глубине глаз играл некий отблеск: то ли лампы абажура, то ли адского огня. Позади юноши в дверном проёме что-то клубилось и переливалось, вспыхивая разными цветами, порой смутно приоткрывая чьи-то лица.
Невозможно описать, какие струны оборвались в душе Килла. Невозможно прочувствовать ту степень отчаяния, что чёрной пеленой затопило его существо. Килл узнал юношу, хотя прежде не видел его ни разу. Его невозможно было не узнать. Казалось, лишь одно его присутствие пластает душу, как тесто на доске, намертво впечатывая в неё своё имя. Перед Киллом стоял Владыка Хаоса, Валет Мечей, Повелитель Вышнего Ада Лорд Ариох.
- Ну что ты стал? Иди! – всё тем же насмешливо – ласковым голосом продолжал юноша, - Невежливо для кавалера заставлять даму ждать. А она ждёт тебя, давно ждёт и ах, с каким нетерпением! И я жду. Иди, мой раб, иди, мой таран, иди, мости мне дорогу!
В этот момент, поддавшись ударам, дверь слетела с петель. За порогом клубилась тьма и виднелись какие-то тени. А поверх них, заливая комнату кроваво-красным светом, алчно и гневно сияло Багровое Окою
- Вот он! – прогрохотал голос, в котором уже не было ничего человеческого. И вслед за ним огромная чёрная рука о четырёх пальцах потянулась через всю комнату навстречу Киллу. От руки веяло ледяным холодом.
Фимбрефиль отчаянно закричала.
Лицо Килла приобрело сходство с только что вынутым из могилы черепом, одни лишь зрачки глаз, казалось, расползлись на весь лоб, бессмысленно взирая на руку.
Килл судорожно отшатнулся, едва не упав на Лорда Ариоха, в глубины Хаоса.
- Ну что ты, - мягко отстраняя Килла, всё так же нежно сказал Ариох. Иди! Пади в её объятия! Видишь, она заждалась...
И, приняв на мгновение облик его Арвен, подражая её голосу и жесту, Лорд Ариох по-девичьи захихикал в кулачёк...

[Джулин Моерад]

     Предлагаю Вашему вниманию два стихотворения. Я никогда не писал стихов (даже в отрочестве, когда, говорят, все - поэты), но однажды автор некоего текста попросил меня сварганить два стиха (от лица, замете, женского персонажа). Я долго отнекивался, но потом... вдруг написал. Ныне человек сей - там, куда из жизни уходят, текст - у меня, в качестве завещания (и ещё один Создатель ведает, когда я его исполню), а стихи - перед Вами. Честно говоря, здорово стесняюсь...


Речи Костлявой, Той, что Незванна

Закрой глаза!  - зачем тебе смотреть
На то, что неизвестно, непонятно,
Не нужно, тяжело и неприятно?
Ну неужели хочешь ты опять
Об виденное сердце рвать?

Закрой глаза! – и не ищи причин
Рожденья, жизни, смерти, горя, счастья,
Слёз, смеха, состраданья, безучастья,
Зачем тебе такие знания, мой друг,
Для зла и мук?

Закрой глаза! – ты знаешь всё и так
Давно уж мудрецы то в книгах описали,
Тебе готовые ответы дали
А если что не ладится по ним
То и чёрт с ним!

Закрой глаза! Закрой и просто верь,
Что мир прекрасен, совершенен, ясен,
Тёпл, ласков, справедлив и безопасен...   
А если кто зовет: "На помощь, брат!" –
Сам виноват!

Закрой глаза! Не может быть того,
Чтобы с тобою горе приключилось:
"Не вышло, не сбылось, не получилось..."
И ежели тебе кричат "Беда!" –
Врут, как всегда!

Закрой глаза! Смотри, не открывай!   
Иначе ты узришь, как задолго до срока
Я, Смерть, приду к тебе, вздохну глубоко,
И тихо на ухо шепну:
"Закрой глаза!"


Место, которое есть...

Однажды я в путь собиралась,
Из дома - хотя бы на год.
Увидеть страны чужие,
Дороги зов испытать.
Постыли обиды и ссоры
Рождённые мелкою злобой.
На месте ином захотела
Я заново жизнь созидать.

Одно лишь меня томило,
Не будет ли там, как прежде
Вдруг люди везде похожи,
Повсюду - страданий кольцо?
И вот, поддавшись сомненьям,
В своей самой главной надежде,
С неведомой прежде молитвой,
Я подняла к Солнцу лицо.

"Да есть ли такое место,
Скажите, земля и небо,
Где нам обещано счастье,
Где каждый каждому рад?
Куда от зимы летят птицы,
И может дойти упорный.
Где всех с улыбкой встречают,
Не помня грехов и наград.

Где каждый живёт, как захочет,
А хочет - своё, не чужое.
Где нету причин для злобы -
Туда рвётся сердце моё.
Там радость друг другу дарят,
Живут, годов не считая,
И смерть встречают достойно
При том - отвергая её!"

И вдруг я сподобилась чуду,
Ответил мне некий голос:
"В дорогу - не собирайся,
Не нужно его искать!
Не всё ли равно, за какими
Лесами, горами, морями,
Найдёшь ты такое место,
ЗДЕСЬ можно его создать!

Для этого ты отныне
И до последнего вздоха,
Живи, как душе угодно,
Как жаждет сердце твоё.
Дарить всем старайся радость,
Заслуг и годов не считая.
И гибель встречай достойно,
При том - отвергая её.

К тебе потянутся люди,
Не могут не потянутся!
Ведь каждый с рождения втайне
Мечтает о месте таком.
Их будет всё больше и больше
Родных, своих, чужедальних.
И каждого с радостью встретят,
И каждый построит дом.

Тогда лишь готовься в дорогу,
Не на год - а на пол-жизни!
Иди во все страны мира!
Неси чудесную весть!
О том, что страдания вовсе
Не предначертаны свыше!
Что детства мечты не напрасны!
Что место такое ЕСТЬ!

Не враз соблазнятся тем чудом,
Иные сторонится будут...
Ведь люди ой как неохотно
Дают себе право дерзать.
Но всё же - тебя услышат,
И раз услыхав - не забудут!
А значит, такое место
Они тоже смогут создать!

Потом, утомясь от странствий,
От боли и горя людского,
Стопы поверни обратно,
В тот край, где друзей бытиё.
И вот, за холмом последним,
Что путь открывает к дому,
Увидишь то самое место,
Куда рвётся сердце твоё!"

...Но я не послушалась неба -
Покинула город постылый,
Иду по дорогам мира,
Несу чудесную весть!
Что место любви, о котором
Мы с детства наслышаны были,
Не где-нибудь, а повсюду,
Дерзаньями нашими - ЕСТЬ!