Любимые стихотворения

[Александр Тагере]

Природа каждому дала:
Орлу - горбатый клюв и мощные крыла,
Быку - его рога, коню - его копыта,
У зайца - быстрый бег, гадюка ядовита -
Отравлен зуб её; у рыбы - плавники,
И, наконец,  у льва есть когти и клыки.
В мужчину мудрый ум вселить она умела,
Для женщин мудрости природа не имела.
И, исчерпав на нас могущество свое,
Дала им красоту - не меч и не копье.
Пред женской красотой мы все бессильны стали,
Она сильней людей богов, огня и стали.

[Александр Тагере]

Не зови ты его, не зови...
                  Ричарду III Йорку и сражавшимся рядом с ним
Сталь о сталь в безмолвии раскаленном,
Только в памяти августа пыль.
Как кинжал, словно нерв оголенный,
В сердце сказка... А, может быть, быль?!
Глаз душа в забрала закована,
Крики птиц над моей головой,
Нам могилы уже уготованы,
Нам пора бы проститься с тобой.
Мы отдали истории головы,
Чести, жизни и даже молву,
Но оставьте хотя бы волю нам
Умереть, как и жить, в строю.
И не бейте нам в спины, рыцари,
Мы за это не сможем простить,
И покой тогда не приснится нам,
Вам же с этим придется жить.
Сталь о сталь, опять, как проклятие,
А на латах солнце в крови.
Нет молитв, на губах лишь заклятие:
Не зови ты меня, не зови...
И о клетку панциря души бились,
Крича на земле и устав убивать,
Нам победы больше не мнились,
Что случится потом, нам не знать.
На рассвете проститься с милыми,
В полдень небо с землей позабыть,
На закате война опостылая
Нам прикажет больше не жить.
Ночь обнимет холодным саваном,
Время память людскую сотрет,
Отпевать скоро будут ладаном,
Наших звезд уже не взойдет.
Сталь о сталь, не прощание, не прощение.
Не успели мы все отлюбить.
Только в смерти нашли утешение:
Не зови ты нас, не зови...
И последняя капля жизни,
Нет, последняя капля вина.
Железо в сердце, видишь?
Это верности нашей цена.
Мы умели за слово ответить
И теперь умирать так легко,
Ведь закатное солнце осветит
Новый путь, что ведет далеко.
Шаг за шагом – мы снова в строй,
Друг за другом – в плен никуда -
Так судили нам Боги с тобой,
Начертала красотка Судьба.
И мы выпьем за тех,
кто нас так «честно» победил,
За Белые Розы в крови.
Не простили их мы,
Ричард всех бы простил:
Не зови ты его, не зови...

[София Шавро]

 Старая студенческая песня

Пусть я погиб под Ахероном
И кровь моя досталась псам -
Орел 6-го легиона
Все так же рвется к небесам.

Все так же быстр он и беспечен
И, как всегда, неустрашим.
Пусть век солдат так быстротечен,
Но вечен Рим, но вечен Рим.

Пот, кровь, мозоли нам не в тягость
На раны плюй - не до того!
Пусть даст приказ Тиберий Август,
Мы с честью выполним его.
Отдал приказ Тиберий Август,
Умри, но выполни его!

Под палестинским знойным небом
В сирийских шумных городах
Калиг солдатских топот мерный,
Заставит дрогнуть дух врага.
Предупреждением "Quos ego!"
Заставим дрогнуть дух врага.

Сожжен в песках Ершалаима,
В водах Евфрата закален,
В честь императора и Рима
Шестой шагает легион.
В честь императора и Рима
Шестой шагает легион.

Пусть я погиб под Ахероном
И кровь моя досталась псам
Орел 6-го легиона,
Все так же рвется к небесам.
                                 
Первые два куплета были опубликованы в книге Иозефа Томана "После нас хоть потоп" в конце 1960-х годов, а продолжение было написано  Рудаковым Владимиром    и Козловым Александром в 1976 г.

[Александр Тагере]

Скользкий снег хрустит, сани вдаль бегут,
А в санях к венцу милую везут.
А идет к венцу не добром она,
Волею чужою замуж отдана.
Если б я сейчас превратился в снег,
Я бы удержал этих санок бег -
Я бы их в сугроб вывернул сейчас,
Обнял бы её я в последний раз.
Обнял бы её и груди прижал,
Этот нежный рот вновь поцеловал,
Чтоб любовь её растопила снег,
Чтоб растаял я и пропал навек

[София Шавро]

БАЛЛАДА ОБ ОПОЗДАВШЕМ ПАССАЖИРЕ

                    Автор: К.С. Льюис.

                                                 Переводчик: Я.Г. Тестельц

И дождь хлестал из низких туч, вода была темна.
Они прикрыли дверь в ковчег и встали у окна.

«Глядите, — молвил Иафет, — еще какой-то зверь
Пришел без пары, позже всех и бьется в нашу дверь!»

«Пусть сам плывет, — ответил Хам, — вот мой ему совет.
А тут и так забито все, и места больше нет».

«Но он стучит, — воскликнул Сим, — как страшно он стучит!
Ох! лучше музыки любой звук от его копыт!»

«Чего орешь? — ответил Хам. — Отцу мешаешь спать.
Проснется — мигом нам найдет работу он опять».

И тут же снизу крикнул Ной: «За дело, сыновья!
Еще одно животное стучится, слышу я!»

Обоих братьев в бок толкнув, Хам прокричал в ответ:
«Нет, это просто гвоздь в башмак вбивает Иафет!»

«Но этот звук, — воскликнул Ной, — похож на стук копыт!»
«Ну, значит, дождь, — ответил Хам, — по крыше так долбит».

И Ной на палубу взошел, и ахнул, в знак беды
Со стоном вырывая клок из белой бороды.

«Смотрите, вон он! Он не ждет, он убегает прочь!
Какое зло вы, сыновья, свершили в эту ночь!

И даже чудом вдалеке догнать его сумев,
На неучтивость не смиришь в нем благородный гнев!

Куда же ты несешься в ночь, о одинокий зверь?
Какое стойло, что за корм отыщешь ты теперь?

Ах, шея, выгнута волной, и гривы водопад!
Ах, гордость милая! Сейчас не жду тебя назад.

И много горечи узнать дано людским сердцам,
Покуда снова он придет кормиться в стойло к нам!

Завянет доблести цветок, надломлен и забыт,
Пока раздастся вновь в ночи гром золотых копыт.

И на тебе навеки, Хам, проклятье и упрек:
Хотел войти, но не вошел в ковчег единорог!».



.

[София Шавро]

            Пиры
                       
Бывал обманут сердцем я,
Бывал обманут и рассудком,
Но никогда еще друзья,
Обманут не был я желудком.

Признаться должен каждый в том
Любовник, иль поэт. Иль воин
Лишь беззаботный гастроном
Названья мудрого достоин.
                                Баратынский                

[София Шавро]

ГЕРМАН ГЕССЕ

перевод  Е. Г. МЮНСТЕР


Ночью страшные виденья
И волшебных замков чудо,
Города и люди снятся –
Знаешь ты, они откуда? –
Их творят души глубины,
Все они – твои творенья,
Все они – твои картины,
Сновиденья.

Днем пройди по переулкам,
В облака всмотрись и лица,
В них узнаешь с удивленьем
То, что ночью тебе снится.
Все, что видишь пред собою
В многогранном мирозданье,
Было создано тобою,
И живет в твоем сознанье.
Вечно внутрь себя шагаешь,
Медлишь или же спешишь –
Ты - творишь и разрушаешь,
Ты – молчишь и говоришь.
Волшебство, давно забытое,
Мирозданья нить прядет,
И оно, тобой открытое,
Лишь в тебе одном живет.

[Йеннифер]

Это стихи Оксани Забужко в переводе с украинского Дмитрия Кузьмина

Ведун, чернокнижник, травник,
Ты где, родной человек?
Осудят нас без поправок
На то, что такой был век.
Не эти, в черных сутанах,
Не тот, кто костёр запалит,
А те, чей черёд настанет,
Когда наша плоть догорит.
Прах вымечет на погосте
Крапиву и лебеду,
И черти возьмут мои кости,
Чтоб в бабки играть в аду.
И место давнишней казни
Крутой городьбой обнесут.
О брат мой, какой поблазнит
Тогда нам посмертный суд?

И оригинал, все-таки тут есть кому почитать:

Брате мій, чорнокнижник,
Де ти тепер єси?
Судитимуть нас без знижок
На те, що "такі часи":
Не ці-от, в чорних сутанах,
Не кат із лезом рудим –
Судитимуть ті, що настануть,
Коли розвіється дим.
Проб'ються травинки гострі
Крізь мертві, отверзті роти,
В мої обгорілі кості
Сядуть грати чорти,
І місце моєї страти
Парканом крутим обнесуть.
Який тоді нас, мій брате,
Чекає посмертний суд?

[Йеннифер]

А этот стих, оставил во мне неизгладимый след ( тоже О. Забужко, перевод - Д. Кузьмин):

Ты женщина-верба. Вгрызайся корнями в промерзлую глину,
Хватайся за воздух пустыми руками листвы.
ГУЛАГ – это где забивают пустую поллитру
Тебе между ног – а потом переходят на Вы.

Мы – лагерные. Нам за век не стрясти этой грязи налипшей.
Взыскуя любви – выворачиваемся в столбняке.
ГУЛАГ – это где голосишь ты: «Ой лихо мне, лихо!»
И некому знать, на каком ты кричишь языке.

Оригинал:

Випручуйся, жiнко вербова. Ловись за повiтря.
Корiнням вглибай крiзь пiски до щирця, до мокви.
ГУЛАГ - це коли забивають порожню пiвлiтру
Тобi помiж ноги - по чiм переходять на "Ви".

Ми всi - таборовi. Сто рокiв тривать цьому спадку.
Шукаєм любови - знаходим судомнi корчi.
ГУЛАГ - це коли ти голосиш: "Мiй смутку, мiй падку!"-
Й нема кому втямить, в якiй це ти мовi кричиш...

[Ал Эллисанде]

Констатин Ваншенкин. Люблю его, у него такие стихи добрые.


   
СТУДЕНТКИ
Среди цветущей мать-и-мачехи,
Среди пробившейся травы
Учебник высшей математики
И три девичьи головы.

А в небе облако качается,
И солнце льет свой ровный свет.
Никак ответ не получается,
Никак не сходится ответ.

И кто-то там, средь мать-и-мачехи,
Приподнимается с земли:
-Ау, ребята! Где вы, мальчики?
Пришли бы, что ли, помогли...
1954

[Ал Эллисанде]

Продолжу экскурс в советскую поэзию.)

Ярослав Смеляков    
ЗИМНЯЯ НОЧЬ
               
Не надо роскошных нарядов,
в каких щеголять на балах,-
пусть зимний снежок Ленинграда
тебя одевает впотьмах.

Я радуюсь вовсе недаром
усталой улыбке твоей,
когда по ночным тротуарам
идем мы из поздних гостей,

И, падая с темного неба,
в тишайших державных ночах
кристальные звездочки снега
блестят у тебя на плечах.

Я ночью спокойней и строже,
и радостно мне потому,
что ты в этих блестках похожа
на русскую зиму-зиму.

Как будто по стежке-дорожке,
идем по проспекту домой.
Тебе бы еще бы сапожки
да белый платок пуховой.

Я, словно родную науку,
себе осторожно твержу,
что я твою белую руку
покорно и властно держу...

Когда открываются рынки,
у запертых на ночь дверей
с тебя я снимаю снежинки,
как Пушкин снимал соболей.

[София Шавро]

Счастье души утомленной —
Только в одном:
Быть как цветок полусонный
В блеске и шуме дневном,
Внутренним светом светиться,
Все позабыть и забыться,
Тихо, но жадно упиться
Тающим сном.

Счастье ночной белладонны —
Лаской убить.
Взоры ее полусонны,
Любо ей день позабыть,
Светом луны расцветаться,
Сердцем с луною встречаться,
Тихо под ветром качаться,
В смерти любить.

Друг мой, мы оба устали.
Радость моя!
Радости нет без печали.
Между цветами — змея.
Кто же с душой утомленной
Вспыхнет мечтой полусонной,
Кто расцветет белладонной —
Ты или я?

1898
Константин Бальмонт

[Lucia]

У романтиков одна дорога:
Обойдя все страны и моря,
Возвратясь, у своего порога
Отдавать навеки якоря.
И смотреть нездешними глазами,
Коротать с соседом вечера,
Слушать леса древние преданья,
Подпевать бродяге у костра.
По глухой проселочной дороге
Он придет, минуя города,
Чтобы здесь, на стареньком пороге,
Доживать последние года.
Постоит он у забитой двери,
Никому ни слова не сказав:
Все равно рассказам не поверят,
Не поверят старческим слезам.
Много нас скиталось по чужбине,
Баламутя души на пути,
Много нас осталось там и ныне,
Не прийти им больше, не прийти.
Не смотреть нездешними глазами,
Не сидеть с соседом до утра,
И не слушать древние сказанья,
И не петь с бродягой у костра.

Юрий Визбор, 1957

[Lanfear]

Прочитала стихотворение это лет в 12) Записала в анкету (если кто из девчонок помнит еще десткое увлечение писать всякие анкеты и т.п. ) А пару дней назад при глобальной уборке наткнулась на эти строки. Воть...

Эдуард Асадов
   "САТАНА"

Ей было двенадцать, тринадцать - ему.
Им бы дружить всегда.
Но люди понять не могли: почему
Такая у них вражда?!

Он звал ее Бомбою и весной
Обстреливал снегом талым.
Она в ответ его Сатаной,
Скелетом и Зубоскалом.

Когда он стекло мячом разбивал,
Она его уличала.
А он ей на косы жуков сажал,
Совал ей лягушек и хохотал,
Когда она верещала.

Ей было пятнадцать, шестнадцать - ему,
Но он не менялся никак.
И все уже знали давно, почему
Он ей не сосед, а враг.

Он Бомбой ее по-прежнему звал,
Вгонял насмешками в дрожь.
И только снегом уже не швырял
И диких не корчил рож.

Выйдет порой из подъезда она,
Привычно глянет на крышу,
Где свист, где турманов кружит волна,
И даже сморщится:- У, Сатана!
Как я тебя ненавижу!

А если праздник приходит в дом,
Она нет-нет и шепнет за столом:
- Ах, как это славно, право, что он
К нам в гости не приглашен!

И мама, ставя на стол пироги,
Скажет дочке своей:
- Конечно! Ведь мы приглашаем друзей,
Зачем нам твои враги?!

Ей девятнадцать. Двадцать - ему.
Они студенты уже.
Но тот же холод на их этаже,
Недругам мир ни к чему.

Теперь он Бомбой ее не звал,
Не корчил, как в детстве, рожи,
А тетей Химией величал,
И тетей Колбою тоже.

Она же, гневом своим полна,
Привычкам не изменяла:
И так же сердилась:- У, Сатана! -
И так же его презирала.

Был вечер, и пахло в садах весной.
Дрожала звезда, мигая...
Шел паренек с девчонкой одной,
Домой ее провожая.

Он не был с ней даже знаком почти,
Просто шумел карнавал,
Просто было им по пути,
Девчонка боялась домой идти,
И он ее провожал.

Потом, когда в полночь взошла луна,
Свистя, возвращался назад.
И вдруг возле дома:- Стой, Сатана!
Стой, тебе говорят!

Все ясно, все ясно! Так вот ты какой?
Значит, встречаешься с ней?!
С какой-то фитюлькой, пустой, дрянной!
Не смей! Ты слышишь? Не смей!

Даже не спрашивай почему! -
Сердито шагнула ближе
И вдруг, заплакав, прижалась к нему:
- Мой! Не отдам, не отдам никому!
Как я тебя ненавижу!

[София Шавро]

То в виде девочки, то в образе старушки...

То в виде девочки, то в образе старушки,
То грустной, то смеясь - ко мне стучалась ты:
То требуя стихов, то ласки, то игрушки
И мне даря взамен и нежность, и цветы.

То горько плакала, уткнувшись мне в колени,
То змейкой тонкою плясала на коврах...
Я знаю детских глаз мучительные тени
И запах ладана в душистых волосах.

Огонь какой мечты в тебе горит бесплодно?
Лампада ль тайная? Смиренная свеча ль?
Ах, всё великое, земное безысходно...
Нет в мире радости светлее, чем печаль!

21 декабря 1911
Максимилиан Волошин