52. Дени (9)

[Xanvier Xanbie]

Небо жгло безжалостной лазурью, и не было на нем ни облачка. «Кирпичи скоро накалятся на солнце, – думала Дени. – Внизу, на песке, бойцы почувствуют жар даже сквозь подошвы сандалий».
Чхику стащила с плеч Дени шелковый халат, а Ирри помогла королеве спуститься в купальный бассейн. На воде играли лучи утреннего солнца, рассеянные тенью хурмового дерева.
– Если уж придется открыть ямы, разве вашему величеству обязательно там присутствовать? – спросила Миссандея за мытьем королевских волос.
– Пол-Миэрина придет туда меня увидеть, милая.
– Ваше величество, – возразила Миссандея, – недостойная просит позволения сказать, что пол-Миэрина придет туда смотреть, как умирают люди.
«Она права, – подумала королева, – но все равно».
Скоро Дени была чище некуда; она сделала  усилие воли и с всплеском поднялась на ноги. Вода стекала по ногам и замирала каплями на грудях. Солнце ползло по небосводу вверх – скоро уже народ начнет собираться. Она так бы и плескалась весь день в благоуханном бассейне, кушала фрукты во льду с серебряных подносов и грезила о доме с красной дверью, но королева принадлежит своему народу, а не себе самой.
Чхику принесла мягкое полотенце, чтобы вытереть Дени досуха.
– Кхалиси, какой токар наденете сегодня?
– Желтый шелковый.
Королеве кроликов не пристало выходить в люди без больших ушей. Желтый шелк легок и прохладен, а в яме будет то еще пекло. «Красный песок будет обжигать ноги смертникам».
– И сверху – длинную красную вуаль.
Вуаль не даст ветру задуть ей рот песком. «И на красном не будет видно капель крови».
Когда Чхику расчесывала волосы Дени и Ирри расписывала королеве ногти, беззаботно щебеча о сегодняших боях, в покои заглянула Миссандея.
– Ваше величество. Король ждет, что вы присоединитесь к нему, когда оденетесь. И еще пришел принц Квентин со своими дорнийцами, просит вас на пару слов, если вам угодно.
«Немногое мне будет угодно сегодня».
– В другой день.
Сир Барристан ждал их у основания Великой Пирамиды, рядом с разукрашенными открытыми носилками в окружении Медных Зверей. Дени подумала: «Сир Дедушка». Несмотря на преклонный возраст, в подаренных королевой доспехах он все еще смотрелся высоким и красивым.
– Я бы чувствовал себя спокойнее, если бы вас сегодня охраняли Безупречные, ваше величество, – сказал старый рыцарь, когда Хиздар отошел поздороваться с двоюродным братом. – Половина этих Медных Зверей – не проверенные в бою вольноотпущенники.
«А другая – миэринцы, на которых едва ли можно положиться», не досказал он. Селми не доверял никому из миэринцев – даже бритоголовым.
– И лучше бы им такими и остаться – чтобы нам не пришлось проверять их в бою.
– Мало ли что может скрываться под маской, ваше величество. Вот человек в маске совы: та ли это сова, что охраняла вас вчера и позавчера? Откуда нам знать?
– Если Медным Зверям не буду доверять я, как им будут доверять миэринцы? Под этими масками скрываются хорошие, смелые люди. Моя жизнь в их руках, – Дени улыбнулась ему. – Вы напрасно волнуетесь, сир. Когда вы со мной, какая еще защита мне нужна?
– Я один, и я стар, ваше величество.
– Со мной будет и Силач Бельвас.
– Как скажете, – сир Барристан понизил голос. – Ваше величество, мы освободили эту Мерис, как вы повелели. Перед уходом она попросила разрешения поговорить с вами. Вместо этого с ней встретился я. Она утверждает, что Оборванный Принц со своими Гонимыми Ветром с самого начала хотел перейти на вашу сторону. Он прислал эту самую Мерис именно для того, чтобы завести с вами тайные переговоры, но дорнийцы их выдали и предали, прежде чем она успела к вам пробиться.
«Подлость на подлости, – устало подумала королева. – Когда же это кончится?»
– Вы этому поверили, сир?
– Не особенно, ваше величество, но так она сказала.
– Так они перейдут к нам в случае нужды?
– Говорит, что перейдут. Но не бесплатно.
– Заплатите, столько просят, – Миэрину нужно железо, а не золото.
– Оборванный Принц хочет не только денег, ваше величество. Мерис говорит, что он требует себе Пентос.
– Пентос? – королева сощурилась. – Как я отдам ему Пентос? Это же за полмира от нас.
– Мерис предполагает, что он предпочтет подождать. Пока мы не двинемся на Вестерос.
«А если мы никогда не двинемся на Вестерос?»
– Пентос принадлежит пентошийцам. И в Пентосе живет магистр Иллирио. Это он устроил мою свадьбу с кхалом Дрого и подарил мне драконьи яйца. Это он прислал мне вас, и Бельваса, и Гролео. Я по гроб жизни ему должна, и я не собираюсь отплатить магистру, отдав его город какому-то наемнику. Нет.
Сир Барристан наклонил голову.
– Ваше величество мудры.
– Случалось ли вам видеть столь благоприятный день, любовь моя? – осведомился Хиздар, когда королева приблизилась к нему. Он помог Дени взобраться в носилки с двумя высокими тронами, стоявшими бок о бок.
– Для вас, может, и благоприятный – но не для тех, кому придется умереть еще до захода солнца.
– Все люди смертны, – сказал Хиздар, – но не все могут умереть со славой, под восторженные крики толпы.
Он махнул рукой солдатам у ворот.
– Открывайте.
Площадь перед пирамидой королевы была вымощена разноцветными кирпичами; над кирпичом дрожал раскаленный воздух. Повсюду толпились люди – некоторые в носилках или портшезах, кто-то верхом на осле, большинство пешком. Из десяти девять двигались на запад – по широкому мощеному проспекту к Яме Дазнака. Завидев выплывающий из пирамиды паланкин, ближайшие прохожие разразились приветственными возгласами, а за ними закричала вся площадь.
«Как странно, – подумала королева. – Они приветствуют меня на той самой площади, где я когда-то распяла сто шестьдесят три их Великих Господина».
Перед королевской процессией несли большой барабан, разгонявший народ с дороги. В промежутках между ударами бритоголовый глашатай в доспехе из отполированных медных дисков криком повелевал толпе расступиться.
БУМ.
– Идут!
БУМ.
– Уступите дорогу!
БУМ.
– Королеве!
БУМ.
– Королю!
БУМ.
За барабаном по четверо в ряд маршировали Медные Звери. У некоторых были тяжелые палицы, у остальных легкие дубинки; на всех были складчатые юбки, кожаные сандалии и лоскутные плащи, сшитые из разноцветных квадратов – в тон разноцветным кирпичам Миэрина. Маски блестели на солнце: вепри и быки, соколы и цапли, львы, тигры, медведи, змеи с раздвоенными языками и ужасные василиски.
Силач Бельвас, который на дух не переносил лошадей, шагал в заклепанной коже перед королевской четой; его покрытое шрамами смуглое брюхо покачивалось с каждым шагом. Ирри и Чхику следовали на лошадях за королевой, и с ними Агго и Ракхаро, потом Резак в разукрашенном портшезе с навесом, чтобы солнцем не напекло голову. Сир Барристан Селми в горящей на солнце броне ехал рядом с Дени. С его плеч ниспадал длинный плащ, белый, как выбеленная кость; на левой руке был большой белый щит. Чуть дальше позади ехал дорнийский принц Квентин Мартелл со своими двумя спутниками.
Процессия медленно ползла по длинной мощеной улице.
БУМ.
– Они идут!
БУМ.
– Наша королева. Наш король.
БУМ.
– Уступите дорогу!
Дени слышала, как позади спорят ее служанки, обсуждая, кто выиграет сегодняшний финальный поединок. Чхику ставила на громадного Гогора, больше похожего на быка, чем на человека, даже с бронзовым кольцом в носу. Ирри настаивала, что цеп Белакво-Костолома сокрушит великана. «Мои служанки – дотракийки, – сказала себе Дени. – В каждом кхаласаре ездит смерть». В тот день, когда она выходила замуж за кхала Дрого, на свадебном пиру сверкали аракхи, и одни мужчины умирали, пока другие пили и сношали женщин. Жизнь и смерть ходили рука об руку среди конных владык, и толика крови считалась на свадьбе благословением. Ее новая свадьба скоро будет утоплена в крови – благословения хоть отбавляй.
БУМ-БУМ-БУМ-БУМ-БУМ, забил барабан – скорее, чем прежде, жадно и нетерпеливо. Сир Барристан обнажил меч – процессия вдруг остановилась между бело-розовой пирамидой Палов и зелено-черной пирамидой Накканов.
Дени обернулась.
– Почему мы остановились?
Хиздар приподнялся с трона.
– Нам преградили путь.
Поперек дороги лежал перевернутый паланкин. Один из его носильщиков, не выдержав жары, рухнул на мостовую.
– Помогите этому человеку, – распорядилась Дени. – Уберите его с улицы, пока на него не наступили, и дайте ему еды и воды. Судя по виду, он недели две не ел.
Сир Барристан беспокойно поглядывал направо-налево. С террас на них смотрели гискарские лица с холодными недружелюбными глазами.
– Ваше величество, не нравится мне эта остановка. Это может быть ловушка. Дети Гарпии...
– ...Были укрощены, – объявил Хиздар зо Лорак. – Зачем им угрожать моей королеве, когда она избрала меня своим королем и супругом-консортом? Теперь помогите этому человеку, как повелела моя милая королева.
Он взял Дени за руку и улыбнулся.
Медные Звери повиновались приказу. Дени смотрела, как они трудятся.
– Эти носильщики до моего прихода были рабами. Я их освободила, но паланкины от этого не стали легче.
– Верно, – согласился Хиздар, – но теперь им платят за переноску тяжестей. До вашего прихода над этим носильщиком стоял надсмотрщик и кнутом спускал с него шкуру. Теперь же ему оказывают помощь.
Так и было. Медный Зверь в маске вепря протянул носильщику бурдюк с водой.
– Думаю, надо сказать спасибо даже за такую маленькую победу, – решила королева.
– Шажок вперед, потом еще шажок, и скоро мы будем бежать. Вместе мы построим новый Миэрин, – дорога впереди, наконец, освободилась. – Двигаемся дальше?
Ей оставалось только кивнуть.
«Шажок, еще шажок – но куда же я шагаю?».
На воротах Ямы Дазнака сплелись в схватке не на жизнь, а на смерть два огромных бронзовых воина. У одного был меч, у другого топор; ваятель изобразил их убивающими друг друга, и их оружие и тела образовывали арку над головой.
«Искусство смерти», – подумала Дени.
Она не раз и не два видела бойцовые ямы со своей террасы. Меньшие ямы испещрили лицо Миэрина, точно оспины; большие были похожи на мокнущие язвы, красные и влажные. Но с этой не могла сравниться ни одна другая. Король с королевой, сопровождаемые с двух сторон Силачом Бельвасом и сиром Барристаном, прошли под бронзовыми статуями и оказались на краю огромного кирпичного котла, окольцованного рядами скамей – каждая своего цвета.
Хиздар зо Лорак повел королеву вниз, мимо черных скамей, фиолетовых, голубых, зеленых, белых, желтых и оранжевых к последнему красному ряду, где багряные кирпичи были того же цвета, что и песок внизу на арене. Вокруг разносчики продавали колбаски из собачатину, жареный лук и нерожденных щенков на палочке, но Дени не было нужды их покупать. Хиздар позаботился о том, чтобы в королевской ложе были графины с охлажденным вином и сладкой водой, фиги, финики, дыни, гранаты, орехи, перцы и большая миска саранчи в меду. Силач Бельвас завопил «Саранча!», тут же присвоил миску себе и начал пригоршнями пихать угощение в рот.
– Очень вкусно, – порекомендовал Хиздар. – Вам стоит попробовать, любовь моя. Прежде чем окунуть в мед, саранчу изваляли в пряностях, так что она одновременно сладкая и острая.
– Понятно, почему с Бельваса пот льет в три ручья, – сказала Дени. – Пожалуй, мне хватит и фиг с финиками.
На той стороне ямы рассаживались Милости в своих разноцветных одеяниях, кучкуясь вокруг аскетичной фигуры Галаззы Галар – она одна из всех носила зеленое. Великие господа Миэрина занимали красные и оранжевые скамьи. Женщины были в вуалях, мужчины расчесали волосы и с помощью лака уложили их в форме рогов, рук и пик. Родня Хиздара из древнего рода Лораков, похоже, предпочитала носить пурпурные, фиолетовые и лиловые токары, их соседи-Палы – токары с розовыми и белыми полосами. Юнкайские послы, все в желтом и каждый со своими рабами и прислужниками, заняли ложу по соседству с королевской. Не столь знатные миэринцы занимали скамьи повыше и подальше от кровавого зрелища. На черных и фиолетовых скамьях – самых верхних и самых дальних от арены – теснились вольноотпущенники и простой люд. Там же были посажены и наемники – капитаны сидели вместе с рядовыми солдатами, как увидела Дени, заметив обветренное лицо Бурого Бена и огненно-красные усы и длинные косы Кровавобородого.
Ее царственный супруг поднялся с места и воздел руки.
– Великие господа! Сегодня моя королева пришла сюда, чтобы показать, как она любит вас – свой народ. Ее милостью и по ее повелению я дарую вам искусство смерти. Миэрин! Покажи королеве Дейенерис, как ты ее любишь!
Десять тысяч глоток заревели благодарности; потом двадцать тысяч, потом все, сколько их было в амфитеатре. Ее не называли по имени – немногие могли его выговорить; вместо этого они кричали «Мать!». На древнем мертвом языке Гиса это звучало как «Миса». Зрители топали ногами, шлепали себя по животам и кричали: «Миса, Миса, Миса», пока вся яма, казалось, не начала сотрясаться в такт крику. Дени тонула в гуле трибун. «Я вам не мать, – могла бы она закричать им в ответ, – я мать ваших рабов, всех мальчишек, что умирали на этой арене, пока вы лакомились саранчой в меду». Резнак, сидевший позади, наклонился и прошептал ей на ухо:
– Ваше великолепие, послушайте только, как они вас любят.
«Нет, – понимала она, – они любят свое искусство смерти». Когда гул трибун стал стихать, королева позволила себе сесть. Королевская ложа была в тени, но в голове у Дени все-таки еще гудело.
– Чхику, – попросила она, – будь любезна, налей сладкой воды. У меня горло пересохло.
– Честь пролить сегодня первую кровь выпала Краззу, – сообщил ей Хиздар. – В мире не было лучшего бойца, чем он.
– Силач Бельвас был лучше, – заявил Силач Бельвас.
Кразз был миэринцем из простонародья – рослый мужчина с гривой жестких рыже-черных волос, сбегавшей с середины головы. В противники ему попался чернокожий копейщик с Летних Островов; выпады копьем какое-то время держали Кразза на расстоянии, но, когда тому удалось поднырнуть со своим коротким мечом под копье, копейщик был зарезан. После Кразз вырезал из груди чернокожего сердце, поднял его – красное и капающее кровью – над головой, и потом откусил от него кусок.
– Кразз верит, что сердца храбрых людей сделают его сильнее, – объяснил Хиздар. Чхику одобрительно забормотала. Дени как-то пришлось съесть сердце жеребца, чтобы придать силы ее нерожденному сыну... но это не спасло Рейего от мейеги, убившей его в чреве матери. «Три измены должна ты испытать. Мирри Маз Дуур – первая измена, Джорах – вторая, Бурый Бен Пламм – третья». Покончено ли с изменами?
– Ага! – довольно сказал Хиздар. – Вот и Пятнистый Кот. Поглядите, моя королева, как он двигается. Сущая поэма на ногах.
Противник, которого Хиздар подобрал «ходячей поэме», оказался ростом с Гогора и толщиной с Бельваса, но медлителен. Они рубились в шести футах от ложи Дени, когда Пятнистый Кот подсек сопернику ноги. Великан повалился на колени; Кот поставил ему ногу на спину, ухватил за голову и перерезал глотку от уха до уха. Красный песок впитал кровь, ветер унес предсмертные слова. Толпа взорвалась одобрительными криками.
– Плохо дрался, красиво умер, – сказал Силач Бельвас. – Силач Бельвас не любит, когда они кричат.
Он уже прикончил всю саранчу в меду. Бельвас рыгнул и отпил большой глоток вина.
Бледные квартийцы, чернокожие с Летних Островов, меднокожие дотракийцы, тирошийцы с синими бородами, ягнячьи люди, выходцы из Джогос Нхая, угрюмые браавосийцы, пятнистые полулюди из джунглей Сотороса – они пришли со всех концов света, чтобы умереть в Яме Дазнака.
– Вот многообещающий боец, моя дорогая, – сказал Хиздар о лиссенийском юноше с длинными белокурыми волосами, развевающимися по ветру... но противник юноши ухватил его за эти волосы, заставил потерять равновесие и выпустил ему кишки. Мертым юный гладиатор выглядел еще младше, чем с мечом в руках.
– Мальчик, – сказала Дени. – Это был всего лишь мальчик.
– Шестнадцати лет от роду, – возразил Хиздар. – Взрослый мужчина, вольный рискнуть своей жизнью ради золота и славы. Ни один ребенок не умрет сегодня в Яме Дазнака, как решила в своей мудрости моя великодушная королева.
«Еще одна маленькая победа. Может, я и не могу сделать мой народ хорошим, – сказала она себе, – но я, по крайней мере, могу попытаться сделать его чуточку менее дурным».
Дейенерис запретила бы и бои с участием женщин, но Барсена Черноволосая заявила, что у нее столько же прав рисковать своей жизнью, сколько и у любого мужчины. Кроме того, королева хотела запретить потешные бои, в которых калеки, карлики и старухи сходились с мясницкими ножами, факелами и молотами – чем бойцы неопытнее, тем потешный бой веселее. Однако Хиздар сказал, что народ будет любить королеву больше, если она будет смеяться вместе с ним, и добавил, что без подобных потех калекам, карликам и старухам придется голодать. Так что Дени отступилась.
Старинный обычай предписывал отправлять на арену преступников; его королева согласилась восстановить, но ограничила определенными преступлениями.
– Убийц и насильников можно принуждать к боям, равно как и пойманных на незаконной работорговле, но воров или должников так наказывать нельзя.
Звери все-таки были допущены на арену. На глазах Дени слон без труда разделался с шестеркой красных волков. Затем в кровавой схватке сошлись бык и медведь; они порвали друг друга так сильно, что остались умирать.
– Мясо не пропадает, – подчеркнул Хиздар. – Мясники готовят из туш питательную похлебку для бедняков. Любой, кто явится к Вратам Судьбы, может получить миску.
– Хороший закон, – сказала Дени. «Немного их у вас». – Надо позаботиться о том, чтобы эта традиция не прерывалась.
После зверей выступали ряженые: шестеро пеших против шестерых конных. Первые были вооружены щитами и полуторными мечами, вторые – дотракийскими аракхами. Ряженые рыцари были в кольчугах, ряженые дотракийцы – вовсе без брони. Первое время, казалось, преимущество было на стороне всадников – они стоптали двух противников и отрубили ухо третьему; но потом выжившие «рыцари» начали рубить коней, и всадников одного за другим стащили с лошадей и убили – к величайшему недовольству Чхику.
– Это был не настоящий кхаласар, – объявила она.
– Вот эти трупы, я надеюсь, не пойдут в вашу питательную похлебку, – сказала Дени, глядя, как с арены утаскивают убитых.
– Лошади – пойдут, – ответил Хиздар. – Люди – нет.
– От конины и лука становишься сильнее, – вставил Бельвас.
После этого был первый шутовской бой за день – поединок между двумя ряжеными в рыцарей карликами, которых Хиздару подарил один из приглашенных на игры юнкайских лордов. Один карлик был верхом на собаке, другой на свинье. Деревянные доспехи уродцев были свежепокрашены – у одного на гербе был олень узурпатора Роберта Баратеона, у другого – золотой лев дома Ланнистеров. Очевидно, это сделали ради королевы. Проделки карликов скоро заставили Бельваса хрюкать от смеха, хотя Дени улыбалась слабо и натянуто. Когда карлик в красных доспехах вывалился из седла и начал гоняться за свиньей по песку арены, а карлик на собаке поскакал за ним вслед и стал лупить противника деревянным мечом по ягодицам, королева сказала:
– Да, это мило и глупо, но...
– Терпение, дорогая, – сказал Хиздар. – Сейчас выпустят львов.
Дейенерис недоуменно поглядела на него.
– Львов?
– Троих. Вот будет неожиданность для карликов!
Дени нахмурилась.
– У карликов деревянные мечи. Деревянные доспехи. Как, по-вашему, они будут драться со львами?
– Так себе, – ответил Хиздар, – может, они нас чем-нибудь удивят. Хотя, скорее, они будут вопить, бегать по арене и пытаться вскарабкаться на стены ямы. Вот в чем суть потехи.
Дени это не понравилась.
– Я это воспрещаю.
– Великодушная королева, вы же не хотите разочаровать ваш народ?
– Вы обещали мне, что бойцы в яме будут взрослыми людьми, добровольно принявшими решение рискнуть жизнью ради золота и славы. Эти карлики не давали своего согласия на сражение с деревянными мечами против львов. Прекратите это. Немедленно.
Король сжал губы, и на какое-то мгновение в его безмятежных глазах Дени померещилась вспышка гнева.
– Слушаю и повинуюсь, – Хиздар подозвал к себе распорядителя боев. – Никаких львов, – сказал он, когда тот с кнутом в руках подбежал к королевской чете.
– Ни одного, ваше великолепие? В чем же тогда будет потеха?
– Моя королева так сказала. Я запрещаю причинять вред карликам.
– Публике это не понравится.
– Тогда выпускайте Барсену. Уж она-то им угодит.
– Вашей милости лучше знать, – распорядитель щелкнул кнутом и выкрикнул приказ. Карликов выгнали с арены вместе с их свиньей, собакой и всем прочим; зрители негодующе кричали и закидывали уродцев камнями и гнилыми плодами.
Однако трибуны взревели снова, когда на пески выпорхнула Барсена Черноволосая – обнаженная, если не считать набедренной повязки и сандалий. Это была рослая, смуглая женщина лет тридцати, двигавшаяся со звериной грацией, точно пантера.
– Барсену обожают, – сказал Хиздар, когда бурная овация затопила яму. – Мне не приходилось видеть более мужественной женщины.
Силач Бельвас пробурчал:
– Драться с бабами – не мужественно. Драться с Силачом Бельвасом было бы мужественно.
– Сегодня она сражается с вепрем, – сказал Хиздар.
«Да, – подумала Дени, – потому что ты не смог найти женщину ей в противницы, сколько бы ни тряс мошной».
– И, похоже, не с деревянным мечом.
Вепрь оказался громадным, с клыками длиной в человеческое предплечье и крошечными глазками, пылавшими яростью. Дени задумалась, не так ли выглядел тот самый вепрь, что убил Роберта Баратеона. «Ужасное создание, ужасная смерть». На какое-то мгновение ей стало почти жалко Узурпатора.
– Барсена очень проворна, – заметил Резнак. – Она будет плясать вокруг вепря, ваше великолепие, и наносить порез каждый раз, когда он проносится мимо. Вот увидите: перед тем, как упасть, он будет весь в крови.
Началось все, как он и сказал: вепрь кинулся на Барсену, та отпрянула в сторону, ее клинок блеснул на солнце серебром.
– Ей надо было взять копье, – сказал сир Барристан, когда Барсена отскочила от второго наскока. – Так с вепрями не сражаются.
Он говорил совсем как чей-то ворчливый дедушка – как его и называл Даарио.
Клинок Барсены окрасился красным, но после этого вепрь остановился.
«Он умнее быка, – поняла Дени. – Он не бросится на нее снова».
Барсена это тоже поняла. Она приблизилась к вепрю, покрикивая и перекидывая нож из руки в руку. Когда вепрь попятился назад, она ругнулась и полоснула зверя по рылу, намереваясь его разъярить... и это у нее получилось. На этот раз Барсена на какое-то мгновение опоздала с прыжком, и кабаний клык распорол ей левую ногу от колена до промежности.
Из тридцати тысяч глоток вырвался единый стон. Зажав рваную рану рукой, Барсена уронила нож и попыталась, хромая, уйти в сторону, но не успела она отойти и на два фута, как вепрь снова на нее кинулся. Дени отвернулась.
– Вот это было достаточно мужественно? – спросила она Силача Бельваса, когда на арене раздался истошный крик.
– Драться со свиньями мужественно, немужественно так громко кричать. У Силача Бельваса болят уши, – евнух потер огромное пузо, вдоль и поперек расчерченное старыми белыми шрамами. – И живот у Силача Бельваса тоже болит.
Вепрь зарылся рылом в утробу Барсены и начал вытягивать ее кишки наружу. Пахло так, что королева уже не могла этого перенести. Жара, мухи, крики толпы... «Мне нечем дышать». Она подняла вуаль и пустила ее по ветру; затем стала стаскивать токар. Жемчужинки тихо дребезжали друг о друга, когда королева сматывала с себя шелк.
– Кхалиси? – спросила Ирри. – Что вы делаете?
– Снимаю большие уши.
На арену вышла дюжина служителей с кабаньими копьями – отогнать вепря от тела и увести его назад в загон. С ними был и распорядитель боев с длинным шипастым кнутом в руках. Когда распорядитель щелкнул им на зверя, королева поднялась со скамьи.
– Сир Барристан, отведете меня назад в мой сад?
Хиздар был сбит с толку.
– Но ведь будут еще бои. Потешный – с шестью старухами, – и еще три поединка. Белакво и Гогор!
– Белакво победит, – заявила Ирри. – Это все знают.
– Не это все знают, – возразила Чхику. – Белакво умрет.
– Умрет либо один, либо другой, – сказала Дени. – А тот, кто выживет, умрет в другой день. Это все какая-то ошибка.
– Силач Бельвас съел слишком много саранчи, – по широкому смуглому лицу Бельваса было видно, что его мутит. – Силачу Бельвасу надо молока.
Хиздар не обратил внимания на евнуха.
– Ваше великолепие, народ Миэрина собрался здесь ради того, чтобы воздать почести нашему браку. Слышали, как они вам рады? Не отвергайте их любовь.
– Это моим большим ушам они радовались, а не мне. Дорогой супруг, прошу увести меня с этой бойни, – она слышала, как внизу хрюкает вепрь, орут на него копьеносцы и щелкает кнут распорядителя.
– Милая госпожа, не надо. Останьтесь еще ненадолго – на один потешный бой и один поединок. Закройте глаза – никто не увидит, все будут смотреть на Белакво и Гогора. У них не будет времени на...
По его лицу пронеслась тень.
Шум и крики затихли; десять тысяч голосов оборвались молчанием, и все взгляды в яме обратились к небесам. Дени почувствовала на щеках теплый ветер и услышала одновременно, как колотится в груди ее сердце и хлопают над головой крылья.
Двое копьеносцев ринулись в укрытие; распорядитель застыл на месте с кнутом в руках. Вепрь с сопением вернулся к телу Барсены. Силач Бельвас застонал, поднялся с сиденья и повалился на колени.
Вверху над ними разворачивался дракон – черный на фоне солнца. Его чешуя и вправду была черна, глаза, рога и спинные пластины красны, как кровь. Раньше Дрогон был просто самым крупным из драконов Дени – на воле он вырос еще больше. Теперь его крылья простирались на двадцать футов от кончика до кончика. Дрогон взмахнул ими еще раз, сметая песок с арены, и звук при этом был точно удар грома. Вепрь поднял голову, хрюкнул... и превратился в живой факел – из черного пламени с красным. Дени ощутила жар даже с добрых тридцати футов, разделявших ее и дракона. Свинья закричала жалобно перед смертью, почти как человек. Дрогон приземлился на тушу и вонзил когти в дымящееся мясо. Приступив к трапезе, он не делал различия между Барсеной и вепрем.
– Боги, – застонал Резнак, – он же ее ест!
Сенешаль прикрыл рот рукой. Силача Бельваса шумно рвало. На длинном и бледном лице Хиздара зо Лорака появилось странное выражение – не то страх, не то страсть, не то восторг. Он облизнул губы. На глазах Дени Палы устремились вверх по лестницам, подбирая токары и перескакивая через скамьи, только бы оказаться подальше. За ними последовали и другие зрители – некоторые бежали, расталкивая друг друга. Большинство осталось на своих местах.
Один из мужчин на арене вообразил себя героем.
Это был один их тех копейщиков, которых послали прогнать вепря обратно в загон. Возможно, он был пьян или тронулся рассудком; возможно, был безответно влюблен в Барсену Черноволосую, или же до него дошли слухи о девочке по имени Хаззея. Возможно, он просто хотел, чтобы его подвиг воспели барды. Так или иначе, копейщик устремился вперед с кабаньим копьем в руках; красный песок летел у него из-под ног, с трибун неслись крики. Дрогон поднял голову со стекающей с клыков кровью. Герой  заскочил зверю на спину и всадил железный наконечник копья в основание длинной чешуйчатой шеи дракона.
Дени и Дрогон вскричали в один голос.
Герой налег на копье всем своим весом, углубляя рану. Дрогон выгнулся вверх, шипя от боли и молотя хвостом из стороны в сторону. На глазах королевы он вытянул длинную змеиную шею и развернул черные крылья. Драконоборец потерял равновесие и рухнул на песок; он еще пытался подняться, когда зубы дракона мервой хваткой сомкнулись на предплечье героя.
– Нет! – вот и все, что успел выкрикнуть копьеносец. Дрогон вырвал ему руку из плеча и отшвырнул в сторону, как собака может отшвырнуть грызуна в загоне с крысами.
– Убейте его! – закричал Хиздар зо Лорак остальным копейщикам. – Убейте зверя!
Сир Барристан крепко держал королеву.
– Отвернитесь, ваше величество.
– Отпустите меня! – Дени вырвалась из его хватки. Мир точно замер, когда она перескочила через парапет. Приземлившись на арене, Дени потеряла сандалию и на бегу чувствовала под пальцами ноги песок арены – горячий и колючий. Сир Барристан кричал ей что-то вдогонку; Силача Бельваса все еще рвало. Королева бежала быстрее.
Бежали и копьеносцы – кто-то к дракону с копьем в руках, кто-то бросился наутек, швыряя оружие наземь. Герой корчился на песке, яркая кровь хлестала из рваной культи у плеча. Его копье так и осталось у Дрогона в спине, раскачиваясь, когда дракон бил крыльями по воздуху. Из раны поднимался дым. Когда другие копьеносцы приблизились к зверю, он дохнул на них огнем, и двоих охватило черное пламя. Драконий хвост бился из стороны в сторону – он зацепил пытающегося подкрасться сзади распорядителя боев и ударом разорвал того надвое. Еще один нападающий колол дракона копьем в глаза, пока Дрогон не поймал врага челюстями и не выпустил ему кишки. Миэринцы вокруг кричали, бранились, выли. Дени слышала, как кто-то тяжело бежит у нее по пятам.
– Дрогон, – закричала она, – Дрогон!
Он повернул голову – между зубами поднимался дым. Драконья кровь, капающая на песок, тоже курилась дымом. Дрогон снова ударил крыльями по воздуху, подняв багряный песок в воздух. Дени, кашляя и спотыкаясь, вступила в горячее красное облако. Дракон щелкнул зубами.
– Нет, – вот и все, что она успела сказать. «Нет, не ешь меня – разве ты меня не узнаешь?». Черные зубы сомкнулись в считанных дюймах от ее лица. «Он собирался оторвать мне голову». Песок попал в глаза королеве; она споткнулась о труп распорядителя и упала набок.
Дрогон зарычал, и этот рык пронесся по яме. Дени охватил жаркий ветер, точно из печи. Длинная чешуйчатая шея дракона вытянулась в ее сторону; когда он распахнул пасть, королева увидела между зубами застрявшие  обломки костей и шматы горелого мяса. Драконьи глаза горели огнем. «Я смотрю в адское пекло, но отвернуться нельзя, – в этом она была уверена, как ни в чем другом. – Если я побегу, он меня зажарит и съест».
В Вестеросе септоны проповедовали, что есть семь адов и семь небес, но Семь Королевтств и тамошние боги были за тридевять земель. Дени думала: если она умрет здесь, прискачет ли с травянистых равнин конный бог дотракийцев и заберет ли ее в свой звездный кхаласар, чтобы она скакала по небосводу вместе со своим солнцем и звездами? Или же гневные боги Гиса пошлют за ней гарпий, чтобы те утащили ее душу на вечные муки? Дрогон зарычал ей в лицо, его дыхание было так горячо, что от него кожа могла пойти пузырями. Дени слышала, как за плечом справа кричит Барристан Селми:
– Меня! Съешь меня! Сюда! Я тут!
В тлеющих красных плошках – глазах Дрогона – Дени видела свое отражение. Какой маленькой она себе показалась, какой слабой, хрупкой, напуганной. «Нет, он не должен увидеть мой страх». Она поползла по песку, оперлась на труп распорядителя, и пальцы Дени сомкнулись на рукояти кнута. Это прикосновение прибавило ей храбрости: кожа на рукояти была теплой и живой. Дрогон взревел снова – так громко, что королева едва не выронила кнут. Затем дракон попытался ухватить ее пастью.
Дени ударила его кнутом.
– Нет! – закричала она, вложив в удар все силы, что у нее оставались. Дракон отдернул голову. – Нет! – закричала она снова. – НЕТ!
Шипы царапнули дракону морду. Дрогон вздыбился, тень от его крыльев накрыла королеву. Дени ударила его кнутом по чешуйчатому брюху – раз и другой, пока у нее не заболела рука. Длинная змеиная шея дракона выгнулась, точно согнутый лук. Зашипев, дракон дохнул на Дени черным пламенем. Дени пригнулась, уклонившись от огня, взмахнула кнутом и закричала:
– Нет, нет, нет. ЛОЖИСЬ!
Ответный рык дракона был полон страха, ярости – и боли. Его крылья ударили по воздуху раз, другой...
...и сложились. Дракон зашипел последний раз и улегся на брюхо. Черная кровь текла из оставленной копьем раны и, падая на прокаленный песок, курилась дымом.
«Он – огонь во плоти, – подумала королева, – и я тоже».
Дейенерис Таргариен поднялась на спину дракона, ухватила копье и вырвала его наружу. Наконечник наполовину оплавился, железо было раскалено докрасна и светилось. Королева отбросила его в сторону. Дрогон извивался под ней, его мышцы сокращались – дракон собирал силы. В воздухе повисло облако песка; Дени не могла ни видеть, ни дышать, ни думать. Черные крылья загрохотали громом, и вдруг багряные пески остались далеко внизу.
У Дени закружилась голова, и она зажмурила глаза. Открыв их снова, она сквозь пелену слез и пыли увидела внизу миэринцев, прущих по лестницам вверх и наружу, на улицу.
Кнут все еще был у нее Дени а по шее и закричала:
– Выше!
Другой рукой она вцепилась в чешую, стиснув опору пальцами. Черные крылья Дрогона били по воздуху; Дени чувствовала жар драконьего тела под бедрами. Ее сердце колотилось, точно желало выпрыгнуть из груди.
«Да, – думала она, – да, сейчас, сейчас, давай, давай, неси меня, неси, ЛЕТИ!»

[Xanvier Xanbie]

огненно-красные усы

Замените на баки или бакенбарды (whiskers).

[Duncan]

Сдаю 1-ю редакцию. Я не менял, но эта повсеместная замена "она" на "королева" мне не нравится- меняет атмосферу.

[Xanvier Xanbie]

Что-то в последней трети совсем мало замечаний.

Я не менял, но эта повсеместная замена "она" на "королева" мне не нравится- меняет атмосферу.

Возможно, несколько однообразно, это да. Но громоздить местоимения третьего лица в русском тексте совсем нехорошо, и я всегда делаю какие-то замены.

И они так и останутся непроверенными, если только мы не проверим их

Да-да-да, меня переклинило. Вставь поправленный абзац на место зачеркнутого, пожалуйста.

чтоб в Вестеросе использовали гробы

И то правда. Гроб - убрать.

по описанию на доспех совсем не похоже и в оригинале ни слова про доспех

Почему не доспех? Это чешуйчатая броня, вполне себе доспех. Если бы я имел в виду plate armor, я бы использовал слово "латы". Я не говорю, что имею что-то против "рубахи" - и с рубахой, раз уж она из медных дисков, тоже понятно, что это доспехи.

Мартин достаточно часто использует слово "shirt of чего-то" в адрес кольчуг и чешуйчатых доспехов, в чем можно убедиться, прогнав поиск по тексту любой книги.

Что она могла сделать кроме как кивнуть?

Запятую перед "кроме" добавить надо еще.

неуместней

Мне кажется, надо подобрать что-то другое. Имеется в виду, что бойцы из них никакие, это-то и веселит публику. Непригодней?

разве их подарили? они же опять к хозяину вернулись

Да, и правда. "Выставил"?

откуда взяться доспехам для карликов? да ещё за такой короткий срок

Ну вот же в том же самом абзаце:
Their wooden armor had been freshly painted, so one bore the stag of the usurper Robert Baratheon, the other the golden lion of House Lannister. - Деревянные доспехи уродцев были свежепокрашены – у одного на гербе был олень узурпатора Роберта Баратеона, у другого – золотой лев дома Ланнистеров.

[Avatarra]

на вторую забираю?

[Avatarra]

Что ж никто не отвечает-то? И правки из 3-его поста - они внесены?

[елений]

Ну так внесите правки, по праву второго редактора:))

[Duncan]

Что ж никто не отвечает-то? И правки из 3-его поста - они внесены?

Забирай, те мои исправления которые ХХ не оспаривал вноси как окончательные ( если собственных возражений нет), те которые ХХ оспорил не вноси ( ибо я с ним согласен по обоим доспехам).

[Леди Боли]

Наблюдаю.

[Avatarra]

готово

[елений]

забрала

Я запуталась:( У нас Медные Звери или Твари?

[Xanvier Xanbie]

Твари.

[елений]

Во избежание обвинений, что считаю предыдущих редакторов тупыми (с))):
Я посмотрела в инете, но словосочетание "хурмовое дерево" (судя по гуглу) используется только в частных беседах, форумах, блогах и пр. В научных материалах либо просто хурма, либо дерево хурмы.
Если я напишу "На воде играли лучи утреннего солнца, рассеянные тенью раскидистой хурмы." никто не против? (дерево заменю на "раскидистую", чтобы обозначить как-то что это не плод имеется в виду, а растение.

И по первому предложению не поняла. На чём вы с редакторами сошлись?
На "В беспощадной синеве не было ни облачка" или первоначальном варианте про беспощадную лазурь?
(Мое мнение - изначальный вариант красив, но мне больше нравится про синеву).

[Duncan]

1. лазурь не трогайте- самый красивый образ главы, плевать чо ей не жгут, образ не должен быть буквальным
2. "хурмовое дерево" не говорят
3. Вы напрасно чересчур  волнуетесь, сир- вариант переводчика лучше
4. А здесь не идет речь о том, что принцу деньги вообще не нужны, а Пентос он хочет получить вместо них? Тут же дословно «больше, чем деньги». Типа «Принцу в Лохмотьях нужны не деньги,... он хочет Пентос- с этим согласен
5. нет, не пресной
6. Сомневаюсь, что в мире Мартина уже изобрели лак для волос- в тексте прямо сказано, что изобрели
7. СущаяПросто ходячая поэма на ногах.- у переводчика лучше
8. запретить потешные боисражения- потешный бой- практически устоявшаяся идиома + сражение это когда армия на армию
9. а не «длиной в мужское предплечье»?- согласен
10. Он говорил совсем как чей-то ворчливый дедушка  нервнбеспокойный старый дедушка, - вообще-то тут лучше всего подошло бы "дёрганый", но это жаргонизм, тогда, пожалуй, лучше всего "суетливый"
11. Шум и крики затихли; десять тысяч голосов оборвались молчаниемстихли, - два раза тихли?
12. имхо, здесь речь идет не о том, что нельзя определить, что выражало лицо Хиздара, а о том, что в нем смешивались все три эмоции, досл. «частично страх, частично похоть, частично восторг»)- согласен

[Avatarra]

"хурмовое дерево" не говорят

ну почему же не говорят, в разговорной речи встречается, также как "персиковое" и "абрикосовое"

потешный бой- практически устоявшаяся идиома

бой, потом бойцы -  имхо, не очень. К тому же разве где-то есть четкое указание на то, что такие мероприятия всегда проводились в формате "один на один"?

в тексте прямо сказано, что изобрели

не сомневаюсь, что средства для укладки волос существовали и в  средние века, но словосочетание "лак для волос" неудержимо вызывает в воображении образ пузырька со спреем.