Спойлеры к Ветрам Зимы и их обсуждение

[Superradge]

   Так лиссениец не обязательно, что там присутствовал и видел Визериса.

[Dolorous Malc]

При этом, как известно, Визерис вовсю пытался получить поддержку Золотого Отряда и как минимум один раз приглашал все руководство к себе на пир.

Строго говоря, Лисоно на тот момент мог не принадлежать  к руководству.

[nit]

А что, перевод главы Тириона тоже не выкладывали?

[клеврис]

А что, перевод главы Тириона тоже не выкладывал?

Нет.

[Kail Itorr]

Лисоно на тот момент мог не принадлежать к руководству

Мог. Но зная Мартина и его манеру "говорить намеками"... Вроде как Дени о том ужине с командирами Золотого Отряда ПОМНИТ, а не знает по жалобам братца - значит, дело было относительно недавно (скорее за год-два, нежели за восемь-десять лет до начала Саги). А товарищ Маар на своем посту ну явно не первый день, авторитет имеет.
Причем если за столом сидел капитан Гарри Стрикленд, временная вилка сужается еще сильнее и дело вообще за несколько месяцев до начала истории.

[nit]

Спойлерная глава Тирион

Читайте на здоровье  
Основа перевода не моя, но некоторые формулировки я позволил себе изменить на свой вкус. И название "Миирин" писано не в общепринятой транскрипции, уж извиняйте.

Спойлер

09_Тирион

Где-то вдалеке умирающий человек звал свою мать. «По коням!» – орал человек по-гискарски в соседнем лагере к северу от Младших Сыновей. «По коням! По коням!» Высокий и пронзительный, голос звонко разносился в утреннем воздухе, далеко за пределы его стана. Тирион достаточно знал гискарский, чтобы понимать слова, но страх в голосе кричавшего был бы понятен на любом языке. «Я знаю, каково ему».
"Пора найти себе коня", понимал он. Пришло время надеть броню какого-нибудь мертвого мальчишки, подпоясаться мечом и кинжалом, водрузить большой помятый шлем на голову. Рассвет наступил, и ослепительно яркий край восходящего солнца показался над городскими стенами и башнями. На  западном небосклоне гасли звезды, одна за другой. Вдоль Скахазадхана трубили трубы, со стен Миирина им отвечали боевые рога. В устье реки, пылая, тонул корабль. Мертвецы и драконы проносились по небу, а в Заливе Работорговцев сходились и расходились боевые корабли. Тирион не мог видеть их отсюда, но слышал шум: грохот столкновений корпуса о корпус, глубокие горловые звуки рогов железнорождённых и странный высокий посвист Кварта, треск ломающихся вёсел, выкрики и боевые кличи, звон топоров о доспехи, мечей о щиты, разрываемые воплями раненых. Многие корабли маячили вдалеке на горизонте, так что исходящие оттуда звуки казались слабыми и отдаленными, но он всё равно узнавал их.
«Музыка резни».

В трех сотнях ярдов от него возвышалась Злая Сестра, её длинная рука взметнулась вверх с пригоршней трупов — треньк-ТУК — и они взлетели, голые и распухшие, бледные мёртвые птицы, безвольно кувыркающиеся в воздухе. Лагеря осаждающих мерцали в яркой розово-золотистой дымке, но силуэты знаменитых ступенчатых пирамид Миирина рассекали сияние черными громадами. Что-то двигалось на вершине одной из них, заметил он.

«Дракон, но который? — на таком расстоянии это вполне мог бы оказаться и орел. — Очень большой орёл».

После всех дней, что Тирион провёл спрятанным в затхлых палатках Младших Сыновей, воздух снаружи казался свежим и чистым. Хоть он и не мог отсюда видеть залив, острый запах соли подсказывал, что тот близко. Тирион наполнил им свои лёгкие. «Хороший день для битвы». С востока по выжженной равнине катился барабанный бой. Колонна всадников пронеслась мимо Карги, над ними реяли синие знамена Гонимых Ветром.

Человек помоложе нашёл бы это волнующим. Человек поглупее счел бы зрелище величественным и славным – ровно до того момента, как какой-нибудь уродливый юнкайский боевой раб с кольцами в сосках всадил бы ему топор между глаз. Тирион Ланнистер лучше знал цену зрелищам.
"Боги создали меня не для владения мечом", подумал он, "так зачем они продолжают отправлять меня в битвы?"
Никто не услышал. Никто не ответил. Никто не обратил внимания.
Тирион понял, что мысленно возвращается к своей первой битве. Шая тогда проснулась первой, разбуженная горнами отца. Милая шлюха, которая полночи доставляла ему удовольствие, трепетала голая в его руках, как испуганное дитя.
«Или всё это тоже было ложью, уловкой, которой она воспользовалась, чтобы заставить меня чувствовать себя отважным и блистательным? Что за лицедейка получилась бы из неё». Когда Тирион кликнул Подрика Пейна помочь ему с бронёй, он нашёл мальчика спящим и похрапывающим. «Не самый шустрый парнишка, но достойный оруженосец. Надеюсь, он служит господину получше».
Странно, но Тирион помнил Зелёный Зубец намного лучше, чем Черноводную. «Это был мой первый раз. Первый раз не забывается». Он помнил туман, поднимающийся от реки, струящийся сквозь камыш, будто бледные белые пальцы. И красота того рассвета, её он тоже помнил: рассыпанные по пурпурному небу звёзды, трава, сверкающая от утренней росы словно стекло, алый блеск на востоке. Он помнил прикосновение пальцев Шаи, когда та помогала Поду с несходной бронёй Тириона. «И с тем проклятым шлемом. Как ведро с шипом на голове». Шип, впрочем, спас его, заработал ему его первую победу, но Грош и Пенни никогда не выглядели и вполовину так же глупо, как он, должно быть, выглядел в тот день. Шая назвала его грозным, когда увидела его в стали, заметьте себе. «Как я мог быть так слеп, так глух, так глуп? Мне следовало думать головой, а не членом».
Младшие Сыновья седлали своих коней. Они занимались этим спокойно, неторопливо, со знанием дела; в этом не было ничего, чего они бы не делали сотню раз до того. Кто-то пустил по кругу бурдюк, но с вином или водой, он не мог бы сказать. Боккоко бесстыдно целовал своего любовника, массируя ягодицы мальчика одной огромной рукой, другой перебирая его волосы. Позади них сир Гарибальд расчесывал гриву своего черного мерина. Кем сидел на скале, глядя на землю... вспоминая своего мертвого брата, быть может, или размышляя о друге, оставшемся в Королевской Гавани. Молот и Гвоздь переходили от одного наемника к другому, проверяя копья и мечи, подгоняя броню, затачивая каждый клинок, нуждавшийся в этом. Ухват жевал свой кислолист, то и дело отпуская шутки и почесывая яйца рукой-крюком. Что-то в его манерах напомнило Тириону о Бронне. «Теперь он сир Бронн Черноводный, если моя сестра не прибила его. Впрочем, это может оказаться не так просто, как ей мнится».
Он задумался о том, в скольких битвах сражались эти Младшие Сыновья.
«В скольких схватках, в скольких налётах? Сколько городов они взяли штурмом, сколько братьев они схоронили или бросили гнить?» По сравнению с ними Тирион чувствовал себя зелёным мальчишкой, не проверенным в деле, пусть добрая половина отряда и была младше него.
Это будет его третья битва. «Выдержанный и высшего сорта, марочный и запечатанный, испытанный воин — вот он я. Я убил одних мужчин и ранил других, получал раны сам и выжил, чтобы поведать об этом. Я возглавлял атаки, слышал, как кричат моё имя, рубил бо́льших людей и лучших, даже урвал несколько глотков славы... разве это не тот хмель, что кружит головы героям, и разве я откажусь еще разок глотнуть?» Однако, несмотря на всё, что он сделал и повидал, от перспективы очередной раз оказаться в гуще битвы кровь стыла в его жилах. Он странствовал по миру в паланкине, бочке и на свинье, плавал на кораблях работорговцев и галеях купцов, взбирался на шлюх и коней, постоянно твердя себе, что ему всё равно, жив он или мертв... чтобы в итоге обнаружить, что ему очень даже не всё равно.
Неведомый оседлал свою бледную кобылицу и скакал им навстречу с мечом в руке, но Тирион Ланнистер не стремился встретить его снова. Не сейчас. Не теперь. Не сегодня.
Что ж ты за плут, Бес. Ты позволил сотне стражников изнасиловать твою жену, всадил отцу болт в живот, затягивал золотой цепью горло любовницы до тех пор, пока её лицо не почернело, но при этом почему-то всё ещё считаешь, что заслуживаешь оставаться в живых».
Пенни уже одела свои доспехи, когда Тирион скользнул обратно в палатку, которую они делили. Она годами облачалась в деревянную броню на свои потешные бои; настоящие доспех и кольчуга не так уж и отличались, стоило освоить все застёжки и пряжки. И хотя сталь из отрядного арсенала была мятой здесь да ржавой там, поцарапанной, испачканной или бесцветной, это не имело значения. Чтобы остановить меч, сгодится и такая.
Шлем был единственной частью облачения, которую она не надела. Когда он вошел, она подняла взгляд.
— Ты не в броне. Что происходит?
— Обычные вещи. Грязь, кровь, героизм, убийство и гибель. Одно сражение идет в заливе, другое под стенами города. Куда бы юнкайцы ни повернули, перед ними окажутся враги. Ближайшая драка кипит ещё в доброй лиге отсюда, но скоро мы окажемся посреди неё.
«На одной стороне или на другой». Младшие Сыновья созрели для очередной смены хозяина, Тирион почти не сомневался... однако «уверен» и «почти уверен» разделяла глубокая пропасть. «Если я ошибся, оценив этого человека, мы пропали».
— Надевай шлем и убедись, что все пряжки застёгнуты. Я снял свой однажды, чтобы не утонуть, и это стоило мне носа, — Тирион указал на свой шрам.
— Сначала мы должны одеть в броню тебя.
— Как хочешь. Сначала колет, варёную кожу с железными заклёпками. Поверх неё кольчугу, затем латный ворот, — он оглядел палатку. — Здесь есть вино?
— Нет.
— У нас оставалась половина бутыли после ужина.
— Четверть бутыли, и ты её выпил.
Он вздохнул.
— Продал бы свою сестру за чашу вина.
— Ты бы продал свою сестру и за чашу конской мочи.
Это было так неожиданно, что он невольно расхохотался.
— Моя склонность к конской моче так известна, или ты просто встречала мою сестру?
— Я видела её только раз, когда мы разыгрывали турнир для юного короля. Грош сказал, что она прекрасна.
«Грош был мелким подхалимом с дурацким именем».
— Только болван поскачет в битву на трезвую голову. У Пламма в шатре должно быть вино. Что, если он умрет в битве? Было бы преступлением потратить его впустую.
— Помолчи. Мне надо зашнуровать колет.
Тирион пытался, но ему казалось, что звуки боя становятся громче, и его язык не желал сидеть за зубами.
— Кисель хочет послать наш отряд сбросить железнорожденных обратно в море, — слышал он себя, пока Пенни одевала его. — Лучше бы он направил всю свою кавалерию на евнухов, на полном скаку, прежде чем они отойдут на десять футов от ворот. Послать Кошек на них слева, нас и Гонимых Ветром справа, разорвать на куски их фланги с обеих сторон. В схватке один на один Безупречные не хуже и не лучше любого другого копейщика. Опасны они в строю, но если они не смогут выстроить стену копий...
- Подними руки, — сказала Пенни. — Вот, так-то лучше. Может, это тебе следует командовать юнкайцами?
— Они используют солдат-рабов, почему бы не воспользоваться рабом-командиром? Впрочем, это испортило бы состязание. Битва - всего лишь партия кайвассы для Мудрых Господ, а мы в ней — фигурки, — Тирион склонил голову набок в раздумьях. — В этом они с моим лордом-отцом родственные души.
— Твоим отцом? Что ты имеешь в виду?
— Я только что вспоминал мою первую битву. Зелёный Зубец. Мы сражались между рекой и дорогой. Когда я увидел, как разворачивается войско моего отца, помню, я подумал, как оно прекрасно. Как цветок, раскрывающий лепестки солнцу. Багровая роза с железными шипами. И мой отец! О, он никогда не выглядел столь великолепно. На нем была пурпурная броня и тот огромный плащ, сделанный из золотой парчи. Пара золотых львов на плечах, ещё один на шлеме. Даже его жеребец был величественен. Его светлость взирал на битву со спины коня, не приблизившись ни к одному врагу и на расстояние сотни ярдов. Он ни разу не двинулся, ни разу не шевельнулся, ни разу не вспотел, пока тысячи умирали внизу. Вообрази меня взгромоздившимся на лагерную скамейку над доской кайвассы. Мы могли бы с ним сойти за близнецов... будь у меня конь, какая-нибудь багровая броня и плащ, сшитый из золотой парчи. Ещё он был выше, зато у меня волос больше.
Пенни поцеловала его.
Она кинулась к нему, стремительная, как птица, и прижалась губами так быстро, что он даже не успел ничего сообразить. И так же быстро все кончилось. «Зачем? — чуть не сказал он, но он знал, зачем. — Спасибо тебе, — мог бы он сказать, но она могла принять это за разрешение повторить. — Дитя, я не хочу причинить тебе боль», — стоило попробовать... но она была не дитя, а его пожелания не притупили бы боли. Впервые за долгое-долгое время Тирион Ланнистер не сумел найти нужных слов.
«Она выглядит такой юной, — подумал он. — Девочка, в этом она вся. Девочка, почти хорошенькая, если забыть, что она карлица». Её волосы были тёплого коричневого оттенка, густые и вьющиеся, а глаза большие и доверчивые. «Слишком доверчивые».
— Ты слышишь этот звук? — произнёс Тирион.
Она прислушалась.
— Что это? — спросила она, пристегивая пару разных наголенников к его коротким ногам.
— Война. С обеих сторон от нас и менее чем в лиге. Это резня, Пенни. Люди, оступающиеся в грязи, с выпадающими из них внутренностями. Это отрубленные конечности, сломанные кости и бочки крови. Ты знаешь, что после сильного дождя черви выползают наружу? Я слышал, они делают то же самое и после большой битвы, если достаточно крови пропитает почву. Неведомый приближается, Пенни. Чёрный Козёл, Бледное Дитя, Многоликий — называй его как хочешь. Это смерть.
— Ты пугаешь меня.
— Правда? Это хорошо. Тебе следует быть напуганной. Железнорожденные наводнили побережье, сир Барристан и его Безупречные высыпались из городских ворот, а мы прямо между ними, и бьемся не за ту треклятую сторону. Я сам в ужасе.
— Ты так говоришь, но всё ещё шутишь.
— Шутки — это способ не поддаться страху. Другой способ - вино.
— Ты храбрый. Немногие люди могут быть храбрыми.
«Мой гигант Ланнистер, — услышал он. — Она смеётся надо мной». Он едва не отвесил ей пощечину снова. Его голова раскалывалась.
— Я не хотела тебя рассердить, — сказала Пенни. — Прости меня. Мне страшно, вот и всё.
Тирион отшатнулся от неё. «Мне страшно», — это были те же слова, что говорила Шая. «Её глаза были величиной с яйцо, и я купился на это с потрохами».
«Я знал, что она из себя представляла. Я велел Бронну найти мне женщину, и он привел ко мне Шаю». Его руки сжались в кулаки, лицо Шаи плыло перед ним, усмехаясь. Потом цепь стала затягиваться вокруг её горла, глубже впиваясь золотыми руками в её плоть, а её руки порхали по его лицу со всей силой, на какую способны бабочки. Окажись у него тогда цепь под рукой... будь у него арбалет, кинжал, что угодно, он бы... он мог бы... он...
Только в этот момент Тирион услыхал крики. Он потерялся в приступе чёрной ярости, утопая в омуте памяти, но крики вмиг вернули реальность обратно. Он разжал руки, сделал вдох и отвернулся от Пенни.
— Что-то происходит.
Он вышел наружу, чтобы узнать, что это.
Драконы.
Зеленое чудовище кружило над заливом, пикируя и закладывая виражи, а ладьи и галеи сталкивались и горели под ним, но это не на него, а на белого дракона таращились наёмники. В трех сотнях ярдов Злая Сестра качнула рукой, треньк-ТУК, и шесть свежих трупов, кружась, отправились в небо. Они поднимались всё выше и выше и выше. Потом два из них вспыхнули огнем.
Дракон поймал одно пылающее тело, когда то начало падать, и вгрызся в него, и бледные языки пламени проглядывали между его зубов. Белые крылья хлопали в утреннем воздухе, зверь начал набирать высоту. Второй труп отскочил от протянутых к нему когтей и, кувыркаясь, грохнулся прямо вниз, среди юнкайских всадников. Некоторые из них тоже загорелись. Один конь вскинулся на дыбы и сбросил всадника. Остальные бежали, пытаясь обогнать огонь, но вместо этого лишь раздувая его. Тирион Ланнистер почти ощущал на вкус панику, охватившую лагеря.
Острый, знакомый запах мочи наполнил воздух.
Карлик огляделся и с облегчением понял, что это обмочился Чернильница, а не он.
— Тебе штаны бы сменить, — посоветовал ему Тирион. Казначей побледнел, но не шелохнулся.
Он неподвижно стоял и смотрел, как дракон перехватывает трупы в воздухе, когда с топотом явился посланник. «Треклятый офицер», — Тирион понял это сразу. Он был облачен в золотую броню и, восседая на золотом коне, громко возвестил, что послан верховным командиром Юнкая, благородным и могущественным Горзаком за Эразом.
— Лорд Горзак шлет поклон капитану Пламму и велит ему направить отряд к берегу залива. Наши корабли атакованы.
«Ваши корабли тонут, горят, спасаются бегством, — думал Тирион. — Ваши корабли захватывают, ваших людей предают мечу». Он был рождён Ланнистером на Утёсе Кастерли, неподалеку от Железных островов; железнорожденные разбойники не в диковинку на их берегах. За века они совершали набеги на Ланниспорт две дюжины раз и сжигали город по меньшей мере трижды. Люди запада знали, на какую свирепость способны железнорождённые; этим же работорговцам только предстояло все изведать на своей шкуре.
— Капитана сейчас здесь нет,— ответил Чернильница посланцу. — Он ушел повидать Генерал-Девицу.
Всадник указал на Солнце.
— Командование госпожи Малаззы завершилось с восходом солнца. Делайте так, как велит лорд Горзак.
— Атаковать кальмаров, хотите сказать? Тех, что в воде? — Казначей нахмурился. — Сам я не знаю, как это сделать, но когда Бурый Бен вернётся, я сообщу ему, чего хочет ваш Горзак.
— Я передал вам приказ. Вы должны повиноваться.
— Мы получаем приказы от нашего капитана, — ответил Чернильница своим обычным мягким тоном. — Его здесь нет. Я же сказал вам.
Гонец терял терпение, Тирион это видел.
— Битва началась. Ваш командир должен быть с вами.
— Возможно, но его нет. Девица послала за ним и он ушёл.
Посланец сделался пунцовым.
— Вы должны исполнять приказ!
Ухват выплюнул комок хорошо пережёванного кислолиста левой стороной рта.
— Прошу прощения, — обратился он к юнкайскому всаднику, — но мы все здесь наездники, такие же, как и м'лорд. Хорошо обученный боевой конь бросится на стену копий. Есть и такие, что перескочат пылающий ров. Но я никогда ещё не видел коня, который умел бы скакать по воде.
— С кораблей высаживаются люди, — закричал юнкайский лордик. — Они заблокировали устье Скахазадхана горящим кораблём, и каждый миг, пока вы без толку торчите здесь, очередная сотня мечей шлёпает сюда по мелководью. Соберите своих людей и отбросьте их обратно в море! Немедленно! Горзак приказывает!
— Который Горзак? — спросил Кем. — Кролик?
— Кисель, — отозвался Чернильница. — Кролик не настолько туп, чтобы послать легкую конницу против тяжелых кораблей.
Всадник услышал достаточно.
— Я доложу Горзаку зо Эразу, что вы отказываетесь исполнять его приказ, — отрезал он, затем повернул коня и галопом унесся туда, откуда явился, преследуемый раскатами хохота наёмников.
Чернильница был первым, чья улыбка погасла.
— Довольно, — сказал он, неожиданно помрачнев. — Вернёмся к делу. Седлайте коней. Я хочу, чтобы каждый из вас был готов выехать, когда Бен вернется с какими-нибудь надлежащими приказами. И потушите этот огонь. Позавтракать сможете и после битвы, если доживете до её конца, — его взгляд упал на Тириона — Чему ты усмехаешься? Ты похож на шута в этой броне, Полумуж.
— Лучше быть похожим на шута, чем быть им, — ответил карлик. — Мы на стороне проигравших.
— Полумуж прав, — сказал Джорах Мормонт. — Нам не следует сражаться на стороне работорговцев, когда Дейенерис вернется... а она вернётся, можете не сомневаться. Ударьте сейчас и ударьте как следует — и королева этого не забудет. Разыщите её заложников и освободите их. Я готов поклясться честью моего дома и самим домом, что Бурый Бен планировал это с самого начала.
Вдали, в водах Залива Работорговцев, ещё одна квартийская галея занялась пламенем после внезапного огненного "вжжжух". С востока до Тириона доносились трубные голоса слонов. Руки шести Сестёр вскидывались и опадали, швыряя все новые трупы. Щиты грянули о щиты, когда две стены копий сошлись под стенами Миирина. Драконы кружили над головами, их тени скользили по задранным лицам союзников и врагов.
Чернильница поднял руки.
— Я храню книги. Я охраняю золото. Я составляю наши договоры, собираю плату, слежу за тем, чтобы у нас оставались деньги на покупку провианта. Не мне решать, за кого мы сражаемся и когда. Это решает Бурый Бен. Обсудите это с ним, когда он появится.
К тому моменту, как Пламм и его спутники вернулись из лагеря Генерал-Девицы, белый дракон улетел обратно в своё логово над Миирином. Зелёный всё еще рыскал, описывая широкие круги над городом и заливом на огромных изумрудных крыльях.
Бурый Бен Пламм носил латы и кольчугу поверх варёной кожи. Шёлковый плащ, ниспадающий с его плеч, был единственной уступкой тщеславию: он струился волнами при движении, меняя цвет от бледно-фиолетового до глубокого пурпура. Пламм спустился с лошади, отдав поводья конюху, после чего сказал Ухвату созвать капитанов.
— Вели им поторопиться, — добавил Каспорио Мудрый.
Тирион не являлся даже сержантом, но их игры в кайвассу сделали его частым гостем в шатре Бурого Бена, и никто не попытался остановить его, когда он вошёл вместе с остальными. Помимо Каспорио и Чернильницы, в числе вызванных были Улан и Боккоко. А еще карлик с изумлением увидел и сира Джораха Мормонта.
— Нам приказано защищать Злую Сестру, — объявил им Бурый Бен. Мужчины обменялись тревожными взглядами. Казалось, никто не хотел говорить, пока сир Джорах не спросил:
— Чьё это приказание?
— Девицы. Сир Дедуля устремился к Карге, но она боится, что затем он повернет к Злой Сестре. Призрак уже захвачен. Вольноотпущенники Марселена сломили ряды Длинных Копий, как прогнившие палки, и завалили его цепями. Девица полагает, что Селми намеревается покончить со всеми требушетами.
— На его месте я делал бы то же самое, — заметил сир Джорах. — Разве что справился бы с этим быстрее.
— Почему девица всё ещё отдаёт нам приказы? — озадаченно спросил Чернильница. — Рассвет давно настал. Она что, не видит солнца на небе? Ведёт себя так, будто остаётся верховной командующей.
— Ты бы тоже продолжал раздавать приказы на её месте, если б узнал, что командование примет Кисель, — ответил Мормонт.
— Одна не лучше другого, — заявил Каспорио.
— Воистину, — подтвердил Тирион, — но титьки у Малаззы покрасивее.
— Защищать Злую Сестру надо арбалетчиками, — сказал Чернильница. — Скорпионами. Баллистами. Вот что необходимо. Глупо использовать всадников для защиты неподвижной позиции. Неужели девица имеет в виду, что мы должны спешиться? И если так, то почему не воспользоваться её копейщиками или пращниками?
Белобрысая голова Кема просунулась под полог палатки:
— Простите за беспокойство, м'лорды, но прибыл ещё один всадник. Говорит, у него новые приказы от верховного командующего.
Бурый Бен поглядел на Тириона, затем пожал плечами:
— Зови его сюда.
— Сюда? — переспросил Кем сконфуженно.
— Это значит туда, где я нахожусь, — произнес Пламм с ноткой раздражения. — Если он направится куда-то еще, он меня не найдет.
Кем исчез. Когда он вернулся, то придержал занавесь у входа для юнкайского вельможи в плаще из жёлтого шёлка и такого же цвета панталонах. Масляные чёрные волосы мужчины были завиты и покрыты лаком так, будто из головы проросла сотня крохотных роз. На нагруднике его панциря красовалась сцена такой восхитительной развращённости, что Тирион почуял родную душу.
— Безупречные продвигаются к Дочери Гарпии, — возвестил посланец. — Кровавая Борода и два гискарских легиона противостоят им. Пока они держат ряды, вы должны проскользнуть позади евнухов и напасть на них сзади, не щадя никого. Исполните это по приказу наиблагороднейшего и могущественного Моргара зо Жерзина, верховного командующего юнкайцев.
— Моргар? — нахмурился Каспорио. — Нет, сегодня командует Горзак.
— Горзак зо Эраз убит, сражённый пентошийским вероломством. Предатель, зовущий себя Принцем в Лохмотьях, умрет за это бесчестье, исходя криками — порукой тому клятва благородного Моргара.
Бурый Бен почесал бороду.
— Гонимые Ветром переметнулись, не так ли? — произнес он со сдержанным интересом.
Тирион сдавленно засмеялся:
— Вот мы и променяли Киселя на Пьяного Завоевателя. Чудо, что он смог вынырнуть из жбана настолько, чтобы отдать отчасти здравый приказ.
Юнкаец уставился на карлика:
— Попридержи язык, ты, мерзкий маленький... — его отповедь прервалась. — Этот наглый карлик — беглый раб, — объявил он поражённо. — Собственность благородного Йеззана зо Каггаза, да святится его память.
— Ты ошибаешься. Он мой брат по оружию. Свободный человек и Младший Сын. Рабы Йеззана носят золотые ошейники, — Бурый Бен улыбнулся своей самой любезной улыбкой. — Золотые ошейники с маленькими колокольчиками. Ты слышишь колокольчики? Я — нет.
— Ошейник можно снять. Я требую, чтобы карлика выдали для наказания в сей же миг.
— Как грубо звучит. Джорах, что ты думаешь?
— Вот что.
Меч Мормонта уже был в его руках. Едва всадник обернулся, сир Джорах всадил клинок ему в глотку. Остриё вышло из загривка юнкайца, алое и мокрое. Пузыри крови выступили на его губах и под подбородком. Мужчина сделал несколько шатающихся шагов и рухнул на доску для кайвассы, разметав деревянные армии. Он дёрнулся ещё несколько раз, хватаясь за лезвие мормонтова меча одной рукой, пока другая слабо царапала перевернутый стол. Только потом до юнкайца дошло, что он мёртв. Он лежал, уткнувшись лицом в ковёр, и масляные чёрные розы разметались в луже крови. Сир Джорах выдернул меч из шеи мертвеца. Кровь стекала по желобку дола.
Белый кайвассный дракон подкатился к ногам Тириона. Он поднял его с ковра и вытер рукавом, но юнкайская кровь осталась в полостях и трещинах резной фигурки, и светлое дерево казалось испещрённым кровавыми прожилками.
— Да здравствует наша возлюбленная королева Дейенерис.
"Будь она живой или мертвой".
Он подбросил окровавленного дракона в воздух, поймал его, усмехаясь.
— Мы всегда оставались людьми королевы, — объявил Бурый Бен Пламм. — Присоединение к силам Юнкая было лишь уловкой.
— И какой хитроумной была затея! — Тирион одарил мертвеца тычком сапога. — Если этот нагрудник придется мне впору, я хочу его себе.

Спойлер

[свернуть]

[свернуть]

[Alexander]

На "Балтиконе" Мартин прочел главу Мокроголового.

Спойлер

http://asoiaf.westeros.org/index.php?/topic/140571-twow-spoilers-aeron-i-balticon/&page=1

Euron is in Shields, sails out to sea, DAMPHAIR is his captive at bottom of Silence. Some really messed up stuff.

Aeron is covered in lice and fleas
Another mute in the service of Euron
"Your place is where I want you" - Euron to Damphair
Euron licked Aeron's spit after Aeron spit at him
Lots of talk about the various gods
Aeron loved Asha most of all of Balon's children
Aeron thinks about Asha marrying Victarion to consolidate power
Falia Flowers appears & says she is to be one of Euron's salt wives. She says she is Euron's 'love' & thus safe
Aeron just learned that Victarion is on his way to Dany
Falia Flowers says her and Daenerys will be "as close as sisters"
Fuuuuck further confirmation Euron was a molester. Asks Aeron if he was praying to be chosen or be passed by
Aeron calls Euron a "demon in human skin"
Lots of religious figures there, including Red Priest and some warlocks from Qarth, one saying Pree repeatedly
Euron wearing iron crown with shark teeth on it
Euron doesn't care about keeping the Shield Islands, that's for the new lords to deal with
Euron forcing Aeron to drink shade-of-the-evening again
Damn good visions to analyze in this chapter
Lucas Codd sitting in a place of honor
"Words are wind, but blood is power" - Lucas Codd
Euron's got some fancy new armor with runes and glyphs...Aeron says it's made of Valyrian steel!
Euron had Falia Flowers tied to the prow with Aeron

Additional info
Oh, Pyat Pree was a captive of Euron that kept saying "Pree, Pree", he had no legs.
Euron sacked the Arbor( I think). Redwynes are coming west against Euron, Leyton is sending ships against Euron down the Mander
Oh and uh, Euron admitted to killing 3 of his brothers, including Balon.
One last memory: DAMPHAIR was captured immediately after talking with Victarion about raising the isles against Euron. Minutes it seemed.
Euron impregnated bastard daughter of Shield Lord. She thinks she'll be his salt wife, but ends up with her tongue cut, lashed to ship
Aeron tells her something like, "Take heart, girl. We'll all be feasting in the Drowned God's hall soon."

[свернуть]

Кое-что из сериала оказывается правдой...

[клеврис]

Перевод бы...

[Petrovich]

Имейте терпение!

[Alexander]

Спойлер

Эурон "копает" под Рамси: мордует в темнице Эйерона Мокровласого (захваченного сразу после разговора с Виктарионом, которого агитировал сплотиться против Эурона) и других, включая своих женщин.
Берёт на себя убийство трёх братьев: Харлана, Робина и Бейлона (возможно, не своими руками).
Собрал вокруг себя жрецов/колдунов, включая Красного, Пиата Прея (уже безногого) и других из Кварта.
Владеет покрытыми рунами доспехами из валирийской (вроде бы) стали.
Носит железную корону с зубами акулы.
Лукас Кодд у него на почётном месте, вещает: "Слова - это ветер, но кровь - это сила".

Редвины движутся на запад против Эурона, Лейтон (Хайтауэр) также посылает против него корабли.

[свернуть]

[Superradge]

     Броня из валирийской стали - это круто! 
А садист из него - Рамси под стать. Да и трёх своих братьев убить, к тому же двоих насиловать - жесть.

[dvnd]

Вроде бы, полный английский текст выложили вот тут:
https://angrygotfan.com/2016/05/29/the-winds-of-winter-the-damphair-part-1/

Добавлено: на форуме 7 королевств  выложили полный перевод.
Вроде бы, здешние правила запрещают давать  прямые ссылки на русскоязычные форумы.

[Эри]

Он помоему и племянника не пропустил

[nit]

Мда.
Вороний Глаз ещё в последнем появлении в "Пире воронов" произвел неизгладимое впечатление своим простым и убедительным: "Брат, в странствиях мне открылась истина. Люди - это мясо". Но уж тут... Наслаждаемся, одним словом.

Эйерон Грейджой I

Спойлер

Эйерон Грейджой I

БРОШЕННЫЙ

   Во чреве зверя царила вечная полночь. Немтыри лишили его и одежды и плаща. Тело прикрывали лишь волосы, цепи и струпья. Солёная вода плескалась у его ног, поднимаясь почти до паха, когда прибывал прилив, только для того, чтобы снова опасть с отливом. Его ступни опухли и раздулись, как бесформенные окорока. Он понимал, что находится в каком-то подземелье, но где и давно ли - не ведал. Раньше его держали в другой темнице, а после везли на корабле. На "Безмолвии".  Той ночью, что они шли под парусами, он видел, как оскал луны плыл над чёрном море вина, хищный лик, напомнивший ему Эурона. Во тьме хозяйничали крысы. Они плавали в стоячей воде, они кусали его, когда он спал, заставляя кричать и дергаться. Борода и космы Эйерона кишели червями и вшами. Он чувствовал, как они ползают по коже, их укусы нестерпимо зудели. Короткие цепи не позволяли ему почесаться. Кандалы, которыми его приковали к стене, старые и ржавые, резали щиколотки и запястья. Каждый раз, когда прилив поднимался, чтобы поцеловать его, соль попадала в ранки и Эйерон скрипел зубами от боли.
   Когда он забывался сном, тьма поглощала его, а потом приходили видения, и он снова видел Урри, и слышал визг ржавых петель. Единственным источником света в сырой тьме, поглотившей его, служили фонари, что приносили с собой гости, а они приходили так редко, что от непривычного света глаза начинали болеть. Безымянный слуга с постной миной приносил ему пищу. Немного солонины, жесткой, как дранка, хлеб, кишащий долгоносиками и слизистую, вонючую рыбу. Эйерон Мокроголовый проглатывал всё махом, надеясь лишь, что его не вырвет. Человек, который приносил ему еду, был темнокожим, угрюмым и немым. И лишенным языка, не сомневался Эйерон. Таков был обычай Эурона. Свет исчезал вместе с кормившим его немтырем, и мир Эйерона снова обращался в мокрую тьму, разящую солёной водой, плесенью и нечистотами.
   Порой Эурон сам являлся к нему. Бывало, очнувшись от сна Эйерон видел брата, стоявшего над ним с фонарем в руке. Однажды на борту "Безмолвия", Эурон взял фонарь с мачты и разлил в кубки вино.
   - Выпей со мной, брат, - сказал он.
   Той ночью на нем был чешуйчатый доспех и плащ из кроваво-красного шелка. На глазу алела повязка из красной кожи, а губы наливались синевой.
   - Зачем я здесь? - прохрипел в ответ Эйерон. Его пересохшие губы растрескались, голос ему изменял. - Куда мы плывем?
   - На юг. За землями. Добычей. Драконами. Людьми.
   - Мое место на островах.
   - Твое место там, где я захочу. Я твой король.
   - И что ты хочешь от меня?
   - А что ты можешь мне предложить такого, чего у меня еще нет? - усмехнулся Эурон. - Я оставил острова на старого Эрика Айронмейкера и заручился его поддержкой, отдав ему руку нашей милой Аши. А чтобы ты не бунтовал народ против меня, я взял тебя с собой.
   - Отпусти меня. Такова воля Бога.
   - Выпей со мной. Такова воля короля.
   Эурон намотал на руку спутанные черные волосы жреца, оттянул его голову назад, и поднес чашу к его губам - но жидкость, хлынувшая в рот, вовсе не была вином. Густая и вязкая, она, казалось, меняла вкус с каждым глотком. Сначала горькая, потом кислая, затем сладкая... Эйерон попытался выплюнуть пойло, но его брат усилил хватку и принудил выпить всё до конца.
   - Вот так, жрец. Давай, глотай. Это вино колдунов. Оно слаще твоей морской воды, и откроет больше истин, чем все боги на земле.
   - Будь ты проклят, - выдохнул Эйерон, когда чаша опустела. Остатки пойла стекали по его подбородку и длинной черной бороде.
   - Если б каждый человек, проклинавший меня, оставлял мне свой язык, я б уже скроил из них плащ.
   Эйерон яростно отхаркался и плюнул. Плевок повис на лице брата сине-чёрной, глянцевой полосой. Эурон смахнул его с щеки указательным пальцем, а затем облизал палец дочиста.
   - Сегодня бог простит тебя, брат. Во всяком случае, твой бог.
   И Мокроголовый уснул, повиснув на цепях. И услышал скрип ржавой петли.
   - Урри! - закричал он.
   Не было никакой петли, никакой двери, и Урри не было. Его брат Уррагон давно упокоился... но он там стоял. С одной рукой, черной и опухшей, смердящей, кишащей червями, но он это был именно Урри. Все такой же мальчик. Не старше, чем в день своей смерти.
   - Ты знаешь, брат, что ждет нас под волнами моря?
   - Утонувший Бог в своих подводных чертогах, - ответил Эйерон.
   Урри покачал головой. - Черви. Тебя ждут черви, Эйерон.
   Он засмеялся, лицо Урри растаяло, и жрец увидел, что это не Урри, а Эурон улыбается ему глазом, скрытым повязкой. Весь мир сейчас видел его кровавый глаз, тёмный и страшный. Одетый с головы до пят в чешую, темную, как оникс, он восседал на груде почерневших черепов, и карлики прыгали у его ног, а за спиной стеной огня пылал лес.
   - Кровавая звезда предрекает конец, - возвестил он Эйерону. - Настали последние дни, мир будет разрушен и создан заново, и новый бог поднимется над могилами и пепелищем.
   Затем Эурон поднес к губам огромный рог и протрубил в него, и драконы, кракены и сфинксы явились на его зов и склонились перед ним.
   - На колени, брат, - повелел Вороний Глаз. - Я твой король. Я твой бог. Поклонись мне, и поднимешься уже моим жрецом.
   - Ни за что. Никогда безбожнику не сидеть на Морском Троне.
   - А чего ради мне стремиться усесться на этот жесткий чёрный валун? Смотри хорошенько, брат, на чем я сижу.
   Эйерон Мокроголовый посмотрел. Насыпи из черепов как не бывало. Теперь под седалищем Вороньего Глаза блестел металл. Огромный, высокий постамент из острых, как бритва, лезвий, клинков и сломанных мечей, и со всех капала кровь. С самых длинных железных шипов свисали наколотые тела богов - Дева и Отец, Матерь и Воин, Старица и Кузнец, и даже Неведомый. Бок о бок с ними висели всевозможные боги чужих странных земель - Великий Пастырь и черный Козел, трехглавый Триос и Бледное Дитя Баккалон, Бог Света и наатийский Бог Бабочек, и раздутое, объеденное крабами зеленоватое тело Утонувшего Бога с гниющим красным морским коньком, застрявшим в его волосах.
   Потом Вороний Глаз снова рассмеялся и жрец очнулся, крича от ужаса в трюме "Безмолвия" и моча бежала по его ногам.
   Это был всего лишь сон, видение, порожденное мерзким черным вином. Королевское вече  - вот что последнее ясно помнил Мокроголовый.
   Когда капитаны подняли Эурона на плечи, провозгласив его своим королём, жрец ускользнул, чтобы найти своего брата Виктариона.
   - Богохульства Эурона навлекут на всех нас гнев Утонувшего Бога, - предупредил он брата.
   Но Виктарион упрямо настаивал на том, что бог выбрал их брата и боги повергнут его.
   "Он ничего не предпримет", понял тогда жрец. Значит, действовать должен он сам.
   Королевское вече выбрало Эурона Вороньего Глаза, но вече состояло из обычных людей, а люди слабы и глупы, и слишком падки на золото и ложь.
   "Я призвал их сюда, к Костям Нагги, в Чертог Серого Короля, я собрал их всех вместе, чтобы выбрать праведного царя, но пьяное безумие привело их к греху".
   И теперь лишь от него зависело, как отменить содеянное.
   - Капитаны и короли выдвинули Эурона, но простой люд низвергнет его, - пообещал он Виктариону. - Я направлюсь на Большой Вик, на Харло, Оркмонт, на Пайк. В каждом городе и деревне услышат мои слова. Никогда безбожнику не сидеть на Морском  Троне.
   Расставшись с братом, он ринулся обрести утешение в море. Несколько его утопленников хотели последовать за ним, но Эйерон отослал их прочь парой резких слов. Он не искал ничьего общества, кроме божьего. Там, где длинные ладьи вытащили на каменистый песок, он встретил черные солёные волны, кипящие белой пеной. Здесь они распадались в клочья о скалы, наполовину ушедшие в песок. Вода обожгла его ледяным холодом, но Эйерон не дрогнул от ласки своего бога. Волны били его в грудь одна за другой, окатывая и шатая, но он шел  всё глубже и глубже, пока стены вод не сомкнулись над его головой. Вкус соли на губах пьянил слаще любого вина. Пока он шёл, рев песен далёкого праздника доносился до него с берега. Он слышал и негромкое поскрипывание длинных ладей, заякоренных на отмели. Он слышал вой ветра, разрезающего снасти и шепот волн, молота его бога, ведущего его в бой.
   Вот тогда Утонувший Бог снова воззвал к нему голосом, подымающимся из глубин моря: "Эйерон, мой добрый и верный раб, ты должен возвестить железнорождённым, что Вороний Глаз не истинный король. И что право на Морской Трон принадлежит... принадлежит..."
   Не Виктариону. Виктарион предложил себя капитанам и они отвергли его. И не Аше. В глубине сердца Эйерон всегда любил её больше всех остальных детей Бейлона. Утонувший Бог благословил её воинским духом, но в то же время проклял её, наделив телом женщины. Никогда женщина не правила Железными островами. Ей не следовало заявлять о своих правах на трон, ей надо было выкрикнуть имя Виктариона, подарив ему голоса своих сторонников.
   "Ещё не поздно", решил Эйерон, ёжась от холода моря. Если бы Виктарион взял Ашу в жёны, они могли бы царствовать вместе, как король и королева. В древние времена на каждом острове правили солёный король и каменный король. Старый путь должен вернуться.
   Эйерон Мокроголовый выбрался на берег полный суровой решимости. Он низвергнет Эурона, но не мечом или топором, а силой веры. Легко ступая по камням, он собрал свои волосы, черные и намокшие, прилипшие к щекам, чтобы отжать и отбросить с глаз - и тогда они схватили его.  Немтыри, следившие за ним, ожидали его возвращения, затаившись в пене и брызгах. Чьи-то руки зажали рот, что-то твердое ударило сзади по голове.
   В следующий раз открыв глаза, Мокроголовый обнаружил себя в темноте. Затем пришла лихорадка, и вкус крови наполнил рот, когда он корчился в цепях глубоко во чреве "Безмолвия". Более слабый человек сдался бы, но Эйерон Мокроголовый мог молиться. Просыпаясь, засыпая, и даже мечась в лихорадочных снах, он молился.
   "Мой Бог посылает мне испытание. Я должен быть сильным. Я должен быть верным".
   Однажды, в прошлом подземелье, вместо немтыря Эурона пищу ему принесла женщина. Молодка, пышнотелая и красивая. Её облекало изящное платье леди зелёных земель. В свете фонаря она показалась Эйерону самым прекрасным видением, которое он когда-либо видел.
   - Женщина, - сказал он. - Я слуга Божий. Приказываю тебе освободить меня.
   - О, я не могу это сделать, - сказала она. - Но у меня есть еда для тебя. Овсянка и мёд.
   Она поставила рядом с ним стул и стала кормить его с ложечки.
   - Что это за место? - спросил он, улучив миг между ложками.
   - Замок моего лорда-отца на Дубовом Щите.
   Щитовые острова. Тысяча лиг от дома.
   - А ты кто, дитя?
   - Фалия Флауэрс.
   - Ты его побочная дочь?
   - Я стану солёной женой короля Эурона. Мы с тобой породнимся.
   Эйерон Мокроголовый поднял на нее глаза и губы, заляпанные мокрой кашей, искривились.
   - Женщина, - цепи зазвенели, когда он задвигался. - Беги. Он причинит тебе боль. Он убьет тебя.
   Она засмеялась.
   - Глупости. Он не станет. Я его любовь, его леди. Он дарит мне подарки. Так много... Шелка, меха, драгоценности... Тряпки и камушки, так он их называет.
   - Вороний Глаз не видит в вещах никакой ценности.
   То была одна из особенностей его брата, привлекавших людей к нему на службу. Большинство капитанов забирали львиную долю добычи, но Эурон не оставлял себе почти ничего.
   - Он дарит мне любые наряды, какие ни попрошу, - все так же счастливо чирикала девушка. - Мои сестры всегда заставляли меня ждать голодной, пока они закончат трапезу, а Эурон заставил их прислуживать нам голышом. Что же двигало им, если не любовь ко мне?
   Она положила руку на живот и расправила ткань платья. - Я хочу подарить ему сыновей. Много-много сыновей.
   - У него уже есть сыновья. Низкородные мальчишки  и дворняжки, как он их называет.
   - Мои сыновья будут иметь перед ними преимущество, он поклялся в том перед Утонувшим Богом.
   Эйерон мог лишь оплакать её наивность. "Кровавыми слезами", подумал он.
   - Ты должна передать послание моему брату. Только не Эурону, а Виктариону - лорду-капитану Железного флота. Ты знаешь, о ком я говорю?
   Фалия отступила от него.
   - Знаю, - сказала она. - Но я не могу ему ничего передать, он уплыл.
   "Уплыл".
   Этот удар оказался сильнее всех прочих. - Куда уплыл?
   - На восток, - ответила она.  - Со всеми своими кораблями, чтобы привезти драконов в Вестерос. Я стану солёной женой Эурона, но у моего любимого должна быть и каменная жена, королева, чтобы весь Вестерос встал на его сторону. Говорят, она самая прекрасная женщина в мире, и у неё есть драконы. Мы вдвоём станем как сестры.
   Эйерон Мокроголовый едва слышал её щебет. Виктарион  уплыл за полмира, если только еще не погиб. Конечно, Утонувший Бог испытывает его. Это урок для него. "Я не должен искать поддержки у людей - лишь моя вера может спасти меня сейчас".
   В ту ночь, когда прилив шумел за стеной его темницы, он молился, чтобы воды поднялись достаточно, чтобы положить конец его мучениям. "Я всегда был твоим истовым и верным слугой", молился он, перебирая звенья своих цепей, "так вырви же меня из рук моего брата и укрой своими волнами, чтобы мог я воссесть рука об руку с тобой".
   Но избавление не пришло. Вместо него явились немтыри. Они расковали цепи и грубо потащили его по длинной, каменной лестнице туда, где "Безмолвие" беззвучно покачивалось на глади холодного черного моря. А несколько дней спустя, когда её борта содрогались под ударами очередного шторма, Вороний Глаз пришел вновь спустился к нему с фонарём в руке. На сей раз в его другой руке был кинжал.
   - Всё молишься, жрец? Твой Бог покинул тебя.
   - Ошибаешься.
   - Это же я научил тебя молитвам, братец, неужели ты забыл? Когда я по вечерам хватал лишнего,  то всегда хотел заглянуть в вашу спальню. Вы с  Уррагоном делили горницу наверху Морской башни. Я слышал из-за двери, как ты молишься и каждый раз спрашивал себя - ты молишься о том, чтоб я выбрал тебя, или о том, чтоб не выбрал?
   Эурон прижал нож к горлу Эйерона.
   - Ну, давай, умоляй. Моли меня закончить твои мучения, и я их закончу.
   - Даже ты не посмеешь этого сделать, - сказал Мокроголовый.  - Я твой брат. Нет человека, проклятого страшнее, чем братоубийца.
   - И все же я ношу корону, а ты гниёшь в цепях. Как же этот твой Утонувший Бог допустил, что я убил трех своих братьев?
   Эйерон мог только вытаращиться на него.
   - Трёх?
   - Ну, если считать и единокровных. Помнишь маленького Робина? Несчастное создание. Какая большая у него была голова, и какая мягкая... Всё, что он мог делать, это ныть и гадить. Он стал вторым. А первым был Харлон. Все, что потребовалось - зажать его нос. Серая хворь обратила его рот в камень, так что он не мог даже пискнуть. Его глаза бешено пялились на меня, пока он умирал. Они призывали меня. Когда жизнь оставила Харлона, я вошел в море и пустил в него струю, предлагая богу покарать меня. Но ничто не случилось. Бейлон стал третьим, но это ты уже знаешь. Я не мог сделать дело сам, но это моя рука столкнула его с моста.
   Вороний Глаз нажал на кинжал сильнее, и Эйерон почувствовал, как кровь потекла по шее.
   - Если твой Утонувший Бог не покарал меня за убийство трех братьев, почему он побеспокоится из-за смерти четвертого? Потому что ты его жрец?
   Он отступил назад и спрятал кинжал.
   - Нет, я не убью тебя сегодня, праведный человек с праведной кровью. Твоя кровь может пригодиться мне попозже. Так что пока ты обречён жить.
   "Праведный человек с праведной кровью", подумал Эйерон, пока его брат поднимался на палубу. "Он дразнит меня, и он издевается над Богом. Братоубийца. Богохульник. Демон в человечьем обличье".
   В ту ночь он молился о смерти своего брата.
   В новой темнице появились и другие священники, разделившие его участь. Трех из них облекали мантии септонов зеленых земель, а одного - красные одеяния жреца Р'глора.  Этот последний едва мог сойти за человека. С обоих рук, обожженных до костей, и лица, обгорелого и почерневшего, капал гной, особенно когда два незрячих глаза дергались над потрескавшимися щеками. Он испустил дух нескольких часов спустя после того, как его приковали к стене, но немтыри оставили его труп лежать в кандалах еще целых три дня. Наконец, в подземелье бросили двух колдунов с Востока, чья плоть, мертвенно-белая, как у гриба, за исключением лишь фиолетово-синих губ, похожих на опухшие синяки, истощала так, что от тел остались только кожа да кости. Один из колдунов был безногим.  Немтыри подвесили его на стропилах.
   - Прей! - выл он, качаясь на цепях. - Прей, Прей!
    Возможно, то был демон, которому он поклонялся.
   "Утонувший Бог защитит меня", сказал жрец себе. "Он сильнее других богов, которым поклоняются еретики, и сильнее, чем их чернокнижие. Утонувший Бог освободит меня". В иной раз  Эйерон задавался вопросом, зачем Вороньему Глазу собирать в темнице жрецов, но, по правде говоря,  он не хотел бы этого знать.
   Виктарион уплыл, и с ним уплыла надежда. Утопленники Эйерона, верно, думают, что Мокроголовый скрывается на Старом Вике, или Большом Вике, или Пайке, и задаются вопросом, когда он выйдет, чтобы выступить против безбожного короля. Уррагон преследовал его в лихорадочных снах.
   "Теперь ты мертв, Урри", думал Эйерон. "Усни, парень, усни навек и не тревожь меня больше. Скоро я присоединюсь к вам". Всякий раз, когда Эйерон молился, безногий колдун издавал странные звуки, а его спутник дико бормотал на своем странном восточном наречии, хотя жрец не мог сказать, проклинают они его или молят о чём-то. Септоны также время от времени принимались что-то  пришепётывать, но их слов он не разбирал. Эйерон подозревал, что им вырезали языки.
   Когда Эурон явился вновь, его волосы были зачёсаны назад на затылок прямо со лба, а губы отливали такой синевой, что казались почти что чёрными. Он сменил корону из плавника на железный венец, усеянный акульими зубами.
   - То, что мертво, умереть не может, - яростно сказал Эйерон. - Ибо вкусивший смерть более не убоится её. Он восстанет из моря вновь, со сталью и огнем.
   - Проделаешь ли ты тот же фокус, брат? - спросил Эурон. - Думаю, нет. Думаю, если я утоплю тебя, ты останешься утопленником. Все боги - выдумки, но твоя выдумка просто смехотворна. Бледная, побелевшая туша, похожая на человека с раздутыми и опухшими конечностями, волосами, влекомыми водой, пока рыба объедает его лицо - ну какой дурак станет такому поклоняться?
   - Он и твой бог тоже, - возразил Мокроголовый. - И когда ты умрешь, тебя ждет суровый суд, Вороний Глаз. Ты проведёшь вечность в обличье морского слизняка, ползающего на брюхе и пожирающего дерьмо. Если ты не боишься умертвить свою родную кровь, перережь мне горло и дело с концом. Я устал от твоего безумного хвастовства.
   - Убить моего собственного младшего братишку, кровь моей крови, рожденного от чресел Квеллона Грейджоя? Тогда с кем мне делиться своими триумфами? Вкус победы слаще, когда делишься им с близким.
   - Твои победы - один пустой звук. Ты не сможешь удержать Щитовые острова.
   - А почему я должен стремиться их удержать? - Улыбчивый глаз его брата блестел в тусклом свете фонаря, ярко-синий, дерзкий и полный злобы. - Щиты уже сослужили свою службу. Я вырвал их из одних рук и отдал в другие. У великого короля щедрая рука, братец. Теперь это забота новых лордов - удержать их за собой. Слава победы останется моей навсегда. А когда острова отберут обратно, вся горечь поражения достанется четырём дурням, которые так охотно приняли мои дары. - Он подошел ближе. - Наши ладьи ушли в набег вверх по Мандеру, даже на Арбор и в Винный пролив. Старый путь снова живёт, брат!
   - Это безумие. Отпусти меня, - рявкнул Эйерон Мокроголовый со всей суровостью в голосе, на какую был способен. - Или дерзни разгневать бога.
   Эурон извлек винный мех и кубок. - Похоже, ты страдаешь от жажды, - сказал он, наполняя чашу. - Тебе нужно выпить. Отведай вечерней тени.
   - Нет. - Эйерон отвернулся. - Я сказал, нет!
   - А я сказал, "да". - Эурон оттянул его голову за волосы назад и влил новую порцию мерзкого сладкого пойла в рот. Как Эйерон не сжимал губы, крутя головой из стороны в сторону, в конце концов он должен был проглотить жидкость, чтоб не задохнуться.
   Новые видения оказались еще хуже прежних. Он видел, как длинные ладьи железнорожденных  горят в кипящем кровавом море. Он снова видел своего брата на Железном Троне, но уже не как человека. Эурон казался скорее спрутом, чем человеком, монстром, порожденном глубинным кракеном, с лицом в виде клубка извивающихся щупалец. Рядом возвышалась тень в форме женщины, длинная, высокая и страшная, её руки оживляли бледные языки пламени. Карлики, женщины и мужчины, выделывали коленца, чтобы развлечь их.  Сплетаясь в плотских утехах, они кусали и терзали друг друга, тогда как Эурон и его спутница смеялись, смеялись, смеялись...
   Эйерон мечтал утонуть. Каким блаженством было бы утонуть, и последовать в подводные чертоги Утонувшего Бога. Это стоило ужаса, знакомого даже истинно верующим, когда вода заполняет рот и нос, и легкие больше не могут дышать.
   Трижды Мокроголовый просыпался, и трижды пробуждение оказывалось мнимым - прежний сон лишь уступал место новому кошмару.
   Но наконец-то наступил день, когда дверь подземелья распахнулась, и немтырь вошел не с едой для узников, а со связкой ключей в одной руке и фонарём в другой. Свет, слишком яркий, чтобы поднять глаза, пугал Эйерона. Яркий и ужасный... Что это могло значить? Что-то изменилось. Что-то случилось.
   - Принесите их, - сказал смутно знакомый голос из мрака позади очерченного фонарём круга. - И побыстрее, вы же знаете, какой он.
   "О да, я знаю. Знаю с тех пор, как был мальчиком".
   Один септон, когда его цепи расковали, издал пугающий звук,  отчасти задыхающийся, возможно, пытаясь заговорить. Безногий колдун, висящий на цепях, уставился на черную воду, беззвучно шевеля губами в молитве. Когда немтырь подступил к Эйерону, он попытался бороться, но сила оставила его члены, и одного удара хватило, чтобы покончить с сопротивлением. Замок на запястье разомкнулся и вторая рука, освобожденная от привязи, упала сама собой. Когда он попытался шагнуть вперед, его ноги подкосились. Ни один из заключенных не мог идти сам. В конце концов немтырям пришлось вызвать подмогу. Двое из них схватили Эйерона под руки и потащили вверх по винтовой лестнице. Его ступни ударялись о ступени по мере подъема, отзываясь уколами боли в бедрах. Он кусал губы, чтобы не закричать. Жрец слышал за спиной бормотание колдунов. Септон замыкал шествие, всхлипывая и тяжело дыша. С каждым поворотом лестницы, света на ступенях становился всё больше, пока, наконец, в левой стене не показалась бойница. Всего только щель в камне, шириной не больше руки, но этой ширины хватало, чтобы пропустить полоску солнечного света.
   «Какой золотой», подумал Мокроголовый. «Какой прекрасный».
   Когда они протащили его по ступеням через полосу падающего света, Эйерон почувствовал тепло на лице и слезы покатились по его щекам.
   «Море. Я могу чувствовать запах моря. Утонувший Бог не оставил меня. Море воскресит меня. То, что мертво, умереть не может, но восстает снова, сильнее и крепче».
   - Отнесите меня к воде, - приказал он, словно был опять на Железных островах, среди своих верных утопленников, но твари, окружавшие его сейчас, подчинялись только его брату и не обратили на его слова ни малейшего внимания.
   Они протащили его вниз по другому пролёту каменных ступеней через освещенные факелами галереи в суровый каменный зал, где дюжина тела свисала со стропил, покачиваясь и вращаясь. Дюжина сторонников Эурона собралась в зале, распивая вино под висящими трупами. Лукас Левша-Кодд сидел на почетном месте, завернувшись в тяжелый шелковый гобелен как в плащ. Рядом с ним Эйерон увидел Рыжего Гребца, а дальше Сушёного Джона Майра, Камнепалого и Раггона Солебородого.
   - Что это за мертвецы? – вопросил Эйерон. Его язык так тяжело ворочался, что слова вылетели изо рта сиплым шепотом, слабым, как у мыши против ветра.
   - Это те, кто помогал здешнему лорду удерживать замок, его свита, - голос принадлежал Торвальду Бурый Зуб, одному из присных его брата, столь же мерзкому, как и сам Вороний Глаз.
   - Свиньи, - отозвался другой подонок, тот, которого они называли Рыжим Гребцом. - Это был их островок. Скала прямо напротив Арбора. Они посмели угрожающе хрюкать. Редвин, хрю. Хайтауэр, хрю. Тирелл, хрю-хрю-хрю. Так, Эурон послал их визжать в ад.
   Арбор. Впервые с тех пор как Утонувший Бог благословил его на вторую жизнь, Эйерон Мокроголовый оказался так далеко от Железных островов.
   "Здесь мне не место. Мне нечего делать здесь. Я должен быть со своими утопленниками, проповедуя против Вороньего Глаза".
   - Ну что, помогли вам ваши боги там, внизу, в темноте? - спросил Лукас-Левша Кодд.
   Один из колдунов что-то прорычал в ответ на своем уродливом восточном языке.
   - Я проклинаю вас всех, - объявил Эйерон.
   - Твои проклятья не имеют здесь власти, жрец, - сказал Лукас. - Вороний Глаз так раскормил твоего Утонувшего Бога, что он растолстел от жертв. Слова - это ветер, но кровь - это сила. Мы подарили морю тысячи жизней, и оно дало нам победу.
   - Считай себя благословлённым, Мокроголовый, - сказал Камнепалый. - Мы возвращаемся в море. Флот Редвинов подползает к нам всё ближе. Встречные ветры мешали им всю дорогу вокруг Дорна, но теперь они, наконец, оказались достаточно близко, чтобы старуха в Староместе набралась храбрости для боя. Так что теперь сыновья Лейтона Хайтауэра двинулись к Заливу Шёпотов в надежде подкрасться к нам сзади и застать врасплох.
   - Ты-то знаешь, каково, когда тебя застают врасплох сзади, не так ли, - рассмеялся Рыжий Гребец.
   - Возьмите их на корабли, - скомандовал Торвальд Бурый Зуб.
   Так Эйерон Мокроголовый вернулся в солёное море. К пристани у подножия замка была пришвартована дюжина длинных ладей, и еще вдвое больше теснилось дальше вдоль берега. Знакомые знамена свисали с их мачт -  кракен Грейджоев, кровавая луна Винчей, боевой рог Гудбразеров, но на корме каждой ладьи развивался стяг, не виданный прежде жрецом. Красный глаз с черным зрачком под железной короной в сопровождении двух воронов. За ладьями на тихой лазурной воде покачивалось множество торговых судов. Когги, каракки, рыбачьи лодки, и даже один огромный когг, пузатый, как свиноматка, и огромный, как левиафан. Военные трофеи, сразу понял Мокроголовый.
   Вороний Глаз стоял на палубе «Безмолвия», облаченный в отливающий чернотой доспех. Эйерон никогда не видел раньше ничего подобного. Дымчато-темная сталь сидела на Эуроне легко и свободно, словно самый тонкий шелк. Каждую чешуйку брони окаймляли ало-золотые полоски, при движении мерцавшие и переливавшиеся. Металл покрывал сплошной орнамент магических рун и неведомых символов.
      Валирийская сталь.
      «У него доспех из валирийской стали».  
      Во всех Семи Королевствах ни один человек не мог похвастать, что обладает валирийскими доспехами. Такие вещи существовали лишь четыреста лет назад, еще до Рока Валирии, но и тогда они стоили дороже целого королевства.
   Эурон не лгал. Он побывал в Валирии. Неудивительно, что он сошел с ума.
   - Ваша милость, - сказал Торвальд Бурый Зуб. – Я привел жрецов. Что с ними делать?
   - Привяжи их к носам кораблей, - велел Эурон. - Моего брата – на «Безмолвии». Одного возьми себе, остальных разыграйте в кости. По одному на судно, кому достанется. Пусть они почувствуют на себе поцелуй Утонувшего Бога, мокрый и солёный.
   На сей раз немтыри не потащили Эйерона в трюм. Вместо этого его привязали к носу «Безмолвия» рядом с носовой фигурой, обнаженной девой, стройной, но крепкой, раскинувшей руки и волосы по ветру, с гладкой кожей на месте рта. Они туго связали Эйерона Мокроголового  полосками мокрой кожи, которая, высохнув, должна была врезаться в тело намертво. Наготу Эйерона прикрывала только борода и набедренная повязка.
   Вороний Глаз отдал команду. Чёрный парус взметнулся вверх. Отдали канаты и «Безмолвие» отчалило от берега под медленный бой барабана гребного мастера. Вёсла поднимались и опускались, и снова поднимались, вспенивая воду. На высоком берегу догорал замок. Языки пламени вырывались из зияющих проёмов.
   Когда ладья уже вышла на глубокую воду, Эурон обратился к нему.
   - Брат, - сказал он. - Ты выглядишь одиноким. Я приберёг для тебя подарок.
   Он кликнул своих ублюдков. Двое из них притащили на нос женщину и привязали её к носовой фигуре ладьи с другой стороны от Эйерона. Такая же голая, как деревянная дева, она отличалась от изваяния лишь едва округлившимся животом, намекавшим на ребенка, которого она понесла. Щёки девушки покраснели от слёз. Она не сопротивлялась, когда парни Эурона затягивали верёвки. Распущенные волосы закрывали мокрое лицо, но Эйерон и так знал, кто она.
   - Фалия Флауэрс, - позвал он. - Крепись, девочка. Скоро всё это закончится, и мы сядем бок о бок на пиру в подводных чертогах Утонувшего Бога.
   Девушка подняла голову, но ответа он не дождался. Немудрено. Чтобы отвечать, нужно иметь язык.
        Мокроголовый облизнул губы, и ощутил, как они солоны.

Спойлер

P.S. Вопрос к модераторам: может, пора уже организовать отдельную тему с переведенными главами "Ветров Зимы"? Их уже изрядно набралось.

[свернуть]

[свернуть]

[клеврис]

Наслаждаемся, одним словом

Слов нет,  он ещё сумасшедшее Рамси.
Мартина опять на жестокость потянуло.