Гостиница "Женщина из Танчико"

[Александр Тагере]

- Вы правы, госпожа Маренеллин, - ответил Александр малкирке, - позвольте предложить вам руку и провести в это уютное заведение. Прошу вас, - и открыл дверь в гостиницу.

[Лиса Маренеллин]

 Опершись на руку шончанина Лиса вошла в гостиницу. Жестом она подозвала к себе служанку.
- Нам необходим отдельный кабинет, - тихо сказала она девушке и положила ей в ладонь серебряную тарволонскую марку, - и поскорее, пожалуйста.
- Конечно, госпожа, - присела в реверансе служанка и пригласила гостей проследовать за ней. Поднявшись на второй этаж она подвела их к двери в небольшой кабинет.
  - Спасибо, - поблагодарила Лиса услужливую девушку, извлекая из кошеля золотой, -  А теперь, пожалуй, принеси лёгкого вина. Думаю, что майенское будет в самый раз. Сыр и фрукты.
Кабинет был небольшой, но уютный. У стола, стоящего у окна, стояло четыре удобных стула, на стенах, украшенных резными деревянными шпалерами, висели серебряные светильники. Окно было задрапировано нежно-зелёными занавесками, небольшой зелёный же тайренский ковёр завершал убранство комнаты.
- Ну что ж, теперь можно и поговорить, -  со вздохом сказала малкрка, когда за служанкой закрылась дверь, - Наша последняя встреча была... несколько сумбурной.

[Александр Тагере]

Пройдя в комнату вместе с малкиркой, Александр впервые за долгое время вздохнул свободно и не боялся прятать все свои эмоции и мысли, наконец-то став самим собой - тем, кто любил одну, ту, ради которой мог отдать все на свете.
- Госпожа Маренеллин, - сказал шончанин, встав на колено и взяв руку Айз Седай в свою и запечатлев на ней поцелуй, - Z был вынужден покинуть тогда вас, дела и долг призвали меня в Империю, но мои чувства, мое сердце по-прежнему принадлежит Вам, любовь моя.

[Лиса Маренеллин]

 - Любите? А что для вас любовь? - поинтересовалась лиса у Александра, - Это ведь не просто прогулки при луне и вздохи на скамейке...  Вы ведь должны понимать, что я не вполне могу доверять вам.
Малкирка отвернулась к стене и стала водить тонким пальчиком по резьбе шпалеры.

[Александр Тагере]

Встав с колена, Александр твердо ответил, постаравшись придать голосу спокойствие и уверенность, - Любовь - это смерть при жизни без того, кого любишь; это готовность отдать все тому, кто тебе дорог, даже жизнь, - и это готовность уйти, если прикажут покинуть,или если счастливы с другим, а ты - лишний, и если вы скажите мне, чтобы я у исчез из вашей жизни, я сделаю это, не спросив и не пожаловавшись.

[Лиса Маренеллин]

  Плечи малкирки поникли, когда она услышала ответ.
- Вы меня не совсем верно поняли, - все так же тихо сказала она, - Вы Шончанский генерал, а я Айз Седай. Женщина,способная направлять, которую по законам вашей Империи надобно посадить на цепь и сделать боевой собакой. Я знаю о том, что вы так не считаете, но ваши соотечественники... Поймите меня правильно, меня тянет к вам, хотя сказать только так было бы большим преуменьшением... Да и я не вполне вольна в своих поступках, впрочем так же как и вы.
  Лиса то и дело останавливалась и сбивалась. Она теряла нить рассуждения, как юная послушница, впервые пришедшая на урок логики. Молодая женщина боялась повернуться к любимому лицом. Разговор и так давался ей не легко, а продолжать в том же тоне и дальше, взглянув ему в глаза, она бы точно не смогла.

[Александр Тагере]

Боль нарастала в сердце Александра, который понимал, что такой долг, и что люди, которые посвятили себя служению чего-либо более высокого, чем просто жизнь, не могут позволить себе жить так, как хотят, как простые обычные люди. Набравшись сил, он сказал то, о чем, может, будет сожалеть всю жизнь, - Госпожа Маренеллин, свет мой жизни, я знаю что такое долг, и то, что мы не принадлежим себе, и потому я ухожу из вашей жизни, но стоит вам только позвать, - и пойдя к двери, шончанин вдохнул и взялся за ручку

[Лиса Маренеллин]

 - Да как вы... - последние слова Александра как кнутом обожгли Лису. Она резко обернулась и вскрикнула, - Стойте немедленно!
Айз Седай коснулась Источника и вскинув руку направила потоки Воздуха, которые мягко, но в то же время крепко опутали шончанина. Развернув мужчина лицом к себе, малкирка некоторое время просто смотрела ему в глаза. Она сама не знала что ему сказать.
*Как же всё просто было с ал'Кином, Он был моим карнейрой, а я была просто влюблённой девчонкой. Насколько же сейчас сложно... Я так и не научилась говорить о своих чувствах первой.*
- Я...я... тоже люблю вас, генерал... Но... всё так сложно... если вы сейчас уйдёте, то...  - Лиса хотела сказать, что у неё не будет больше сил и смысла жить, но не смогла выговорить не слова.  Потому что это было бы неправдой и истиной одновременно, - Я не знаю, что нам теперь делать...
  Она устало опустилась на стул, как вдруг в дверь постучались. Амерлин мгновенно взяла себя в руки, расправила плечи и лицо её вновь стало безмятежно спокойным. Служанка внесла в комнату поднос с фруктами и сырами и два кубка вина. Пои ставив всё это на стол, девушка присела в поклоне и моча удалилась.

[Александр Тагере]

Глядя в глаза своей любви, шончанин понял, какую боль он доставил сейчас малкирке, и его сердце зашлось в ужасе от того, что он мог её потерять, и лишь её слова оказали на него действие, подобное ледяному душу. Стоя, не в силах пошевелиться, и  подождав, пока уйдет девушка, принесшая закуску и вино, Александр попробовал привести свой разум в относительное спокойствие - но рядом с ней это было невозможно.
- Я готов бросить ради вас все, мне безразличны предрассудки,которые имеются у Айз Седай и шончан, я все отдам за то, чтобы быть с вами.

[Лиса Маренеллин]

 - Легко вам это говорить. На вас нет Палантина и вам не приходится ежеминутно, ежесекундно следить за тем, что говоришь и как выглядишь. Быть Престол Амерлин - это тяжёлая ноша, - как только за служанкой закрылась дверь, Лиса из холодной Айз Седай снова превратилась в обычную женщину.  Плечи снова поникли, а на глаза навернулись слёзы, - Видит Свет, я люблю вас и не представляю себе жизни без вас. Но и выхода из этой ситуации пока не вижу.

[Александр Тагере]

Чуть улыбнувшись, Александр сказал - Для начала было бы не плохо, если бы меня освободили от пут, которыми привязали Силой. - и посмотрев прямо в глаза Айз Седай, добавил, - Лиса Седай, я прошу вас оказать мне честь и стать вашим Стражем, дабы беречь, защищать и охранять вас от того, что может встать на вашем пути.

[Лиса Маренеллин]

  Лиса спохватилась и отпустила Источник, одновременно с этим исчезли и путы, удерживающие мужчину.
- Простите, - немного виновато улыбнулась малкирка. Последние слова собеседника немного её озадачили её и она ответила, - Стражем? Но у меня уже есть Гайдин, и я не Зелёная, чтобы иметь несколько Стражей... Конечно же это просто условность и традиция, но не мне её менять.

[Александр Тагере]

Почувствовав, что стал свободным от пут силы, Александр резко подошел к столу и наклонился над ним. В его глазах горел огонь, а в груди бушевала буря, и он чувствовал, что ещё немного, и он просто может сорваться. - Традиции - говорите вы, госпожа Маренеллин, - тихо и твердо сказал шончанин,  - это НЕ закон, и ради счастья другого человека я готов отринуть всё, что связывает и  сковывает меня. А по вашему, Айз Седай, - вдруг резко сказал шончанин, - я не нарушаю традиций? - но я готов на всё ради любви, а вот ВЫ любите?

[Лиса Маренеллин]

 - Люблю ли я? - возмутилась Лиса. Она резко выпрямилась и посмотрела прямо в глаза мужчине, - Неужели мне надо это доказывать? Неужели вы запамятовали, господин Тагере, что я принесла клятву не произносить ни слова лжи. Клятву на Клятвенном Жезле. И если я что-то говорю, то это правда. Я просто не могу солгать, даже если бы мне этого очень хотелось.

[Александр Тагере]

- Не надо говорить мне о Клятвенном Жезле, Мать - то, что вы принесли Клятву на нем, не значит, что вы в чем-то отличаетесь от других людей, не значит, что вы не можете допускать ошибок - может вам только кажется, что любите, может, этого чувства нет на самом деле. -  И тут шончанин аж вскрикнул, - Да, я смею говорить об этом - потому что тот, кто любит, - не станет прятаться за какими там традициями и установлениями, тем, кто любит, все равно, что будут говорить об их любви. А так ли это для вас, Мать? - и вдруг сел в кресло, поняв, что только что кричал, и тихо сказал - так не должно больше продолжаться... - и взглянул полными боли глазами в глаза малкирки.