ГДЕ-ТО ЕСТЬ ГОРОД… Повесть по мотивам "Колеса Времени" и земного бытия

[Джулин Моерад]

Где-то есть город: предисловие.

 Эта повесть родилась в далёком 2009-м году, в разгар моего увлечения замечательным циклом Роберта Джордана "Колесо Времени" и в ожидании его последующих книг.
  Мигом её рождения стал тот день, когда я, желая освежить цикл в памяти, открыл "Великую охоту", главу "Что могло бы быть" и строки "я опять победил".
  Я начал писать ещё тогда - но дело не клеилось. Казалось - чего-то не хватает. Словно нечто важное, ради чего и создавалась эта затея, ещё не обозначилось на "небосводе истории".
  С тех пор прошло восемь лет - и Эпоха, в которой была задумана повесть, кончилась.
  И художественный вымысел обогатился страшной правдой.
  Но лишь сейчас, на третий год эпохи новой, я завершаю задуманное.
  И теперь, в преддверии прочтения, стОит отметить совсем немного:
  Изложенные в повести коллизии не являются предметом надежд автора, однако соответствуют моим взглядам на диалектику добра и зла, а также источников их возникновения.
  Я преднамеренно включил в текст прямые и косвенные упоминания иных фантастических произведений, так как, по мысли Джордана, Колесо включает в себя всё сущее. Впрочем, моя концепция мира слегка иная: Колесо Времени в ней - лишь часть бытия. И - не лучшая.
  Обильно рассыпанные в повести  песни также не случайны. По мере написания они сами просились в текст - ибо в них я обнаруживал удивительные созвучия с действом.
  Кроме них, я вставил в повесть и собственные прозрения, являвшиеся словно из ниоткуда. Кажется, это называется "глюколовством".
  Все совпадения с живущими и жившими на Земле людьми: в именах, внешности и характере персонажей есть случайность либо прихоть Создателя, так как автор преднамеренно избегал параллелей с обитателями текущей реальности. Впрочем, реальность, описанная здесь, также не совсем "наша", кроме одного-единственного места, явленного во сне.
  Впрочем, следует признать, что на момент возникновения замысла некоторые события, ныне известные нам из новостей и описанные здесь, ещё не успели произойти.
  И ещё - вопреки так называемому "здравому смыслу" (изрядно дискредитировавшему себя в последние три года мировой истории), я запросто допускаю реальность описанного - пусть не в точности, но - здесь.
  Что делать с этим - решать тебе, дорогой читатель.
Пока Тармон Гайдон не грянул - время есть.
Хотя, уверен, его -  немного...

Искренне ваш,
Даниель Мэртон аки Джулин Моерад

P.S. Когда-то (да порой и теперь) критики, соискатели "смысла жизни" и прочие философы обожали выяснять "идейный посыл" того или иного произведения. Постараюсь облегчить им сей неблагодарный труд и скажу то, что думаю о своей повести сам.
  Я написал о том, как личное (что означенные умники любят называть "малым"), людское горе, привело ко всеобщей и МОРАЛЬНОЙ (то бишь - честной), победе зла. Ни больше - и не меньше!

[Джулин Моерад]

ГДЕ-ТО ЕСТЬ ГОРОД...
Или - история гибели одного из миров.

Повесть по мотивам «Колеса времени»
и земного бытия.

...Когда-то сюда пришёл Он -
Так давно, что он был всегда,
Сделал их всех теми, кто они есть,
Сделал всё это тем, что есть,
Но если ему надоест!
Поднимется ветер от мыса Клод,
Острова Лод, имени Год -
И тогда-то сюда явится Тот,
Восстанет вода, камень и лёд,
О, очень скоро сюда придёт
ТОТ.
(Ольга Арефьева, «Тот»)

13. - Раненые городом.

   ...Город не спал, несмотря на то, что зябкая ночь накрыла его покрывалом сырым и серым. Не спал, хоть ни одна звезда не сияла в безвидном небе, не горели фонари, и темны были фары машин, кое-где стоявших у дороги.
  Город не спал: холодный ветер терзал во тьме деревья, подымал с мёрзлой земли пыль, и гнал по улицам клочки бумаги - извечных вестников разрухи, горя и войны.
  Ветер ерошил тусклое зеркало луж, ухал железом крыш, скрипел оконными рамами - теми, где стёкол не было. Лишь кое-где в проёмах рдел свет – дрожащий и слабый, свечи, а не лампы.
  Свет будто боялся покинуть провалы окон, быть заметным, увиденным - и запоздалый прохожий обходил стороной дома, где было слишком много света. Проехала машина - и с проворством ящерицы прохожий вжался в темноту, в спасительные тени, незримые деревья и лужи с чёрной водой.
   Наверно, он пробирался домой - маленький человек раненого города. Возможно, он шёл с работы, в душе проклиная холод, ветер, замерший транспорт и комендантский час.
  Наверно, его кто-то ждал: жена, дочь или старый отец: ждал, с тревогой глядя за чёрный окноём; ждал, кутаясь в одеяло и кутая в газету свечу, чтобы она не была заметна с улицы; ждал, грея на углях немудрёную пищу: то, что послал день.
  Прохожий завернул за угол, откуда уже должно быть видно родное окно: капелька света на серой скале, когда-то бывшей стеною дома. Но открывшееся зрелище обожгло человека до самых костей: по центру стены сияла звезда.
  Яркая, электрическая, она словно смеялась над страхами людей, над их горем и надеждами, ей не было дела до того, видят её или нет, ей было плевать, что с лета район обесточен... Это могло означать лишь одно - где-то под парадным притаилась машина, а скоро из окна раздастся крик. Человек застыл, сражённый горем. Мгновением позже он слился с тенью закрытого ларька.
   Но время шло, а крик не раздавался. Человек несмело отделился от стены. Электрическая звезда продолжала сиять. Человек огляделся: машин вроде нет. Тогда - что это? Кто мог сойти с ума настолько, чтобы зажечь свет? Если жизнь не мила - о других бы подумал!
   Он бросил взгляд на стену ещё раз, отыскивая родное окно. Не нашёл - звезда мешала. Он постоял, разгораясь гневом, потом сорвался с места и нырнул в чёрный зев парадного, намереваясь сказать неведомым безумцам всё, что он думает о них и их неосторожности.
  А свет продолжал сиять: ровный, яркий и совсем не электрический. И старушка, взглянув на него из соседнего окна, торопливо перекрестилась...
   Тёмная лестница привела человека к открытой двери. Свет брезжил оттуда. Подавив внезапно нахлынувший страх, человек шагнул в прихожую.
  Она была завалена обломками мебели - будто их выбросил некий взрыв. Несколько секунд человек оторопело смотрел на телевизор, экран которого пробила ножка стула, и полосы обоев, словно содранные огромной тёркой. Из щели разломанного стола выглядывала сложенная книжкой стопка бумаги: человек вытащил её и сунул в карман, а потом осторожно заглянул в комнату.
   Свет шёл из-под потолка, от чего-то, похожего на шаровую молнию. Стены были ободраны до бетона, но на полу стояло строгое чёрное кресло, а в нём восседала женщина поразительной красоты, одетая в роскошное, вычурное платье. Она медленно оборотила лицо и улыбнулась. Изгиб её губ был столь соблазнителен, что любой ловелас отдал бы за него пол-жизни, но будто сама смерть глянула на человека из тех очей. Он бросился бежать прежде, чем осознал сие.
   Он не заметил, как слетел по лестнице во двор и вихрем ворвался в другое парадное. Мысли вернулись к нему лишь у знакомой двери. Короткая возня с ключами - и он дома. Но дом пуст, лишь на кухне, под огарком свечи, белела записка:
   "Мы в Новосёлках, у тёти Вали и останемся там. Здесь больше жить нельзя: у соседей за стеной, ну, бывших Свешниковых, появились постояльцы. Это не то, что ты подумал: я не знаю, кто они, но лучше бежать. Похоже, Лидку с хахалем уже пришибли, дочка ихняя лазит с одним из них, а он такое страшилище, что любой ужастик краше. А ещё им плевать на комендантский и своя электрика, понял? Как придёшь - живо к нам, хоть в полночь, хоть за полночь, вещи потом перевезём, по возможности. И, ради всего святого, не ночуй там, слышишь! Твои Вова, Люба и Маха."
   Вздохнув, человек направился к двери. Но тут случилось то, чего он боялся уже невесть сколько дней: парадное дома напротив озарил свет, взвизгнули тормоза и люди с фонарями, как муравьи, устремились в дверь. Минутою позже раздался тот самый крик, что порой преследовал его во сне - и тут же свечи в окнах стали гаснуть, весь квартал во мгновение ока окутался мраком и лишь огонь из странной комнаты продолжал гореть, рисуя на земле причудливые тени.
  Но суетящиеся люди словно не замечали его, крик повторился, двое с фонарями вытолкали из дверей простоволосую женщину и ещё кого-то.
   Смотреть дальше человек не стал. Он бросился на кровать, зарылся в тряпьё, когда-то бывшее пледом и задрожал: мелко и постыдно. Он лежал тише мёртвого, проклиная биение собственного сердца, слух его буравил тишину за дверью, но, кроме криков с улицы, снаружи ничего не происходило: ни дробных шагов, ни голосов на лестнице, ни рокового стука в дверь. Лишь за стеною, там, где горел свет, ощущалось некое присутствие: то ли шорох, то ли шёпот.
  Так он и ворочался с боку на бок, а сон всё не шёл, и смутный шёпот за стеной подстёгивал мысли: о странных постояльцах, спившейся Лидке, покойном Ваське и их разнесчастной дочери: то ли Светке, то ли Снежке. А ещё - о жене Махе с детьми, что не далее, как сегодня утром бежала из родного дома к тётке Вале, которая и не тётка вовсе, а так: приятельница по несчастью, недавно слегка "поднявшаяся" и от того - загордившаяся "по самое немогу", что вряд ли несёт Махе удачу...
  А когда наконец человек уснул - он вновь оказался в комнате с содранными обоями и шаровой молнией под потолком. Более там ничего не было: ни шкафа, ни стола, ни самой малой полочки - лишь круг из тринадцати высоких кресел, и тех, кто сидел в них.
  Восемь мужчин и пять женщин в нездешних, причудливых нарядах, казалось, о чём-то совещались. Светка-Снежка тоже была там: она присела у ног человека, облачённого в чёрное. На её коленях лежало две куклы, одеждой и лицом поразительно схожие с Лидкой и её безымянным приятелем. Время от времени она дотрагивалась до них, будто гладя...

*****
   - Дорогая, ты заметила, что к нам едва не пришёл гость? - спросил человек с сединою на висках женщину в роскошном платье.
   - Разумеется! Ведь я-то его и впустила.
   - Зачем? Неужели он понравился тебе?
   - Представь себе, да! Этакий храбрый туземец. Твоего Сторожа, кстати, преодолел...
   - Мечтаешь о новом любимце?
   - А если и так?
   - Неужто твои вкусы столь испортились, Камарейл? (1) – усмехнулся человек с сединой. - Этот туземец - почти старик, да и в молодости красотой не блистал.
   - Исключительно кому-то назло! - парировала женщина в роскошном платье. - Похоже, он способен на безрассудство, в отличие от тебя, Чами! (2)
   - Не надо Сергея Денисовича в любимцы! Он - единственный хороший человек на весь квартал, - подала голос девушка, сидевшая у ног.
   - Да неужто? - ехидно заметила черноволосая женщина в белом платье. - Уж не станешь ли ты нас уверять, что это - Он, собственной персоной, только... поизносившийся?
   - А было б неплохо... - вполголоса произнесла высокая смуглая женщина в чёрном. - И проблем никаких, и тебе - шиш...
   Женщина в белом метнула в неё испепеляющий взгляд. Смуглая встретила его безмятежной улыбкой.
   - У, змея... - прошептала женщина в белом.
   - Немедленно прекратить дрязги! - раздался голос человека в чёрном. - Тебя, Ланфир, (3) это тоже касается! Эвал, (4) готов ли ты изложить нашу идею?
   - Да, Ни'блис. (5)
   - Начинай!
   Один из сидящих встал, отряхнул соринку с нарядной рубахи, зачем-то посмотрел на девушку у ног, откашлялся и начал:
   - Спешу сообщить высокому собранию некоторые размышления и выводы, сделанные Моридином (6) и мной за последние дни. Надеюсь, они подарят нам некоторые перспективы и, я бы даже сказал, надежды на дальнейшее воссоединение с Повелителем (7).
   При слове "надежды" (8 ) человек с орлиными чертами лица явственно хмыкнул. Парень в ярком сценическом костюме дёрнул его за рукав.
   - Прежде всего следует вспомнить об обстоятельствах нашего появления здесь. Сражённые Погибельным Огнём (9), мы не имели ни малейших шансов на спасение и, тем не менее, возродились, а это значит...
   ...Элан Морин Тедронай (10) слушал его вполуха. В конце концов, это они двое думали, пока все прочие сперва радовались, а потом ужасались своему оживлению.
  Каждый из них претерпел смерть, которую сам Великий Повелитель считал окончательной. Элан умирал неоднократно - и мог сравнивать. В прошлые разы это было едва ли не игрой - мгновенно утихающая боль, полёт через чёрный коридор, вращение в многоцветном вихре и - новая плоть.
  В тот раз всё было иначе - будто отваливался мир целиком, будто внутри души рвались все нити, и холодная мысль "навсегда" успела обжечь - и кануть вслед за убегающим миром, а потом - ничто: ни тьмы, ни света, ни памяти. Вплоть до мига, когда все Тринадцать вывалились из ниоткуда в этой комнате пред ясны очи перепуганной девушки.
  Как выяснилось миг спустя, она нас призывала. И - призвала: неведомо откуда, невообразимо как. И очень быстро выяснилось, что попали они неведомо куда.
   Здесь можно направлять Силу (11) , не хуже, чем в его Эпоху, и немалое число людей наверняка обучаемо, и порой Направляет - иначе бы не было того, что здесь зовут "паранормальными явлениями". Но Направляют по желанию - считанные единицы и те, как правило, сами не понимают, как это у них получается.
  Их история - линейна: от рождения Вселенной до этих дней, и лишь в легендах есть смутный намёк на эпохи иные, что были и будут, только - не здесь; ну нет на этой земле их следов.
  Тут лишь изредка ощущается присутствие Великого Повелителя, а значит - мы вновь стали смертны, а умерев, окажемся в руке Создателя, каким бы он ни был. Это создавало особенные сложности: пока все прочие Избранные слушаются его, но что будет завтра? И чего стоит титул Ни'блиса, если за плечами не стоит Великий Повелитель?
   А Балтамель, меж тем, перешёл к сути:
   - Из вышеописанного следует, что мы действительно выпали из основного потока Колеса и находимся в некоем сопредельном мире, также движимом Единой Силой. Но, если мы не хотим состариться и умереть здесь, то должны искать выход и я утверждаю, что этот выход есть!
   Жестом фокусника Балтамель извлёк из-за спины книгу.
   - Вот - летопись наших Эпох, изданная тут (12). Но только ли провиденье писателя связывает наши миры? Мы утверждаем, что нет! Должны быть души "оттуда": аналоги, отражения! И, если не вдаваться в доказательные подробности, нам следует искать Дракона Возрождённого (13), который тоже ходит по этой земле. Найдя его и использовав, что будет нетрудно, учитывая местные реалии, мы либо со славою вернёмся в Колесо, либо откроем Великому Повелителю путь в этот мир!
   - Где ты собираешься его искать? – спросил человек с орлиным носом. – Земля велика...
   - Он должен быть здесь, поблизости, потому, что мы связаны.
   - В одном лишь этом городке - тысяч сто! Если он - не знаменитость, мы не управимся и за век.
   - Для того-то я и собрал вас, - перебил Демандреда Ишамаэль. – Пусть каждый выскажет свои соображения, возможно, цель ближе, чем нам кажется.
   - Да будет так! - провозгласила женщина в белом.
   - Присоединяюсь к Ланфир! - подала голос Месаана.
   - И я!
   - И я...
   - Здесь не Зал Слуг! (14) Сейчас мы обдумаем пути и средства, а потом каждый их выскажет.
   - Я не закончил! - произнёс Балтамель.
   - Что ещё... - проворчал Демандред.
   - Говори! - Ишамаэль оборотил к Балтамелю лицо, точёное и злое.
   - Я предлагаю сделать то, что и так само собой разумеется - провозгласить Снежную Леди новой Избранной.
   - Такан'дар далеко, - обронил Саммаэль. (15) - Как она встретится с Повелителем?
   - Потом встретиться! - оборвал его Равин. - Вряд ли Повелитель будет против.
   - Пусть сперва научится, - хмыкнула Месаана.
   - Конечно провозгласить! - взвился Агинор. - Да с таким талантом в Коллам Даане (16) её бы на руках носили!
   - Сойдёт, - бросила Семираг. - Она мне нравится.
   - Тринадцать – слишком хорошее число, - задумчиво изрёк Демандред.
   - Поздно. Она уже - одна из нас, - прошептала Грендаль.
   - Быть может, Повелитель послал нам её через миры. Он разгневается, если мы не оценим дара, - сказал Асмодиан.
   - Это точно, - зябко поёжилась Могидин.
   - Она вернула нас к жизни, - медленно произнесла Ланфир, глядя то на Снежану, то на Балтамеля.
   - Не рано ли? - скептически улыбнулся Бе'лал. - Иные по сто лет признания добиваются...
   - Не рано! - ответил за Балтамеля Ишамаэль. - И быть по сему! Снежная Леди, встань в круг!
   Девушка несмело поднялась.
   - Я, Моридин, Ни'блис, Тень Тьмы и Душа Мрака, именем и волею Шайи'тана, Великого Повелителя Всего и Вся, меняю твою судьбу! Отныне ты - одна из Тех, Кто Избран Править Миром Вечно! (17) Да будет так во веки веков!
   - А теперь - все свободны, пока я не призову вас, дабы вы изложили мне свои соображения.

[Джулин Моерад]

    ....А за стеной проснулся Сергей Денисович, бывший Серёга Ястребиное Крыло, и не сразу смог понять, где находится. Недельная смена в депо переворотила мысли не хуже плуга, и он долго искал рукою титан, чтобы напиться. Титана не было. Значит, он не в вагоне. А тогда - где? Дома? Но где же Маха? Ах, да, уехали к Вальке, от соседей за стеной. Нашли от чего бежать! Валька тоже на бомбе сидит, не сегодня – завтра рейдеры и на фермы нагрянут, в городе хоть видимость порядка есть.
   А, кстати, снились мне эти соседи и, надо же, в виде Отрекшихся, прямо как в былые дни. Сколько лет прошло, как он последний сон о фэнтези видал? Эх, стареем, и всё - зря...
   Соскользнув с койки, он провёл рукою под столешницей. Фляга была на месте. Скрутив крышку, он жадно прильнул к ней, глотая технический спирт, потом распахнул окно и закурил.
   В окно ворвался чёрный ветер, истинный Мачин Шин (18). Он швырнул в лицо Сергею Денисовичу пригоршню дождя и грязный клочок, некогда бывший конвертом, а потом запел в оконной раме о боли, крови и смертях. Сергей Денисович развернул бумагу. И долго рассматривал обрывок письма, вернее - кусочек фотографии. "Маша, Коля и Верочка", значилось на обороте. Обрывок сохранил лишь одно лицо. Ему показалось - то было лицо простоволосой женщины, изгнанной из дома сегодня ночью.
    Слёзы хлынули внезапно, как то бывает, когда долго не плачешь. Бережно, как святую реликвию, держал он в руке чужое письмо, и вслед за слезами навалились образы и память.
    Он вспоминал юность и книги, мечты и игры: великое множество книг и игр. В те дни он не боялся ни Бога, ни чёрта, а уж тем паче - Отрекшихся. Когда он одолел первого? На "Манетерене"? (19) Ах, нет, на "Драконовой горе"
    Он был айильцем, мастер выписал ему "тарашку" в виде сертификата Направляющего, он, согласно традиции, пошёл убивать Тёмного, а завалил, кажется, Бе'лала, в положенное время сбрендил, вынес кучу троллоков, а в мертвятнике его поджидал сюрприз: мастер впопыхах дал ему чип Саидар! Вот смеху-то было! Бе'лал, катаясь по траве, предложил ему идти в Избранные, под сенью Повелителя, мол, всё сойдёт. А Шириам обещала пристроить в Белой Башне сразу в Принятые, после смены пола, разумеется. Но мастера были непреклонны, и Серёгу выпустили Драгкаром, (20) "которому читать не обязательно".
    Потом был "Тармон-Гайдон" (21) - игра всех времён и народов, сразу после экранизации. Вот когда было жарко! Девять дней, за которые он побывал шайнарцем, лордом (22) Тира, Стражем и Белоплащником, сражался с Шончан, у колодцев Дюмай, осаждал Белую Башню, погиб на руинах Малкир.
    А в конце, будучи Аша'маном, в третий раз штурмовал Шайол Гул. Вот тогда-то они и поквитались за всё: за Андор, Малкир и Башню, развалины Танчико, утопленный Шончан и Тир под Погибельным Огнём. Он сразил двоих: Ланфир и Месаану, но Саммаэль его таки-достал...
    Его, как, впрочем, и всю игру, спасли мастера, уж никак не желавшие отдавать победу Тёмному. Чрезвычайно вовремя найденный Рог Валир (23) переломил ход сражения. Он ворвался в Такан'дар в числе Героев Рога, но Ишамаэля, успевшего набрать немеряную "экспу", пришлось валить всем миром: впереди, само собою, Рандушка, наш Дракон Четырежды Возрождённый, Мэт, (24) Найнив и дюжина выживших Героев, среди которых Илэйн, Перрин и я... Господи, где все они теперь? Помнят ли те дни, и часто ли вспоминают? Что с ними? Живы ли, бедствуют или пристроились? И как пристроились? В памяти всплыла его работа: бесконечная череда вагонов на ремонте - и эшелоны, уходящие вдаль, увозя их жизни в оплату неоплатного долга. Мерзко, конечно, но бывает хуже.
   Он попытался вспомнить бездомных, через которых переступают, не замечая, но вспомнилось иное: похотливую ухмылку соседа за стеной, затравленные глаза Снежки, визг тормозов в ночи, огни в парадном и крик... Только не это, только не это - увидеть среди этой рейдерской мрази одного из наших...
    Почему "коллекторы" всегда приходят ночью? Для пущего страха? Или, подобно вампирам, боятся дня? Эх, зажечь бы в ночи некое нездешнее Солнце, то-то бы они скукожились! А может, оно и было у нас, Солнце иных миров? Не даром же ему порой кажется - буде мы вместе - не допустили бы непотребства. Быть может, позови мы вместе Героев Рога - и те бы явились в чёрный час. А теперь, наверно, и Рог Валир нас не подымет...
    Они расстались раньше, чем начался кошмар. Разлетелись по семьям, разбежались по домам, и не от того, что семьи вдруг появились. Разбежались навстречу мечте о стабильной, обеспеченной, правильной жизни. И утратили дружбу, и сказки, и Нездешнее Солнце, и праведный бой, а приобрели долги, дрязги, измены и водку.
   Они с Махой отошли от тусовки потому, что не хотели видеть развод Арагорна и Арвен (25) и то, как Гимли тихо спивался. А теперь и он не помнит, кто кем был. Илэйн на "Тармон Гайдоне" играла Маха, Найнив играла себя, Мэта - покойный Петька, Перрина - Васька Шуйский, а кто были Эгвейн, Ланфир, Кадсуане? Кто был Ишамаэлем, наделавшим нам столько хлопот? Надо же - запамятовал. Игру - помню, а имена - забыл...
   Зато, как наяву, он вспомнил девочку-соседку из квартиры за стеной, её мать – тогда ещё не Лидку, а  Лидию Егоровну, её мужа, живого и весёлого, и своего сына – будущего адвоката. Это было всего лишь тринадцать лет назад, но - в другом городе и другой Вселенной, где в комнатах горел свет, а на кухне – газ, где люди ходили в кино, а по выходным – выезжали за город, где в будущем жили надежды, а в прошлом – не только долги, где в ночи боялись тьмы, а не света, и никто не был вправе выбрасывать людей из жилья, на растерзание ночному ветру.
   Впрочем, всё начиналось уже тогда: долги и кредиты, рухнувшие заводы, отмывка денег и афёры на каждом шагу. Плохо, но сносно; казалось, так продлится вечно, либо станет лучше, мало кто думал, что прозябание тоже кончается, и никто – что кончается именно так...
   Потом было "возрождение" и "вставание с колен" - так это тогда называлось. И понеслась военная истерия - мол, вокруг враги, скоро сожрут.
   И враги действительно вскоре появились - в виде бывших братских республик, куда "великая и могучая" решила залезть на плечах наёмников и местной мрази.
   Он старался не принимать участие в ура-патриотическом угаре, но хорошо помнил искажённые воплями лица тех лет - пока они были живы.
   Затем, как водится, случилось то, чего никто всерьёз не ждал: атомная война... если, конечно, её можно назвать войною. Правительство, окончательно потеряв голову от безнаказанности, нанесло ядерный удар по маленькому городку на севере Европы, надеясь, что противник, испугавшись, уступит. Теперь уже бесполезно спорить, "как было бы" - ибо не уступил капитан одного из подводных ракетоносцев - и дюжина весёлых "Трайдентов" (26) понеслась к цели...
   Про иное говорят: "кто не был там - тот не поймёт". Мы не знали, какова атомная война не в блокбастерах, а на самом деле. Оказалось - страшнее смерти. Более прочих повезло тем, кто сгорел в огненных штормах либо исчах неделю спустя от лучевой болезни. А ещё - жителям мелких городков на юго-западе аграрной зоны, где перерабатывался сельхоз-продукт. В городах побольше выжившие питались человечиной, и ой - не мёртвой! Покойникам, как известно, свойственно протухать... А потом грянула ядерная осень. И, как всегда, пострадали невинные.
   "Россиянин, ты виновен!" - едва ли не само небо кричало нам, потрясая умершими с голодухи африканцами, китайцами, индусами - жертвами величайшего в истории неурожая.
   "Русский, гори в аду!" - вторили им выжившие в испепелённых городах - жертвах ответного удара.
   Но более всего человеку запомнилось иное: орбитальное фото, сделанное сошедшим с ума сотрудником NASA: площадь, кою поразили две первых боеголовки. В тот день на ней вершился подлинный шабаш - вся президентская рать, продажное духовенство и тысячи идиотов молились о скорейшей погибели супостата...
   ...Первый взрыв был высотным - и ударной волной впечатал толпу в камень. А второй, пониже - расплавил брусчатку. На снимке это выглядело безбрежным стеклянным полем, сквозь которое проступают лица с застывшими в беззвучном крике ртами - словно на Землю пал Коцит - последний, ледяной круг Дантова ада, где навечно погребены обманувшие доверие...
    А когда пыль и холода улеглись  - все, кому не лень: от Штатов до Буркина-Фасо, потребовали репараций. И вскоре свет погас, а он, тогда ещё Сергей Денисович, главный инженер водонасосной станции, лишился работы, был бит в манифестациях тех дней, чудом избежал шальной пули и после голода и холода с трудом устроился слесарем на вагоноремонтный, что б помогать вывозить из страны всё подчистую: от лома до чернозёма.
    Снова вспомнилась девочка, как её звали? Светлана? Или – Снежана? Поразительно, но он забыл её имя. Зато помнит книги, что давал ей читать. Пухлые тома фантастики – его любовь с тех давних лет, когда на одной из ролевых игр он встретил Маху. Сказка повенчала их, сказка дарила им радость бытия, и он, и она в те дни воображали себя легендарными героями, порой им казалось, что так и было, в какой-то иной, волшебной жизни. И даже круговерть быта не охладила их пыл, а вскоре явился и наследник: Яшка-Промакашка, будущий гений юриспруденции: теперь героем воображал себя он. Воображал - пока не сгинул в тюрьме на седьмой год "возрождения"...
   Тогда он, Серёга, плевал в лицо следователям и зло шипел, мол, вам не обойдётся.  Не обошлось... И вот мы должны едва ли не всему миру, Маха бежит из родного дома к Вальке в деревню, куда пока не добрались рейдеры, муж Лидии Егоровны повесился в камере, сама она спилась, а Светлану-Снежану насилует сожитель матери - мелкая сошка коллекторной кампании. А он, легендарный герой былого и грядущего, ничего-то поделать и не может. Разве что... кто б не зажёг тот свет в ночи - он, Серёга Ястребиное Крыло, одобряет его! Да, одобряет: если они, неведомые и ужасные, свернули шеи Лидке с хахалем, да на глазах у Светки-Снежки! Так им и надо, так и надо! Погибельным Огнём всех рейдеров, правительство и прочую сволочь, а заодно и трусов за окнами, всю эту мразь, жмущуюся по углам! Да сожги этот "кто-то" хоть весь мир - он, Серёга, не скажет в поперек и слова! Потому что ничего не осталось, кроме драных одеял и проданных книг...
    А ветер крепчал, ветер бил в лицо клочьями тумана, иссушая слёзы до рези в глазах. И Сергей Денисович попытался закрыть раму, но она не подалась. Проклятый ветер что-та заклинил в ржавой петле, и пришлось шарить в потёмках, перегибаясь за подоконник. Наконец, потеряв надежду что-либо нащупать, Серёга - Ястребиное Крыло послал раму к троллокам и отправился спать. Глянь он во тьму снова - увидел бы Ишамаэля на соседнем балконе, метрах в трёх от себя...

*****
    Элан Морин Тедронай смотрел на город, а город смотрел на него. Смотрел сотнею глазниц: пустых, тёмных и озарённых огнём. Город умирал и стонал в агонии от множества ран, которых не Исцелить (27).
   Там, за чёрными окнами, спали его жители и требовалось совсем немного Таланта, что бы узрить их сны: сны о прекрасном "вчера" и ужасном "сегодня": клубки горя, отчаянья и злобы.
   Заснул и сосед за стеной: надо же, ему сниться Колесо. Но не обязательно потому, что он родом оттуда - недавно здесь играли в события о нас, по той самой книге. А может, и не просто играли, одно другого не исключает, хотя вряд ли он был Ястребиным Крылом (28). А жаль, неплохо бы встретится за доской Ша'рах: (29) Артур был сильным противником.
    Из-за угла выбежала женщина, бросилась к куче узлов, лежащих у парадного, схватила один, другой, пыталась сдвинуть третий, упала на них и заголосила. Тотчас же, как по волшебству, немногие огни в окнах погасли. А женщина всё кричала, стенала, хваталась за неподъёмную ношу, падала под её весом и голосила снова, пока из подъезда не вышел человек с палкой и принялся молча, методично её избивать. Она враз замолкла, пытаясь зарыться в гору вещей, он вытащил её за волосы и, осыпая ударами, погнал по улице. Потом вернулся, просунул палку в два узла, взвалил на плечи и скрылся в дверях.
    Чёрный вихрь пронёсся по улице. Вихрь взметнул к небу облако бумаг, сорвал с крыши лист железа, разметал по дороге узлы и плотный, как таран, ударил в стену дома. Щит Силы остановил его, но несколько капель дождя попало Ишамаэлю в лицо, да тонкий ус тумана, обретя подобие жизни, зазмеился у ног. Элан брезгливо сжёг его потоком Силы. "Так уже было. В Аридоле. (30) Надеюсь, Артур не родился здесь. Даже для него это - слишком..."
    Уходя с балкона, он подумал, что вопреки собственному прозвищу, принёс этому городу надежду. Надежду на продолжение. Что бы не уготовил им Великий Повелитель, это - будущее, пусть и в невообразимых человеку формах. А без Него их ждёт смерть - в холоде, грязи и блевотине, под вечную песню Чёрного Ветра...
    В комнате никого не было, даже кресел: он сам поместил их в Лакуну (31). Он обошёл комнату несколько раз, вспоминая, как пять дней назад оказался здесь. Эта девушка... здесь ходит поговорка "Вера горами движет". М-да, иначе не объяснить то, что она сотворила. И какими полными надежды и обожания глазами она смотрела на них, прекрасно зная, кто они такие. По крайней мере, причина любви выяснилась тотчас, после знакомства с её милыми родственниками...
   Ах, с какой страстью она громила мебель и обдирала эти стены, когда он и Ланфир Соединились (32) с нею! И какие замечательные куклы получились из насильника-отчима и предательницы-матери! Откуда только научилась? Элан не понаслышке знал, сколь это сложно, когда-то у него был целый камин таких "куколок"...  "Прав Агинор - ай-да девчонка! А, кстати: где она?"
    Он нашёл её быстро и именно там, где предполагал. Эвал Раммен не утруждал себя роскошными жилищами: проведя пол-жизни в экспедициях, Балтамель умел создать романтический приют воистину где угодно. Тем более - на старом чердаке, будто нарочно созданном для свиданий... Она сидела у него на коленях, а он, приобняв за плечи, что-то нашёптывал ей на ухо.
    - А знаешь, Снежана, Эвал Раммен известен как величайший ловелас Эпохи, - сказал Ишамаэль, неслышно подойдя сзади. - А ещё он любит заниматься раскопками за деньги прекрасных дам, а не так давно сам был женщиной. (33)
    - Обожаю трансвеститов! И секс втроём - тоже! - произнесла Снежана с явным вызовом.
    - Да хоть вшестером! Мне нет дела до твоих интимных пристрастий, даже если ты превзойдёшь Грендаль! А вот о том, что прямо сегодня твой кавалер подарил тебе смерть - следует вспомнить!  - изрёк Ишамаэль,  громоздясь над Снежаной, как туча. Девушка разом сжалась, словно стремясь затеряться в объятиях Балтамеля.
    - Что ты имеешь в виду, Элан? - уставился на него Балтамель.
    - Не более, чем звание Избранной, навязанное тобой. - Или ты забыл, к чему оно ведёт... в большинстве случаев?
    - Неужто ты полагаешь, что кто-то посмеет её тронуть? Держу пари, даже Барид Бел благодарен ей!
    - Пока - благодарен. Пока мы - здесь. О, я успел заметить, во что превратился Круг Избранных на этой земле! Прямо овечки с выставки, сама кротость... Особенно, когда при помощи тер'ангриалов язык в себя вгружали и потом возились с местной... Сетью, дабы ориентироватся в новом мире! Но причина этому - страх! Страх смерти, страх неведомого - вот мы и жмёмся друг к другу. И к ней, полагая её шансом Повелителя. Но то ли будет, если мы вырвемся отсюда, и Демандред вдруг вспомнит, что его обошли снова? Да и Саммаэль с Бе'лалом не лучше. Ты подумал об этом, Эвал? А если подумал - сказал ли ей?
    - Мне кажется, она успела понравится кое-кому...
    - Да, Ланфир, она порой сентиментальна. Как и Асмодиан. А Бе'лалу, как ты, надеюсь, заметил, она понравилась в... личном смысле. Но сердце его переменчиво... если оно вообще есть.
    - Но Агинор, Семираг...
    - Агинор всегда мечтал об ученице и... матери его зверушек. Семираг, возможно, тоже. И в этом - её единственный шанс. Меж тем пока она - невежда, а ты ей о любви поёшь.
    - Я буду её учить...
    - Ты? Учить направлять Саидар?! (34) - хохот Ишамаэля, как гром, прокатился по чердаку, из глаз его брызнуло пламя. Снежана дёрнулась, как от удара.
    - Я имел в виду...
    - Что неплохо бы развить её таланты прежде, чем посвящать в проблемы высокой науки. А для этого не найти никого лучше Месааны, не правда ли?
    - Она не любит меня... - подала голос Снежана.
    - Она трепетно любит любого, кто её просит, по крайней мере - до тех пор, пока ей есть, чему учить. Попроси - убедишься! И советую сделать это побыстрее, прежде, чем за тебя возьмётся Семираг!
    Он посмотрел Снежане в глаза. Она не отвела взгляда.
    - Ладно, воркуйте пока. А ты, Эвал, впредь сообщай мне о своих намерениях. Этот случай я по старой дружбе прощаю, но ты знаешь, что бывает с теми, кто пытается мной манипулировать!
    С этими словами Ишамаэль открыл Врата. И вышел ко льдам Антарктиды и красному Солнцу, до половины ушедшему за горизонт. Здесь, под куполом Силы, он создал дом. Ему, как и Балтамелю, было безразлично: все ли оценят его затею. Но, в отличие от него, он стремился к уединению.
    Но вряд ли возможно уединиться от собственных мыслей. Он продолжал думать о Снежане так, будто она была ему другом или роднёй. И это было, по меньшей мере, странно. Он не имел детей, его любовный опыт был невелик и несчастлив, ему было почти неведомо то, что люди называют дружескими чувствами. Приятели, единомышленники, интересные собеседники, вроде Балтамеля - были, но ближе - никогда. Забавно, но при этом его, Элана Тедроная, считали другом очень и очень многие. Даже Теламон с Илиеной... (35) И тут - эта девчонка. Почему?
    Она выдержала его взгляд. Её не страшит Семираг. Её вообще ничего не страшит, будто наихудшее уже позади... а ведь так оно и есть.
    Так и есть - потому, что пять дней назад никаких надежд у неё не было. Лишь каждодневные издевательства и перспектива однажды погибнуть от руки пьяного мерзавца. За что ему, кстати, ничего не будет, даже от родной оскотиневшейся матери. А вот ей - будет: людское презрение - если останется жива, или суд Создателя, если жизнь прервётся.
    Он долго плевался, познакомившись с верой этих людей, с тем, как она преломляется в их сознании. По их мнению, Создателю нечего делать, кроме как мелочно выискивать поступки, не соответствующие его воле. И, независимо от причин, итог всегда один - кара. Прижизненное горе, скверное перерождение или падение к Великому Повелителю: эти люди не договорились, что из трёх - истина, но поразительно единодушны в том, что кара неизбежна.
   При том, за бездействие кара не полагается, и те, кто молча проходил мимо рыдающей Снежки, могут ничего не опасаться ни в этом, ни в будущем бытии. Достойно удивления, что здесь столь мало "друзей Тёмного". Великий Повелитель местных легенд лучше уже потому, что имеет мужество сражаться с таким Создателем!
    Поразительно, что у Снежки не раскололась душа. Лишь глупцы полагают, что она, мол, неразрушима. Он, Ишамаэль, однажды превзойдя мрачную славу Семираг, экспериментально доказал, что это не так. Именно крушение надежд и расщепляет душу, а Снежка, меж тем, цела. Чудо сродни тому, как у Троллоков  рождаются Мурдраалы. (36) Здесь не обошлось без воли Повелителя, возможно, Асмодиан прав, и сам Шайи'тан откликнулся на её зов? Так и должно быть: кровь зовёт кровь!
    А он устроил ей выволочку: в точности, как строгий отец. Со стороны можно подумать - взревновал к Балтамелю, а на самом деле... хотел защитить от последствий звания Избранной, полученного прежде времени? При этом сам полагая, что уж она-то заслужила милость Повелителя поболее многих. "Я забочусь о ней? Вот так-так..."
    Он постоял немного, обдумывая понятое так и этак. Потом огляделся. Кровавое Солнце недвижно висело у края небес, а низко над горизонтом сияла одинокая звезда. "Венера, мир раскалённый и прекрасный, - подумал он. Однажды я создам дом там, а этот отдам Снежной Леди. И тогда каждый поймёт: обидеть её - связаться со мной!"
    Он открыл Врата, досадуя, что не может проколоть Узор Истинной Силой. (37) И вновь оказался на пороге комнаты с бетонными стенами, но не вошёл в неё, а, обернувшись на каблуках, шагнул в коридор. И долго стоял над грудой обломков, недавно составлявших чью-то жизнь.
   Он пытался найти нечто, принадлежавшее Снежане - и не находил. Лишь тряпьё, бутылочное крошево, обломки грязного стола да примитивный визор, за которым местные проводят часы и дни. Если они и были - её вещи, то давно выброшены или проданы. Разве что маленькая бумажная картинка ещё хранит тепло её рук. Ишамаэль уже знал, что перед ним - так здесь изображают Создателя. Он поднял икону с пола.
    - Когда-то она молила тебя о спасении, - вполголоса проговорил Ишамаэль, держа икону в ладонях. - Долго молила, трепетно, до сих пор след не сошёл. А ты не торопился...  Почему - я тебя спрашиваю? Молчишь... Всегда молчишь.... А зря - ибо враг твой оказался милосерднее, Рыбарь сам пожелал быть у него - и ныне мой ход!
   Он внёс икону в комнату с ободранными обоями и закрепил на стене напротив окна.
   - Надеюсь, видеть ты ещё не разучился?

[Джулин Моерад]

*****
   Серёга - Ястребиное Крыло спал и видел сон. Чужой сон - с ним такое порой случалось: когда-то - редко и сны были смутны, после женитьбы - часто, после войны - снова изредка. Ему снилась Маха, вернее - ему снилось то, что снилось Махе. Она пребывала в полудрёме, устав после какой-то неприятной беседы, возможно - с тётей Валей. Она вместе с нею злилась на мужчин - и не мудрено: пол-года назад Валькина семейная жизнь уже была не сахар - и вряд ли изменилась к лучшему. Потом, поворочавшись в кровати, Маха стала вспоминать молодость: веселье, игры, Яшку... - но тут же прервала себя:
   "Дура я была дурой! - едва не кричала Маха во сне. - Драпать надо было из этой проклятой страны, как из чумного города, а мы вместо того в игрушки играли! А этот дубина стоеросовый до сих пор о том ностальгирует!
   Сергею Денисовичу, даже сквозь сон, стало очень-очень горько.
   - Прошлого не вернёшь, - прошептал он. - И кто его знает: были бы мы живы, сбеги за кордон. Едва ли не все города, что были для наших сограждан предметом мечты, ныне в пепле и руинах. Там был бы и наш пепел, а так... да, дела плохи и надежд не видать, но это не повод надругаться над тем, что было дорого, и что у нас никто не отнимет, ибо память отнимаема лишь вместе с жизнью. По крайней мере - пока мы ею дорожим...
   А Маха всё ворочалась в полудрёме и сон её Серёгу не отпускал. На этот раз до Махиных ушей долетала перебранка тётки Вали ещё с кем-то.
   - Мы столько прошли, где твоё сердце! - возглашал мужской голос.
   - Тебе сказать, или - не при мужчинах? - огрызался женский. - Своё ты там же забыл?
   - Оно - у тебя, ты знаешь...
   - Ага, прямо как в песне: "Возьми моё сердце, возьми мою печень, возьми мою почку, возьми и вторую!" Всё, мол, возьми, только хуя оставь, дабы в чужие щели совать чего было. Так ли, козёл?
   Ответом были невнятные восклицания.
   - Да ты расслабся, мне уже похер, - примирительно произнёс женский голос. - Ты мне теперича без надобности: что с хуем, что - без. Иной завёлся, потвёрже твоего. И не только - в штанах.
   Раздалась оплеуха, потом - звон разбитой посуды, мужские маты, быстро перешедшие в визг, коий звучит лишь тогда, когда человека чем-то ошпарили, далее - визг женский, вопли "убивают!!!", глухой удар, мужской вскрик, стук отворяемой двери, да грохот чего-то, летящнго беглецу вослед.
   Махин страх там, в далёких и малознакомых Новосёлках, был столь силён, что Сергей Денисович едва не подскочил на кровати, мигом выпрыгнув из объятий сна. Он огляделся, поначалу не соображая: сперва - где он, а потом - куда девалась Маха. Наконец, вспомнив то и это, он лёг спать вновь, но сон не шёл. Он ворочался так и этак, пытаясь, как то бывает при бессоннице, отыскать "ту самую позу". Но вместо неё - отыскал плотный свёрток бумаги, оттягивающий карман. Серёга встал, зажёг коптилку, и при свете её принялся читать плотные, мелованной бумаги, листы, пропечатанные на добром довоенном лазерном принтере.
   "Где-то есть город" - значилось на первом из них.
   
*****
ГДЕ-ТО ЕСТЬ ГОРОД.

   "Только бы не увидели, только бы не увидели, меня не видать, меня - не видно, ах, троллок подери, - только не Направлять, только не Направлять, заметят ведь, поганки! - страстно шептал Антошка Сенцов, известный в ролевых кругах, как Ранд ал'Тор, пробираясь по задворкам далёкого микрорайона сквозь душную летнюю ночь к дому Лилии Матвеевны. - Повелитель Тьмы, если ты вообще где-нибудь есть - помоги, а? А то на Создателя в таком мраке надежд мало... Только бы не увидели, только бы не почуяли, только бы своим тер'ангриалом растреклятым не определили, Мурдраала им в постель, стервозницам! А-а, проклятье, ещё один забор!"
   А ограды всё не кончались... Да если б просто заборы: едва ли не каждый подъезд, каждый ларёк, каждый цветник и каждая автостоянка были обнесены заборами, заборчиками и заборишками - хоть в четверть метра высотой, но всё равно - чертовски мешающими пробираться ночными дворами. Порой Антошке казалось, что он сослепу выпал из этого мира в какой-то другой: наверное - в тесный и жуткий мирок, где вся земля поделена на квадратики - оройхоны, а где не поделена - там разверзглась бездна далайна с голодным Йорол-Гуем на дне. (38)
   Вот наконец и дом. Невысокий заборчик - ровно по грудь, а не "ного-лом по-колено", калитка открыта, над дверью горит одинокий фонарь. Взойдя на крыльцо, Антошка несмело постучал.
   - Кого Драгкар несёт? - раздалось из-за двери.
   - Элан, это я, Ранд! Кончай с Тёмным трепаться - открывай!
   - Фуф, чего так поздно?
   - Прятаться пришлось. Эти возле автостанции так и рыскают.
   - Хвоста нет?
   - Откуда? Они слишком гордые, что б заморачиваться.
   - Заходь!
.....   .....
   Антошка прошёл длинным тёмным коридором, пахнущим самыми что ни на есть домашними запахами: укропом, яблоками да мышами, и, вступив в слабо освещённую комнату, тихо присвистнул.
   И было с чего: заместо электричества по комнате тихо плавали летучие огоньки на манер болотных, в углу неестественно бездымным пламенем пылал камин, сварганеный из картонного короба, а над столом парИло нечто и вовсе странное: будто линза без рамок, и через неё лежащая на блюдечке печатная плата казалась огромной, как гора.
   - Ты... Направляешь здесь? Но это опасно!
   - Уже нет. Лилейн сплела некий барьер, на манер Фар Мэддингского тер'ангриала, (39) только - кольцом, и теперь внутри - Направляй, сколько влезет, а снаружи - не видать. Света, кстати - тоже.
   - А если - сверху?
   - Так айзседайки (40) - не летают. И под землёю, вроде, не шастают.
   - Круто! А чего это вообще Лилейн помогать нам решила?
   - Вот её и спроси, как придёт.
   - А где она?
   - Полагаю, айзседаек замолаживает. Среди них тоже вменяемые личности есть.
   - Ой, не верю! Ты в курсе - Саммаэля укротили. (41)
   - Да ты что!
   - Представляешь? Ещё и Перрина...
   - Ему-то что сделается: не Напрвлял сроду.
   - Не скажи... Гошка Прыщ, как укротили его, пол-года не прожил: упился и замёрз.
   - Так может, он-то как раз и Направлял?
   - Ага, как же! Троллоки не Напрвляют, а он: ну чисто - троллок. По жизни...
   - Почём знаешь - про Направление?
   - Тестировать просил. Уж очень ему хотелось чем-то особенным барышень кадрить. Ну да он не особо печалился - фокусы освоил. Вот за них-то его айзседайки и "коротнули"...
   - Всё равно - совпадение. Кто не Направляет - тому укрощение пофиг. Ну, кроме недомогания на пару деньков.
   - Нифига! Ещё и как не пофиг! Я, кстати, так задержался от того, что Исцелял обоих. С Саммаэлем, по свежему следу - вроде, вышло. А вот у Перрина... чую - оборвано что-то внутри, а починить - не могу.
   - Душа оборвана! - раздалось из коридора. - И вслед за голосом в комнату зашла невысокая женщина со сложной причёской, из которой торчало множество шпилек.
.....   .....
   - Лилия Матвеевна, где вы пропадали? - поднялся ей навстречу Васька Коврижников, известный средь ролевиков как Элан Морин Тедронай.
   - Да так, беседовала кое-с-кем, уклончиво ответила она. - Да разговор ваш слыхала.
   - И что вы имели в виду... про душу?
   - Да то и имела! Укрощение, тем паче: в том виде, что они делают - погибель любому: направляет он аль нет.
   - А почему?
   - Потому, что все и всё, что на свете есть - на Единую Силу завязано. Это... как тепло: мы вот не видим тепловых лучей, а змеи да камеры хитрые - видят, но греется - каждый. Потому и помирают укрощённые - у них то место, чем тепло черпать, вырвано. Кто направлял - раньше мрут, потому что их ещё и тоска по утраченному грызёт, а кто нет - потом загибаются!
   - А что это за место такое - куда Единая Сила прицеплена? - спросил Ранд.
   - Да то самое место, которым человек новое творит. Оно у всех одно, хоть делает и разное: кто - пишет, кто читает, кто поёт, рисует, а кто - просто смотрит да слушает. Вырви его - и жить незачем.
   - Тогда бы на Прыща то не подействовало: все извилины прямые.
   - А вот и нет! Прямые да простые - да, глупости в голове одни заместо ума, но - свои глупости-то! А укрощение-усмирение лишь тому безбоязненно, кто сам вообще ничего не мыслит - лишь по чужой указке. Да только такие и не живут без внешнего толкания...
   - Раньше вы это не говорили...
   - Не знала раньше - сегодня допёрла. Усмирили тут одну: Аделис, вы её не знаете. Пела она - заслушаешься! Да только - уже не поёт. И не "не хочет" - а вообще разучилась, словно и не умела никогда.
   - За что её так?
   - А то ты не знаешь? За любовь, конечно! Девки эти лишь от неё одной в ярость и впадают, а всё остальное им пофиг, ну разве что, если троллок в суп нассал...
   Лилейн надолго замолчала.
   - Лилия Матвеевна, а началось-то всё это когда? - нарушил молчание Антошка - Ранд.
.....   .....
   - Хороший вопрос... - пробормотала Лилия. - Давно началось, когда вас, как теперь говорят, "и в проекте не было". И, кстати - не называйте меня Матвеевной, Лилейн я для вас, идёт?
   - Идёт.
   - А вы, говорят, тоже на ролёвки ездили?
   - Я? О, да, и было то давным-давно, так что... Эвал, хватит под окнами торчать, заходи!
   В окно протиснулась высокая барышня в блестящем платье.
   - Ну ты даёшь! - воскликнул Антошка.
   - Так ведь легенда обязывает! - рассмеялась барышня.
   - Чего: пришибли да переродился?
   - Ага, сам от тоски подох.
   - А тебе идёт...
   - Спасибо! - барышня сделала реверанс. - Только я не один: и протянула за окно руку.
   Опершист на ладонь дамы, кою чаще звали Иваном Горюновым, либо - Балтамелем, в комнату забралась ещё одна барышня: маленькая и стриженная, в пышном шёлковом платье.
   - Фортуона! (42) - представилась она.
   - Принцесса Туон! - хохотнул Васька. - Где Шончан потеряла?
   - Кабы знала, где - мигом бы Коринне учинила! - сквозь зубы бросила девушка.
   - Она - не из айзседаек! - взвился Балтамель. - Хотя относительно Направления - не уверен. Саидар я, несмотря на облик, не различаю, да и вообще - ныне дичок дичкА, к счастью, не видит издалека.
   - Чего она здесь забыла? - проворчал Антошка.
   - Нас! Мамку у неё айзседайки свели, папане сделали чегой-то - и он сбрендил, а она этих чокнутых страсть как не любит, да и они её, в последнее время - тоже. Пришлось похищать.
   - Так по городу и ехали?
   - Ага. И, надо сказать - не зря. Девчата нас за двух подружек принимали, и айзседайки, скорее всего - также.
   - А парни?
   - С ними вообще смех. Один пялился-пялился, а потом у меня и спрашивает, несмело так: "А вы точно барышня?". Ну, я, гордо: "Нет, я травести!" А он: "Фуф, значит - не из этих!"...
   - Во времена настали, скажи?
   - Ага. Только почему-то снова драпать охота.
   - Ладно уж, заходи, принцесса! - улыбнулась Лилейн. - В тесноте - да не в обиде. Однако если так будут и дальше ко мне беженцы прибиваться - срочно надо Плетение Врат изобретать: все не уместимся.
   - А куда Врата (43) откроем?
   - Да хоть на Марс! Надеюсь, айзседайки туда нескоро доберутся.
   - Вы обещали рассказать - с чего это всё началось, - напомнил Ранд.
   - Да, сейчас: как раз гости прибыли, - Лилия Матвеевна уселась в плетёное кресло, потоками Силы грея чайник.
.....   .....
   - Как я уже сказала - началось то ещё в года моей молодости - сразу после Союза.
   - Вы... с тех времён? Не скажешь... - удивился Балтамель.
   - Грубите, мальчик! - окоротила его Лилейн. - У женщины, а тем паче - у Айз Седай, возраст спрашивать неприлично.
   Однако... я действительно кажусь куда моложе, чем есть, и застала Союз, так сказать, на закате славы. Тогда не печатали фэнтези, да и фантастику - не жаловали, мол - отвлекает от строительства коммунизма и стояния в очередях. От того потому, когда в Перестройку издали Толкиена - бум разразился будь-здоров! И подсели мы на него так, что мало не покажется! Не в Средиземье играли - жили там! И это было прекрасно, кто б нынче чего не говорил...
   Однако уже тогда первый звоночек звякнул: кое-кто стал роль в жизнь переносить, да если бы свою - чужую! Играешь орка - значит, в душе - бандюган, Саурона - стремишься к власти, а если, упаси Единый, Феанора - все, ховайтесь в жито!
   И невдомёк было охламонам тем уразуметь простую вещь: человек играет в того, что ему просто интересен: характер исследовать, а то и вообще - облагородить. Феанор ведь не с детства Телерей резал, Саурон не сразу к Мелькору подался, да и орки - прежде эльфАми бегали... Но так было положено начало недоверий и подозрений.
   Потом, вроде, стало полегче: Муркок, анамешки... Здесь уже не наподозреваешь - пафос не тот! Злых и добрых сил нету вовсе - есть лишь наглые, желающие под себя прочие подмять. От того зло и происходит, а добро - в равновесии, в балансе.
   Но всё когда-то кончается: особливо, если балансом этим по жизни и не пахнет. После кризиса, как народ очухался малёхо - захотели сразу и всего. Что б - как на рекламе и даже лучше! Это сейчас вы друг перед дружкой лишь электроникой хвастаете, а она - всё на свете умеет, да только раньше - иначе было. Телевизор - одна покупка, магнитофон - вторая, книги - сразу много, а там ещё - холодильник покруче, микроволновка, и самый страшный зверь - ремонт! И оказалось вдруг - всего этого по гроб жизни не купить, однако реклама убеждала: "не купишь - лох!". "Хорошая реклама должна вызывать у потребителя чувство жизненной катастрофы, если он не купит товар!" - уж не помню, какой гад это сказал, но катастрофа - наступила.
   Не сразу, конечно. Сперва народ губу раскатал - и ну добывать деньгу любой ценой! Кто на трёх работах корячится, кто - у родных клянчит, кто в кредиты залез, а кто - надеется выгодно замуж выйти или, хотя бы - заставить мужа ишачить блистательного будущего ради. И вот тогда-то сама любовь обиделась - и ушла.
   Вы себе представить не можете, с чего начинали молодожёны юности моей! Он - в общаге, она - в общаге, после брака - тоже общага, только - другая, семейная. Нет, само по себе это не хорошо - хорошо иное: всяк был уверен, что всё - впереди, но жить при этом - и сейчас стОит. Думаете, то только при Союзе было? Посмотрите кино о довоенной Америке!
   Наверно, где-то и сейчас так есть. Да - не у нас... У нас дочки-матери сперва нагрузили мужьёв своих неподъёмными запросами, а когда те с того испортились - их же и обвинили. "Мужики, мол - сплошь козлы", Ну а те в ответ, само собою - "Бабы - дуры". Потом и роли, и "кто первый начал" - не раз менялось, да не в том дело. Где любовь была, или хотя бы страсть - разверзглось поле боя! И убитых на том поле - немеряно!
   - Вот у тебя, - тонкий палец Лилейн упёрся Ваське в грудь, - как отца величают?
   - Ну, Лиль Мат... то есть - Лилейн, вы такое спросите...
   - А у тебя? - палец переместился к накладной груди Балтамеля.
   - Богданом, кажись... - только, по-моему, о том - как о возрасте у дамы, спрашивать неприлично...
   - Вот именно! - палец взлетел вверх, - уже и неприлично! До того дошли, что спрашивать нельзя: где там тот отец: в лучшем случае - на отчима нарвёшься... Строили равенство - получили матриархат. Точнее - матриархальный патронат: бабла-то и сейчас мужик зарабатывает в среднем больше. Да только квартира его - мамкина, воспитан он одною мамкою, и хорошо, если она ему семейного счастья желает, а не до седых волос при ней быть.
   Да только что бы она не желала - другая мамка есть, а при ней - дочь. И настропаляет мамка дочь свою, как бы та чужого сынулю заарканила да выдоила. Но потом первая мамка в бой вступает: не дадим, мол, сыночку в обиду! Вот и порвали семейку напополам... Впрочем, какую там семейку, семейка - это когда любовь, а здесь - сплошные манипуляции да квартирный вопрос... Впрочем, от краткого сожительства того дети нарождаться всё ж успевали, а значит - есть из кого новое поколение людоедов клепать... К тому же - барышни, что с детьми да без мужа остались - реванш взять хотят, а женихов-то и нету! Пуганые стали женихи: те, у кого уж один брак за спиною. Да и как не испугаться, коли смотрят на тебя, что кот - на сметану.
   - Да, дела, - протянул Васька. - И точно: куда не глянь - всюду одни лишь одинокие матеря. А вот толпы женихов - не наблюдается...
   - Вот потому-то новое фантазийное увлечение и привело к безобразию, - продолжала Лилия Матвеевна. - По больному месту попало. И извлекли из него дочьки одиноких сердец то, что извлечь хотели.
   Чем мир Колеса отличается от нашего? Правильно - матриархатом! А почему он там? Да потому, что мужчины - порчены, ибо Саидин - запятнан. Не все, конечно - да кого это трогает: память о Разломе мира и за три тыщи лет не выветрилась!
   Вот этим и соблазнились одинокие сердца: мыслью о том, что женшина по рождению - лучше, а мужчина -  второй сорт, и из него любые верёвки вить надобно, ибо не человек он вовсе, а так - бычок норовистый. В самую точку отрава попала! Чего уж удивлятся, почему какой-то из айзседаек в голову стрельнуло: это всё от того, что мужская Сила и у нас порчена Тёмным.

[Джулин Моерад]

   - Так ведь нету Тёмного! - воскликнул Ранд. - Сколько искали - фиг нашли!
   - А это им не важно, - продолжала Лилейн. - Есть, нету - какая разница? Главное - есть на кого свалить, тем паче, что Друзья Тёмного как раз объявились.
   - И не мудрено, - сплюнул Тедронай. - При таких делах - только к Тёмному и бежать: есть он аль нету... А как люди Направлять научились?
   - А никак! Всегда умели. Помню, на играх - тех ещё, толкинистических: что намагичили - то и будет! Погода, опять же - ну очень от игрового действа зависила... Да только у Толкиена - магия не прописана, а у Джордана - очень даже да. Как в учебнике! Вот и научились Силу за хвост ловить да на дело применять. А далее - коллективный эффект: кто-то начал, остальные - подхватили.
   - Так что - вскоре все поголовно Напраслять начнут?
   - А почему бы и нет? Всё когда-то бывает впервые...
   - Как укрощение...
   - Это-то как раз закономерно. Держу пари на последний оставшийся в живых зуб - айзседайки наши прекрасно осведомлены о последствиях укрощения. Да только что им с того? Направляющий мужчина опасен: не порчею несуществующей - а как угроза бабьему доминату. По их мнению: рожать, воспитывать, направлять Силу, распоряжаться деньгами да планировать завтрашний день - есть эксклюзивное право одних лишь женщин. И не всяких - а лишь согласных с ними: тех, кто не согласен - они уже усмиряют. А мужчины по их мнению - лишь ломовые лошади в ихней телеге. Ну разве нас волнуют права лошадей? И долго ли мы плачем, если какая из них сдохла с натуги? Либо даже - если заболела и её пришлось забить?
   - Во троллоки! Феминистки хреновы, пол-человечества в да'ковале обратить решили, шончанцы! - скрипнул зубами Васька.
   - Кто тут шончан оскорбляет! - взвилась Туон. - И феминизм я в обиду не дам! Никакие они не феминистки, это я - феминистка, а они... шарцы! Айяд! (44)
   - Прости, Фортуона! - извинился Васька. - И о троллоках я - зря...
   - Ага, точно - шарцы! Шаровички, то бишь! - поддержал Фортуону Антошка.
   - А помнишь, как мы шутили: Шару, мол, основали бывшие студенты Коллам Даана - и назвали в честь почитаемого божества! - отозвался Балтамель.
   - Уже не смешно... - прошептал Васька.
   - Так, лекция окончена, волшебный чаёк готов, попьём - и спать! - возгласила Лилейн. - Не бойтесь - вилочник я не клала!
   Чаёк был выпит, гости стали мостится. Фортуона легла у окна, так как только она помещалась на широком, но коротком сундуке, долговязые Антошка с Васькой забрались в здоровенную кровать. Хотели взять и Балтамеля, но он, изрекши, что "человек - не глина", растянулся на полу, а Лилия Матвеевна ушла а свою комнату.
......   .....
   - Интересно, оно так и было? - шептал Ранд Элану, когда угасли волшебные огни.
   - Думаю, что да. Это - не первый рассказ, что я слыхал.
   - Послушай, но - почему?
   - Что - почему? Почему девчата взбесились?
   - Ну, типа того...
   - Так ведь Лилейн объяснила.
   - Всё равно - поверить не могу...
   - Нескромный вопрос: а твоя девушка когда сбёгла: до или после обретения Силы?
   - До. Сперва пилить стала - о том, что я мамке да подружкам её не нравлюсь, мало зарабатываю: это на учёбе-то, а потом - с концами.
   - А у меня - после. И тоже - пилила, хоть я и деньгу приносил...
   - Всё равно - бред какой-то. Ну ведь у того же Джордана - какие парни есть! Мэт, Перрин, тот же Лан.
   - Так ведь не обстрижёшь их, что баранОв - брыкаются. Вот в том и загвоздка.
   - А ещё я, помнится, "фанфики" читал, там половина - про любовь, и авторы - сплошь девчата...
   - Ага, ты ещё слэш вспомни...
   - А что - слэш: тоже любовь ведь... И - девчатами писаная.
   - Ага... Занятся, что ли, с тобой любовью?
   - Так я ж по девочкам!
   - Так и я - тоже. Да только не в том прикол.
   - А в чём?
   - А в том, что даже ежели б мы трахались и были не-разлей-вода - в их глазах то любовью всё одно не было.
   - А что - было?
   - Вот если бы я тебя ради в пожизненный кредит влез - тогда бы было! - веско изрёк Тедронай.
   - Да Шайи'тан (45) вас подери! - взвился с пола Балтамель. - Тоже мне, развели на ночь глядючи "Анализ осознанного значения"! (46) А моя герла, про-между-прочим, прежде чем от меня уйти - именно того и потребовала!
   ...Засыпая, Ранд заметил, что Фортуона не спит, а сидит у окна, пристально глядя вдаль.
.....   .....
   На следующее утро принцесса Туон заявила, что ушла из дому, в чём стояла, а потому - надо возвернуться за шмотками, и желательно - не одной, так как "по сравнению с моими родаками все звери Шончан нервно курят в сторонке".
   В ответ на это Балтамель церемонно расшаркался и извинился: мол, не могу, работа в клубе.
   - А что за клуб такой? - спросил Ранд, давненько искавший толковую работёнку.
   - Ночной. Был.
   - А чего утром идёшь?
   - Я же говорю - был ночным.
   - Так чего в нём?
   - Гей-клуб. Тоже - был.
   - В смысле?
   - А в том смысле, что айзседайки на геев почему-то забили, и там теперь всяк свободный чел тусуется - круглые сутки. С девчатами: парочки, представляешь? Правда, девчата туда под парней гримируются, что б, значит, айзседаек за нос водить, да то - пофиг. Сходим - не прогадаешь!
   - Э, а как же я? - спросила Туон.
   - Так - после, вечером.
   - Идёт.
   - А кто со мной пойдёт? - вновь спросила Туон.
   - Антошка, - ответил Тедронай. - Я не могу: куча работы: кушать-то всем надобно. А Ранд наш пока без дела.
   - Я тоже могу через Сеть деньжат наварить! На рекламе, там...
   - Увы, пока не можешь! - веско сказала Лилия Матвеевна. - Элан не в Сети: сидит себе за барьером, да паяет-направляет, а ты ведь не удержишься - и Направишь онлайн. Что, не доводилось на френдов через Интернет Направлять?
   - Доводилось... - понуро ответил Ранд, взял Туон за руку и поплёлся к остановке.
.....   .....
   Ехать оказалось далеко, тремя транспортами, едва ли не через весь город. ДорОгою они вволю наговорились с Туон об играх, о Джордане, да об том, как местные айзседайки дошли до жизни такой. Туон оказалась чудесным собеседником - Ранд давненько ни с кем не испытывал такой свободы, как с нею - даже с прежней барышней: Лидочкой, кажется, что тоже была из ролевиков, но болтать предпочитала, лишь "перемывая чьи-то кости".
   О родных Ранд Фортуону не спрашивал. Да и о своих не говорил. Было бы чем хвастать: мать сбрендила - и даже не по айзседайству - а по оккультной линии...
   Вот и дом: старый, трёхэтажный: квартир, наверно, на двенадцать, с взаправдашним чердаком, балконами с решётчатой оградой, да целым выводком кошек во дворе. Ранд всегда мечтал жить в таком - что и соседи были, и - не бетонная коробка, бороздящая облака. Они поднялись на второй этаж - и позвонили в дверь.
   - Явилась! - торжествующе возгласил небритый мужик в трусах и грязной майке. - И, надо сказать - исключительно вовремя! Вперёд, императрица, живи ты вечно: сделай своей мамаше Тармон-Гайдон, а то она меня уже живьём ест, прям - Семираг... Ой, а это - что за парень?
   - Ранд ал'Тор! - ответил Антошка.
   - О, Дракон, заходи! С возрожденьицем!
   От мужика изрядно несло спиртным.
   - Мам, ты чего папу мучаешь! - крикнула Фортуона в коридорные недра.
   - Какая я тебе мама? - раздался из угловой комнаты скрипучий голос. - Была мама - да вся вышла! Не захотела по-человечески жить - так проваливай!
   - А что такое "по человечески"? - спросил папаня в майке.
   - Козлам - не отвечаю! - взвизгнул голос. И тут же продолжил: - По-человечески - это как люди живут! Вон, учение новое изобрели - так пользуйся, а не хочешь - вали к своим... троллокам!
   - Это ты - о Силе? - спросила Туон.
   - Нету никакой Силы, это для вас, богохульников - Сила, а для нас - Мать. Богиня! Мы сотворены ею, по её подобию, ну, кроме некоторых - и она даёт избранным свою власть. Дала - бери и пользуй: как люди говорят, да матери на радость; а не хочешь - гний под забором!
   - Я только что оттуда! - язвительно промолвила Туон, вступая в коридор. - И пришла не к тебе, а за своими вещами.
   - Зря пришла! - в коридоре показалась дородная тётка в замызганном халате. - Тю-тю твои вещички! На мусорник снесла - да машина увезла! Ищи-свищи, по помойкам дрышИ!
   - Это... правда? - спросила Туон у отца.
   - А что я мог сделать? - пробормотал тот. - С тех пор, как эти... чегой-то со мной сотворили - ослушаться не могу, только от водки слегка попускает. Ещё и тащить пришлось... четыре короба, едва не надорвался...
   В ответ Фортуона залепила папаше звонкую пощёчину.
   - Правильно! - поддержала её мамаша. - Бей сильней! Он - сдохнет, ты - сядешь, а я наконец-то жилплощадь займу да нового козла захомутаю!
   - Не встанет! - резко ответил Ранд.
   - Чего?!? - не поняв, кто это говорит, завизжала мамка. - Ещё и как встанет, не то, что твой!
   - А вот и нет! Блевотина помешает!
   При этих словах нутро дома загрохотало. Со стороны ванной раздался звон разбиваемого фаянса и влажный плюх. Дверь сорвало с петель, а за ней...
   За ней стояла зелёно-коричневая волна. Пол-секунды она качалась, словно примеряясь - и рухнула на визжащую даму. А вслед за ней из ванной вставали новые и новые зловонные валы.
.....   .....
   - Здорово ты их! - восхищалась Туон получасом позже, когда они, взявшись за руки, шли по городу. - Как, если не секрет?
   - Канализационный накопитель. Бак тысяч в восемь литров отборнейшего дерьма: в этих домах подключения к коллектору нету.
   - Круто! Во имя Света Дракон Возрождённый призвал дерьмодемона! А... что ты ещё умеешь?
   - Да разное... Исцелять могу, воду да камни ворочать, ветер подымать, пламя зажигать, даже летать умею.
   - Ух ты! А пишут - нельзя...
   - Дурни - потому и нельзя. Для полёта Силу не на себя направлять надо, а на воздух, что под тобою. Взлетаешь от воздушного давления, что шарик у игрушки с Макдональдса.
   - Сам придумал?
   - Ну, да. Только это ж - проще пареной репы...
   - А я пока только вешами швырятся умею. И то - лишь если крепко разозлюсь. А так - одно только пламя.
   - А куда это тебя маман так замолаживала, что - прогнала?
   - В секту ихнюю. Вроде айзседаек - только ещё и какой-то богине молятся... Вещей жаль...
   - А что было там?
   - Одежда: цивильная и игровая, а ещё - рисунки...
   - Вот это - жалко по-настоящему. Хоть фото есть?
   - А как же! Только... фото не ведало прикосновения моей руки.
   Звонок телефона прервал их беседу.
   - Немедленно приходи, к нам заявился Гоша, он тяжко болен!
   - Хорошо, мама, бегу! - ответил Ранд.
   - А Гоша - это кто? - спросила Туон.
   - Папаня мой. Сто лет не виделись.

[Джулин Моерад]

   Ехать вновь пришлось через пол-города, в центральную его часть, где меж разнообразной архитектуры прошлого лезли вверх, как грибы-навозники после дождя, одинаковые небоскрёбы.
   - Явился! - со значением произнесла худющая дама, открывая им дверь на двадцать шестом этаже. На Туон она даже не глянула.
   - А Гоша где? - обеспокоенно спросил Ранд.
   - А нетути! - развела руками дама. - Хитрость то, знала я: ты к родной матери - ни ногой, а вот за папашею - прибежишь! Весь в него, охломон, глаза б мои не глядели... - дама сплюнула. - Ну да это я так, к слову: дело у меня есть.
   - Ну, валяй дело... - безразлично ответил Ранд.
   - Тут я в одной газетёнке про Плетение хитрое вычитала - для привлечения денёг. Я-то в вашей Силе не разбираюсь, а ты - Направляющий. Сваргань, а - обоим ведь польза будет!
   - Сколько тебе говорить, мама - нету таких Плетений! - вздохнул Ранд. - Вот для лечения - есть, для пайки-ковки - есть, передвинуть чего-нибудь или, там, собрать-разобрать - тоже имеются, а с деньгами - вопрос дохлый. Деньги - не материя, а символ: с помощью Силы можно разве что купюр наштамповать, но то уже - фальшивомонетное дело.
   - Да быть такого не может! - взвилась дама. - На всякую хрень - есть, а на полезное - нету!
   - Говорю ж я тебе: деньги - символ. Их не привлечёшь, лишь заработать можно. Я б так и делал, кабы не эти... айзседайки.
   - Врёшь! - торжествующе сказала дама. - В толковых газетах Плетения и для приманиванья денег есть, и для обретения мужей... Просто тебе неохота о родной матери заботиться! Ревнуешь, боишься: мол, как заведу я себе хахаля, так от тебя квартира и тю-тю!
   - Да я уже пол-года с тобою не живу! - вскричал Ранд. - Может, хватит?
   - Не живёшь, - хитро ухмыльнулась дама. - Но - ждёшь, как я сдохну: под забором-то холодно...
   - Ранд говорит правду - нет такого Плетения! - вмешалась Туон. - Вот Принуждение - есть, это что б кого против воли к чему склонить, да только ни для денег, ни для брака оно не пригодно - лишь для грабежа!
   - А это что ещё за курвочка закудахтала? - вытаращилась на Туон дама. - Зазноба твоя, или как?
   И, вновь поворотясь к Туон, продолжила:
   - Ты гляди, сына моего не трожь! А то пукнуть не успеешь, как в гробу окажешься, от грибного отравления! У меня с этим быстро - и никакая Сила не убережёт! Мой он! Слыхала? Мой!! Во веки веков!
   - Слыхала... - вздохнула Туон, и в следующий миг оцинкованное веро, что мирно дремало на высоком стеллаже, с грохотом наделось даме на голову.
   - А теперь - бежим! - крикнула Фортуона.
.....   .....
   - Ну у тебя и маман! - отдуваясь после быстрого бега, произнесла Фортуона.
   - У тебя - не краше, - ответил Ранд.
   - Она всегда такая?
   - Да. И пока отец был - тоже во всякий вздор верила. А твоя?
   - Моя сбрендила недавно. А вот папа... раньше он другим был.
   - Его укротили?
   - Не знаю. Наверно...
   - Здорово ты на неё ведро одела.
   - Я ж говорю: направляю, лишь когда разозлюсь. Как Найнив... А без злости - только это: с руки Туон сорвался огонёк и проделал аккуратную дырочку в стальном парапете.
   - Ух ты! Ай-да пламя! Железо - и насквозь!
   - Оно у меня всегда такое.
   - А если чего потолще да поплотнее? Камень, там?
   - Не имеет значения - то же самое.
   - Так может, то Погибельный Огонь?
   - Такой маленький? Шутишь...
   - А мы сейчас проверим! Вот, гляди: я сделал царапину осколком стекла: если ты сейчас стекло спалишь и царапина исчезнет - значит, Погибельный. Направляй!
   Царапина исчезла в единый миг.
   - Ух ты! - воскликнули они в два голоса.
......   .....
   - Слушай, Туон, а у тебя сигарета есть? - спросил Ранд пятью минутами позже.
   - Нет, не курю я, да и ты, вроде - тоже. А тебе - зачем?
   - Дело на сто тысяч... вау, нашёл!
   Ранд поднял с земли сигарету.
   - Чья-то удача до нас пришла, - прошептала Фортуона. - Папа так говорил, сигарету найдя, пока не...
   - Может его, того - Исцелить можно?
   - Вряд ли. Они его - несколько раз, всем скопом... А как это тебе так везёт?
   - Дракон, потому что! - деланно рассмеялся Ранд, стремясь хоть чем-то развеять Туонину печаль.
   - А если серьёзно? Направляешь?
   - Нет. Просто - везёт порой.
   - Как Мэту? Или... А вдруг ты действительно Льюис Тэрин? Не помнишь ли чего такого?
   - Не-а. Другое помню.
   - А - что?
   - Вас.
   - Кого это?
   - Ну, ролевиков. Не всех - но многих. Ещё до встречи. Встречу - и понимаю: виделись мы уже.
   - И кого помнишь? Меня?
   - Тебя - не очень, а вот Элана - в полный рост. Словно мы когда-то братьями были.
   - Да, но он же, вроде - Друг Тёмного?
   - Ну и что? Кто был братом, скажем, у Лана? Да и Теламон с Тедронаем дружили в Эпоху Легенд.
   - А ещё - кого?
   - Лилейн, то есть - Лилию Матвеевну.
   - Она на Кадсуане похожа...
   - Что-то есть, но характер - в разы мягче.
   - Это потому, что вы её не злите. А Балтамеля - помнишь?
   - Почти нет. Его Эгвейн помнит... помнила.
   - А что с ней?
   - Усмирили - и померла. Потому, что под дудку прочих айзседаек плясать отказалась, а исцелять Усмирение тогда ещё не умели...
   - А... кто она была тебе?
   - Почти сестра.
   - Сочувствую... А я тебе - кто?
   - В смысле? - не понял Ранд, обратя на Туон очи.
   - Ну, твоя маман считает, что зазноба. А на самом деле?
.....   .....
   - Кажется, я тебя вспомнил! - сказал Ранд после того, как они, вдоволь нацеловавшись, битый час валялись на сухой, пахнущей близкой осенью, траве под медленно заходящим за окоём солнцем.
   - И - как?
   - Будто у нас важная встреча, ну прям - о судьбах мира: я чего-то предлагаю - а ты упрямишься.
   - Представляешь, и я чего-то такое помню: будто ты предлагаешь нечто несообразное, а мне принять такое честь не велит.
   - Так может ты и взаправду Фортуона?
   - Ну, тода ты точно - Дракон Возрождённый, и не отвертишься!
   - Ой, Авиенда приревнует!
   - Да ладно: было три жены - станет четыре, делов-то...
   - Слушай, Туон, а ты когда-нибудь трахалась?
   - Вопрос за вопрос: а ты?
   - Уела...
   - Что, без кредита - не дают?
   - Можно подумать, у тебя - рота Стражей, как у Зелёной Айя...
   - У меня другое: не хотят. Геи, в смысле. А с барышнями - бывало.
   - А обычные парни?
   - Боятся. Теперь все парни девчат боятся - из-за айзседаек.
   - М-да...
   - Что, трахнуться хочешь?
   - Да не очень...
   - Мало встречались?
   - Нет, не то. Просто... получается, мы - как бы им назло, а охота - что б на добро...
   - Возражение принято. Вот только... а не плевать ли?
   - На что?
   - На значение! Пусть эти курвищи да кобели ихние цепные думают: мол, секс - это так важно. А - нихрена! Не важно! Или - важно! Как решишь - так и будет!
   - "Реальность и недостаток значения"... Читала Тедроная?
   - А он - пишет?
   - Нет, я про того, Ишамаэля. Он же философом был. Может, в Шончан его книги остались...
   - Так чего - забодяжим секас?
   - А - забодяжим!
   - Только, чур - ты сперва объяснишь, зачем тебе сигарета понадобилась.
   - А ты как думаешь?
   - Есть идея, только - шибко смешная.
   - От Погибельного Огня подкурить?
   - Точно!
   - Тогда - давай!
   Струйка жидкого пламени снесла пол-сигареты безследно - зато из второй половины полезли зелёные табачные листья.
   - Ахренеть! - хором воскликнули двое.
   - А ещё я Соединяться умею, - скромно сказала Туон. - Хочешь, покажу?
.....   .....
   Звонок телефона вырвал их из объятий вечерней неги.
   - Элан пропал! - стальным голосом говорила сквозь трубку Лилейн. - Вышел за новой работой - и нету. Балтамель оповещён - и после выступления ещё кое-с-кем едет прямо в Гнездилище, я - тоже туда, а вы - где?
   - На Стратегическом шоссе.
   - Ясно. Стартуйте немедленно, дай-то Создатель - прибудем одновременно!
   - А Гнездилище - это что? - спросила Туон.
   - Резиденция самых упоротых айзседаек: старый театр.
   - Я была там однажды вместе с маман - жуть!
   - Ты со мною? Может - не надо?
   - Ну уж нет! - Фортуона гордо выпрямилась. - Карай ан кайрдазар! Карай ан Шончанрие! (48) - и с пальцев её прянули в небо стрелы Погибельного Огня.
.....   .....
   С Лилейн они повстречались на выходе из метро.
   - ЗдОрово, что вы здесь! - скороговоркой заговорила она. - Я уже выяснила: Элан - у них. Сейчас облачу вас в скрывающее Плетение, и - ходу! Его нужно вызволить как можно быстрее - я краем уха слыхала: ввиду того, что Усмирение - лечится, они готовять какую-то продвинутую пакость.
   - А где Балтамель.
   - Будет чуть позже, зато - не один. И это - хорошо: если что - мы им все вместе вломим: давно пора! Но лучше - если сперва мы трое сопрём Элана по-тихому.
   - А где он?
   - В казематах у нас под ногами - где ж ещё?
   - Может, позвать полицию? - несмело предложила Туон.
   - Ага, как же! У каждого "копа" - мать, и на айзседаек - молится, а сверх того - каждый третий под Принуждением.
   - Ахренеть!
   - А так - везде. Я ж объясняла - сбесились дамы.
   - С чего начнём?
   - Для начала - с маскировки! Ещё не хватает, что бы их растреклятые тер'ангриалы нас учуяли! Эх, жаль - держится недолго, не то, что стационарное "кольцо"... Готово!
   - Куда идти?
   - Сперва - вниз, потом - налево и в дренажный тунель, далее - снова налево, если карта не врёт, а потом - будем открывать двери.
   - Я их снести могу, по-тихому, - прошептала Туон.
   - Она Погибельный Огонь направляет, что зажигалку! - поддержал её Ранд. - Сегодня выяснил.
   - Превосходно! Значит, нам любой замОк - не помеха. Пошли!
   Тёмный подземный путь привёл их к ржавой, массивной двери. Туон приняоась деловито щупать её руками, а Ранду вдруг стало не по себе. Этот коридор, корни, нависающие над головой через разошедшуюся кладку... и где-то вода капает. Будто они стоят у двери в Бездну Рока, нет - в само Узилище, и там, за стальными запорами и ржавыми печатями - Тёмный...
   "Да нет, не гони беса! - мысленно оборвал сам себя Ранд. - За дверью - братишка Элан, а коридор - просто часть заброшенной крепости, на развалинах которой когда-то воздвигли летний театр. Сейчас откроем - и снова будем вместе!"
   Лёгонький лучик сорвался с пальцев Туон, дверь всхлипнула и слегка подалась.
   - Теперь - Воздух. Лилейн, Ранд - направляйте!
   Дверь безшумно отворилась. За нею было пусто - лишь отворённый сундук, да освещённый прямоугольник другой двери - вдали.
   - Увели! Его - увели! - зашептала Лилейн. Скорее!
   Они бросились по коридору - но лишь затем, что бы увидеть зрелище: величественное и страшное одновременно.
.....   .....
   ...Открытый зал театра был полон гостей. Нет - зрителей: впервые за поледние пол-века. Их было множество: женщин разных возрастов в подчёркнуто серьёзных, искличительно-дамских нарядах, с окаменелыми, безвозрастными лицами. Они силели по рядам и просто в проходах: не на земле, а над землёю, так как не нуждались в сидениях. И все они смотрели в одну точку: на бывшую сцену, где, связанный невидимыми нитями, лежал парень, а возле него стояло трое женщин.
   - Ныне мы собрались, - вещала одна из них зычным, усиленным Плетением голосом, - что бы принести миру двукратную пользу! Этот изловленный нами человек есть двойное зло: мужчина, способный Направлять, и к тому же - друг Тёмного! Я понимаю ваше недоверие: нет, не к нашей миссии, а исключительно - к методам оной. Вы наверняка шепчетесь меж собою: "какое-такое Укрощение, да оно лечится на раз!" "Лечилось!" - говорю я вам. Ныне мы разработали и испытали метод иной: теперь не только способность Направлять, но и та часть души, где эта способность живёт, вместе со множеством сопутствующих и совершенно ненужных субъекту воспоминаний, изымается напрочь! И враг не сможет возобновить их! Да пребудет Свет и сгинет Тьма, да живёт в наших сердцах Великая Женщина - первое и совершеннейшее из существ!"
   - Карай ан калдазар! Карай ан Эллисанде! - раздалось от дальнего края котловины. Так во множестве появились какие-то люди, средь которых Ранд узнал Балтамеля и... ещё двоих, хотя уж их-то он в сей жизни не видел.
   Они стояли, взявшись за руки и над ними словно сияло солнце. И - множество огненных мечей полетело от него, подобно лучам.
   - Лилейн, прикрывай, Туон - хватайся за меня, сейчас полетим! - закричал Ранд и, дунув из-под ног Силой, взвился в ночное небо.
   Они рухнули посреди сцены в тот самый миг, когда Лилейн, низвергла в залу потоки воды, проделавшие в рядах врага глубокие прорехи.
   Но Ранду сейчас был важен лишь Элан.
   Он неподвижно лежал на камнях с закрытыми глазами - и лишь слабое дыхание отличало его от мертвеца.
   Прикосновение Силы подтвердило - он умирал.
   А над ним возвышалась женшина - самая страшная из тех, кого Ранд видел за всю свою жизнь: высоченная, в кроваво-красном платье, с белым жезлом в руке.
   - Вот тебе, Галина! - вскричала Фортуона, пронзая Погибельным Огнём страшной женщине руку. - И за папу - тоже!!!
   Новая стрела угодила Галине в бедро. Та рухнула навзнич. Белый жезл покатился по камням, Туон ловко подхватила его.
   - Соединяйся со мной! - закричал Ранд, направляя на "айзседаек" свирепый ветер, от которого те взлетали, словно листья в осеннюю бурю. - Если это - са'ангриал Воры - сейчас мы им покажем!
   Однако растерявшийся поначалу враг быстро восстановил дисциплину. Потоки Саидар Ранд видеть не мог, но нутром чуял - враги Соединяются также.
   Удар чего-то тёмного и плотного потряс древнюю крепостную стену, земля зашаталась, Лилейн отчаянно закричала.
   - А-а-а! - закричал в ответ с бруствера Балтамель.
   И вслед за криком его держащие солнце обрушили вниз струи пламени, затопившие сцену.
   В ответ грянуло снова, тугой поток воды вмиг иссяк, крик Лилейн оборвался. Ещё удар - и двое, держащие солнце, оборотились пламенем, пал с гребня в гущу сражения Балтамель, снопом искр взметнулись в небо двое его спутников.
   Ранд увидел это - и перестал размышлять. Где-то в глубине души надрывался ужас, крича, что происходящее - чудовищно, и он с минуты на минуту запятнает себя убийством, более того: он станет убийцей женщин - но руки не слышали этот крик. Потому что его было поздно слышать! Враг убивал его друзей. Уже убил. И Ранд сплёл поток Огня. И - прошёлся по рядам, словно косой.
   Он наконец поймал Соедининение Фортуоны - и вместе они сплели нечто, досель известное им лишь по книге. Жуткая огнистая бабочка, бешено вращаясь, взмыла над театром. Там, где пролетала она - всё разлеталось в клочья: камни, арматура, люди...
   - Врата смерти!!! - истерически завизжал кто-то: за миг до падения в огнистый вихрь.
   - Да!!! - в два голоса кричали Ранл и Туон. - Кто посеет ветер - пожнёт бурю! Смерть беспощадная всем супостатам!!!
   В несколько мгновений всё было кончено - лишь огни полицейского автомобиля на миг явились над бруствером. Явились - и исчезли, поспешив убраться подальше, как не раз то делали при виде "крутой разборки". Сам бруствер просел в нескольких местах, там, где была Лилейн - зияла рваная дыра, Балтамель и его спутники затерялись в груде ошмётков тел.
   Ранд огляделся - и остановил взгляд на Тедронае. Тот не дышал.
   Зато застонала страшная женщина, вперив в Ранда ненавиляшие глаза.
   - Срази её Погибелью! - горячо зашептала Туон, стирая с лица потоки чужой крови. - А потом - по-новой всех этих. Быть может наши подымутся, ну, как табак?
   Она высоко подняла са'ангриал Воры, Ранд схватил её за руку, и они вместе Направили: будто огненная буря Саидин взметнула океан Саидар во всесокрушающую волну.
   Страшная женщина вспыхнула - и расточилась без остатка. Огромные дыры со змеящимися от них трещинами разверзались там, куда попадал ослепительный перст. Но никто не поднялся с земли. И Элан: как был, так и оставался мертвее мёртвого.
   - Создатель, ты сволочь!!! - закричал Ранд, направляя Погибельный Огонь в небеса. О Направлял и Направлял, выжигая себя до костей, не глядя на то, как звёздный свод треснул и оттуда посыпались какие-то осколки. И лишь когда из прорехи слетела огромная чёрная бабочка - он прекратил свои усилия.
   Достигнув земли, бабочка обратилась человеком без глаз в чёрном, подпаленом во множестве мест плаще.
   - Это самая дурацкая из манер - размахивать Погибельным Огнём! - возгласил человек. Но, оглядевшись, удивлённо добавил:
   - Что, я опять победил?
   И, просияв улыбкою, Тёмный заключил Ранда и Туон в объятия.

[Джулин Моерад]

*****
   ..."Боги мои, боги мои! - шептал Серёга, закончив чтение. - Господи, как давно это было! Первый "фанфик" Светки-Снежки - он уже тогда понравился ему "сермяжной правдой": ведь куча знакомых семей распались самым позорным образом - и именно из-за вышеописанных причин. И это - несмотря на то, что даровать победу Тёмного в среде тогдашних ролевиков было, мягко говоря, не принято. А почему? А троллок его знает! Выпустить, наверно, боялись. Или, там - внимание привлечь...
   Зря боялись! Ой, зря! Ранд-то, как известно, именно потому и победил, что не устрашился: сперва печати сломать, а после - схлестнуться со сверхмировою силой едва ли не на кулачках. А кабы сдрейфил - нихрена б и не вышло! В точности, как у нас: сперва Союза боялись, потом - кризиса, потом - что б "нищебродом" не прослыть, потом - "возрожденцев", а вот в Тёмного: вернее - в угрозу того, что можно нечаянно мир угваздать - не верили упорно, при этом - считая исключительно дурным тоном рассуждения о возможности той же ядерной войны. Что б, значит - плохими мыслями её не накликать, и это - несмотря на то, что поголовно все были уверены: мол, она невозможна. Призвать то, чего не может быть, боялись: так, что ли? А ведь - так... Одной рукою считали мир неизменным да нерушимым, другою - хрупким едва ли не к слову, третьей руки - дабы его делом защитить, само собою, ни у кого не завелось, а мир меж тем взял - да и кончился!
   И те высокомудрые политологи, что, как шахматную партию, расписывали по пунктикам всю грядущую геополитику, ныне щерят в небо стеклянные рты!
   При мысли этой Сергей Денисович бессильно скрипнул зубами - однако вслед за злостью странное удовлетворение объяло его душу. "Таки-доигрались! - подумал он. - И это - здОрово! А ещё - здОрово то, что они сдохли до нас: и не они, а мы можем сплясать на их могилах. Ради одного этого стОило дожить до сегодняшнего дня!"
   И злость из ярой вмиг стала довольной, как сытый удав, и едва ли не с чувством выполненного долга, Сергей Денисович, наконец, уснул.

*****
   Лёгкий шорох раздался за спиной Ишамаэля. Он обернулся. Из незнакомой комнаты сквозь Врата вошла Снежана.
   - Сама открыла? - улыбнувшись, спросил Ишамаэль.
   - Да нет, куда мне... Месаана помогла.
   - Что, взяла в ученицы? С первого раза, правда?
   - Балтамель попросил... - смутилась девушка.
   - Ой, не надо! Балтамелю бы только хвост распустить... Сама бы напросилась, как миленькая.
   - А почему вы... так Балтамеля не любите?
   - С чего ты взяла? В Эпоху Легенд мы были лучшими друзьями. Знаешь, сколько его выходок я покрывал? Спроси - рассказ на три ночи обеспечен.
   - А кем он был... Балтамель?
   - Историк, ловелас и забияка. Никто не принимал его всерьёз, а зря...
   - А чего - так?
   - Видишь ли, тогдашнее... научное сообщество свято верило и силилось доказать, что бесконечное вращение Колеса суть благо. И я в том усердствовал едва ли не в первых рядах. А Эвал на раскопках нарыл и прочёл иное... В некотором роде, титулом Ни'блиса я обязан ему.
   - Он... обратил вас к Повелителю?
   - Нет, первым был я. Но решение это было принято мною именно благодаря его... открытиям. Пойдём на балкон, такие разговоры приятно вести под небом.
   Они вышли под купол Силы, отсекающий дождь, туманных змей и свирепый ветер.
   - В двух словах гипотеза Балтамеля (50) выглядит так: Колесо не благо, а горе. В некую Эпоху, условно называемую Седьмой, человечество достучалось до самого Создателя...
   - Он не ответил мне! - зло бросила Снежана.
   - Знаю.
   - Тогда зачем он снова в комнате?
   - Что бы он мог видеть нас - повинуясь внезапному порыву, Ишамаэль её обнял за плечи. - Надеюсь, любопытство Ледяной Девы удовлетворено, и мне можно продолжить?
   - Простите, Ни'блис!
   - Да не за что! И, кстати, когда мы наедине - никаких "ниблисов". Для тебя я - Элан. И давай на «ты» - среди Избранных не принято "выкать"... Так вот - уж не знаю, как  они к Создателю добрались и что ему наплели - но он был загнан в логическую ловушку... ну, это всё равно, что попросить двигаться, оставаясь на месте.
   По другой версии - Создатель предоставил им свою Силу в неразделённом виде - это как Истинная Сила Великого Повелителя, только тысячекратно мощнее: с её помощью самую суть мира изменить можно. И наизменяли они такого, что Создатель раскололся с горя, и разгневанная его часть стала Великим Повелителем, а условно-благая - так сказать, ущербным Создателем. И первое, что таковой сделал - закатал всех виновных в непотребстве в Колесо Времени - и Великого Повелителя туда же пленил.
   - Выходит... этот самый миг... когда Создатель раскололся - повторяется при каждом обороте Колеса?
   - Молодец, на лету ловишь! - Ишамаэль похлопал её по плечу. - Как услышал я Балтамелеву теорию - тут-то всё и сошлось! Ах, как это меня воодушевило! Я просто из кожи вон лез, книг понаписывал, доказывал, как это здОрово и какие перспективы открывает...
   - И что, засмеяли?
   - Хуже! Третье имя получил и модным автором стал. В области искусства. Художники, писаки, киношники всякие просто на руках носили. И настрочили гору непотребства - с Айильский хребет высотою - о поединке человека с Создателем, Создателя - с самим собой, либо - об исконной порочности людского рода. И где только сюжеты выискивали - у нас-то тогда тишь да гладь была... В общем, они меня славят, а мне - тошно до печёнок - ведь не то я писал, а как порочный круг разомкнуть и к бесконечности выйти!
   - "Темп бесконечности"... картина... не помню, чья.
   - Представляешь, и я не помню... да и не важно. Книга моя так называлась. Последняя.
   - А первые три? Там что-то про значение?
   - "Анализ осознанного значения", "Реальность и недостаток значения" и "Понимание причин". Разумеется, их зачитали до дыр, я, шутки ради, даже тираж на квейндияре (51) издал. А как иначе - надо же уважить прославленного автора и собственное тщеславие: "прочёл, мол, понял, цитаты прилагаются..." Кое-кто действительно понял и оценил, даже - многие, население у нас, как ни крути, сплошь образованное было... Хотя раньше, до "Темпа", мои философские штудии если кому и были ведомы, так - профессиональным критикам, чей хлеб - выискивать "блох" в чужих сочинениях...
   - А потом?
   - Потом Майрин пробурила скважину в Узилище и я, бешено-злой на своих соотечественников, поехал на милый северный островок, что потом прозвали Шайол Гулом...
   - И как... Балтамель был прав? Великий Повелитель ответил на твой вопрос?
   - Об этом Повелитель молчит...
   Они постояли ещё, глядя на город в редком мерцании свечей за чёрными окнами.
   - Скажите... Элан, - внезапно спросила Снежана. - А почему ты назвал меня Ледяной Девой?
   - Забавный вопрос. По-моему - красиво: Снежана - королева снегов - Ледяная Дева. А что?
   - Сказка такая есть.
   - "Снежная королева", что ли? Так это - не про тебя.
   - Нет, другая, но тоже - Андерсена... её редко издают.
   - И о чём же она?
   - О фее ледников, что презирает людей и о парне, которого она поцеловала в детстве. Он долго держался... пока честен был.
   - А потом?
   "Вокруг зияли бездонные пропасти, вода журчала, звеня, словно колокольчики, и сияя голубоватым пламенем. Все, что мы должны описать столькими словами, Руди увидал в одно мгновение ока.
   Молодые охотники, девушки, женщины и мужчины, некогда провалившиеся в расщелины скал, стояли перед ним как живые, широко раскрыв глаза и улыбаясь, а из глубины, из погребенных под лавинами городов, доносился колокольный звон; молящиеся преклонили колена под сводами церкви; льдины образовали орган, горные потоки загудели...
   На ясном, прозрачном дне сидела сама Дева Льдов; вот она поднялась к Руди, поцеловала его в ноги, и по телу его пробежал смертельный холод, электрический ток... Огонь и лед!.. При мимолетном прикосновении к ним их ведь не различишь!" (52)
   - Да, сильно... Пожалуй, я изменю своё мнение о писателях. Что ж, спору нет - это ты.
   - Я мечтала стать такой, когда... дрожь пробежала по её телу.
   - Теперь - пусть дрожат они! - Ишамаэль указал на город. - А вот и первые дрожатели...
   Из-за угла тихо выехала машина. Словно змея в ночи, словно подкрадывающийся к оленю тигр. В следующий миг из прожектора ударил свет, взвыла сирена и как по волшебству все огни в окнах погасли. Из машины стали выпрыгивать люди, смутные, как тени. Дробно застучали шаги, раздался крик и из окна второго этажа выскочил человек в исподнем. Падая, он ударился о навес подъезда, вскочил, держась за бок, и побежал по улице.
   - Трофим! - закричала Снежана. - Что, пришли и по твою душу?!
   - Кто он? - вполголоса спросил Ишамаэль.
   - Тот, с кем я делила ложе, пока отчим держал меня!
   - Так подержи и ты его!
   Прямо из ниоткуда в воздухе возник смерч. В единое мгновение он поднял человека в воздух и швырнул о стену. Человек пронзительно закричал и полетел дальше, кружась, как гонимый ветром лист. С неба сорвалась молния, пронзив одного из рейдеров - на краткий миг он стал скелетом, облачённым в свет.
   - Может, подсобить? - Ишамаэль взял Снежану за рука. Та судорожно вцепилась в его ладонь.
   ...В небе над домом, раздвигая облака, явился глаз: мертвенно-серый с чёрным, пристально зрящим зрачком. Миг спустя он прянул вниз, волоча за собою гибкое эбеновое тело. Блеснули молнии, пронзая дом навылет, окна разверзлись огненной бездной, машина, как травинка в костре - вспыхнула и лопнула, разбрасывая ошмётки мотора, салона и человеческих тел. Мимо балкона пролетел человек... половина человека. Он был ещё жив и что-то кричал. Но громче его, громче рёва бури, как трель безумной флейты, звенел голос Снежки:
   - Так их, так! Молчали, прятались, а теперь - некуда!! ЖГИ ИХ, ЭЛАН!!!
   Внезапно пылающий дом взвился ввысь - и рухнул на соседний. Но тот не рассыпался прахом - а принял собрата, раскрывшись, как чудовищный рот. Рот сомкнулся - раздался хруст и скрежет, что-то красное и влажное ударилось о купол Силы. Дома слились в каменный шар - и покатились по улице, давя и пластая всё на своём пути. Потом прогремел взрыв - и волна пламени полетела по обе стороны, жадно забираясь в тёмные окна. Спустя несколько минут вся противоположная сторона пылала.
   - На сегодня довольно! - веско сказал Ишамаэль. - Ты и так зачерпнула сверх меры.
   - Так это... я?
   - Конечно. Я лишь помогал тебе вспоминать Плетения, что показала тебе Ланфир. Кстати - ты тут забыла кой-кого.
   Откуда-то снизу, тихо, как призрак, поднялся человек - тот самый Трофим, о котором кричала Снежка. Он был в крови и ссадинах, глаза дико вращались.
   - Ты? - изумлённо прошептал он.
   - Я. - Снежана простёрла к груди человека руку - и рёбра раскрылись ей навстречу. Тело рухнуло вниз - а в руке осталось сердце, толчками изливая кровь. Девушка жадно прильнула к нему губами.
   - Хорошо быть вампиром! - сказала она, отбросив сердце прочь.
   - Нет, Той-Кто-Избранна-Править-Миром-Вечно быть куда лучше, Суерлэйн! - расхохотался Ишамаэль.
   - А кто такая Суерлэйн?
   - Ты. "Суерлэйн" можно прочесть как "Владычица холода" либо "Сердце льда". Всё Древнее Наречие есть великая игра слов...
   ...А на соседнем балконе, ничего не слыша из-за купола Силы, стоял Сергей Денисович и, как зачарованный, повторял: "наконец-то!". Алое пламя плясало в его глазах, чужая кровь забрызгала ему лицо - и он, не глядя, слизывал её.

[Джулин Моерад]

12. - Вряд ли звёзды примут нас.

   Утром, едва проснувшись и по-новой не найдя титана, Серёга - Ястребиное Крыло, мучимый похмельем, оглядывал комнату в поисках заветной фляжки. Фляжка нашлась под кроватью: как он и надеялся - полная на треть. Не вставая с колен, Сергей Денисович жадно отхлебнул из неё.
   - Уфф, попустило! - сказал он парой минут спустя, блаженно глядя в потолок. - И что за дрянь в этой спиртяре? Надо ж - приснится такое... Ахренеть - не встать! А пора бы...
   Серёга протёр глаза - и рука натолкнулась на нечто липкое. Подслеповато щурясь, он поднёс руку к лицу - и на него глянул глаз: тёмный зрачок и радужка в кровавом кольце.
   Серёга бросился к осколку зеркала - и на него уставилось чужое лицо в багрово-чёрных потёках. Он кинулся к фляжке, осушил её до дна и лишь потом осмелился взглянуть в окно на противоположную сторону улицы.
   Противоположной стороны не было. Лишь груды камней, зубья стропил, копоть, гарь и смрад горелого мяса. Серёга долго не мог отвести свой взор от этого зрелища, не замечая полицейских, что, как муравьи, сновали по развалинам - и не думая о том, что из окна его могут заметить. В голове было пусто. А потом на него накатило...
   ...Так бывало не раз - и всегда - незваным. И всегда - точным, убийственно-точным, когда дело касалось опасности либо беды. В детстве он заранее знал, кто и когда подставит ему подножку, в отрочестве - спас из петли одноклассника, ворвавшись в мастерскую ещё до того, как тот влез на стул.
   В юности, на играх, если накатывало - ему не было равных: что в бою на деревянных мечах, что в роли полководца - от того-то и получил Серёга своё прозвище. Маха, правда, всегда подшучивала, что Серёга в Колесе был не Артуром, а Мин. В ответ он хватал её за талию и кружил, крича светло и радостно: "Льюис Тэрин, как ты изменился!"... Боги-боги, сколь давно это было...
   Но сейчас Серёга чуял иное. Стократ иное - и сильное, как никогда. Воздух внезапно пропитался злом: злом столь высокой пробы, что запах его перебивал и гарь, и гибель множества людей, и предсмертный крик обладателя глаза. В глазах Серёги помутилось - и он едва не врезался лбом в щербатое стекло. 
   Но чувство не отпускало - превозмогая дурноту, Серёга вновь окинул взглядом развалины - и с удивлением понял: запах зла исходил не от руин, и не из квартиры за стеной, а с неба: там, за свинцовыми облаками, невидимый людскому глазу, пребывал КТО-ТО. Он был огромен, как горный хребет - и радостно, заразительно смеялся!
   Попустило внезапно, как то бывало всегда. Зато подействовал спирт - и знакомая лёгкость разлилась по телу.
   - Надо же, примерещится такое... Оно и немудрено - экий пожарище! Интересно, с чего бы это? Не иначе - кто-то газом разжился - а тут молния! Не спал ведь: выходит - помню! А вот как теперича выйти - чёрт его разберёт! Только сунься - вмиг "копы" заметут и хрен чего докажешь! И сидеть нельзя - в пожарище рыться они недолго будут, по домам шерстить пойдут, трупоеды грёбаные. На чердаке, что ль, залечь? Или - в подвале? С чердака, конечно - обзор, но подвал - надёжнее. Если что - проще по-тихому сдрыснуть, да и дверь во двор там есть. И залегать надо немедленно!
   Во мгновение ока спаковав нехитрый скарб, Сергей Денисович тихо ступил за двери. Лестничная клеть была непривычно светла - дома напротив солнцу более не мешали. Он начал спускаться, проклиная шорох собственных ног и досадуя, что нельзя по-быстрому съехать на перилах - за неимением таковых.
   Вот и подвал... Пробираясь на ощупь сквозь завалы хлама, Серёга спускался по пандусу, оставшемуся со времён "Гастронома", к знакомому окну - тому самому, что так любила Любушка, играя в прятки... И замер в изумлении и страхе: подвал был полон чем-то, схожим с молоком. Оно слабо флюоресцировало и временами из него поднимались туманные хоботы, медленно извиваясь, словно танцуя... Не помня себя, Сергей Денисович бросился прочь.
   Он забился в электрощит рядом с выходом - и лишь потом вспомнил, что дом давно обесточен. Сбоку, на уровне глаз, железо прогнило, а ночной взрыв снёс дверную раму - и Серёга прильнул к дыре, как подводник к перископу. Мимо него прогрохотали сапоги "копов", где-то наверху отчаянно закричали: судя по голосам - старик и мальчишка, но вновь обострившимся чутьём Серёга знал - его не заметят. То, что из трансформаторного шкафа живым не выйдешь - сидело в людской памяти и пол-года спустя.
   Из соседнего подъезда показался человек. Женщина. Черноволосая, в ослепительно-белом платье. Вслед за ней - парень в таком наряде, какой в Серёгиной молодости разве что рокеры на сцене одевали. Следом - зрелый мужчина с благородной сединой на висках, человек с телосложением борца и шрамом на лице, женщина со смуглой кожей и грацией змеи, улыбчивая женщина в изящном чёрном платье, ещё одна, и тоже - в чёрном, но - старомодном, какие некогда носили "готы", снова мужчина - седой, как лунь, ещё один - высокий, в безукоризненном костюме - "тройке".
   За ним - дама в сияющем, переливчатом наряде: та самая, что видел Серёга вчера, подле неё - невысокий мужчина с жёсткими, как солома, волосами и острой бородкой, а за ними - трое: худой и стройный человек в чёрном, парень в рубахе с кружевами, а меж них - девушка в брюках и с волосами, белыми, как снег.
   Кампания шла так, словно собралась на прогулку, не замечая руин и снующих вокруг «копов». И люди, неведомо почему, не обращали на процессию ни малейшего внимания.
   - Я сплю или спятил? - Серёга укусил себя за палец. - Вчерашние Отрекшиеся! И их, похоже, кроме меня никто не видит? Нет: видят - да не замечают, вон как тот кривой "коп" их стороною обошёл... Значит, не глюки... Да кто же они, чёрт подери? А может, если им в хвост пристроится - то и меня не заметят? Эх, была-не-была, коль они - Отрекшиеся - поиграем в Драгкара!
   Пулей вылетев из подъезда, Сергей Денисович нагнал компанию, к тому времени успевшую изрядно перемешаться. Смуглая женщина обернулась к нему - и Серёгу едва не свалил навзничь запаха зла. Совладав с собой, он сбавил шаг, и тут же услышал за спиною: "Эй, а ты кто? Тебя, вроде, не проверяли..."
   Ужас придал Серёге силы - и он бросился бежать прямо в гущу странных визитёров. Он налетел на беловолосую девушку всею массой - но не сбил её с ног, а сам растянулся на щербатом асфальте.
   - Сергей Денисович, вы не ушиблись? - участливо спросила она.
   - Нет. А откуда вы меня знаете?
   - Тот самый сосед? - спросил подошедший человек в чёрном. Серёга глянул на него - и обмер.
   Потом весь остаток дня он ломал голову: что его так ужаснуло? Человек как человек, высокий и, можно сказать - красивый. На любителя... Лицо - скуластое и угловатое, будто скульптор из дерева резал, безвозрастное и какое-то... бесполое - так в Серёгину юность девчата рисовали эльфов да персонажей аниме. А вот глаза - синие звёзды сквозь чёрную тучу, нет, наоборот - перед тучей, и не туча то вовсе, а колодец бездонный, и где-то там, в неизмеримой глубине, мечутся в кошмаре алые искры.
   - Элан, позволь, я провожу его, - сказала беловолосая.
   - Изволь. Это твой знакомый, делай, что считаешь нужным.
   - Какие мы добрые! - криво ухмыльнулся мужчина в "тройке".
   - Прости, не спросила! - ехидно ответила девушка с белыми волосами, присев в реверансе.
   - Заодно проверим, каково её Сокрытие, (53) - сказал мужчина с бородкой.
   - Уж не сомневайся, в порядке, - бросила женщина в белом.
   ... "Элан? Она сказала - Элан? - заходились в крике Серёгины мысли, пока он шёл за своей провожатой. - Элан Тедронай? Так не бывает!"
   - ...Ну вот мы и пришли, Сергей Денисович, - улыбаясь, сказала девушка. - Вокзал за поворотом.
   - Откуда вы меня знаете?
   - Так ведь это вы мне книги читать давали.
   - Снежка? ТЫ?
   - Я...
   - А... они - кто?
   - Вам лучше не знать... Ой, Сергей Денисович, что с вами?
   - Ничего.... просто узнал одного... человека.
   Он силился улыбнуться - и не смог. Увиденное сразило Серёгу, как требушетное ядро, хотя это был всего лишь мужчина, куривший возле авто. На двери фургона и на рукаве курившего алел логотип коллекторной кампании - самой известной в городе.
   А когда-то над ним алел не логотип, а знамя. Знамя с алым орлом. И на поясе его была не кобура, а молот. "Карай ан Калдазар! Карай ан Эллисанде!". Карай...
   - ...Да что это с вами?!
   - Вон того хмыря видишь?
   - Коллектора?
   - Ага. Знаешь, кем он был?
   - Сволочью. Они все - нелюдь.
   - Ошибаешься, Снежка! Когда-то он был менестрелем - и пел так, что народ  слушал его ночи напролёт. А ещё он Перрина играл... однажды.
   - Я и говорю - сволочь! После такого - в коллекторы...
   Что-то неуловимо изменилось. Тот, кто некогда был Васькой Шуйским пошатнулся, хрипло вскрикнул - и рухнул на мостовую.
   - Ну вот - одним коллектором меньше. - ухмыльнулась Снежана.
   - Теперь вокзал шерстить будут, - потерянно ответил Сергей Денисович.
   - Не будут. Инфаркт - и ничего более! Произошёл он, правда, от того, что в сердце внезапно замёрзла кровь - да к приезду живодёров она растает.
   Из фургона вышел человек в берете и уставился на Васькино тело.
   - Упился, гад... Опять упился! Эй, Лёха, вылезай, эта сука снова упилась!
   Ещё один детина - с красной мордой и глазищами навыкате проворно выпрыгнул из дверей и сходу пнул тело сапогом.
   - Ану вставай, паскуда! Намедни дрался, вчера зассал, а теперь покойником прикидываться! Встать, падло!!! Детина ещё раз пнул Ваську - коротко и страшно.
   - Кончай, Лёха! - схватил его за руку человек в берете. - Ещё зашибёшь...
   - Ага, зашибёшь его! Глянь, как беса гонит: с носаря - и не вякнул...
   - А может он в вправду... в бессознанке.
   - Шас проверим... - детина приподнял Шуйского, заглянул в глаза, изменившись в лице, рванул на Ваське рубаху, приложил к груди багровое ухо... минутою спустя обернулся - и лицо его являло маску ужаса.
   - Помер... Бля буду, помер! Это я его?!
   - Да не ты - он раньше сверзился, - человек в берете сам прильнул к Васькиной груди. - А вот пиздил ты его зря - теперь хрен докажешь, что это не мы его уходили.
   - И чего делать?
   - Ноги делать! А ежели что - я не я и корова не моя. Усёк!
   - Ага...
   Во мгновение ока люди вскочили в машину и фургон тронулся, оставляя Ваську валяться в дорожной пыли. Снежана проводила уехавших лучезарным взглядом.
   - Лети, лети, лепесток, через запад - на восток, через север, через юг, возвращайся, сделав круг, лишь коснёшься ты земли, быть по-моему вели! Хочу, что бы вы все сдохли!
   - Снежка, кто ты? - ошалело спросил Сергей Денисович.
   - Теперь моё имя Суерлэйн. Так далеко отсюда называют тех, у кого заледенело сердце....
   ...Когда они отошли и отвернулись, из воздуха вышел Агинор и склонился над мёртвым телом. И мертвец тяжко, сдавленно застонал.

[Джулин Моерад]

*****
   - Серый, ты ли это? - знакомый голос окликнул Сергея Денисовича на выходе из "участка". Серёга обернулся. Перед ним стоял Виктор Олегович - заводской зав.отделом снабжения.
   - Ну, я, - ответил Серёга.
   - А чего тут делаешь?
   - Делаю - где? На вокзале или в "ментуре"?
   - И там и там!
   - В "ментуре" показания давал по поводу драки, а на вокзале, как и ты - "дизель" жду.
   - Ну ты даёшь! С кем подрался-то? Получка хоть цела? И нафига тебе "дизель"?
   - Подрался с местными охломонами - грабануть меня решили, получка на месте, а еду к жене.
   - Так вы ж, вроде, в городе живёте?
   - Вроде живём. К тётке она подалась. В Новосёлки.
   - Сочувствую.
   - Тому, что получка цела? - рассмеялся Серёга.
   - Тому, что жена съехала - серьёзно ответил Виктор Олегович.
   - Так не от меня ж! Соседей новых напужалась, странные они какие-то, блатные, видать.
   - Ты-то их видел?
   - Да как тебя! А чего ты спрашиваешь?
   - Ну и как они тебе?
   - А хрен их знает! - Серёга слегка замялся, отвечая на вопрос. - На иностранцев похожи.
   - Иностранцы, да в нашей дыре... - недоверчиво протянул Виктор Олегыч.
   - Я ж говорю - хрен разберёт! А ты что, знаешь, кто они?
   - Я другое знаю, - Олегыч значительно поднял палец. - Отъезд к тётке - первый шаг к разводу.
   - Да ладно тебе, говорю - правда всё, их реально напужаться можно.
   - Хорошо, если так... Мне повезло меньше...
   - А в чём? - спросил Серёга.
   - Ни в чём, а с кем. С женою. Тоже сперва к тётке намылилась, а потом - поминай, как знали! Ещё и записочку оставила: "Прощай, мечтатель!"
   При слове "мечтатель" сердце Сергея Денисовича неприятно закололо.
   - А дети-то как? - несмело спросил он. - Ты ж, вроде - отец двойни?
   - А хрен его знает, как! - взорвался Виктор Олегыч. - С собою утащила! К сталкеру! А как через пару месяцев пришили его - так и неведомо где!
   - В смысле, "к сталкеру" - это погоняло такое?
   - Сам ты погоняло! Сталкерами называют тех, кто за периметр шастает - думаешь, откуда мы запчасти берём и прочую поебень? Платят им впятеро от нашего брата - потому и убёгла она к нему!
   - А пришили-то чего?
   - Ну ты прямо с Луны упал! За периметром - мрак и тлен! И - банды... Думаешь, я б тут сидел, буде иначе? Хрена! Сам бы в сталкеры подался, да тебя пристроил, коли ты драчун наипервейший! Да только не конает то за периметром: ни кулаки, ни огнестрел. Потому, что в ночи пуля - дура, да и штык - молодец, а банды эти за милую душу убитых едят.
   - М-да, сочувствую...
   - Чему? - ощерился Виктор Олегович. - Тому, что баба свалила вместо того, что бы при муже передком торговать?
   - Ну, не знаю, у вас, вроде, любовь была, если моя память ни с кем не изменяет.
   - Любовь... - протянул Виктор Олегыч. - Ан нету её, любви-то! Вааще нет! Как писали перед войной - одни гормоны да нейрофакторы!
   - Ты в это веришь?
   - Не-а! Потому как не в гормонах да гармониях дело. В безнадёге дело, Серёга! Тебе, либо мне, завтрашний день, по большому счёту - пофиг, нам бы пожрать, поспать, хуй почесать, киношку глянуть, в шахматишки перекинуться да на курево что б осталось, а бабы устроены иначе. Баба ради этого самого паршивого "завтра" на всё согласна, особливо когда детьми прикрыться можно!
   - Дык где найдёшь "завтра-то"? - удивился Серёга. - Всюду разор да запустение, сам говоришь.
   - Я говорю, ты говоришь, все говорят, да только бабе это не втемяшить! У бабы взгляд иной, она, когда худо - пока все хуи не проверит - не успокоится. А даже если не найдёт нихрена - смертным пилом благоверного заманает! Вон как Гаврилу Подзаборного! Думаешь, чего он так забухал, что у нас побирается? Баба довела! Сперва рога наставила - на стадо оленей хватит, а потом жизни не дала бесконечным нытьём: "кабы ты не на рыбалке своей паскудной пропадал, а бабло колотил - мы б свалили вовремя и в Европах жили! В самом Париже!" И посрать ей, что, случись так, она б не бабою, а тенью на стене стала! Париж-то в угольки обратился! - Виктор Олегович хрипло захохотал.
   При словах "в Европах бы жили" неприятный холодок вновь кольнул сердце Серёги.
   - Так что фиг его знает, от меня жонка сбёгла или я судьбу лихую обошёл, - закончил Виктор Олегыч. - Детей только жалко - пропадут ведь! Ты не представляешь, как я искал их, "копам" на всю получку руки грел, а без толку! Сгинули они! Или - борделе, что немногим краше, потому как там дети долго не живут.
   - Сгинули от грехов твоих, человече, от грехов весь белый свет сгинул, покайся, Антихрист на пороге! - встрял в разговор худющий поп в рясе и клобуке.
   - Я те покаюсь! - ощерился Виктор Олегыч. - И молился и каялся, и за здоровье патриарха вашего проклятого свечку ставил, до войны ещё, а толку? Сам кайся, ворона!
   - Ты патриарха не трожь, - неожиданно громко заорал поп. - Великомученик он! За вас, оглоедов, заживо геенну огненную принял!
   - Так он же сам её и сделал, вместе с мразью-президентом и прочей падалью! Ану вали отсюда, рясохвост, а то сам великомучеником станешь!
   - Как сто лет коммунизма стукнуло, так и воспряли, ироды! - не унимался поп.
   - Вали, а не то 37-й год устрою, не отходя от кассы! - рявкнул на него Виктор Олегыч, лезя за пазуха.
   Поп изменился в лице и растворился в средь толпы.
   - То-то! - захохотал зав.снабжения.

Мы раздуваем пожар мировой,
Церкви и тюрьмы сравняем с землёй.
Ведь от тайги до британских морей
Красная Армия всех сильней!
Так пусть же Красная
Сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой,
И все должны мы
Неудержимо
Идти в последний смертный бой! (54)

   - пропел он вослед убегающему попу. - Ишь как припустил, последнего боя испугался: даром, что он уже был и новый вряд ли будет...
   - Чего ты так попов не любишь? - удивился Серёга.
   - А за что их любить? Разве войну не они благословляли? А ты их чего, полюбляешь?
   - Мне пофиг, я - язычник.
   - Хорошо тебе, языкастику...
   - А у тебя чё, ствол? - спросил Серёга.
   - Ага, калибра сорок по ноль-пять! - ухмыльнулся Виктор Олегыч, извлекая из-за пазухи бутылку. - Тебе куда ехать?
   - До Перегоново.
   - А мне - в Медведки. Жаль, не по дороге. Щас дёрнем?
   - А давай!
   - За прекрасных мужиков! - возгласил Виктор Олегович.
   - Ты чего, пидорас? - донеслось из-под скамейки.
   - То-то и оно, что нет, - расхохотался зав.снабжением. - Но не за баб же окаянных пить!.. ух ты, какая женщина!
   Обернувшись и увидев ту, на кого вытаращился Виктор Олегыч, Серёга в третий раз ощутил холодок в сердце. Эта высокая смуглая дама в лёгком и строгом, не по погоде, платье... он уже видел её - сегодня, у дома. И вчера - во сне...
   ...Подали поезд. И Серёга, ловко ввинтясь в бестолково прущую толпу, успел к одному из сидячих мест. С размаху он плюхнулся в него - и тут же скривился от боли: что то жёсткое пренеприятно укололо бедро. Он полез в карман - и вытащил тугой свёрток доброй мелованной бумаги. Не глядя, он вынул один из листов, спряча остальные обратно - и принялся читать. "Апельсин" - крупными буквами значилось наверху листа.
   
*****
   АПЕЛЬСИН
   
   - Так, Гыбдык, слухай сюда! - важно вещал бывалый троллок Нараг своему юному сотоварищу. - Ты, по всему видать, парень проворный и - с головой...
   - Ага... - ответил Гыбдык, потрясая изрядными рогами.
   - ..А потому я ввожу тебя в курс дела: будешь с нами Око Мира охранять.
   - А кушать там есть чего? - спросил Гыбдык.
   - Нету! Но это - не важно: троллоки накормят.
   - Ага, дождёшься от них...
   - Я прослежу! - веско сказал Нараг. - Начнём: чего ты слыхал об Оке Мира?
   - Что там кушать нечего! Только что, от тебя.
   - Понятно! Итак: история вопроса такова...
   - А история - это что?
   - История - это прошлое: то, чего когда-то стряслось.
   - А, байки...
   - Не байки, а правда! Была когда-то Эпоха Легенд, и кончила она войной Силы...
   - А в кого кончила, а? Расскажи!
   - Не кончила, а закончилась.
   - А, вон оно что... Неинтересно.
   - Ты сюда слухай! В войну Силы нашего брата троллока дохрена было, и людёв - тоже.
   - Ух ты! Кушать есть кого! - обрадовался Гыбдык.
   - Было - да не мы кушали, а нас. Погнал Тёмный весь троллочий народ скопом на людёв - а люди нашего брата и порешили.
   - Да кто ж скопом на людёв ходит! - возмутился Гыбдык. - Малой ватагою надо...
   - Соображаешь! - удовлетворённо крякнул Нараг. - Те тоже соображали - да только против Тёмного - не попрёшь!
   - А он вааще есть, Тёмный-то? Не байки?
   - Есть. И когда ты, дурья башка, его, бранясь, поминаешь - он слышит.
   - Да как же я без матюков проживу? - ужаснулся Гыбдык.
   - А ты другими словами ругайся: Драконом там, Белой Башней...
   - Так - стрёмно...
   - Тёмный - стремней! Дале слухай: потом Дракон к Тёмному дырку законопатил - и всех Отрекшихся туда же затолкал - и зажили троллоки свободно.
   - Ух ты! А я думал: Дракон - первейший враг, и жрёт нас без соли да без лука...
   - Оно так и есть, но порой выходит иначе. Это как, скажем: подрался ты с Каморром - и уж почти он тебя одолел, да только Каморр тот у Руляга с утра башмак спёр - ну, Руляг Каморра за то по хребтине - хрясь! И, выходит - спас он тебя, хотя вы друг друга и терпеть не можете.
   - Ух ты, а ведь правда! Хотя... сложно-то как!
   - Ну, ты парень с головой, разберёшься - не ошибся я в тебе. Слухай дальше: Дракон затычку ту, в нору Тёмного, на семь запоров навесил.
   - А семь - это сколько? - спросил Гыбдык. - Я только до трёх считать умею: "гыр", "гыр-гыр" и "багыр".
   - Да я тоже не особо разумею: сколько - уж не Мурдраал какой... Много - и точка! Дале соображай: тыщу лет опосля была тишь да гладь, и для нас, троллоков - сплошное приволье.
   - Кушали! - радостно воскликнул Гыбдык.
   - Еще и как! Но потом беда приключилась - Тёмный зашевелился в норе своей - и погнал нашего брата на юг.
   - Кушать?
   - На убой погнал! - оскалился Нараг. - Однако вскоре силушка у Тёмного поиссякла, и он снова задремал - ещё на тыщу лет. Но потом, когда Ястребиное Крыло людями правил: он вновь пробудился и снова погнал.
   - От светлая сила... а чего ему не спится-то?
   - А вот теперь мы переходим к сути! - важно поднял Нараг грязный палец. - Однажды занесла меня нелёгкая в окрестности Ока Мира - ну, это место такое, зелёное-презелёноё, там Ним Сомешта живёт.
   - Про Нимов слыхал, - вставил Гыбдык. - Невкусные...
   - И вот стою я и слышу: Ним-то сам с собою говорит. И наслушался я такого - что рога-колесом.
   - А чего наслушался?
   - А вот чего: оказывается, Тёмный из норы прёт каждый раз, когда один из драконовых запоров ломается. Раньше они страсть как прочны были, а теперь ослабли, и их, мол, зубом кусни - они и пополам!
   - И - что?
   - Вылезет - и на убой нас погонит - вот что!
   - Жуть-то какая... А запоры эти... того - понадёжней спрятать можно, что б там - не наступил кто?
   - Соображаешь... Увы - не выйдет: они в Оке Мира на дне пруда лежат.
   - В воде? Гадость-то какая!
   - Ещё худе: не вода в пруду том, а вааще нечто несообразное: говорят - айзседайки в Эпоху Легенд напИсали... Да не важно это: пока лежат - всё в порядке, Ним их не трогает. Та только мир - не без глупых людей: есть ещё охламоны всякие: те же айзседайки, стражи ихние, порубежчики, Огир любопытные, и просто мимопроходящий люд. И всех их к Оку Мира тянет - словно намазано чем. Вот они-то запоры эти, печатями именуемыми, порушить и могут!
   - Да, дела... А Ним-то как же? Может - помешает, ежели он - в курсах.
   - А ты его видал? Нет? Так - сообшаю: Ним - это такая дубина, что над цветочками своими ночь напролёт сидеть способен, а в это время в пруду том - хоть топись! Потому Око Мира стеречь надобно - от всяко-разных приблуд. Для того я тебя и позвал.
   - Ага... Только - как же устережёшь? У стражей - мечи, айзседайки подпалить могут, да и огир - здоровенные и невкусные. Может - написАть чего: мол - "Не влезай - убьёт!" Я-то неграмотный, да знакомого мурдраала попрошу...
   - Не вздумай! - Нараг повертел перед носом Гыбдыка кулак. - Мурдраалы только освобожденья Тёмного и ждут: им - ни слова! Другой способ есть! - Нараг вынул из сумки продолговатый предмет. - Эта штука кого хош напужает! - значительно поднял палец он. Называется: "фейерверочный тер'ангриал", ну да тебе словами длинными ни к чему голову засорять: иное слухай! Ежели вот на эту хреновину нажать - происходит трах-бабах и много-много огней разноцветных. В общем: увидишь айзседайку или стража - подыми штуку над головой и жми, пока не надоесть. Я уже пробовал - от того трах-бабаха даже Джумара драпает.
   А теперь - айда чалапать к Оку Мира! Там сейчас Каммор - и, между прочим - без трах-бабаха. Сменим его от беды подальше.
   - А кушать будем? - спросил Гыбдык. - Ты обещал!
.....   .....
   - Ну как тебе здесь? - донёсся до Гыбдыкова уха приветливый голос. - Не жёстко, не холодно?
   - Да нет - слава Тё... - Гыбдык осёкся, вспомнив Нарагову науку. - В общем - сапоги не текут.
   - А кушать хочешь?
   - Кушать?! - Завсегда хочу. А - что?
   - Яблоко, например.
   - Не, я такое не ем - лишь мясо.
   - Жаль, мяса у меня нет. Разве что гусеницы...
   - Сам их жри! - возмутился Гыбдык. - А ты... вааще - кто такой?
   - Сомешта, Ним.
   - А, Нараг рассказыал...
   - Сторожишь?
   - Ага.
   - Правильно делаешь! Туда без крайней нужды - нельзя.
   - Не шибко и надо! Я цветочков не ем.
   - Да я не про тебя: ваш брат-троллок и так сюда - ни ногой, худо им здесь. А вот прочим... Я-то гостям завсегда рад - да как печати ослабели - никого не пускаю и сам тише мыши хожу - даже дышать боюсь.
   - Печати - это запоры?
   - Да.
   - А ты давно их стережёшь?
   - Уже три тыщи лет.
   - Помилуй Тём... - ой - Дракон!
   - Для него и стерегу, - засмеялся Сомешта.
   - В смысле? А они ему - на что? Да и помер он давно, говорят.
   - Помер - да возродится! А они ему - что б разбить их.
   - Так от того ж Тёмный вылезет!
   - Верно. Иначе его обратно не законопатишь. Сперва вылезет - а тут Дракон тут как тут: скрутит и обратно.
   - Ясно. А его ещё долго ждать?
   - Не знаю... Другое ведаю: до Дракона печати трогать - ни-ни! Чем целее будут - тем легче до них Дракону добраться.
   - Понятно. А Дракон твой - он просто новые печати наложит?
   - Айз Седай, что меня на страже поставили, говорят, что - нет. На этот раз он выход Темному завалит - и зацветёт всё в благообразии.
   - Зацветёт? А как же мы, троллоки?
   - Не знаю... вздохнул ним. Может - переродитесь, как бабочка из гусеницы.
   - Ага - и летать начнём, будто Драгкары глупые...
   - Нет, это - вряд ли. Может - людьми станете, а может - и Нимами - то Создателю виднее.
   - Людьми не хочу - мелкие они. А Нимами...
   Гыбдык обернулся и увидел в гуще лоз огромную фигуру. Ним был вдвое выше Гыбдыка, весь увит лозами, волосы - трава, глаза - орехи.
   - Здоровенный ты... - протянул Гыбдык. - Такую тушу - хрен прокормишь... Сам-то чего жрёшь?
   - Соки земные.
   - И - всё? А они - вкусные?
   - Превосходные!
   - А много их?
   - Не переводятся!
   - А попробовать можно?
   - Да сколько хочешь! - Ним протянул в цветочной чашечке сок. Гыбдык отпил его и скривился.
   - Кислятина!
   - Ну уж прости, - покачал Сомешта зелёной головой. - Ты пока не Ним и тебе наша пища не вкусна. Но ты не отчаивайся, глянь лучше сюда: вот гусеница - ей только листву и подавай, а вот бабочка, гусеница бывшая - пьёт лишь цветочный нектар, к листве равнодушна, как и гусеница - к нектару.
   - А ведь и правда! - изумился Гыбдык. - Всё, решено - хочу в Нимы! - Слухай, а у тебя по такому случаю... цветочка не найдётся?
   - Да сколько хочешь!
   - Дай, а?
   Сомешта бережно укрепил на рогах Гыбдыка венок из цветущих лоз, но они тут же опали.
   - Эх, запустение... - вздохнул Ним. - Всё-то у вас вянет... Ну ничего, я кое-что придумал!
   Он ушёл вглубь чащи и вернулся с пригоршней жёлтых цветов.
   - Бессмертник! - провозгласил он. - Даже сухой, не утрачивает красы. Ану наклони голову!
   - ...Это что у тебя за корона? - катаясь по гнилой листве, хохотал Каморр.
   - Ним подарил, - смутясь, ответил Гыбдык. - А тебя что, завидно? Так иди к нему: у него такого добра - навалом.
   - Ага, станет он на ухи всякий мусор цеплять! - в свою очередь расхохотался Руляг.
   - А вот и стану! - крикнул Каморр, показывая Рулягу кулак.
   - Ану прекратить! - гаркнул на всех Нараг. - Будем считать это... как там умные мурдраалы говорят... - работой с местным населением.
.....   .....
   - Кушать хочешь? - приветствовал Гыбдыка, ставшего на стражу, Ним Сомешта.
   - А то! С утра - одну лишь руконожку и схарчил.
   - Это - такая корявая да противная?
   - В самую точку! А ещё говоришь - одними древесными соками жив...
   - Да она и с виду - не мёд... Слушай, у меня идея есть: как вам пропитаться.
   - И как?
   - Сперва вот это держи! - ним вынес из чащи снаряжённый тисовый лук со стрелами. - Стрелять умеешь?
   - Есть малёхо.
   - Тогда - сбей с десяток ворон: их в Запустении - полным-полно.
   - Да они ж невкусные!
   - Сырыми либо без ничего - да, но мы их с яблоками сготовим, как люди - утку.
   - А что - утка с яблоками вкусна?
   - Ну, я не пробовал, а вот Дракон их обожал.
   - Идёт! Щас собьём.
   Спустя пол-часа вороны были настреляны.
   - Теперь - щипать, - наставлял Гыбдыка Ним. - Потом - фаршируем и - запекаем в глине. ОгнИво есть?
   - Есть. Да только, Тём... ой, Белая Башня его побери - дождь прошёл, дрова сырые.
   - А может - жезлом твоим?
   - А давай!
   Раздался лютый грохот, из жезла полетело разноцветное пламя, и после трёх попыток костёр занялся.
   - Ура, слава Дракону! - в два голоса закричали они.
   ...Вороны с яблоками удались на славу - даже Ним подтвердил, что запах - превосходен. Наевшись до отвала, Гыбдык решил попробовать: что это за яблоки такие в сыром-то виде - и нашёл их недурственными. Расчувствовавшись, он попросил у Сомешты нимского пойла и, в отличие от прошлого раза, оно пошло "на ура".
   - Красота! - удовлетворённо сказал Гыбдык. - Ну что б я без тебя, Сомешта, делал?
   ...Так и жили: примеру Гыбдыка вскоре последовали все троллоки стражи - и бегать за проворными и невкусными руконожками более не надобилось. Огонь всегда разжигали жезлом: с громом и молнией, что как-то само собою вошло в традицию - и вскоре по Запустению пошёл жуткий слух: мол, на перевале завелась какая-то совершенно страховидная нечисть, от которой разбегаются даже вечно голодные Джумары. Однажды, правда, пожаловал к ним Страж: он-де поклялся убить самую жуткую тварь в Запустении. Пришлось для него из Такан'дара Молотобойца тащить. Три часа они со Стражем бились-махались, но таки-одолел Страж - и поволок каменную бошку к себе в Пограничье: хвастать...
   Но верно говорят и троллоки и люди: беда завсегда приходит оттуда, откуда не ждёшь.

[Джулин Моерад]

   - Глядите, чего я добыл! - радостно рычал Каморр, подбегая к костру, что разложили Гыбдык сотоварищи на границе Ока Мира.
   - А это чего? - недоверчиво проскрежетал Нараг, глядя на то, что сжимал Каморр в лапе.
   На тёмной ладони Каморра красовался плод, какого ни Гыбдык, ни Руляг, ни даже Нараг сроду не видали. Он был большой, ярко-оранжевый, и слегка переливался в лучах утреннего солнца.
   - Ух ты - апельсин! - воскликнул подошедший Сомешта. - Где ты раздобыл его?
   - У, долгая история. В общем - не спалось мне этой ночью и решил я проветрится. Иду - а навстречу человек чешет, а от него спиртярой разит - спанов на багыр багыров! Да не каким-нибудь троллочьим пойлом, и не малкирским вискарём, а чем-то особенным. Ну я и решил, того - попробовать.
   - Ты съел человека? - охнул Сомешта: за дни благолепия он уже порядком подзабыл, с кем имеет дело.
   - Не человека - а благородного лорда Мараконна: так у него было на бляхе написано - а я лордов сроду не едал!
   - Вкусный? - привычно спросил Гыбдык.
   - Хуже руконожки! - сплюнул Каморр. - И что это за гадость он пил - и как вааще в Запустении оказался?
   - Ну, как оказался - это понятно, - сказал бывалый троллок Нараг. - Благродным тирским лордам денёг некуда девать - вот они и путешествуют. Этот, небось, малкирские башни поглядеть припёрся, да прежде в кабак завернул - ну и после - дорОгою ошибся. Но дальше-то чего было? Это у него ты этот... лепесин раздобыл?
   - А вот и нет! Как позавтракал я лордом этим - худо мне стало, мОчи нет! Ну такой бодун, такой бодун - как только лорд этот уместил в себе пойла столько?
   Значит, иду дальше - похмелье бЕгом исцеляю. Гляжу - а возле камня стоячего: ну, вы знаете: которые исписаны непотребством разным - девочка сидит. Мелкая такая, вся в тряпье цветном - Лудильщица, значит. И говорит она мне: "Не ешь меня, чудище, я тебе лепесину дам!" Ну, мне с такого бодунища и так её есть брюхо не велит, но лепесину я взял, потому как всем известно: дают - бери, бьют - тикай. А она каменюку ту ручонками обняла, по надписям повезяла - и с глаз пропала: камни-то эти, всякому ведомо - волшебные. А лепесина - вот, глядите!
   - Ух ты, ну и повезло тебе, Каморр! - завистливо сказал Руляг. - А... чего с ней, лепесиной этой, делать?
   - Можно съесть, - сказал Сомешта. - Люди говорят: вкусные они - страсть! А можно в моём саду семечки его посадить - тогда целое дерево вырастет и с него апельсинов на всех хватит.
   - Вот здОрово, молодец, Каморрище! - воскликнул Нараг. - А где семечки-то эти?
   - Да внутри апельсина. Дольки в нём, и в каждой - по семечке.
   - А долек-то сколько?
   - Почистим - узнаем.
   С величайшей осторожностью Каморр принялся снимать с апельсина кожуру.
   - Ух ты, долек-то - много! - протянул он.
   - Делим поровну! - распорядился Нараг. - Семечки - ниму!
   - А Сомешту считать? - спросил Каморр.
   - Я ращу апельсины, но ем их - ответил Ним.
   - Одним - меньше... Так, пусть считает Гыбдык - он умеет.
   - Гыр, гыр-гыр, багыр, гыр, гыр-гыр, багыр, - принялся пересчитывать дольки Гыбдык, тыкая в них пальцем. - Гыр... а это - сколько?
   - Семь! - подсказал Сомешта.
   - А поделить их как?
   - Не делится, одной не хватает; увы, Сомешта всегда был честен, хотя тут же пожалел об этом.
   - Это как: не делится?
   - А так: семь это четыре плюс три. Вас - четверо, по дольке на брата, и остаётся ещё три - без одного.
   - Сложно-то как... - почесал за рогом Гыбдык.
   - И чего делать? - спосил Каморр.
   - Не знаю... - вздохнул Сомешта. - Можно порезать дольки... нет, это не выйдет: каждую из трёх придётся делить на четыре, сок утечёт. Можно ещё кинуть жребий: кому-то достанется одна.
   - А жребий - это что?
   - Ну, считалка. Вот, скажем, Гыбдык будет вас пересчитывать: гыр, гыр-гыр, багыр - и так три раза. Но кого последним ткнёт - тому и одна долька.
   - Нет, я не согласен! - воскликнул Каморр. - Я лепесину добыл, мне - две!
   - Ладно... но тогда ничего не выйдет - если считать троих по три - одна всегда будет тому, с кого начали.
   - Ну, тогда и мне - две! - сказал Нараг. - А остальным - считаться.
   - Ладно... - почесал свиной пятак Руляг, хоть сразу было видно - он очень недоволен. - А кто считать будет? - спросил он.
   - Гыбдык - он умеет.
   - Я тоже умею!
   - Башмаки ты красть умеешь! - огрызнулся Каморр.
   - Врёшь, крысиное отродие! У меня копыта - мне башмаки без надобности!
   - Ага, бреши больше! Ты их мурдраалам за объедки пленников сбываешь!
   - Сам брешешь - они мне шкурою на ремни платят!
   - Все слыхали - проговорился!
   - Зато ты руконожку трахал! - перешёл в наступление Руляг.
   - Да там и трахать-то нечего! - огрызнулся Каморр.
   - О, сознался! - захохотал Руляг.
   - А вот и нет! Я просто сказал - она для того неудобна. Да и вааще - ты-то как мог такое видать?
   - Драгкары рассказали.
   - Надо же, драгкары! Да они врут всё и всегда, потому что глупые! А вот ты, вор башмачный, у меня сейчас получишь! И за руконожку - тоже! Каморр попытался ударить Руляга кулаком по лбу, но тот проворно отскочил, сбив с ног Нарага.
   - Ану прочь, свинина! - заорал Нараг и заехал Рулягу промеж глаз
   - Ка-азёл!! - завизжар Руляг, хватая Нарага за рога и подставляя под кулак Каморра.
   - Ты чего дерёшься! - заорал Каморр, когда Нараг дал ему сдачи.
   - Ану прекратить! - взвизгнул Гыбдык, схватил с земли палку и огрел Руляга впоперёг спины. Апельсин при этом он сжимал в другой руке.
   - Он украл наш лепесин!! - завизжал Руляг, бросаясь на Гыбдыка.
   - Какой-такой наш, лепесин мой!! - заверещал Каморр.
   - Нет, мой - я главный! - орал Нараг.
   Уклоняясь от Руляга, Гыбдык бросился к Оку Мира, в самую гущу листвы. "Прекратите, как вам не стыдно!" - раздался позади голос Нима, а вслед за ним - треск и ругательства: похоже, трое троллоков, преследуя Гыбдыка, сбили Сомешту с ног.
   Всегда отличаясь более проворством, нежели силой, Гыбдык стремительно бежал сквозь лес, разгоняя по пути целые вихри бабочек и, заметив арку в скале, опрометью нырнул в неё.
   В следующий миг он оказался на берегу подземного озера, освещённого мерцающими кристаллами. Это было так красиво, что Гыбдык, любуясь, принялся почёсывать себя за рогом свободною от апельсина рукой.
   Но ещё через несколько мгновений в залу ввалился орущий клубок троллоков и, сбив Гыбдыка в озеро, сам рухнул следом.
   - ...Тьфу ты, ну и гадость! - отплёвывался Руляг, выбираясь на берег.
   - Я ж говорил - айзседайки напИсали! - вторил ему Нараг.
   - Аж похмелье прошло! - вздохнул Каморр.
   - А чего мы вообще подрались?
   - Из-за лепесина.
   - Только-то? Да ну его... к Сомеште - пущай посадит, а как вырастут - поделим.
   - Точно! Тогда на всех, от пуза хватит!
   - А лепесин-то где? Эй, Гыбдык, лепесин у тебя?
   А Гыбдык стоял на самой середине озера и, сжимая в руке драгоценный апельсин, глядел в озёрные глубины. И там, на дне, его внимание приковало великое множество осколков: чёрных-белых, белых-чёрных, прямо как плитки пола на картинке, что он однажды видал у знакомого мурдраала. Гыбдык стоял прямо посреди них. На них! И, скорее всего - разбив их.
   - Эй, братва, лепесин у меня, только... я тут, кажись, потоптал что-то.
   - Да вылазь уже! Лепесин цел - и славно! А писям айсседайским с нашего купания вреда не будет.
   - Ах вы олухи рогатые!!! - на всю пещеру громыхнул голос Сомешты. - Да вы хоть знаете, чего натворили?
   - А чё, лепесин цел, - проворчал Нараг.
   - Апельсин, говорите? Цел, говорите? Ану вылазте из Саидин - да на солнышко!
   Хрустя чёрно-белыми осколками, Гыбдык подался к берегу. Из арки он вышел последним - и узрил, как трое его сотоварищей задумчиво чешут: кто - рога, кто - пятак. То же делал со своим моховым ухом Сомешта, устремив взор на север. А там, за деревьями и цветами Ока Мира возвышалась далёкая вершина Шайол Гула. Обычно Гыбдык не обращал на неё внимания - ну разве что когда заблудится: её всегдашний дым видать в Запустении отовсюду.
   Но теперь гора извергала мрак на пол-неба, а само небо стремительно вертелось, и порой сквозь сполохи и тени, на нём виднелось громадное лицо: безглазое и страшное.

[Джулин Моерад]

*****
   - Интересно, здесь тоже кормят троллоков, или всё ж - людей? - ухмыльнулся Асмиодиан, разглядывая роскошное здание, видом схожее с гробницей.
   - Полагаю, людей. - веско изрёк Бе'лал. - Должна ж где-то веселиться местная... элита. Зайдём?
   - Почему бы и нет, - пожала плечами Могидин. Я проголодалась.
  - ...Добрые господа, подайте копеечку! - словно из ниоткуда перед Бе'лалом предстала простоволосая женщина в старом, латаном платье.
   - Создатель подаст! - ответствовал Бе'лал, но тут же осёкся: - А вы, собственно, кто?
   - Нищенка, аль не заметно? - хохотнул Асмодиан.
   - Без тебя вижу! Но как она узрила нас? И, кстати, где её глаза?
   На лице попрошайки вместо глаз зияли две рваные раны.
   - Дорогу специалистам! - взвилась Грендаль. Это - моя компетенция!
   И, подойдя к женщине, нежно проворковала:
   - Почему ты назвала нас добрыми господами?
   - Так видно, что вы не из простых! - отвечала женщина.
   - Видно - без глаз?
   - Да что б такое видеть - глаза не нужны, слуха да чутья хватает.
   - Она преодолела "маску зеркал"- вполголоса напомнил Бе'лал.
  - Без тебя знаю! - бросила Грендаль, - и, вновь оборотясь к женщине, продолжила:
  - Я щедро подам тебе. Очень щедро! Если ты ответишь на мои вопросы.
  - Чего знаю - отвечу, а чего нет - не смогу, сколько не дайте.
   - Аред, у тебя всегда есть местная валюта, - обернувшись к Равину, сказала Грендаль. - Поделись, а?
   Равин молча протянул ей пачку купюр.
   - Вот! Столько ты не выпросишь, как говорят здесь - "и до морковкина заговения". Рассказывай!
   - А что рассказывать-то? - спросила женщина, ошалело теребя в руках купюры.
   - О себе! Всё, что посчитаешь нужным.
   - Ой, горе горькое! - внезапно заголосила женщина. - От памяти бегу - а вам-то её и надо!
   - Расскажи, сделай милость! - ласково молвила Грендаль, сплетая потоки Силы, располагающие к откровенности.
   - Дура я была, вот кто! - из ран на глазах покатились слёзы. - Всё у меня было: дом, дети, муж работящий, по нонешним временам - редкость великая, да всего мало казалось. Денег мало, внимания мало да этих, как их - перспектив, словно они нонче есть у кого. Вот и стала пилить его пилом смертным, да только зря, ой, зря!
   От пИла моего он из человека зверем перекинулся: пить стал, драться, да по бабам бегать. Я-то быстро поняла: моя вина, и пилить вмиг перестала, да только его уж было не остановить. Врубился муженёк, что по нонешним временам бабы сами липнут: абы грош был - и пошёл кутить, а после - меня колотить.
   Тогда-то я со сталкером и спуталась, а после - и влюбилась в него, а он, представляете - в меня! По-всамделешнему! Как родной - с детями принял!
   Да только недолог век тех, кто за периметром запчасти добывает: полугода не прошло, как сгинул он в вылазке, а меня из дома ейного рейдера вышибли: сталкер-то мой, как и все тут, должником был.
  Тогда я назад подалась, к мужу: не мне - так детям жить где-то надо. Да только он, ни слова не промолвив, с лестницы меня спустил, да и детей за мною вышвырнул. "Докажи, мол, что они - от меня!"
   Пришлось, в чём стояла, с детями драпать. В никуда драпать - друзей-то с родичами нету: померли все в ядерную осень. С месяц по "заброскам" жила, милостыню просила да собой приторговывала: кормиться-то надобно. Возвращаюсь однажды - а их-то и нет.
   - Нашли? - тихо спросил Равин.
   - Нашла... - выдохнула женщина. - В борделе нашла - для тех, кто над детками надругаться горазд: я туда под видом уборщицы проникла.
   Пальцы да ступни у них порезаны да переломаны, что б не убёгли, а всё тело, - слышите - всё! - одни синяки да ожоги и... языков нет. Вырвали им языки ироды проклятые - что б от насилия да боли не кричали!!! - заголосила женщина.
   Как увидела я то - корень веха у реки откопала, да им через окошко передала, мол, съешьте - все раны пройдут да вместе из борделя проклятого сбежим.
   А знаете, что такое вех? Цикута то - отрава неодолимая, потому как лучше погибель, чем такое... Вот тогда-то я себе глаза и выдрала, думала - не увижу... Как же! Глаз нет - а видела! Видела, как кровинушки мои мечутся в муке предсмертной. С тех пор и вижу. А сейчас - вижу ещё и то, что не отсюда вы вовсе, и на погибель всеобщую сюда явились.
   Забирайте ваши деньги! Потому как лучшей платой для меня станет то, за чем вы пришли. Убейте их всех! Самые души их проклятые порешите! Потому как мир, где детям языки рвут - жить не вправе!
   - Ну уж если вы знаете, что мы - не отсель, позвольте вам хоть глаза вернуть. Сетчатки у вас целы, а роговицу да хрусталик мы с Месааной мигом восстановим - даже Семираг просить не надо, - тихо сказала Грендаль. - Бесплатно! За... некоторое обследование.
   - Не надо, - отвечала женщина. - Как они все подохнут - я и без глаз узрю, а ещё чётче видеть беду безпросветную - нет уж!
   И нищенка, бросив наземь пачку банкнот, засеменила прочь. Равин молча устремился за ней, на ходу подхватив деньги, догнал женщину и сунул купюры ей в руки.
   - Это - что б дожить до дня, когда все передохнут! - сказал он.
   - Спасибо! - женщина улыбнулась ему ранами глаз. - Знаешь, попрошу-ка я у тебя кой-чего. Уж ежель ты волшебник - найди мужа моего: Шанского Виктора Олеговича, да скажи: жена его бывшая, Тимофейко Марья, просила рассказать - что с детьми нашими стало. А потом, рассказав, спроси. Крепко спроси: где он был, когда им языки рвали?!
   - Я спрошу! - внезапно сказал Ишамаэль. - Поверь, у меня это выйдет лучше.
   Язвы глаз женщины встретились с чёрно-синими очами Тедроная.
   - А вот тебе - не потребно! - твёрдо молвила она. - Потому как нет на свете человека - даже самого распоследнего злодея, что заслужил бы беседы с тобой!
   Сказав это, женщина бросилась бежать - и во мгновение ока скрылась в переулке.
   - ...Вот это - да! - потрясённо вымолвила Грендаль минутою позже. - Такого не бывает - но оно есть!
   - Положим, Мурдраалы тоже видят без глаз, - протянул Равин.
   - Они это делают силою Великого Повелителя! - ощерилась Грендаль. - Уж если ты некомпетентен в проблеме - потрудись воздержаться от глупых комментариев!
   - Не воздержусь! - ухмыльнулся Равин. - А вдруг она силою Создателя видит?
   - Не смешно! - парировала Грендаль.
   - Пока вы ведёте высокомудрые беседы - мой желудок скоро схлопнется в чёрную дыру! - подал голос Асмодиан.
   - И то правда, - ответил Ишамаэль. - Изысканиями куда лучше заниматься после вкусного обеда.
   - Неужели этот случай не заинтриговал тебя, о Ни'блис! - язвительно проворковала Грендаль.
   - Я удивлен не менее твоего, но сейчас эта женщина вряд ли скажет нечто новое. Да и допрос под Принуждением в столь щекотливом деле - не лучшая из идей. Ты ведь пометила её, Камарейл, или снова - лишь я догадался?
   - Ты принимаешь меня за школярку?
   - Вовсе нет. Но если эта дама помечена - с исследованием можно подождать. Пусть объект успокоиться!
  - Ты не понравился ей.
  - И я уже ломаю над этим голову. Судя по её фразе - она едва ль не мысли мои узрила. И поняла, что я имел в виду под словом "спросить".
н  - Так мы идём обедать или нет? - подала голос Месаана.
   - Разумеется! Ни'блис - за.

*****
   Семираг по городу - и город шарахался от неё. Шарахались, отступая на шаг, черные скелеты деревьев, холодный ветер, тусклые лужи с тёмной водой, да клочки бумаги: извечные вестники разрухи, горя и войны - даже они избегали её ног. Проехала машина - и с проворством ящерицы свернула в спасительные тени, что б поскорей убраться с её дороги, скрывшись средь паутины ходов, некогда бывших улицами.
   Семираг шла и смотрела на город - а город смотрел на неё. В ужасе смотрел сотнею глазниц: пустых, тёмных и ослеплённых трещинами стекла. Город умирал и стонал в агонии от множества ран, которых не Исцелить. Там, за чёрными окнами, незримыми тенями скрывались его жители, и требовалось совсем немного Таланта, что бы узрить их мечты: сны о прекрасном "вчера" и ужасном "сегодня", клубки горя, отчаянья и злобы.
   Дневной город был сер и безвиден. Тусклое небо в полосах туч, будто в страхе мчащихся куда-то, серые стены пыльных, давно не ведавших дождя домов, тусклые окна: где - перекрытые немытым стеклом, где - залепленные серой, истлелой бумагой.
   Сера была дорога, на которую ступали туфли Нимен Дамендар Боанн: асфальт потрескался и был занесён пылью, скопившейся не иначе, как с весны. Серы были фонари, кое-где висевшие на покосившихся столбах. И серы были люди, несмело идущие по серой пыли.
   Семираг видела - и не единожды, города, развороченные войной. И всегда удивлялась неуёмному людскому стремлению хоть чем-то украсить бытие: хоть аляповатым рисунком на стене, хоть серьгою в ухе, хоть резною бумагою. Даже троллоки - и те поступали так же, вызывая у Агинора немалый восторг.
   Здесь этого не было. Казалось - горожане не только не стремятся пригладить свой скудный быт, но и сладострастно доламывают и портят то, что ещё цело и не изгажено. Словно их гложет ненависть ко всему, что хоть как-то привлекает взгляд. Сама Нимен видела такое впервые, но Ишамаэль рассказывал: подобным образом изменился Аридол незадолго до того, как стал Шадар Логотом...
   Будто в подтверждение её мыслей возле покосившегося киоска разразилась безобразная свара. Дородный мужик со всклокоченной шевелюрой силился влезть на дерево, сжимая в руке синее полотнище с намалёванным на нём земным шаром со крылами. Он забрался почти до половины, когда из подъезда выбежала старая худющая тётка и на ходу принялась осыпать мужика бранью.
   - Это ещё что за тряпка голубая, пидорасом на старости лет решил стать, Григорыч? Хуй не встаёт - самое время жопу подставлять?
   - Ты чё, Глашка, очумела аль не похмелилась поутру? - удивлённо отвечал мужик. - Дык сегодня день гражданской авиации, а я, про между прочим, пилот межнародного классу!
   - Козёл ты межнародного классу! - заорал вышедший из киоска хмырь: мелкий и лысый. - Кому сказано - слезай и тряпьё своё забери!
   - Ещё чего! - крикнул мужик. - Не твоё дерево, что хочу - то вешаю.
   - Вот послал мне бог в зятья идиота! - заголосила тётка. - Пилот, видите ли... На себя посмотри, рвань подзаборная!
   - Да уж не рванее тебя! - ощерился мужик. - Сама курва драная: весь день бурчишь да клянёшь, а как кто радуется - и вовсе сатанеешь!
   - Именно! - гнула своё тётка. - Потому как нету больше твоей авиации! И ничего нету. И от того - по одёжке протягивай ножки.
   - Это в смысле: бухать да ебстись, как ты?
   - Да уж не читать журнальную макулатуру ночи напролёт! На бабу-то у тебя не встаёт уж давненько!
   - Уж на тебя-то хрен встанет! В смысле - чёрта с два!
   - Нашёл чем бахвалится, импотент!
   - А знаешь, не в хренах счастье, - примирительным тоном заявил мужик. - Счастье - в радости! Серо мы живём, понимаешь, словно не люди, а черви какие. Ползаем да срём, а потом через срань - снова ползаем: нет что б порадоваться чему...
   - Нечему теперь радоваться! - гнула своё тётка. - Срань да срань кругом! А ты, придурок, флажки цепляешь! Ещё и про пилота вспомнил, мудило...
   - Так как не вспомнить: всю жизнь летал, по сей день во сне летаю... Душа летает, понимаешь?
   - Понимаю, в лучшем виде понимаю! - зашлась в крике тётка. - Сбрендил ты и людей баламутишь! Куда нам лететь? Подыхать пора, и хорошо, если в своей конуре, а не под забором и не на каторге, куда тех, кого рейдера вышибли, отправляют! Сколько державе за хату должен, обормот? Думаешь флажками откупится? А им посрать на флажки: выведут под белы рученьки, накостыляют, всё добро из дому выгребут, а поутру тебя, долбоёба бездомного, копы повинтят - и на "принудилку", откуда ты даже в гробу не вернёшься! И меня с тобою - заодно!!!
   -  Хрена с два вышибут, прорвёмся! - отвечал на её вопли мужик.
   - Хрен прорвёмся - ты это хотел сказать? - не унималась тётка. - Да кабы ты заместо мужа моего сдох! Да кабы Манька, прежде чем на панель пойти, тебя, гада ползучего, отравою уходила! Да что б тебе с этого дерева насмерть убиться! - тётка ударила обеими руками по стволу.
   - Отвянь, Глашка, добром прошу! - гаркнул мужик. - А иначе как спущусь - не спущу! А коли не нравится тебе флаг -  милости просим на дерево: долезешь - снимай!
   - Сам снимешь! - сквозь зубы процедил хмырь, незадолго до того исчезнувший в недрах киоска. - У меня тут пистоль газовый, усёк? Как стрЕльну - ёбнешься с дерева к едреней фене да шею свернёшь, а мне за то нихрена не будет, ясно?
   - Ясно! - ответила за мужика Семираг, снимая Сокрытие и сплетая Силу.
   В следующий миг мужик с флагом прянул в небо и, описав дугу, рухнул за дальними домами. Тетка взвизгнула, но тотчас, поперхнувшись собственной кровью, пала на асфальт, мелко дёргая ногами, как недодавленный таракан. А хмырь с пистолетом медленно и страшно стал выгибаться назад, расстреливая обойму по убегающим тучам. С сухим треском сломался хребет и хмырь завыл. Он кричал долго и громко, словно стадо сгорающих заживо коров, что нерадивый пастух по пьяне закрыл да поджёг непогашенным окурком. "Караул!!!" - заорал кто-то на улице. А хмырь меж тем принялся заворачиваться винтом.
   - А-а-а, убивают! - вновь закричал кто-то. И вслед за криком тем уличный фонарь, что, несмотря на день, сиял вовсю - разом погас.
   - А на тебя я не Направляла! - крикнула фонарю Семираг, в один шаг сквозь Врата оказалась подле серой громады ресторана "Мавзолей" - и вошла в стену.

[Джулин Моерад]

*****
   ...Вслед за привратником они зашли в аляповато разукрашенный, весь в золотой лепнине, зал.
   - Что изволите? - официант выскочил пред ними, аккуратный, как оловянный солдатик и вёрткий, как чёрт из табакерки.
   - Укромное место, тишину и лучшее, что вас есть! Если оно есть, конечно! - промурлыкала Грендаль.
   - Мадам, мы плохого не держим, - официант поклонился.
   - Я сказала - лучшее!
   ...Деревянной походкой, какая бывает от внезапного Принуждения, официант повёл их по лестнице вниз. Здесь всё было иначе: свод дикого камня, гранитные глыбы у стен, по сталактитам с тихим журчанием струилась вода. Как по волшебству, дальняя стена раскрылась, пропуская стол и кресла, что ехали вместе с частью пола.
   - Располагайтесь! - официант царственными жестом указал в сторону камина. Жест вышел слегка угловат, словно у манекена.
   Каменная поверхность стола мягко засветилась - и прямо над нею возникли полупрозрачные изображения блюд.
   - Всего-то трёхмерный визор - а забавно, - заметил Балтамель.
   - Я рад служить вам, - официант вновь поклонился.
   - Блюда вы подаёте, или они сами летят? - хмыкнул Бе'лал.
   - Увы, я... - официант смутился.
   - Не переживай, мой мальчик, - улыбнулась Грендаль. - Мы будем только рады видеть тебя снова и снова. Но пока - покинь нас.
   Официант исчез. Гости принялись выбирать блюда. Вскоре голод был утолён.
   - Недурственно, - проворчал Саммаэль.
   - В сравнении с Андором - возможно, но не с нашей-же Эпохой - парировал Равин.
   Минутою позже раскрылись Врата, пропуская Снежану.
   - Прекрасная работа! - улыбнулся Равин. - Перемещение в незнакомое место, пусть и по маяку - задача не из лёгких... - кстати, кто научил её Перемещению?
   - Я, - лучезарно улыбнулась Ланфир. - Пока другие обещают - я работаю.
   - Перемещается она пока не очень, - ответствовал Агинор, выходя из другого портала. - А вот ориентируется - да, превосходно.
   - Ты следил за мной? - спросила его Снежка.
   - Скажем так - подстраховывал. И, дабы растопить твоё сердце - принёс маленький подарок, - изящным жестом Агинор достал из нагрудного кармана нечто вроде наконечника копья. Оно было кроваво-красным и слабо светилось.
   - Шейва? - брови Ишамаэля взлетели вверх. - Где ты её взял? (55)
   - Как и всегда - из груди предателя-Айил.
   - Здесь водятся такие? - хмыкнул Демандред.
   - В изобилии! Само собой - бывшие.
   - Просветишь Суерлэйн? - спросил Агинора Ишамаэль.
   - Ну что ты, Ни`блис! Ведь это твоё изобретение... Нимен бы не помешала: показать, как это работает в Саидар ...увы, Суерлэйн - не парень, - проворчал Агинор. - Кстати, а где она?
   - По мне кто-то соскучился? - Семираг вышла из-за сталагмитовой колонны. - Да неужели?
   - Где ты была?
   - Любовалась окрестностями. Знаешь, Ишар, я переменила мнение о твоих троллоках. По сравнению со здешним людом они - просто котята... Ух ты, разжился Шейвой!..
   - Элан, объясни, что это? - подала голос Снежка.
   - Терпение, Суерлэйн! Эта вещь не так проста, как кажется. Садись ближе.
   Снежка подсела к Ишамаэлю, Агинор подал ему кровавое копьё.
   - Как ты думаешь, Суерлэйн, кто был нашим самым опасным противником в Войне Тени? - глаза Ишамаэля стали черны и мечтательны. - Айз Седай? Огир с Нимами? Лично Льюис Тэрин Теламон? Ошибаешься! Самыми опасными противниками были Айил и их Песня! Под её действием разбегались Мурдраалы, у троллоков выпадало из рук оружие, и даже Джумара теряла свой знаменитый аппетит. - Ишамаэль усмехнулся.
   - Ишар попытался скопировать Песнь - и создал Дагкаров. Но на поющего Айил и тех, кто слышал его Песнь, они не действовали. Я чрезвычайно заинтересовался этим: меня всегда привлекало необъяснимое - и обнаружил истинное чудо! Оказывается, поющие Айил в некоем смысле Направляют. Только не Силу, а... порядок. И проистекает он, похоже, от самого Создателя. Поняв это, я воодушевился необычайно: ведь это означает - можно поспорить с самим Творцом! Я стал исследовать, но поначалу - безрезультатно. Обращённые к Тени Айил теряли своё чудесное свойство - но я не сдавался. Тогда я попытался узнать: что будет, если Айил нарушит Путь Листа (56) - то есть - убьёт кого-то? Способность Петь он терял - но лишь от душевного потрясения. Сотри ему память о событии - и Песнь возвращалась. Тогда я обратил внимание на тех Айил, что, формально идя в Свете - ожесточились и стали причинять боль - душевную, скажем, особо не разбирая: враг пред ними или невиновный. И меня ждало чудесное открытие: их дар Песни не исчезал - но перерождался в нечто, постепенно разрушавшее их изнутри. И это "нечто" можно извлечь даже из мертвеца - и дать ему зримый облик. Так была создана Шейва.
   Вот эта милая стрелка, - Ишамаэль покрутил в руке кровавое острие, - неостановима в принципе! Она всегда найдёт того, против кого пущена и сразить её может лишь Погибельный Огонь, а сбить с пути - поющий Айил. На время - потом она снова находит цель. Немало многоопытных врагов полегло от этой вещицы - и немало страха нагнала она на живых....
   Кстати, именно тогда я понял - что бы расколоть Узилище Великого Повелителя, необходимо участие Того, на ком в наибольшей степени сошлась воля Создателя - он должен быть озлоблен сверх всякого разумения, после чего, запятнанный злом, но ещё идя в Свете, нанести по Узилищу удар, не ведая, что творит. Лишь таким способом, использую Создателя против Создателя, можно освободить Великого Повелителя Тьмы и Он пересоздаст мир. (57)
   - Так значит, ты не обращал Ранда к Тени а, напротив, злил его? Я так и думала!
   - Догадливость делает тебе честь!
   - Я хочу подарить Шейву Суерлэйн - напомнил Агинор. И, кстати - прошу поторопится: меня чрезвычайно заинтересовал этот... знакомец, и я спешу проверить его. На сособность Направлять - и не только.
   - Я не забыл! Нимен, покажи Плетение!
   Семираг взяла из рук Ишамаэля алый нож.
   - Смотри, Суерлэйн, ты кладёшь Шейву на ладонь и задумываешь врага. У тебя есть враг - такой, что бы не жаль было истратить на него столь редкую вещицу?
   - Есть... - глаза Снежаны сузились. - Но я не знаю, где он.
   - И не надо. Шейва сама найдёт - ещё до полуночи. Представь себе - даже если он умер! Для Создателя, как твердит молва: все - живы, а эта замечательная вещь: единственная из всех ведомых, кроме, разве что, самого Дракона, использует именно его, Творца, искажённое могущество! На, клади её на ладонь, задумай врага и создай вот такое Плетение...
   Губы Снежаны зашептали нечто - так тихо, что о том можно было догадаться лишь по их движению.
   - Имя называть не обязательно.
   - А это не имя. Так, детская считалка.
   - Расскажешь?
   Багряная игла метнулась к камину и скрылась из глаз.

*****
   Сгустившиеся сумерки застали Агинора в вагоне местного поезда, гулко грохотавшего по разболтанным рельсам. Ишар Моррад Чуайн мог гордится собой, что с наслаждением и делал, предвкушая свой исчерпывающий доклад Ни'блису о проделанной работе.
   И она стОила того! Майстренко Сергей Денисович оказался исключительно любопытной персоной. Увы и ах, Направлять он не умел, по крайней мере - сейчас: Ишар, как истинный учёный, всегда памятовал - способность к Направлению у мужчины может проявится в любом возрасте - и порой выскакивает даже у стариков, словно из ниоткуда. Но сейчас её нет, а значит: этот Майстренко - доподлинно не Дракон Возрождённый. Ну, разве если предположить, что все мы проторчим здесь ещё лет двадцать, что вряд ли возможно, учитывая: с какой скоростью разваливается этот мир.
   А вот во всех остальных отношениях Сергей Денисович был человеком неординарным и даже, как любит говорить Месаана - нетривиальным. Несомненное чутьё угрозы: то, что в Третью эпоху называли "даром нюхача", помноженное на способности к Предвидению. Плюс - полная гармония меж мыслью и делом: когда он рейкой отмахивался от тех двоих дураков, было видно: он не размышляет вовсе, опережая при этом их действия. Но, как будто этого редкого сочетания талантов мало - имелось и ещё кое-что. Нечто, позволяющее заподозрить в нём дар Проводника.
   О "феномене проводников" в современную Агинору Эпоху ходили легенды - потому, что решительно ничего о них не было известно доподлинно. Хотя на первый взгляд - ничего особенного: просто странная разновидность Та'верена с непонятными видениями. (58)
   Но это - не так! Та'верен (59) напоминает камешек в ручье: вода обтекает его, вихрясь и играя. Таверен сам по себе ничего не создаёт - это Узор меняется от взаимодействия с ним - и не всегда так, как Та'верену хотелось бы. Да и само та'веренство - не людская воля, а стремление самого Колеса: оно плетёт ими узор, как челноками. И потому "малое та'веренство" - вовсе не редкость: едва ли не каждый человек хоть раз в жизни им был, хотя история, само собою, помнит лишь "Та'веренов больших"...
   А Проводник - он вроде иглы вышивальщицы. Или - как выдра под водою, что, плавая, создаёт и волны и завихрения - едва ли не сознательными усилиями, хотя, как правило, не ведая, что творит. Он - словно ныряет под Узор, в то место, о котором рядовые Айз Седай лишь слыхали при обучении, и которое, за неимением лучшего слова, названо "Миром Причин".
   На самом деле Мир Причин - нечто вроде обратной стороны вышивки: с нитками да узелками. Поэтому философы прошлого считали его более первичным, нежели "обычный мир". На самом деле, как доказал Теламон - они эквивалентны и неразделимы, как две стороны монеты. Для всех - но только не для Проводника!
   Проводник имеет уникальную способность: телом оставаясь по сю сторону Узора, воплощаться на той. Воплощение это не имеет ничего общего с человеческим, что поначалу Проводников весьма пугает. Впрочем, и мир, куда они направляют стопы - тому телу под стать. Там есть верх и низ: наша сторона Узора и Истинный Источник - соответственно, но в остальном... Колоссальные стебли, танцующие под музыку тысяч Обаен - вот как выглядит Мир Причин в рассказах Проводников! Детали разнятся, но в двух пунктах сходны все: Истинный Источник предстаёт пред ними, как звезда непередаваемой красоты, а танцующие стебли неизменно вызывают ужас.
   И - немудрено: ведь сам Проводник также является туда в виде тонюсенького стебелька, вылезшей из вышивки нити - и его страх быть оборванным, запутанным, изменённым более крупными структурами - обоснован чрезвычайно. Однако и сам Проводник - весьма непрост.
   Теперь считается доказанным: там, в Мире Причин, все Проводники направляют Единую Силу. Даже те, кто здесь её вообще не ощущает! И, что интересно - не разделяя её на Саидин и Саидар. Собственно, лишь благодаря Проводникам Айз Седай узнали и об Истинном Источнике, и о том, что Сила - одна-единая, а не две разных. И потому попытки использовать Силу целиком не угасали со времён Тамерлин. Забавно, но Ланфир в том, что она сделала - также слегка обязана Проводникам.
   ...Итак, со временем, научившись сохранять своё естество в Мире Причин, что достигается цеплянием за большие Стебли, Проводник Направляет. Чаще всего - не ведая: на что и для чего. Сплошь и рядом - даже снов о том не помня, за исключением тягостного чувства позабытого кошмара. Но после - чудесным образом Проводнику начинает везти. И - не ему одному.
   От Та'верена, помимо прозрения в Мир Причин, Проводник отличается и тем, что его действие, как говорят здесь: "редко - да метко". Проводники лишь иногда меняют историю зримо: так, что бы люди связали то с его именем. А вот относительно невидимой деятельности Проводников есть самые дикие предположения, вплоть до того, что сам Дракон был ещё и Проводником по совместительству, и это, мол, помимо личного вмешательства Создателя, объясняет те странные фокусы с гнилыми яблоками, что приписывают ему.
   А вот кто знаком с Миром Причин не понаслышке - так это загадочные Эльфин и Ильфин! К сожалению - своими познаниями они упорно не делятся...

[Джулин Моерад]

*****
   Вот только покидать насиженное место Ишару Морраду Чуайну как-то не хотелось: в душе Агинор был мечтателем, а перестук колёс, огни коптилок да вдохи пассажиров в полутьме настраивали на романтический лад. И сказав сам себе, что наблюдение неплохо бы продолжить до того мига, когда объект сойдёт в пункте назначения, а может - и позже, он предался забаве, кою считал едва ли не своим тайным пороком, с которым, впрочем, он не расстался бы ни за какие блага мира: мысленному летанию по просторам Тел'аран'риода в поисках чужих снов.
   Профессиональные сноходцы пренебрежительно относятся в "обычным" снам, а зря. Ведь именно во сне: самом обыкновенном, что есть продукт воображения, а не Мира Сновидений, человек нередко находит решения вопросов, что мучили его наяву. И решения эти порой столь элегантны, что дневным сознанием спящий ни в жизнь не додумался бы до них. Агинор в научных поисках не раз вдохновлялся чужими снами, так что у него были все основания ценить своё непопулярное хобби.
   ...Тел'аран'риод (60) послушно распахнулся перед его взором: бескрайний и безмятежный, как небо, полное звёзд. Разве что звёзд было как-то маловато: бродя среди людей в местах, где люди водились, немудрено и забыть, насколько опустошён этот мир, но вид Тел'аран'риода мигом прогонял эту иллюзию. Снов-звёзд было поразительно мало и, разумеется, не потому, что люди дружно перестали спать. Мало стало самих людей: анклавчик здесь, анклавчик там, а прочие просторы этой земли лежали пусты и безвидны, и разве что кое-где сквозь мглу сияли крошечные созвездия затерявшихся в мёртвом мире живых.
   Сны тех, кто ехал с ним в одном вагоне, как и тех, кто спал в близлежащих городах, Агинор не стал смотреть принципиально. Как и сны тех, кто пребывал в большом человеческом скопище к западу, ранее именовавшемуся Европой. Он заранее знал, что найдёт: злость, порождённую неведением - "здесь", да отчаяние, вызванное знанием - "там". Он не раз наблюдал и то и это - и повторятся было неинтересно. Куда любопытней наблюдать тех, кто "отбился от стаи", а если точней - потерялся в умирающем, необратимо разрушенном тремя войнами мире. К одной из таких "звёзд", также источавших боль и отчаяние, но при этом - пронзительно-одинокой, он и направил свой путь.
   
*****
   ...Парень не спал. Вернее - спал наполовину. Люди называют такое - "грёзой", однако здесь была не работа ума меж бодрствованием и сном, а неспособность уснуть, вызванная запредельной усталостью духа. Агинор заинтересовался и "приблизился" к дремлющему.
   Грёза парня была сущим кошмаром - дикая смесь из страха перед чем-то, что ожидает его по пробуждении и кучи воспоминаний, средь которых превалировала какая-то женщина: возможно, жена, и двое детишек.
   "Похоже, парню не повезло... - проворчал себе под нос Агинор. - С голоду боится помереть, что ли? Или - замерзнуть? А может - болен и не надеется выжить? Не похоже... Сходные сны бывают лишь у тех, кто ожидает расправы: попадания в троллочий котёл, например. Или визита местных "рейдеров"... Но рейдеры отменяются сразу: парень спит очень далеко от города... Тогда - что?"
   ...Всяк сноходец знает: посмотреть на мир глазами другого человека чрезвычайно тяжело. Пока субъект спит - разум его находиться в реальности сна: настоящей либо придуманной. А как проснётся - душа мигом выталкивает чужое внимание. Разумеется, есть способы обойти эти ограничения, но для того, что бы проделывать через Тел'аран'риод свои впечатляющие штучки, Ишамаэль тренировался едва ль не тысячу лет, что для Ишара Моррада было, разумеется, делом невозможным.
   Однако им владел азарт. А объект как раз пребывал в состоянии "меж сном и явью". Плюс - его крайнее душевное истощение фундаментально облегчало задачу. С четвёртой попытки у Агинора получилось, и парень, продолжая спать, открыл глаза окружающему миру навстречу.
   "Аильца в глодку, я оказался прав! - мысленно вскричал Агинор, едва до него дошло: что видят чужие очи. - Надо же, точно! В котёл к троллокам собрался дорогой наш человек!"
   Парень находился в какой-то норе, видать - землянке, кою нынешние хозяева не удосужились чинить. Они были поодоль: пятеро здоровенных, грязных, обмотанных немыслимым тряпьём мужиков. В углу пАрил котёл, из которого высовывалась человеческая ступня. Рядом лежала рука и разрубленный торс: при жизни обладатель его также был мускулист, грязен и волосат.
   Как то, по рассказам Ишамаэля, часто бывает при лицезрении глазами субъекта, пребывающего меж сном и явью, на парня накатили полусны-полувоспоминания. Он вспоминал и грезил о том, что уже месяца три является этим людоедам чем-то вроде тушонки на чёрный день - а всё потому, что они пользуют его, как объект для похоти. И чёрный день, похоже, настал: в округе - безлюдье да голодуха, штурмовать периметр - верная смерть, а в котле варится их товарищ, коего они ненароком зашибли в споре: что и как делать дальше.
   Когда Агинор понял диспозицию - ему захотелось что-то предпринять. Только, упаси Шайи'тан - не для спасения-наказания кого бы то ни было. Предпринять просто так: Агинор обожал делать то, чего от него не ждали. Можно было дождаться сна каннибалов - и, затащив их в Тел'аран'риод, малость поразвлечься. Можно было явиться в землянку лично: Агинор уже установил её местонахождение - и устроить погром. Но всё это было до тошноты неэлегантно - а Ишар любил нежданные решения. Таковое пришло само, как то бывает от большого азарта: попытаться внедрить парню "троллочью матрицу" прямо отсюда, из Мира Снов.
   Когда-то, давным-давно, Агинор был готов убить любого, кто посмеет сказать: его троллоки есть просто манипуляция с геномом. Айильца в глотку им за такие речи: троллоки не были продуктом генной инженерии - но продуктом влияния духа на плоть! Свою научную карьеру Ишар начал с изучения феномена психосоматики - и совершил удивительное открытие: дух правит плотью, а также способен изменить сам себя, куда больше, чем считалось!
   Увы, как говорят здесь, открытие "пришлось не ко двору". И медицина, и психология его Эпохи были одержимы идеей безконфликтной гармонии духа и плоти, а также разных частей духа меж собой. Превращаться - пусть даже и в нечто более совершенное, не хотелось никому. Либо - они так говорили.
   Середину карьеры Моррад трудился над экологическим конструированием - а втайне конструировал сверхлюдей: быстро, безболезненно, навсегда! Увы, его изобличили в этом, хотя, видит Создатель - он никому не чинил вреда. А ведь обретшие с его лёгкой руки разум лабораторные мыши запросто могли построить параллельную цивилизацию...
   А когда, после множества несправедливых гонений, Чуайн явился к Великому Повелителю - ему уже было, что предложить: совсем небольшая добавка к душе - этакая "духовная заплатка" - и человек неузнаваемо перерождается! Так были созданы Троллоки - и не только они. (61)
   Обычно человек сопротивляется модификации духа буквально "досмерти" - нужно горячее желание, дабы принять её. Потому, что бы обратить в троллоков пленных - приходилось особым образом сводить их с ума. Разумеется, просто размножать троллоков было проще - да не всегда в достатке имелось время...
   На этот раз Агинору было интересно всерьёз: пребывающих в безумии, готовых на всё фанатиков либо насильно - пленных он превращал либо пытался превратить великое множество раз, но здесь был иной случай. Парню не на что надеятся: завтра-послезавтра он несомненно окажется в котле. А меж тем - он хочет жить. И - разорвать насильников. А потом - вернуться к своей... Марье, кажется. Надо же, какое имя - прямо из местной сказки... Что ж, попробуем сделать сказку былью!
   ...Парень стал поглощать матрицу сразу, словно весь свой век мечтал о карьере троллока. И установка матрицы проходила гладко, что не могло не радовать: даже самые отъявленные фанатики, мечтавшие лишь послужить Великому Повелителю, в последний момент часто пугались - и умирали, ещё не став троллоками, но уже не будучи людьми. Но здесь было не так - парень впился в Агинора, словно голодающий младенец - в материнскую грудь. И вскоре матрица была загружена и развёрнута - теперь оставалось лишь ждать.
   Одна беда - в процессе превращения парень стал слишком громко шевелиться, что привлекло внимание его пленителей. И один из них, отложив в сторону затачиваемый тесак, подошёл к нему.
   - Чего шарудишь, в котёл не опоздаешь! - грубо бросил он.
   Парень молчал - лишь бешено вращал глазами: Агинор чувствовал это.
  - Чего зенки крутишь, аль по хую заскучал? Так это я мигом - только палаш наточу. Верно бабы говорят - перед смертью завсегда елды охота... Эй, как тебя там - писю хотишь?
   Парень молчал.
   - Эй, проблядь, отвечай, когда человек говорит! - заорал мужик. - Или ты лишь на имя-отчество отзываешься?
   Парень продолжал молчать.
   - Язык проглотил, да? - ощерился мужик. - Тебе его отрезать за ненадобностью? Ану говори, как тебя звать! - мужик пнул парня в бок.
   - Иван Захарович... - прошипел парень.
   - Громче, не слышу! Иван Пархатович? Или Иван Гондонович?
   - Иван Захарович Матвейко! - неожиданно громко произнёс парень. - БЫЛ!
   Что обожал Агинор в троллоках - так это их способность к рывку. Те потрясающие усилия, что получаются у человека лишь в минуту крайней опасности, да и то - не всегда, троллок способен вызвать произвольно. Особенно - троллок, пребывающий в ярости, что, строго говоря, есть редкость. В своё время Агинор немало намучился, ища баланс меж храбростью и интеллектом. В конце концов - пришлось оставить троллоков слегка трусоватыми, дабы они были способны соображать.
   Но сейчас Агинор зрил глазами не обычного троллока, а того, что ещё пол-часа назад был человеком, а теперь - сражался за свою жизнь. Рывок - и рука пролазит сквозь обвязку, сжавшись при этом вдвое: ладонь сложилась вдоль, что невозможно для человека - но не для троллока.
   Ещё рывок - и руки впиваются мужику в ключицы, ломая их.
   Рывок - и руки роняют мужика на колени, используя его, как опору.
   Рывок - и бывший Иван взвивается в полёт, словно рыба, одолевающая порог - навстречу тесаку.
   Взмах тесака - и ноги свободны! Бывший Иван распрямляется. Один из сидящих у огня медленно, словно ложку из мёда, достаёт нож, но это не важно.
   Рывок - и котёл взлетает вверх, опрокидываясь на сидящих. Они ещё не успевают закричать, когда взмах тесака разрубает мужика у входа - по диагонали. Ещё пол-мига - и его обваренные подельники порублены в лохмотья.
   В землянку врывается ещё один мужик - с револьвером. Он стреляет, но ему невдомёк, почему сие бесполезно. Он не жил в Эпоху Легенд, как её здесь называют - и не может знать: стрелковое оружие против троллоков почти бессильно: только взрыв, Сила, шоковое копьё, либо - добрый меч. Стреляя, мужик ухмыляется, наверно, вспомнил поговорку одного здешнего правителя: "винтовка рождает власть". А меж тем он не "власть" а труп, лишь по недоразумению ещё шевелящийся. Брошенный в горло тесак ставит всё на места, снятая с его пояса ещё до падения на пол граната отправляется в дверной проём, несколькими мгновениями спустя грохочет взрыв - и всё! Троллок устало опускается на пол, почёсывая пятак на лице да рожки, пробивающиеся сквозь шевелюру.
   Меж тем давнишний мужик, с которого начался разгром, глухо стонет. В полтора шага троллок подходит к нему, в два рывка ломает руки и ноги, волочёт к очагу и, не обращая внимания на крик, приступает к зажарке добычи.
   ...Увлёкшись лицезрением своего успеха, Агинор и не заметил, что станция "Перегоново" осталась далеко за спиной. Но, обнаружив это, он не расстроился: ведь, в отличие от местных, ждать обратного поезда ему не надо...

*****
   ...Когда стемнело, Серёга - Ястребиное Крыло стоял на платформе Перегонова, курил махорку и дожидался звёзд. Пока он ехал сюда в ржавом "дизеле" и колёса вагона пересчитывали разболтавшиеся рельсы, небо прояснилось, низко над горизонтом всплыла Луна: мутная и кровавая, зимняя ночь медленно накрыла мир - а Серёгу сквозь дрёму терзали мысли.
   "Что это было? Кто это был? Какая часть его воспоминаний - явь, а какая - бред, рождённый дрянью в спирте? - Серёга залез в карман, перечитал записку Махи... -  Так, по крайней мере, странные соседи - правда. Но ничего особенного в них, если разобраться, нет. Ну, лампочка необычная - так мало ли что нынче выпускают "за бугром". Ну, "копы" расступаются - предупреждены, значит. И Снежка - с ними... а почему бы и нет? Вдруг понравилась она этому верзиле анимешного вида? И слава богам - то по-любому лучше, чем насилие терпеть. Белые волосы? Обычная краска. Имя это чуднОе? Тоже, наверно, из аниме. А вот имя её парня Серёга наверняка недослышал - что после этакого сна немудрено. Ну, а сон - он сон и есть, нешто не он, Серёга, когда-то в Отрекшихся и прочее Колесо взаправду верил?
    Далее - пожар и взрыв, несомненно, были - от молнии да от газа. И кровь была - насилу отскрёб. А вот провожала ли Снежка его на вокзал, убив взглядом Ваську Шуйского? Навряд ли... И где тот Васька - сто лет его не видал... Да и не верится, что б он в рейдеры подался. Ну не может такого быть: менестрель-коллектор! Это всё равно, что тиран-художник! ...А ведь Гитлер именно им и был... И Сталин в юности стихи пописывал. ...Нет, не верю! Не верю - и баста! Белочка то была, а не Васька! Как и тот странный нищеброд, что на вокзале попросил сигарету и поджёг щелчком пальца - нельзя всякую дрянь хлебать, не разобравшись!
   Нищеброд, впрочем, как раз быть мог - мало ли на свете старых актёров да фокусников? И "почти знакомые" грабители, что напали на Серёгу прямиком у старого фонтана, тоже не были бредом, хоть поверить в это и мудрено: зная его руку, они полезли бы разве что обдолбившись чем-то ну совсем несовместимым с рассудком. И на удивление вежливые "копы" тоже наверняка были, что ещё более странно: отпускать мужика с получкой да после драки - это не в их стиле.
   Или всё ж привиделось: и они, и грабители, и Семираг на перроне? Надо бы Виктор Олегыча спросить: был ли он на вокзале, беседовал ли со мной, и видал ли смуглую даму в чёрном? Да только спрашивать надо как-то поделикатней, что б не подумал чего... А впрочем - не пофиг ли?"
   Он успокоился лишь сейчас - на покосившейся, осевшей платформе у редкого леска, чьи голые ветви в отчаянии тянулись к тёмному небу, словно руки тонущего в болоте. Несмотря на безветрие, порой казалось, что они дрожат.
   Серёга стоял - а звёзды не появлялись. Зато явилась память - о днях и вовсе додревних. Школа: старое, но нарядное здание, отец - простой работяга, как он любил о себе говорить: на самом деле - слесарь- "семиразрядник", кои на любом заводе были на вес золота, что позволяло достойно перенесть голодный кризис 90-х. Он обожал историю и фантастику - и поначалу не понимал Серёгино увлечение "сказочками".
   Мать рядом с ним казалась тоненькой и прозрачной, как фея. Феей и была: кто есть директор кинотеатра, как не фея, навевающая грёзы? Благодаря ей уж чего-чего, а фильмов в доме водилась - прорва. На видеокассетах - когда-то были такие....
   Серёга вновь глянул на небо. Он силился вспомнить расположение знакомых созвездий - хоть Большой Медведицы, хоть Кассиопеи - и не мог. Небо было темно и безвидно. А вот память явилась вновь:
   ...Кинозал на троих. Нет - на пятерых - с ними было ещё двое чьих-то детей. Гаснет свет, мама колдует у киноаппарата - и зажигается экран. "Москва - Кассиопея" - фильм столь старый, что вышел ещё до Серёжкиного рождения. Папа попросил показать - что б убедить его, Серёгу: не одними "Звёзными войнами" знаменита кинофантастика - в Союзе тоже порой классно снимали. И с половины первой серии Серёга понял, что проиграл.
   ...Семеро ребят его возраста отправляются в путь длинною в жизнь - и без надежды на возвращение хоть к чему-то знакомому. Благодаря отцу Серёга уже знал, что такое для истории "более пятисот лет". Это всё равно, что перескочить из времён Коперника - да в наше...
   "В наше? - оборвал он сам себя. - В какое - наше? В какое из? В 70-е? В 80-е? Или - в 90-е? Или - в "возрождение"? Или, может, прямо сюда? Пол-века не прошло - а пять эпох сменилось! Пять!!! И каждая друг друга сожрала бы, кабы могла! И каждая, да, каждая - считала, что приходит навсегда, на веки вечные, а вечность взяла - и кончилась!
   И новой эпохи уже не будет, потому что передохнем все: сперва здесь, а потом и "за бугром"! А если и выживет кто - так открестится от предков своих, как от дьявола, и не то, что понятных слуху имён детям не даст - людьми их называть не станет - дабы ненароком они в нас не пошли! Сотрёт из их памяти всё к едреней фене и напишет заново! ЗАНОВО!!!"
   Но почему-то сквозь ярую злость вновь вспомнил тот день, и кинозал, и фильм, и песню:

"Я возьму память земных верст,
Буду плыть в спелом, густом льне.
Там вдали, там, возле синих звезд
Солнце Земли будет светить мне.
   Я возьму этот большой мир,
   Каждый день, каждый его час.
   Если что-то  я забуду,
   Вряд-ли звезды примут нас." (62)

   "Вот и не приняли нас звёзды, - сплюнул Сергей Денисович. - Потому, что нихрена-то мы помнить не хотели...
   Но память почему-то не отпускала: с удивлением он понял, что перепроживает этот день в третий раз: сначала и кинозал и фильм ему снились... постой, а ведь это Маха тогда в зале сидела! Точно - Маха и её братик! Господи, так мы ещё тогда пересеклись! Расскажу - смеху-то будет!" -
   Серёга - Ястребиное Крыло сошёл с платформы и зашагал по направлению к дальним огням, размышляя дорогой: мол, что, если "Москва - Кассиопея" таки-была, но не в этой - а в другой, более памятливой реальности - но вернётся звездолёт "Заря" как раз в реальность эту, дабы через пятьсот лет напомнить нашим нечеловеческим потомкам, что мы - были! И не всегда были троллоками...

[Джулин Моерад]

11. - Философский спор

  - Кого я вижу, вы снова здесь? - притворно-весело воскликнул Ишамаэль, проходя сквозь Врата.
   Он вновь очутился на Балтамелевом чердаке, однако изменившийся пейзаж за окном ненавязчиво подсказывал, что чердак-то тот, а место - другое. Похоже, Эвал перенёс свою обитель целиком...
   - Вон той башни не было! - подмигнул он Балтамелю. - Тебя одолела охота к перемене мест, или ты прячешься от кого-то?
   - Первое.
   - А я полагаю - второе, не так ли, Суерлэйн?
   - Мы беседуем о мировоззренческих проблемах, - спокойно ответила девушка.
   - Неужто? И с какой позиции зрите?
   - С интересной тебе, Элан, - ответил Балтамель. - Мы обсуждаем "точку Зеро". (63)
   - Теперь это так называется? - Ишамаэль хмыкнул. - Суерлэйн, что такое "точка Зеро"?
   - "Точка Зеро" есть разрыв в истории Колеса. В неё попадает возникновение Вселенной, планетной системы, геологическая история и развитие жизни. Именно по причине наличия "точки Зеро" Первая Эпоха именуется Первой.
   - Ладно, хватит, верю. И чем ты ещё её завлекал, Эвал?
   - Преемственностью Эпох. Удивительнейшим образом память об Эпохах прежних проходит сквозь "точку Зеро" можно сказать, малоповреждённой. Перенесясь из Второй Эпохи в Третью я с удивлением обнаружил, что сказания менестрелей, пусть в мифологической и помпезной форме, отражают события нашей с тобой Эпохи весьма точно.
   - Это объясняется неоднократным вращением наших несчастных душ в плену Колеса - веско сказал Тедронай.
   - Не только, Элан, не только... Будучи специалистом в области древних верований, я постоянно натыкался на так называемых "культурных героев", то есть - существ, явившихся из иных сфер бытия, кои обучали юное человечество основам наук, искусств и мифологии.
   - Контакт с внешней цивилизацией - Элфин и Илфин, например. (64)
   - А что о них известно? - подала голос Снежка.
   - Менее, чем ничего! - отрезал Элан. - Они явились неведомо откуда в разгар Войны Тени, заключили странный договор со сторонниками Света и скрылись, оставив после себя несколько Врат из краснокамня.
   - Являлись они и в Первую Эпоху - тому есть многочисленные свидетельства. Их башня возникала неоднократно.
   - Сволочи...
   - Истинно так, Суерлэйн, но я хотел сказать не о них, а о... Ланфир, здесь не проходной двор - изволь стучаться!
   - Это я, Эвал! - вслед за Ланфир и Врат вышел Агинор. - Ищу Ни'блиса - а он у тебя.
   - Как здорово, что все вы здесь сегодня собрались! - нараспев произнёс явившийся вслед за ними Асмодиан.
   - Я вас не звал!
   - Это я их встретил по дороге, - примирительно ответил Агинор. - Как и Могидин - она зайдёт чуть позже. Значит, так, Элан - докладываю: Сергей Денисович Майстренко, прозванный Ястребиным Крылом, не является Драконом Возрождённым, так как начисто лишён способности Направлять.
   - Как ты это выяснил?
   - Прикинулся нищим, попросил сигарету и при нём поджёг Силой. Отклика не было.
   - Этого мало! - воскликнул Асмодиан.
   - Терпение, маэстро! Потом, использовав Принуждение, я натравил на него пару грабителей - а на самого проверяемого направил поток Воздуха. Вы же знаете - в минуту опасности Дар открывается всегда.
   - Что с Сергеем Денисовичем? - воскликнула Снежана.
   - Отбился доской от забора. Шутя! Прирождённый фехтовальщик, но Направления - ноль.
   - Я знаю, он был мастером меча на играх - от того его Ястребиным Крылом и прозвали.
   - Полагаю - не только за это, ибо мой рассказ не закончен. Подправив внешность Маской Зеркал, я сел в тот же поезд, нагнал на него дрёму и проник в сон. Сноходец из меня никудышный, и пришлось проехать с ним едва ли не до конца - но это того стоило! Да будет известно тебе, Суерлэйн, твой добрый сосед наделён Талантом сродни Предвидению, а также - изрядный Сноходец, а может - и ясновидец. Он заранее чует опасность - потому у тех двоих разбойников, как и у многих прежде, не было ни единого шанса ему повредить. А ещё - знала бы ты, какие мечты бродят в его голове! Неудивительно, что он тебе столь дорог!
   - Эти мечты могут относится к спящему до времени дару Та`верена? - спросил Ишамаэль.
   - Возможно... Хотя я предположу скорее талант Проводника.
   - А что это - талант Проводника? - спросила Снежана. - В книге такого не было.
   - Как раз - было, - ответил Агинор. - Хоть я ещё не осилил вашу летопись - но кое-чего достаточно, дабы сделать этот вывод. Талант Проводника, прежде всего, являет Мэтрим Коутон - своим поразительным везением. Далее - сам Дракон Возрождённый, когда в его присутствии гнилые яблоки вновь становились зелены. И, конечно - в конце, когда он одним лишь желанием раскуривает трубку.
   - Талант Проводника, - вступил в беседу Элан Тедронай, - связан с узором самого Создателя. Проводник тоже Направляет - только не здесь, а в особенном месте - некоей "изнанке Узора", именуемой обычно Миром Причин. И Направляет он непосредственно на сами Нити! Почти произвольно - в отличие от Та'верена, вокруг которого нити свиваются сами по себе. Обычно Проводник никак не ощущает работу своего дара, разве что жалуется на дурные сны - но бывают исключения. Тогда он видит Узор как бы со стороны, более того - его тайную и главную часть: этакую "изнанку вышивки". Там нити вполне зримы, да и не нити вовсе - колонны. Далее, освоившись в этом, имеющим мало чего общего с привычным бытием, месте, Проводник направляет Силу: "там", а не "здесь": здесь он может быть лишён дара Направляющего напрочь. Кстати: есть версия, что супруги Тамерлин не только поначалу Направляли лишь в Мире Причин, но и совершили там некое глобальное действо, вследствие которого Сила стала более доступна с "этой" стороны Узора. Доказательств, увы, нет - лишь косвенное: дар Направляющего рано или поздно прорезывается у большей части Проводников, порой - даже у женщин подченного возраста. Но - не только! Статистика - упрямая вещь, и она гласит: у тех, кто плотно общается с Проводником, вероятность открытия дара Направляюшего - на порядок выше, чем у всех прочих. Возраст, пол, наличие родичей-Направляющих - значения не имеет, да и длительность обшения - не всегда. Любопытно, правда?
   И конечно, ввиду особенности положения относительно Узора, Проводник зрит сам Источник: звезду непередаваемой яркости и красоты. Собственно, именно благодаря Проводникам мы и знаем, что Источник - не просто скопление Силы, а нечто большее. Кстати, Ишар: не наблюдал ли ты у объекта чего-либо подобного?
   - Увы, нет, что, впрочем, ничего не доказывает. В отличие от способности Направлять, дар Проводника - не проверишь без копания во всём объёме памяти, так что моя гипотеза - чисто умозрительна. Но знаешь, Ни'блис - в нём погиб большой учёный! Его любовь к фантастике сочетается с превосходным чутьём на неочевидные вопросы. Например - ему снился фильм, просмотренный в детстве. И он, вообразите себе, размышлял о том, что некая часть этого мира могла угодить в другую реальность, перенеся с собою накопленный опыт...
   - Что?!! - Балиамель вскочил, потрясая в воздухе руками. - Что ты сказал?
   - Сюжет его сна, а что?
   - Я только что рассказывал об этом!
   - Как? О фильме?
   - Да не о фильме, а о переносе опыта через "культурных героев" в свете "проблемы точки Зеро".
   - Правда?
   - Разумеется. - ответил за Балтамеля Тедронай. - Кстати, если уж произошло столь чудесное совпадение, не продолжить ли Эвалу свой рассказ?
   - Проблема "точки Зеро" давно решена, - поморщилась Ланфир. - Спроси Элана, если мне не веришь.
   - А вот и нет! - не унимался Балтамель. - Я утверждаю, что мифы о "культурных героях" не мифы вовсе, а реальность, и Эльфин с Ильфинами тут не при чём! "Культурные герои", сплошь и рядом пользующиеся штуками, подозрительно похожими на нашу технику, есть люди, преодолевшие "точку Зеро"!
   - Не неси чушь, Эвал, - отмахнулась Ланфир. - Большой Взрыв не преодолеть: в "точке Зеро" попросту ничего нет, кроме бесконечных величин.
   - А как же вышеупомянутые Ильфин с Эльфинами? - съязвил Ишамаэль.
   - Другой Узор, также пребывающий в Колесе. Просто у них - свои Эпохи. (65)
   - Ладно, допустим. Но скажи, Майрин, где находимся сейчас мы?
   - Ещё одна сторона Колеса.
   - Третья? - встрял Балтамель. - И сколько их, по-твоему?
   - Послушайте, но этот спор беспредметен. - подал голос Агинор. - У нас нет никаких новых фактов.
   - Зато есть новые люди. Вот она! - Балтамель указал на Снежану.
   - При всём уважении к тому, что для нас сделала Суерлэйн, вряд ли она разбирается в физике.
   - Как и ты - в фольклористике!
   - Авторитет нашёлся... Где твоё третье имя?
   - Мне не поверил никто, кроме Тедроная! А где твоё, Майрин? Что, не успели дать? За вскрытие Узилища?
   - Благодаря мне Великий Повелитель смог коснуться мира!
   - Положим, заслуги покойного Бейдомона тоже не стоит недооценивать. Ведь это он убедил всех в Коллам Даане продолжить опыт. Без его красноречия ты бы не добилась ничего!
   - Бейдомон раскаялся!
   - А потом - долго прятался, имитировал самоубийство, но чудесным образом воскрес среди Ста Спутников.
   - Знаю... Он был среди тех, кто нанёс удар по Шайол Гулу.
   - Ага, и единственный, заметь, не сбрендил до конца. Именно он доставил в Зал Слуг Печати Узилища, беспрерывно повторяя при этом: "Терпение и труд до добра не доведут". Уж не тебя ли он поминал, Майрин?
   - Я - ЛАНФИР!!!
   - А я - Ни'блис!! - Элан Тедронай встал. - А посему: Эвал без сторонних помех объяснит, зачем ему понадобилась Суерлэйн.
   - Слушаюсь! Итак, мне просто был нужен новый взгляд на проблему, взгляд человека стороннего и при этом - во всех отношениях неординарного. И это было верным решением! Суерлэйн предположила...
   - Может, она сама скажет? - вновь подала голос Ланфир. - Ни'блис, это несправедливо - лишать девушку слова.
   - Пусть говорит!
   Снежана встала.
   - Я правда не знаю, чем так воодушевила Балтамеля....
   - А я - знаю, - шепнул Асмодиан. Ланфир дёрнула его за рукав.
   - Просто мне кажется, что мы - в самом начале Колеса. В "точке минус один", как выразился Эвал.
   - Ты хочешь сказать, что наше появление здесь дало начало Колесу в целом? - изумился Ишамаэль. - Но это невозможно, Суерлэйн! Великий Повелитель УЖЕ есть!
   - Да, есть - в полном соответствии с вашей с Балтамелем гипотезой.
   - И что раскололо Создателя? - скептически хмыкнул Агинор.
   - А ты оглянись!
   - Ну, оглянулся. Во время Троллоковых Войн и войны Ста Лет бардак был не меньше, правда, Элан?
   - Ну, положим, меньше - но не намного.
   - Знаешь, а она может быть права, - задумчиво изрёк Асмодиан. Я интересовался делами за пределами этой страны, и могу уверенно сказать - весь этот мир гибнет.
   - Допустим, я соглашусь с тобой - парировал Ишамаэль. - Здесь происходит нечто, имевшее место быть в Аридоле и в здешних подвалах вовсю зреет Машадар. И это раскололо сердце Создателя, НО - как мы тогда могли попасть сюда из Колеса, которого ЕЩЁ НЕТ?
   - Путешествие во времени.
   - Сквозь все Обороты к Началу Начал? - спросил Асмодиана Агинор. - Идея, конечно, забавная - но пользы нам с неё никакой. Либо мы освободим Повелителя и тем самым предотвратим само возникновение Колеса - либо состаримся и умрём здесь, пребывая в неведении.
   - Могу продолжить нашу с Суерлэйн идею! - оживился Балтамель. - Здешний фольклор, помимо "культурных героев", буквально переполнен упоминаниями об иных, сказочных мирах. И не только народный - а и литературный. В реальность мира Средиземья либо "Игры престолов" верит не меньше народу, чем в Колесо. У нас такого не было и нет!
   - Что ты хочешь этим сказать?
   - Что мы - таки-снаружи и одновременно - в той самой "точке Зеро"! Так сказать - "на входе в Колесо"! Миров - прорва, Колесо - нечто вроде гигантской Лакуны, а "точка Зеро" - то место, где миры Колеса соприкасаются с внешней Вселенной!
   - Это - как?
   - Суерлэйн, покажи им то, чем ошарашила меня!

[Джулин Моерад]

   Девушка встала, погасила свет под потолком и зажгла лампу. Луч яркого света озарил множество пылинок, носящихся в воздухе. Затем она извлекла из-под стола округлый агрегат на двух колёсах, к которому был приделан гофрированный шланг.
   - Это пылесос - местный бытовой прибор. Представим себе, что этот чердак - мироздание, пылинки, носящиеся в воздухе - миры, а я - Великий Повелитель. А теперь мы включим Колесо!
   Она повернула рукоятку. Раздался вой - и пылинки стали стремительно лететь в раструб, скрываясь из глаз.
   - Там, внутри, находится мешок, в котором оседает пыль. Вселенные. Те, кого затянуло. В пылесосе есть ещё мотор, но для Колеса оно само себе мотором и является. Миры, попавшие в него раньше, обтираются друг об друга - и обтирают вновь прибывших, от чего они становятся схожи, как братья!
   - Но - зачем?
   - Смотрите дальше: на самом деле пылинки нужны мне! И я могу взять из двумя способами. Вот - первый:
   Она лизнула ладонь и подержала возле раструба.
   - На ней осела пыль - всем видно? А вот - второй!
   Выключив мотор, Снежана сняла крышку и погрузила руку в недра пылесоса.
   - Как видите, рука снова в пыли! А теперь, Эвал, помоги мне!
   Балтамель встал и подошёл к пылесосу.
   - Я - Создатель! - объявил он. - И я желаю, что бы миры летали здесь по своей свободной воле.
   - А я - Великий Повелитель! - глаза Снежаны лихорадочно блестели. - И я желаю вобрать все миры в себя!
   - Начинай, Суерлэйн!
   Снежана гордо выпрямилась.
   - Когда-то я был тобою, Создатель - и любил людей. Но однажды они разрушили свой мир - и раскололи мне сердце. Теперь я ненавижу их!
   - Прости их! - вступил Балтамель. - Соединимся и будем творить дальше!
   - Никогда!
   - Тогда оставайся один - пока злость твоя не иссякнет!
   - Я уже не один! Те, кто погиб под руинами, тщетно призывая тебя - теперь со мною!
   - Да, но они сами и вызвали разрушение... Давай исцелим их!
   - Зачем? Такими, как я, они мне нравятся больше! Вскоре все сотворённые тобою станут подобны нам - и не я, а ты соединишься со мной!
   - Ни за что!
   - Да неужели? Смотри! - Снежана указала на пылесос. - Гляди, Создатель, новое творю! Вот дом мой - и он притянет всех!
   - Пока я больше тебя - не позволю!
   - Пока... - Снежка криво улыбнулась, повернула ручку - и пылесос послушно завыл, взвихрив пылинки. - Гляди, уже пойманные ловят новых!
   - Они ещё не в твоей власти!
   - Почти в моей! Вот этих, что, повинуясь собственной скверне, летят на мой зов, я ловлю сразу! - Снежана взмахнула рукой возле хищно разверстого раструба. - А те, кто избежал меня - изотрутся в вечном коловращении!
   - Тогда я воззову тех, кто чист сердцем, в мирах, пойманных тобою - дабы они вырвали свои обители из твоей хватки. Смотри - это уже происходит! - Балтамель указал на струю воздуха, выдуваемую пылесосом.
   - А я воззову к тем, кто сердцем тёмен - дабы они привели свои миры из вечного коловращения ко мне в руку! Сверх того - лучших и избранных я отправлю в миры, пролетающие мимо меня - и они направят их сразу в мою ладонь!
   - Тогда я направлю самых храбрых и чистых из внешних миров - в твой коловорот!
   - Не сможешь! Он - только мой!
   - Что ж... тогда я помешаю Вселенным рухнуть в твою пасть!
   - Интересно, как? - Снежана вновь взмахнула рукой у жадно глотающего искры жерла.
   - Те миры, что близки к разрушению, принадлежат и мне и тебе - а значит, лучшие из лучших будут рождаться там отовсюду - и из твоего Колеса - тоже! И они остановят падение - и не только делами! Мудрость все мест и времён будет на их устах! В начале было слово - слово и помешает тебе! Ибо даже те, кто, пребывая в вечном коловороте, пролетают мимо входа, услышат его!
   - Они не услышат никого, кроме самих себя!
   - Кроме себя, говоришь? Прекрасно! Ты не забыл, что многие из пойманных тобою родятся в падающих мирах - и по твоей воле - тоже? Я успею рассказать им о мире без пределов!
   - Времени маловато!
   - Зато хватит сообщить способ побега!
   - Пока мы болтали - я стал сильнее и мне уже не нужно стоять на месте! - Снежана повернула раструб пылесоса к портьере на стене - и струя пыли устремилась к ней.
   - Мне тоже! - воскликнул Балтамель, стремясь отвести шланг в сторону. - Я клялся не нарушать свободу воли рождённых - но не тебя!
   - Жалкий влюблённый в людей дурак! Моя мощь растёт каждый миг, ибо миллионы разуверились в тебе и стремятся в руку мою!
   - Моя мощь растёт тоже - ибо все, кому не безразлично будущее - спешат мне на помощь!
   Вместо ответа Снежка резко дернула раструб. Балтамель потянул на себя. Суерлэйн молча сопротивлялась. Агинор в изумлении увидел, что на его лбу выступили капельки пота.
   - Отдай!
   - Не уступлю!!
   - Всё равно наша возьмёт!!
   - Я - Создатель всего - и тебя также!!!
   - А я - Великий Повелитель Тьмы - и разотру тебя вместе с твоими мирами!!!
   - А я - Дракон Возрождённый! - подбегая к пылесосу, крикнул Ишамаель. - И размыкаю скрепы!
С этими словами он дёрнул на себя крышку. Раздался лязг, мотор умолк, густое облако пыли устремилось Балтамелю в лицо.
   - Троллок ты, а не Дракон! - заорал Балтамель сквозь чиханье.
   - А вы - два заигравшихся идиота! Кто Силу направил? Эвал, отвечай?
   - Так она тоже! Думал - руку оторвёт...
   - Суерлэйн не Направляла! - веско сказала Ланфир.
   - Просто в роль вошла, - предположил Асмодиан. - Так бывает, поверь, Эвал.
   - Ладно, верю. Кстати, Ни'блис, как тебе наша теория?
   - Теория превосходна, а вот исполнение...
   - А мне понравилось, - сказал Асмодиан.
   - Кому - что, ты же у нас "искусствоед"...
   - Много репетировали?
   - Экспромт! - Балтамель, чихая, поднял с пола крыльчатку вентилятора. - Элан, ты его сломал! - А жаль. Сильный был пылесос...
   - Тебе помочь прибрать пыль Силой?
   - Сам справлюсь.
   - Забавно, забавно, - ухмыльнулся Агинор. - Вот только что это за "способ бегства наружу"?
   - Ты хочешь помешать нам? - воскликнул Асмодиан.
   - Кажется, мы здесь теоретизируем. Так как вернуть мир Колеса в Большую Вселенную?
   - Расколоть сердце Великому Повелителю, дабы часть его присоединилась к Создателю! - расхохотался Асмодиан. - Чьим-нибудь пением, например...
   Балтамель метнул в сторону Асмодиана испепеляющий взгляд.
   - А в этом что-то есть, - задумчиво произнёс Ишамаэль. - Если "великое разобщение" разрывает Создателю сердце - "великое объединение" может иметь обратный эффект...
   - Песнь Айил и Огир? - предположил Агинор. (66)
   - Что-то вроде - только масштабнее.
   - "И тогда каждый поймёт свою цель - и каждый будет понимать каждого" - задумчиво произнесла Снежана.
   - Откуда это?
   - Профессор Толкиен, "Музыка Айнур" - пролог к "Сильмариллиону" - ещё одной фэнтезийной эпопее. Обещанная Создателем цель, к которой в конце времён придут Дети Единого, несмотря на все беды - и исправят искажение мира... Кстати - при этом они должны именно петь. Вторую Музыку...
   - Вот это - да! - воскликнул Балтамель. - Ай-да Снежка!
   - Моё имя - Суерлэйн.
   - Прости, увлёкся... Кстати, Ни'блис, как ты считаешь, не пора ли нам дать Суерлэйн третье имя? Мне бы тоже не помешало...
   - Тебе оно сильно надо?
   - Надо. Кстати: и Ланфир не против.
   - Вот после освобождения Великого Повелителя и вручу!
   - Думаешь, будет что-то "после"? - внезапно спросила Ланфир.
   - Разумеется! А почему ты в этом усомнилась?
   - Отражения. Миры Портальных камней. И те миры, куда открывает доступ Трёхгранный Тер'ангриал, что в Белой Башне. Если верить этой... модели - большая часть Вселенных поросту рассоздаётся...
   - Нам-то что? Мы - Избранные!
   - Избранные - для чего? Пока этот... аппарат работал, я заметила, что некоторые пылинки носятся в вихре возле жерла - не падая и не улетая. Уж не для этого мы здесь - провожать Вселенные в жернова Колеса? Из мира - в мир, из мира - в мир... Элан, мне страшно!
   - И есть из-за чего, - проворчала доселе молчавшая Могидин.
   - Что ты имеешь в виду? - резко спросила её Ланфир.
   - Всего лишь свои странствия по Тел'аран'риоду. По-настоящему дальние странствия.
   - О чём ты, Лиллен?
   - О том, что многие годы я мечтала превзойти тебя, Майрин - и вот, наконец, этот миг настал! - Могидин гордо выпрямилась. - Присутствующие здесь наверняка знают, что в Мир Снов можно попасть и из Отражений. (67) И там он, уж простите за тафтологию, именно текущее Отражение и отражает. Однажды я задалась целью узнать: а как выглядит Тел'аран'риод из тех Отражений, чья материальность едва держится? Нелепая цель, правда? Ведь очевидно, что ничего, кроме их слабой материальности, он и отразить не может? Но это не так! В наиболее рассозданных мирах Тел'аран'риод неотличим от реальности! Представляете - начисто! И невозможно определить: во плоти ты в нём или нет!
   Но это ещё не всё: рискуя всем, что я есть, я сумела пройти дальше. И вышла в... нечто, очень похожее на на здешний мир. Нет, не этот - но столь же порушенный. И Тел'аран'риод там, заметьте - был столь же легко достижим, как и здесь!
   - И почему ты молчала? - вскричал Агинор.
   - Ну могу же я иметь свои личные тайны? - ухмыльнулась Могидин.
   - Когда ты покажешь нам это? - спросил Ишамаэль.
   - Не знаю. Отсюда Отражения недоступны, по крайней мере - способами, известными нам. А если верить легендам этой земли: здешние Отражения - полноценные миры, такие же, как этот. Так что я ставлю на гипотезу Суерлэйн и понимаю твои, Майрин, опасения. Но, в отличие от тебя, я доверяю Повелителю.
   Ланфир хотела что-то возразить, но её прервал мелодичный звон.
   - Что, опять? - поморщился Балтамель.
   - Не опять, а - снова, - ответила Могидин. - Это - Месаана, она была со мною, но, видать - заслушалась, а теперь решила присоединится.
   - Раз уж, как говорят здесь, "пошла такая жара", - сказала Месаана, переступая Врата, - внесу-ка и я свою лепту. В числе странных идей, с коими я познакомилась, работая в библиотеке, есть и такая: Эльфин и Ильфин суть беженцы из Колеса, зависшие на пол-дороги. Они-де - громадная Лакуна, частица некоего отдельного мира, притянутого Колесом, и вся их странная деятельность суть изменение Узора так, что бы оно их отпустило. Платят они за это изменением Узора на потребу вопрошающего, себя и свою цель, само собой, не забывая. В их положении это легко: если они действительно вне Колеса, как истинно сторонний наблюдатель, не зависящий от локального времени - прошлые, настоящие и будущие мира для них - сосуществуют! Как вам идея? Заметьте - она так же нуждается в том, что бы Колесо включало в себя не всё бытие!
   - М-да... Сюда же, наверно, и судьба тех, кто свалился с платформы Скольжения....  (67) - задумчиво произнесла Суерлэйн.
   - Увы, нет: их путь куда короче, - ответила ей Месаана. Как правило, они вываливаются обратно в Узор где-то между точками входа и выхода: так же, как и те, кто свалился с моста в Путях. К сожалению, такое возвращение редко бывает приятным: плюс-минус лига относительно поверхности Земли - и нечего хоронить. А вот куда уходят оторвавшиеся от Узора Лакуны - вопрос так и не разрешённый до конца.
   - Ура энциклопедистам! - воскликнул Балтамель.
   - Ах, ваш комплимент проник мне в самое сердце! - Месаана, смеясь, сделала реверанс.
   - А чем эти... Эльфин и Ильфин ещё знамениты? - спросила Суерлэйн. - Поначалу... я звала их.
   - О, это бесполезно! - усмехнулась Месаана. - Уверяю тебя - ты далеко не первая. Но уж на зов-то они не приходят никогда.
   А чем знамениты... Мир их традиционно именуется Коридорами Скорби: потому, что сгинуть там - легче лёгкого, ежели вломишься без спросу. С этого они, видимо, тоже какую-то пользу имеют - иначе бы не было знака, открывающего их башни. Их предсказания всегда точны, заказанные желания - всегда исполняются, а вот - для чего они искажают их? Как и формулировку своих пророчеств?
   Похоже, вмешательство Финнов в историю всегда куда масштабнее, чем кажется... Кстати: Ни'блис поправит, если я ошибаюсь - их услугами пользовались такие персоны, как Артур - Ястребиное Крыло и Аэмон Манетеренский. Последний, вроде, обещал им в качестве платы за победу в Троллоковых войнах самого себя.
   - А о доме - забыл! - вздохнула Суерлэйн.
   - Единственное по-настоящему важное ограничение в общении с ними, - невозмутимо продолжала Месаана, - отсутствие вопросов о Тени. На это они реагируют плохо: куда хуже, чем на огонь, железо и музыку. Можно предположить, что они всерьёз боятся самого упоминания Великого Поверителя - словно он, схватившись за слово, способен утянуть их мир в Такан'дар...
   Звон открываемых Врат раздался снова.
   - Кого ещё троллоки несут... - пробурчал Балтамель. - Войдите!
   Распахнулись Врата, на пороге стояла Семираг. При виде собравшихся вокруг развороченного пылесоса брови её взлетели вверх от удивления.
   - Добрый вечер! - приветствовал её Балтамель. - Что привело тебя в мою скромную обитель?
   - Хотела пригласить к себе Суерлэйн. Но она, похоже, занята.
   - Да, Нимен, мы обсуждаем мировоззренческие проблемы.
   - Теперь это так называется? Ладно, я пригласила - дело ваше. Врата закрылись.
   - ...Интересно, зачем я ей? - задумчиво спросила Снежана.