ГДЕ-ТО ЕСТЬ ГОРОД… Повесть по мотивам "Колеса Времени" и земного бытия

[Джулин Моерад]

*****
   - Чем я заслужила визит грядущего Ни'блиса? - притворно-весело спросила Ланфир у тонкой черты, возникшей в углу комнаты.
   - Я не Ни'блис и не хочу им быть, - отвечала Снежана, проходя сквозь Врата.
   - Почему-то верю, - усмехнулась Ланфир. Смех получился довольно грустный. - И всё же: чем обязана визитом Снежной Леди?
  - Дружеским советом - как вести себя с Семираг?
   - Расслабиться и получать удовольствие... если сможешь. А если серьёзно - ответ на твой вопрос ведом лишь Великому Повелителю - и никому другому!
  - А всё же?
  - Всё же? Можешь не переживать - Нимен, как здесь говорят, "положила на тебя глаз", и если ты ей понравишься - возьмёт тебя в ученицы. Поверь, такой чести удостаивались очень немногие!
   - А если не понравлюсь?
   - Тогда тебя ждёт милая беседа, пара подарков и уверения в покровительстве. Последнее - стОит всех подарков мира.
   - Даже так?
   - Представляешь, да! Уж если Семираг кто понравился, хоть ненадолго - она на удивление щедра с таким человеком. По крайней мере - пока он её не предаст - а вот тогда ему лучше всего удавиться немедленно, впрочем, и это не всегда спасает. Но вам опасаться нечего - она, как и все мы, обязана тебе жизнью.
   - Спасибо! Благодарю на добром слове.
   - Минуточку! Я помогла тебе, а значит - с тебя должок.
   - Какого рода?
   - Ответ за ответ. Конфеденциально. Даже - от Элана.
   - Элан - мой друг, я не предам его! - вспыхнула Снежана.
  - А кто говорит о предательстве? Я сомнения свои поверить тебе хочу - и не желаю, что бы о них узнал кто бы то ни было!
   - Хорошо, я клянусь, что этот разговор останется между нами.
   - Ладно, верю... Скажи, кто придумал эту... гипотезу с пылесосом?
   - Ну, я. Хотелось слегка окоротить хвастовство Балтамеля.
   - О, это за ним водится! Но всё же - ты хочешь сказать, что сия гениальная догадка посетила тебя, как здесь говорят, "с бухты-барахты"?
  - А если я отвечу "нет" - клянёшься ли ты молчать о том, что я скажу далее?
   - Разумеется, мы ведь секретничаем.
   - Хорошо... Мне кажется... сам Великий Повелитель вложил в меня решение.
   - Этого ответа я и ждала... - взгляд Ланфир стал тяжёл, а голос - глух. - Ты в особых отношениях с Тёмным: дорого бы я дала за знание - в каких, но это - очевидно. Для всех, а особенно - для таких хитрых бестий, как Элан с Эвалом.
   И именно поэтому я убеждена: то шоу, что вы разыграли четверть часа назад - есть истина! Наипоследнейшая и наистрашнейшая из истин!
   - Почему же - наистрашнейшая?
   - Да потому, что из неё следует: все наши надежды - пыль и тлен!
   - Да неужели? По-моему - как раз наоборот: Великий Повелитель пересоздаёт Вселенную - и уж нам-то в новом мире уготовано не последнее из мест. Я уж молчу о таких мелочах, как бессмертие.
  - Ой ли? Ты гениально изобразила процесс улавливания новых миров, переубедив меня - МЕНЯ - о сущности "точки Зеро" - но точно ли ты знаешь, ЧТО ИМЕННО создаёт либо - намеревается создать Великий Повелитель?
   - Насколько мне известно, Избранные есть те, кто будет править миром вечно.
   - Точно? А я вот, например, не правила миром ни дня. Как и все прочие, включая нашего Ни'блиса. И, кстати, кем мы править-то будем? Троллоками? Незавидные подданные...
   - Да, но друзья Тени, Повелители Ужаса, да и просто - люди, они-то никуда не пропадут? (69)
   - А я подозреваю обратное. Пропадут. И, кажется, я даже знаю, куда.
   - И куда же?
   - В Машадар и Мачи-шин! - резко бросила Ланфир. - О, ты и не представляешь, сколько лет и я, и Ишамаэль, и Демандред с Месааной ломали голову над этим феноменом!
   И есть из-за чего! Ни Машадар, ни Чёрный Ветер, ни разу не являясь порождениями Света - решительно не подчиняються ни нам, ни Повелителю!
Да они хоть троллока, хоть Избранного сожрут за милую душу - дай только шанс! Сверх того - они способны производить существ, наделённых разумом и свободой воли: Мордет и Падан Фейн тому живые доказательства. Так что же это - туманы Шадар Логота? (70)
   - Прости, но здесь у меня нет догадок.
   - А у меня есть - и именно благодаря тебе: Машадар и Мачи-шин есть то, что остаётся от миров и обитающих в них людей после конечного перетирания Колесом! То, во что со временем превращаются выцвевшие миры, что за Портальными Камнями! Да и камни эти, похоже, не только для дорог меж мирами построены, неведомо кем, кстати - а суть система, противодействующая этому выцветанию! И тем не менее, вопреки усилиям как Великого Повелителя, так и безвестных строителей Камней, большая часть народа обречены стать не нашими подданными - а частицами Чёрного Ветра, ненавидящего всё и вся! Так кем мы будем править, Суерлэйн?
  - Теми, кто останется людьми.
  - А они вообще есть - хоть кто-то, кроме нас, Избранных? Не здесь и сейчас - а там, где Повелитель победил? Уж не потому ли его часто именуют Повелителем Могил?
  - Именуют потому, что он волен воскрешать из мёртвых!
  - Воскрешать - кого? Нас, Избранных, да Повелителей Ужаса, и то - не всех? Тебе не кажется, что люди Повелителю либо не нужны вовсе, либо нужны лишь в некоем особенном виде? А мы-то не знаем, да и не можем сего знать, потому, что наша единственная задача - не править миром вечно, а рушить в Колесо всё новые миры, как ты нам то сегодня показала.
   - А что это за "особенный вид" такой? Догадки есть?
   - Есть и давно, ещё до знакомства с тобой... Какие ты видишь сны, Суерлэйн?
  - К счастью, не вижу, Повелитель миловал. А раньше... ну ты сама знаешь, когда: лишь кошмары.
   - Везёт некоторым... А я - вижу. И не только - здесь, а даже тогда, в Такан'даре, пойманная в печати Узилища. И знаешь, что то были за сны? О нас с Теламоном! Будто мы гуляем в обнимочку, любимся, путешествуем. А вокруг - люди... Тени людей! Големы, куклы, манекены, единственная задача которых - сделать так, что бы нам было приятно да интересно жить! И сам он - Льюис Тэрин - не более, чем одна из кукол... Уж не такой ли мир строит Великий Повелитель: каждому, кто сподобился чести - по миру персональной мечты? Каждому - своё, так сказать! А чего хочешь ты, Суерлэйн? Есть ли хоть что-то, что бы  хотела ты пережить вновь? Любишь ли ты хоть кого-нибудь?
  - Да, люблю. Всем сердцем!
  - И кого же, если не секрет? Кто он, как его имя?
  - Его имя - Шайи'тан! Великий Повелитель Тьмы.
   
*****
   Стоя просевшей платформе, под тёмно-серым, нахмуренным небом, Серёга жался к единственному источнику света во всём этом безвидном мире: масляной лампе, отмечавшей для машиниста начало станции. Лампа была тусклой и квёлой, потому, что рефлектор в ней давно треснул и светила она не на пути, а вокруг себя, отчего издалека казалась отгоревшей звездой, свалившейся с неба. Серёга поёжился: зрелище это слишком напоминало один его сон, пожалуй - самый тягостный и неприятный. Там тоже была звезда. Единственая. Она багряно рдела посредь чёрного высокого неба: как запятнанная, и от того -  недостижимая надежда, как навеки утраченная жизнь. Под нею на невысоком холме росло дерево. Скелет дерева, что никода не покрывался листвой: он тянул голые ветви к далёкой звезде, словно в последнем рывке отчаяния - но звезда того не замечала: она продолжала сиять: кровавая и злая. И вовсе не путеводная - ибо недостижимая.
   А внизу, под холмом, простирался длиннейший распадок, по которому один за другим шли люди: тени людей, неразличимые внешне. Глядя на звезду, они страстно стремились к дереву, словно в том и состоит цель их бытия. Но, сколько б они не выбивались из сил - им удавалось лишь оставаться на месте: пыль, в которой они шагали по колено, стремительно текла от холма прочь, туда, куда даже глядеть нелзя, даже оборачиваться: ибо это нечто, страшнее смерти - и все усилия идущих направлены лишь на то, что б не приблизится к тому ни на шаг... (71)
   Памятуя о том, что на листе, что он читал, оставался ещё какой-то текст, Серёга бережно развернул бымагу, поворачивая её так, что бы свет одинокой лампы позволил ему читать. "Ничья" - значилось в заголовке.

[Джулин Моерад]

*****
НИЧЬЯ

   - Играем? - Спросил Светлый у своего тёмного собрата, расставляя фигуры на столе.
   - Как ты только догадался? - ухмыльнулся Тёмный. - Я хотел того же самого.
   - Я не догадывался, - ответил Светлый. Ибо - это моё желание: одержать честную победу...
   - И доказать свою правоту, - по-своему закончил его мысль Тёмный.
   - И дать людям надежду! - твёрдо произнёс Светлый. - В том и состоит игра: если я могу одолеть тебя на равных - они тоже могут!
   - Вообще-то это нечесно - сказал Тёмный. - Ведь если победу одержу я, она не станет окончательной: по твоему мнению, люди всегда стремятся к благу. Ставка в нашей игре - есть ли у них шанс противостоять моей воле, а вовсе не то, кто из нас прав.
   - Для меня это одно и то же! - сказал Светлый. - Если люди способны противостоять тебе - я прав, а если нет - всё было зря.
   - Ах, да - ты же сделал их по своему образу и подобию! - рассмеялся Тёмный.
   - Я сделал их свободными: мои образ и подобие они могут и менять, и дополнить. Лишь такими я желаю их зрить. Именно такими они становятся моим стремлением и мечтой. И если я не сумею научить их противостоять тебе - значит, прав ты, а не я.
   - Идёт! Что будет ставкой?
   - Выиграв, я дам им то, что они попросят.
   - Не принято! Я желаю дать им то, что сам посчитаю нужным.
   - Хорошо. Тогда - я принимаю твоё условие. Но ты примешь оба.
   - То есть: каждый из нас при победе обязуется дать людям то, что считает нужным и то, что они попросят, верно?
   - Верно, только - наоборот. Сначала - то, что попросят, и лишь потом - что считает нужным.
   - Мне это не нравится, но я согласен. Придётся поработать цветоводом...
   - Тебя так раздражают цветы?
   - Нисколько. Меня раздражает склонность людей забывать всё на свете ради того, что они считают благом.
   - Не стОит повторять суть нашего спора сейчас. Да, я верю в прощение, ты - нет, но лишь игра покажет истину.
   - Превосходно! Тогда я клянусь дать людям всё, что они пожелают, не споря с ними, а после - дать то, что считаю нужным - и ты не будешь мне в этом мешать.
   - Интересно: ты понимаешь, какой подарок сделал мне только что! - воскликнул Светлый.
   - Я не делал подарка! - удивился Тёмный.
   - Нет, сделал! Благодаря этой клятве я смогу дополнить людскую природу тем, что будет сотворено по ходу игры! Ведь, играя, мы оба станем больше: в познании и опыте - и теперь я смогу поделится с людьми своим обновлённым образом и подобием!
   - Об этом я не подумал... Но клятвы назад не берутся - я лишь настаиваю на такой же, данной тобою.
   - Клянусь!
   - Принимаю. Что ж, начнём игру?
   Они подошли к столу, на котором была расчерчена доска: по центру её стояла человеческая фигура, а по периметру - ещё шестьнадцать, средь которых не было и двух похожих.
   - Правила те же? - осведомился Тёмный. (72)
   - Да! Каждый из нас за ход передвигает лишь одну из Сил.
   - И действие Силы таково, в чьей руке пребывает она! - подхватил Тёмный.
   - А сила действия Силы зависит от тех фигур, что пребывают рядом: в том числе - оно может стать обратным.
   - И если действие её больше, чем накопленное Человеком прежде - игрок получает право сдвинуть Человека в свою сторону.
   - А если они равны - он может сдвинуть Человека лишь вбок - в любую из желаемых сторон.
   - И если на пути его фигура - он пойдёт вперёд или назад - в зависимости от воли того, чей ход.
   - Если же он не хочет сдвигать Человека, не зависимо от уровня Света и Тьмы, накопленного им - Человек всё равно движется, и также - в стороны, но их определит бросание монеты.
   - Один раз за всю игру можно снять любую фигуру той, что в ладони твоей - и сделавший так получает право сдвинуть Человека в свою сторону, независимо от баланса Света и Тьмы, что набрал он.
   - И один раз сам Человек может снять фигуру, стоящую у него на пути, если на то будет воля монеты! - закончил Светлый.
   - Приступим?
   - Да! Как ты любишь повторять: "разыграем этот мир"!
   - Либо - "возвысим", как говоришь ты.
   - Чей ход первый?
   - Представляешь - на этот раз я уступаю его тебе!
   - Почему так? Все прошлые разы ты стремился начать с утверждения своей воли.
   - И - проигрывал! - ухмыльнулся Тёмный. - Посмотрим, что будет, если я, как говорят любимые тобою люди, проявлю смирение.
   - Я хожу! - сказал Свелый, беря в ладонь фигурку сияющего Солнца и ставя её подле Человека, после чего - передвигая того на шаг к себе. Фигурка потянулась к солнцу, словно желая обнять.
   - "Пламень Светозарный"! - воскликнул Тёмный. - Иного я и не ждал.
   - Иного и быть не может, - серьёзно ответил Светлый. - Прежде всего человеку нужен огонь творения.
   - Тогда - "Вершина блистающая"! - сказал Тёмный, - гордыня всегда сопутствует творчеству.
   Человек вернулся на прежнее место, устремив вожделенный взгляд к сияющему кристаллу.
   - "Светильник в ночи", - ответил Светлый. - Жажда неведомого сильнее чванства. - Теперь Человек тянул руки к лампе, и сделал шаг.
   - "Стена отчаяния" - она гасит любую жажду. Фигурка села у стены, закрыв лицо руками.
   - Тем самым ты угасил и "Вершину".
   - Истинно так! Монету!
   - Как видишь, Человек уходит прочь от твоих фигур, сказал Светлый, глядя на то, как Человек, озираясь, бежит от вершины со стеною.
   - От твоих - тоже.
   - Это естественно: человек всегда жаждет свободы.
   - Твой ход?
   - "Дерево прорастающее" - действовать можно и без надежды! - Человек, закрыв глаза, сделал шаг мимо стены.
   - Тогда - "Вода текучая" - здесь она сбивает с пути! - Фигурка завертелась, не ведая, что делать.
   - Монету!
   - Проклятье: он шагнул к тебе!
   - Убегая от твоей фигуры, заметь.
   - "Скрижаль всепомнящая" - и мой ход: туда, куда Человек шёл только что - то есть, вперёд!
   - "Тень сокрывающая"! - он остановился. Монету! И, ты видишь - шаг назад.
   - "Зерно хранимое" - он никуда не шагнёт, но и тебе будет сдвинуть его непросто.
   - "Падающая скала"! - он потерял твоё зерно!
   - "Ткач собираюший" - он его нашёл.
   - "Ветер пронизывающий" - он почти окружён! - сказал Тёмный, глядя на доску. А на доске Человек, с ужасом смотря на обступившие его Силы, не переставал прижимать зерно к груди.
   - "Меч рассекающий" - и я снимаю Тень! - воскликнул Светлый. Человек, лицо коего исказил гнев, рассёк Тень и вытолкал с доски.
   - Это можно лишь один раз!
   - Это - тот самый раз.
   - "Скрижаль"! Она помнит всё - и потери: тоже! - Человек, схватясь за сердце, зарыдал.
   - "Ночь звёздная" - тайн всегда больше, чем потерь! - Фигурка с надеждой устремила взор к россыпи огней.
   - "Падающая скала"! - теперь ему не до тайн! - Человек отшатнулся, лицо его исказил страх.
   - "Стрела летящая"! Горе обоюдоостро: пройдя сквозь него, Человек становится неостановим! - Человек решительно сделал шаг вперёд, лицо его изобразило готовность сражаться насмерть.
   - "Стена"! Вместе со "Скалою" - дороги нет!
   - "Волна сокрушающая" - и я снимаю твою "Стену"!
   - А я - твою "Стрелу", и - ставлю "Ветер"
   - Монету!
   - Он шагает вправо.
   - Там - "Скала"
   - Монету!!!
   - Он достиг грани...
   - Твоей грани...
   - Моей...
   - Ты победил, Светлый!
   - Он - победил. Человек.
   - Ты обязан наградить его.
   - Я жажду наградить его.
   - Сначала исполни его мечты.
   - Кончно! Ведь я люблю его.
   Воцарилась тишина. И вдруг Светлый схватился за сердце.
   - Нет, не надо, только не это! - простонал он.
   - Что с тобой? - участливо спросил Тёмный. - Тебе помочь?
   - В чём?! Они захотели, захотели...
   - И что они захотели? - спросил Тёмный, немало встревожившись.
   - Каждый хочет быть любим всеми, но - по отдельности!
   - Это - когда каждый должен любить лишь одного, и при этом - каждый жаждет любви всех? Но так - невозможно: логическое противоречие! - возмутился Тёмный
   - Невозможно... - как эхо, повторил Светлый. - А ещё они хотят сразу, всего и немедленно - ничего для того не делая. И - вечного дня с небом без облаков: но что бы вода - не переводилась. Но более всего - любви: каждый - от всех, и более - никому...
   Светлый захрипел и рухнул с кресла на пол. Тёмный склонился над своим другом-соперником, не зная, что делать. Взгляд его упал на доску, а там, расшвыряв все фигуры, Человек сражался с собою самим. Пытался сражаться: было видно, как одна рука одержимо рвёт другую - и продолжает рвать, не глядя на то, что оторванное тотчас прирастает на место.
   - Забирай... его... если хочешь, - застонал Светлый. - Я не в силах... любить тех, кто не любит друг друга.
   - Нет, не заберу, - отвечал Тёмный. - Такими они не нужны и мне. И вдруг, прислушавшись, добавил:
   - А знаешь, братец - ведь он проклинает нас...

[Джулин Моерад]

*****
   - Тебя только за смертью посылать! - проворчала Семираг, когда Снежана вошла в её обитель, отметив про себя, что, похоже, на этот раз она оказалась глубоко под землёй.
   - Прошу прощения, у Ланфир задержалась.
   - И чем же задержала тебя наша Охотница Ночи?
   - Научным любопытством. Ей не терпелось сообщить новую гипотезу о природе Шадар-Логота, что родилась у неё после просмотра нашего с Балтамелем действа.
   - А, тогда понятно... Ланфир хлебом не корми - дай только чего открыть иль просверлить. Ну да мне эти сверхмировые проблемы неинтересны, пусть ими Элан с Эвалом занимаются. А мы будем осваивать куда более земные и телесные науки.
   Семираг взмахнула рукой - и столешница, возле которой она стояла, вздыбилась и пошла рябью, пропуская сквозь себя нагое тело давнишнего рейдера.
   - Злые языки утверждают, что я лишь пытаю и учу пытать. Это - глупая ложь! Я учу управлять человеческим телом - а уж на что применит ученик те знания: на целение или убийство - дело лишь его. Но, прежде чем лечить либо мучить - следует досконально знать: как устроен объект приложения сил. В Эпоху Легенд для этой цели использовались муляжи, едва ль не более живые, чем сама жизнь. У нас, увы, таких нет. Зато есть этот недавно погибший человек. Дух покинул его, но плоть по-настоящему умереть не успела, особенно если учесть, что до твоего прихода он лежал в стасисе. И теперь нам ничего не мешает вдохнуть в него подобие жизни, дабы узрить, как работают все сложнейшие телесные системы.
   Итак - наш первый урок: плетение, обращающее свежий труп в куклу для наших учебных штудий. Я показываю - ты повторяешь...
   - ...Что ж, похвально и весьма: искомый результат с восьмой попытки - для такого сложного Плетения это даже не хорошо, а - превосходно! Сейчас я разверну средства, при помощи которых ты сможешь видеть всё, что происходит у него внутри воочию, а я, по ходу дела, стану показывать Плетения, при помощи которых ты сможешь видеть всё это без вспомогательных средств. На этот раз торопиться с их освоением не надо: наша задача - научится наблюдать телесные процессы и понимать их, а вовсе не ставить рекорды скорости. Ясно?
   - Так точно, мэм!
   - Хм, надо же, мне - и умудрилась польстить. Редкое умение. Но не обольщайся - хоть ты мне и нравишься, гонять буду нещадно! Как поняли?
  - Готова гоняться, не щадя живота своего!
  - Ты всегда такая пафосная?
  - Нет, волнуюсь просто.
  - Ой, не стОит! "Не-боги" не только горшки обжигают, но и людей латают за милую душу... Ну что, за дело?
   - За дело!
   - ...Так, на сегодня - хватит! Я - не Месаана и скорости в учении не одобряю. Кстати - я сложила о тебе мнение и согласна взять в ученицы.
   - Что мне для этого нужно сделать?
   - Регулярно приходить сюда, не отвлекаясь на восторженные ахи Ланфир и романтические охи Балтамеля. А ещё - некоторая особенная клятва.
  - Какого рода?
  - Можно сказать - клятва молчания. Но - не о том, что ты узнаешь здесь, а сугубо личная.
   - Простите, не понимаю.
   - Всё очень просто: я сообщаю тебе некую тайну - а ты клянёшься не передавать её никому под угрозой моего неудовольствия. (73) Разумеется, с тобой это не так строго - я помню, кому обязана воскрешением. Но для других моё неудовольствие означает, что этому человеку лучше вообще не рождаться на свет, а иначе он проклянёт миг своего рождения. Неоднократно, заметь!
   - Кто-либо из ныне живущих эту тайну знает?
   - Хм, надо же, враз быка - за рога...
Обычно я на этот вопрос не отвечаю, но для тебя, так и быть, сделаю исключение. Из ныне живущих её знают двое: наш Ни'блис и Могидин, злодейски подсмотревшая мои сны. Однако Паучихе хватает ума помалкивать, а Элан... он слишком умён и в некоторых вещах - на удивление деликатен, ему - можно. А вот прочим - ни-ни!
   - Ясно! Впрочем, я ничего не скажу и Элану, даже если он спросит.
   - Положим, это зря, ибо - глупо, а вот с Паучихой лучше не откровенничать, даже если она заговорит первой.
   Ну, а теперь, собственно, тайна. Как ты думаешь: почему мне, Восстановителю, стало нравиться истязать людей?
   - Честно говоря, я не задумывалась...
   - Врёшь, задумывалась! И надумала одно из двух: либо я родилась маньяком, либо так на меня повлиял Тёмный. Как и все очевидные ответы - эти не стоят тухлой колбасы в базарный день.
   Всё было иначе, Суерлэйн! Я была очень хорошим Восстановителем - и обожала свою работу. И была готова лечить, сколько хватает сил. И мчаться к болящему хоть за край света. На вскоре я обнаружила - людям этого мало.
   Я не железная, как и мы все. Сколь бы я не любила своё дело - мне порой нужен отдых. И свободное время - сугубо для себя. И путешествия не по работе, и маленькие радости, которые, собственно, и дают нам силу жить. А ещё - время и силы на Кларэйн - мою возлюбленную. Представляешь, Суерлэйн, страшная Семираг когда-то была влюблена. И, надо же - в женщину!
  - Что ж тут такого? - искренне удивилась Снежана. - Это только "возрожденцы" и прочая погань геев с лесбухами ненавидели, пока живы были, да и то, по большей части - из зависти да от недотрахита.
   Семираг звонко рассмеялась.
   - Какое чудесное слово, нет - диагноз: недотрахит острый, хронический и рецидивирующий! Лечится мастурбацией, либо, в случае неуспеха - кастрацией.
   - Я бы собственноручно всех "возрожденцев" кастрировала. И не только - их, - сквозь зубы процедила Снежка.
   - О, этим мы ещё займёмся! Впрчем, скоро ты узнаешь о множестве куда более неприятных способах навредить ближнему. Однако я продолжаю рассказ.
   В Эпоху Легенд однополый секс не порицался нисколько - пока это был именно секс, а не нечто большее. А вот любовь, сожительство, долговременная пара двух женщин порицалась - и весьма. По неписанным традициям того времени семьёй мог называться лишь тот союз, который хотя бы в принципе мог был детороден. А союз тех, у кого детей быть не могло - считался непозволительной тратой времени.
   - Да, но есть и бесплодные люди!
   - С нашей медициной их не было.
   - Но тогда - почему бы не поднапрячься да не сделать так, что бы две барышни друг от друга зачали?
   - А вот это порицалось решительнейшим образом - ибо является вмешательством в человеческую природу.
   - И что с того? Тогда уж надо татушки да серьги запретить!
   - Татуировки у нас рисовали, а не накалывали. Что ж до серёг - представляешь, первое, чо говорил мастер перед проколом ушей - то, что дырки эти могут быть зарощены по первому же требованию!
   И, кстати: Элан тут недавно обронил: мол, ты пришла в восторг от того, что Балтамель побывал в теле женщины. Так вот - то, что вы зовёте трансвестизмом, у нас практиковали все, кому то было занятно. Даже наш Ни'блис однажды "катал это солнышко", как водится - из научного любопытсява: иначе он не умеет.
   Но - переодевания-наряжания не порицались лишь тогда, когда они производились розыгрыша ради и только - при помощи Маски Зеркал и прочих обманов восприятия. А вот попытка изменить внешность по-настоящему, с реконструкцией лица там, груди, половых органов, да даже просто - постоянное хождение в искусственном образе, приводила лишь к одному - человек мягко изгонялся из "приличного общества" - то бишь практически из любого. И плевать, что все эти реконструкции обратимы "на чих" - пятно на репутации практически несмываемо. Да какое там пятно - клеймо!
   И, кстати, отношение к серьёзным косметическим преобразованиям, не выходящим за рамки врождённого пола, было ненамного мягче. Украшать внешность можно сколько влезет, а вот менять - ни-ни. Вмешательство в природу, троллок её подери!
   - Слушая вас, я прихожу к мысли, что ваша эпоха была не Легенд, а Кошмаров.
  - Ты недалека от истины. Но мы отвлеклись.
   Итак - любя свою работу, я вкалывала, как ломовая лошадь, но общественности этого было мало. Я имела неосторожность стать лучшим Восстановителем мозга - и с этого мига не ведала отдыха и сна.
   Нет, меня не принуждали трудиться всё время, что у меня есть - но порицали каждый раз, когда, вместо того,что бы целить очередного бедолагу, я была занята чем-то своим. Даже если бедолагу этого мог подлатать любой школяр из Института Восстановления - общественность требовала иного: сколь-нибудь серьёзно повреждён мозг: только великая Нимен Дамендар Боанн - и ни на йоту меньше! Став знаменитостью, я потеряла право на покой, личную жизнь и даже сон. Нет, я могла отказаться - и часто делала это, когда знала: без меня справятся не хуже.
   Но после каждого, слышишь - каждого такого случая находились те, кто мягко сообщали: больной такой-то претерпел кучу моральных страданий лишь потому, что рядом не было великой Нимен Дамендар. А больной другой-то, коего нашли мёртвым - таки-умер, ибо Нимен Даменлар не было рядом, а иначе он бы несомненно воскрес, прямо как сказочный Хибелиус Ботэ под рукою Создателя!
   Первой не выдержала Кларейн. Она была обычной, рядовой Айз Седай, специалистом по Нимам. Однажды Перемещаюсь к ней - а её нет, только записка: "Ты принадлежишь всем - но не мне". Думаешь, меня кто-то пожалел? Или, там - решил мне мужа найти? Ага, держи карман шире! Мне мягко, как у нас делали всё, а мерзости - особенно, намекнули: мол, такому таланту преступно тратить время на личную жизнь. Да-да, всё - в имя общества, и если ты лучше других - обязана сжечь себя без остатка, а счастье твое - лишь в том, что бы благодарности принимать!
   Последние слова Семираг выкрикнула - хрипло и страшно, так, что Снежана отступила на шаг.
   - Не бойся, не трону, поехали дальше. О чём мы? Ах, о благодарностях...
   О, благодарности в нашем мире суть особый круг ада. Каждый Исцелённый считал своим долгом торчать по моими окнами, ожидая, когда я, усталая, как собака, вернусь домой - вот тогда-то он и помешает мне спать своими благодарственными руладами. А когда я прямо говорила: "мне достаточно простого спасибо, а ежели мало - положи на порог букет цветов и не отсвечивай" - полагали, что я намекаю на то, что меня порадует лишь какая-то особенно извращённая глупость. И начинали её искать - методом проб и ошибок. Да-да: решительно все они считали мои отказы благородной скромностью, а на самом деле я-де сплю и вижу, как они наперебой не дают мне житья своим восхвалением.
   Вот тогда-то и стала я... не особо заботится о безболезненности своих процедур. Думала: теперь-то, пострадав как следует, они прекратят не давать мне проходу. Ага, блаженны верящие - не изменилось решительно ничего. Слышишь, ничегошеньки!
   И тогда я возненавидела их всех: тех, кто разбил мою любовь, отнял отдых и радость, заставил возненавидеть любимую работу. Дальнейшее ты знаешь. Разве что кроме одного: почему я пошла к Великому Повелителю.
   Да потому, что честен он! Он - и его порождения. Троллок - людоед и сволочь - но он знает, что он сволочь и людоед, и не корчит из себя паиньку.
   Мурдраал - бездушная скотина, но он не разыгрывает пред тобою "светочь души и сердца". А сам Повелитель тем более не скрывает, что хладнокровен и жесток, и повелевает Тьмой, а не светом.
   Я не знаю, какой мир построит он, когда победит, но смею надеятся - ласковых сволочей в нём не будет. НЕ БУДЕТ!
   - Я прослежу за этим, Нимен. Клянусь в том!
   Семираг смерила Снежку ироничным взглядом.
   - Ты что, на короткой ноге с Шайи'таном?
   - Не знаю. Но очень хочу на то надеяться.
   - Многие хотели... Но, знаешь, если у кого получится - так у тебя. Потому, что любишь ты его! И любишь именно таким и за то, что он есть и что делает. И когда он наконец-то расплавит этот проклятый мир и отольёт заново, единственный, да, единственный человек, к кому он, быть может, прислушается, будет не умник Элан, не романтичная - Ланфир, не фанатичка Месаана, не хитроумная Могидин, не Саммаэль с Бе'лалом да Грендалью и даже не я - а ты и только ты! Подойди!
   Снежана сделала шаг вперёд - и Семираг заключила её в объятия.
   - Я люблю тебя! Просто за то, что ты - есть.

******
  - Так, судя по измученному виду - она тебя таки-пытала! - радостно воскликнул Балтамель, едва Снежана вышла из Врат.
  - С чего ты взял, я просто устала, учение - оно даром не даётся.
   - Да шутит он, ты ей сразу понравилась, - ответил Агинор.
   - Возможно, возможно... - проворчал зашедший без звонка Демандред. Если ты и ей рассказала свои философские штудии - сердце Нимен, несомненно, растаяло. Она всегда отличалась любовью к спорным теориям.
   - Быть может, ты скажешь ей это в глаза? - ехидно спросил Балтамель. - Или - мне донести? Я долго терпел, что в мою обитель ломятся без стука, но ты, Барид, стал каплей последней! Прочие хотя бы поясняли причину своего незваного визита: даже Ни'блис, но ты, похоже, выше этого!
   - Отчего же, могу и пояснить. - До моих ушей дошло, как Ланфир с Асмодианом взахлёб обсуждают теорию Суерлэйн - и я решил познакомится с первоисточником.
   - Чем могу быть полезна? - спросила Снежана.
   - Увы, ничем. Я не раз слышал - да и сам выдвигал подобные гипотезы. Красиво - но бездоказательно. Куда проще предположить, что Создатель с Повелителем - равномогущественные силы, спорят с начала времён, а мы пребываем в ещё одном Колесе: кто сказал, что оно - единственное?
   - Здесь высказывались факты, плохо объяснимые в рамках этой модели.
   - Скорее - домыслы. Серьёзных фактов ни у меня, ни у вас нет. Так что будем следовать гносеологическому принципу, известному здесь как "Бритва Оккама".
   - Уж постараемся! - рассмеялся Ишамаэль. - Однако в спорах рождается истина, а сами споры - рождены гипотезами, которые, в свою очередь, произрастают из догадок. Такой ответ тебя устраивает?
   - Вполне, - хмыльнулся Демандред.
   - А если устраивает - изволь покинуть мой дом, - внезапно сказал Балтамель. - У нас здесь вечеринка, посвящённая первым шагам Суерлэйн на научном поприще - и критиков мы пока не зовём.
   - ...Уф, наконец-то прогнали этого надоеду! - сказал Агинор, едва за Демандредом затворились Врата. - Скажите, есть ли среди Избранных хоть один, кого бы Барид Бел не достал до печёнок?
   - Есть, - ответил Балтамель. - Суерлэйн. Она - новенькая и ей пока везёт.
   - А что думает Ни'блис, - хитро спросил Агинор.
   - Что ты обратился не по адресу! - мрачно ответил Ишамаэль. - Спроси своих троллоков, здесь ответ и так очевиден.
   - Держу пари, он будет таким же, хихикнул Балтамель.
   - Ну, не факт: некоторые троллоки могут и не знать о самом существовании Демандреда, - улыбнулся Элан.
   - Исключено! - отрезал Балтамель.
   - Да уж, о "третьей силе" знают все, - вздохнул Агинор.
   - А третья сила - это кто? - спросила Снежана.
   - Наш Барид Бел Медар! - ответил Балтамель. - Видишь ли, Суерлэйн, по мнению Демандреда в мире кроме Создателя и Великого Повелителя вечносущен ещё и Великий Плагиатор: крадёт у обоих и выдаёт за своё, а Барид Бел считает себя его аватарой.
   - Да, да, да, - продолжил его речь Агинор. - То "великое множество книг на великое множество тем", что написал Барид, скомпонованы из чужих идей, хотя об этом и не принято говорить.
   - А - почему?
   - Потому, что он - Избранный, и не нам отменять решение Великого Повелителя.
   - ...Увы... - проронил Тедронай.
   - Интересно, а что он хотел от меня? - спросила Суерлэйн.
   - Украсть идею, конечно! - воскликнул Агинор. - Вернее - сообщить о состоявшейся краже, есть у него такая сволочная привычка.
   - Жаль. Я была о нём лучшего мнения, - вздохнула Снежана. - После Шары, реки Душ, гробницы Сердца... (74)
   - Да, не спорю: есть за Баридом такой подвиг - целую страну в одиночку перевернул и тем - едва не переломил ход сражения на поле Меррилор. Он почти преуспел, но "почти"...
   - Слово "почти" вообще можно назвать историей его жизни! - радостно подхватил Балтамель. - А знаешь, почему? Потому, что красть - вредно! В привычу входит, и когда вдруг украсть не у кого - собственный талант, захиревший от плохого ухода, подводит в самый неподходящиц момент!
   - Саммаэлю скажи...
   - А зачем - он и так в курсе.
   - А давайте-ка лучше о чём-то более весёлом, чем наш плагиатор, проигравший Последнюю Битву. Дорогая Суерлэйн, сражённый твоей нетривиальной идеей, я забыл сказать, что, будучи в поезде, по возмущению Истинной Силы я уловил след твоей Шейвы. Похоже, она направляется туда же, куда и твой сосед. Быть может, он удостоится чести лицезреть смерть твоего врага?
   - Было бы неплохо... - процедила сквозь зубы Снежка. - А Шейва не может сбиться с пути?
   - Шейва неотвратима! - положа руку ей на плечо, веско сказал Элан Морин Тедронай. - Даже могила - не преграда для возмездия её.

[Джулин Моерад]

*****
   Серёга уж битый час шагал по грязной, раздолбанной дороге - а Новосёлки не появлялись. Те далёкие огни, что стоя на платформе, он принял за свечи в окнах, оказались как раз звёздами, вставшими низко над горизонтом. Сейчас мгла затянула и их - и лишь одна, большая и кровавая звезда сияла сквозь туманы, как чей-то злой глаз.
   Чертыхаясь на каждой колдобине и проклиная тот факт, что в нынешнем развороченном мире обычный фонарик стал непозволительной роскошью, Серёга продвигался вперёд - а посёлка всё не было. Быть может, он сбился с пути? Да нет, решительно невозможно: дорога здесь одна. В мысли, как то бывает в такие минуты, закралась лютая зависть: "ёма-ё, были ведь времена со смартфонами, картами да Же-Пе-Эсом!".
   А ещё, придя тихо и незванно, в душу постучал страх: липкий да иррациональный. Чрезвычайно не к месту вспомнились всяческие фантастические страшилки: о заколдованных местах, вратах меж мирами да тонких областях в Узоре, где можно сгинуть бесследно и неведомо куда... И местность: темная, безвидная и какая-то ненастоящая, очень тому способствовала. Будто ткни пальцем в картинку эту - она и прорвётся. И тут на Серёгу накатило...
   Так с ним бывало очень и очень редко,  по большей части в детстве и никогда - днём. А началось всё с наивного вопроса, что обычно люди перестают себе задавать, едва пойдя в школу: "Почему я - это я?". (75)
   ...О том, сколь огромен окружающий мир, Серёга узнал в глубоком малолетстве, не помнится уж, в какие года. Кажется, отец впервые поведал ему о лаве, что течёт глубоко под нашими ногами, о вулканическом пламени и земном ядре. А дед как-то раз рассказал о звёздах и огромной Вселенной. Этот миг Серёга прекрасно помнил и по сей день: они стоят во дворе летней ночью, какая-то синяя звезда сияет прямо в зените и он впервые понимает, сколь она громадна и как далека.
   С тех пор его мир расширился  воистину необозримо, и разом во все стороны: о том, сколь огромна бездна времени и каков возраст камней, Серёга прочёл сам. Но с тех пор не раз, лёжа в траве и глядя на облака, он живо представлял, как летит верхом на Земле сквозь межзвёздные просторы, как медленно плывёт вместе с континентом по магматическим морям, он пробовал на вкус световые года и миллиарды лет, и вскоре... ему стало тесно.
    "Почему Вселенная устроена так, а не иначе? Почему она одна? Где другие, а если их нет – как их сделать? Почему я – это я, почему я имею место и время, в котором нахожусь, почему это место – одно, а не несколько, почему я имею такую, а не иную форму, как её изменить или ВЛЕЗТЬ в форму иную, на чём держится весь мир и моё "Я", чёрт подери!"
    Эти вопросы не давали ему покоя, будто он точно знал, что эти ответы есть, будто он знал их когда-то. И чем дальше продвигался Серёга в своих странных изысканиях, тем больше нарастало чувство связанности, пленённости, сдавленности. В мечтах он был не кем-то, а ЧЕМ-ТО. Не личность, не форма, а ВЗГЛЯД, способный сделать своим пристанищем что бы то ни было. Читая книги, он воображал себя всеми персонажами поочерёдно, не удивляясь тому, сколь легко это давалось. Они были пойманы местом и временем, сами о том не подозревая, а он... он не был связан такими пустяками и, пусть в воображении, мог НАДЕТЬ каждого. Но ответа на вопросы мечты не давали. Ни на вопросы "почему?", ни на вопросы "как?". Ответ пришёл неожиданно и, как то бывает с нетривиальными задачами - из того места, на кое Серёга не возлагал надежд вовсе.
   Как-то раз, поздним летним вечером он перебирал предмет детской забавы – "кляксование". Это очень просто: берётся лист бумаги, обляпывается красками, а потом складывается вдвое и трётся пальцем. Бывшие кляксы рождают симметричный узор подчас невиданной красоты! И, глядя на красочные разводы, Серёга понял...
    Мир – рисунок и всё в нём – тоже, мы видим уже нанесённые кляксы, а где-то должны быть краски, вода и, главное, кисти. До них можно дотянуться, ведь прилипает же кисточка к бумаге, будто рисунок цепляется за неё! И в перемещении вне времени и места нет ничего необычного: сложив бумагу вдвое, мы можем перепечатать часть любой картинки. И стать другим, оставаясь собою, можно: требуется "надпечатать" себя поверх иного рисунка. Но главное – кисть может запачкаться краской, что уже нанесена, а значит – есть способ «отпечататься» на ней, оседлать её и НАРИСОВАТЬ НОВОЕ.
    Воображение рисовало кисти либо нити, из которых сплетено всё на свете, и некое место вне мира, не "далеко", а "с изнанки", где эти нити ходят, сплетаясь друг с другом. Серёга проводил часы в размышлениях, как это можно ощутить – То, откуда "Здесь" выглядит, как плоская бумага для объёмной кисточки? Как попасть туда? Или – прилипнуть к ней? И ещё – что ими движет? Вертят ли они друг друга: испокон веку либо после некоего толчка, или у них есть моторчик, этакий станок для кружев? В пользу второго предположения говорила стабильность мира: не будь канвы, трафарета либо прялки – нити давно бы спутались, а краски смешались, как в баночке с грязной водой.
   Серёга буквально застывал в благоговении при мысли об этих сверхмировых сущностях. И одновременно – чувствовал жгучую обиду на "великую прялку" - ведь это по её милости он оказался приклеен к времени и месту. "Эх, если б хоть одним глазком взглянуть на эту внешнюю машинерию – я б живо сообразил, как отклеится..." Однажды это случилось...
    ...Однажды среди ночи Серёга проснулся от странного чувства: ладони свела судорога, будто он вцепился во что-то невидимое. В следующий миг это "что-то" потянуло его куда-то... в сторону, и он стал... нет, не двигаться, не лететь а... выворачиваться наизнанку. Он просто не знал, с чем это сравнить, ни одно из чувств "посюстороннего" мира и рядом не лежало. Это не было ни больно, ни неприятно, хотя сопровождалось особенным, ни на что ни похожим ощущением, сначала – телесным, а потом...
    Потом Серёга оказался в мире своей мечты. И он был страшен. Представьте себе колоссальное пространство, наполненное нитями, каждая – толщиной в бревно. И они беспрерывно колеблются в некоем танце и поют, как тысячи оргАнов. Нет, представьте, что вы – крошечный жучок и находитесь на одной из травинок в степи, терзаемой бурей! Нет, всё это не то, больше, неизмеримо больше! Нити словно проросли сквозь комнату, сквозь сам воздух, привычные формы стали стремительно выцветать и сдвигаться куда-то "вверх", образовав бесконечно далёкий "потолок", а Серёга, став взглядом, ринулся "вниз".
    Его путь был недолог. Тотчас же он обнаружил себя, чем бы я ни был, затёртым меж этих "великих стеблей". Они были пугающе реальны, реальнее того, что люди зовут реальностью: чёрные, гибкие, шершавые, танцующие и гудящие, озаренные желтоватым светом, льющимся неведомо отсель. Нет, упасть было не страшно, несмотря на "верх" и "низ". И раздавить Серёгу "стебли" не могли – ведь он был взглядом. Но Серёга в ужасе уворачивался от них, ведь, как и всё на свете, он тоже был рисунком этих нитей. А значит, они могли его перерисовать...
   Но это он понял позже. А тогда – будто вспомнил. И ощутил себя мышью, попавшей в мотор. И, цепляясь взглядом за эти циклопические колонны: тогда-то и узнав, что они шершавые, устремился "вверх", что бы проснуться с диким криком...
    Потом несколько дней он чувствовал себя скверно – будто и впрямь по колоннам лазил. Но это была ерунда в сравнении с всепоглощающим восторгом. Он ни мгновения не сомневался, что был именно там, где так мечтал оказаться – "по ту сторону бумаги". И раз за разом Серёга с нетерпением ложился спать, ища нечто нездешнее. Но прошло немало времени, прежде чем чудо повторилось.
   Всё было, как и в прошлый раз, разве что продержался он подольше, обнаружив, что можно вцепиться взглядом в "стебель" потолще, и тогда меньшие нити не страшны. Но трепет, внушаемый этим местом, вкупе со скверным самочувствием после вылазки, остались те же.
    Прорыв произошёл на пятый или шестой раз. Вновь оказавшись среди танцующих колонн, Серёга отважился устремить взгляд вниз. И взору его открылась "мировая прялка", о существовании коей он так долго догадывался. Это была звезда – ярче и прекраснее любого света, который ему доводилось видеть доныне. Нити вырастали из неё. Она была их источник, двигатель и песня.
    В следующий миг Серёга потянулся к ней. И – раздвоился. Часть его коснулась её лучей, другая – продолжала висеть, вцепившись в приглянувшийся стебель. Но этого было достаточно. Потому, что его затопил свет. И он стал нитью, под стать прочим.
    О, что это было за чувство! Словно сквозь него льётся всё пламя мироздания, будто все потоки, все бури, все водопады – он. Нет слов, что бы передать это! Теперь, оседлав кисть и сам став кистью, Серёга мог рисовать! Правда, он понятия не имел, как танец стеблей пишет картину мира, чему какое кружево соответствует... Серёга оказался в дурацкой ситуации: "сила есть – ума не надо". Но менее всего ему хотелось отпускать луч этой чудо-звезды, и в воодушевлении необычайном он стал сплетать нити – те, что поменьше, надеясь с их помощью расшатать великие колонны...
   Увы, Серёге так и не стало известно: получилось ли у него что-либо или нет. Когда-то, рассказывая об этих "тайнах тайн" Махе, он шутил: мол, виду того, что ты и я живы, а пространство до сих пор трёхмерно – мир развалить не удалось, хотя он и очень старался.
   Что ж до более мелких перемен... доказательств у него не было, однако множество случаев поразительного везения Серёга связываю с теми прекрасными и страшными ночами, когда он витал по ту сторону звёзд.
    ...С тех пор прошло немало лет, и жгучая вера в возможность однажды покинуть тенёта "здесь и сейчас" порядком остыла... Но порой Серёга ловил себя на мысли: быть может, стоит потеснить все дела и заботы, вновь лежать без сна, прислушиваясь к нездешнему, ловить в воздухе незримое, тянуться за окоём к Звезде Всех Звёзд, изводить себя душевными пытками и головоломными трюками, поставить на кон разум, тело и дух ради самой малой надежды стать взглядом, летящим на молнии...
   ...Но теперь страшноватое чудо вернулось, причём - немало изменившимся. Серёга по-прежнему стоял на дороге, лишь странная судорога свела кисти рук - но одновременно был и "там" - по ту сторону звёзд. И первое, что он заметил: "там" решительно переменилось.
   Куда и делись величественные шершавые стебли, под трубные звуки изгибающиеся в вечном танце? Теперь стеблей было мало и вид у них был, словно по ним прошёлся пескоструйный аппарат. Куда больше было каких-то ошмётков, не связанных со "стеблями" вовсе, да вдалеке виднелось нечто огромное: громадная округлая махина, что громоздилась над миром, как грозовая туча.
   Обрадованный возвращением сказки и уливлённый изменившейся картиной Серёга потянулся к ней - и его сразил такой запах зла, что Серёга пал навзничь - но не на Звезду-всех-звёзд, а на мерзлую землю, колдобины и лужи.
   Когда он очнулся - наваждение прошло. Как и темень: сквозь тучи вновь глянула гнойно-жёлтая Луна. И в свете её Серёга узрил - метрах в двухстах впереди дорогу перегораживала стена: высокая, чёрная и безвидная.

[Джулин Моерад]

10. - Неотвратима!

     - Что за чертовщина? - само собою вырвалось у Сергея Денисовича, когда высокая стена из разнообразного хлама преградила ему путь. По верху стены была протянута спираль колючей проволоки. - Эй, вы тут что, в "Фаллаут" играете? Есть кто-нибудь?
   - Ну, есть, чего орёшь? - раздался голос сверху. - он показался Сергею Денисовичу подозрительно знакомым.
   - Пройти хочу. К жене - если адресом не ошибся.
   - Как звать?
   - Майстренко Сергей Денисович.
   - Да не тебя - её!
   - Майстренко Мелания Петровна. С ней - двое детей - Вова и Люба. Приехали дня три назад.
   - Лёха, сгоняй в комендатуру и спроси: есть ли у нас Майстренко с двумя пацанятами!
   - Ага, щас!
   Минуло с четверть часа, с тёмного неба вновь стал накрапывать дождь, и Сергей Денисович решил пройтись вдоль стены - и сразу наткнулся на огромный плакат, протянутый во всю её ширь и высь.
   "Мы верим в тебя, Майел!" - значилось внизу плаката, выше простирался портрет мужчины с неприятным, костистым лицом, а ещё выше вторая надпись: "Товарищ Майел - наш Президент!". Плакат был подсвечен одинокой лампой.
   Фамилия показалась Серёге знакомой, а вот лицо - нет. Прежний президент был тучен, как боров... ах, да, его застрелили полгода назад - наверняка по приказу этого самого "товарища Майела", в коего теперь следует веровать... тьфу ты, да ну их... к Ба'альзамону! Один троллок другого съел - экая печалька...
   От нечего делать Серёга достал из кармана давнишнюю стопку бумаги и, воспользовавшись светом, отражаемым с плаката, а также тем, что дождь решил повременить с началом, принялся читать.
   "БурИ!" - значилось на титульном листе короткое слово. Когда-то Серёга уже читал этот опус: социальную сатиру, посвящённую нелёгким будням горных инженеров - родителей Снежкиного парня Георгия.

[Джулин Моерад]

*****
БУРИ! Или - я опять победил.

  - Да слышал я это уж тысячу раз! - кричал Пейдрон Найол (76) в кабинете Льюиса Тэрина Теламона. - Ты бурИ давай, а не причины ищи!
  - Положим, вы забываетесь, - ответил Льюис Тэрин. - Ты более не менеджер проекта!
  - И что с того? - наседал Найол. - Думаешь, другой менеджер иное скажет? А вот и дудки! Потому, что все мы под Залом Слуг Народа ходим, а народу - нефть подавай! Нефть, понимаешь! А не разговоры о ней!
  - Я вам что, рожУ её, или выблюю?
  - Пробуришь! Нефть не в брюхе, а в земле водится.
  - Положим, в брюхе тоже малёхо есть, - усмехнулся Льюис. - Нефть и природный газ суть продукы переработки поднявшихся из глубоких зон субдукции углеводородов - живущими в трешинах горных пород археями. Метан в нашем кишечнике имеет то же происхождение. (77)
  - Ты хочешь сказать, что мы срём нефтью? - набычился Найол.
  - Увы, нет, - усмехнулся Льюис.
  - Тогда чего ты эту срань разводишь?
  - Да вот жду, пока хам и солдафон покинет мой кабинет.
  - Ну и жди себе, дурак учёный, пока Чойдан Кэл (78) на голову свалится, а я пошёл! - и Пейдрон Найол хлопнул дверью.
  Минуту спустя в кабинет вошла золотоволосая женщина.
  - Хорошие новости! - возгласила она с порога. - Горизонт имеет положительную кривизну!
  - Куполообразная структура?
  - Скорее - драконье яйцо,  - усмехнулась вошедшая. - Породу не берёт ни одна из коронок - даже керн взять не удалось.
  - Однако...
  - Я решительно не понимаю - что это такое?
  - Потом разберёмся.
  - Что ты имеешь в виду? - засмеялась женщина, которую звали Илиенной.
  - То, что победу неплохо и отметить! Только что наш заслуженный борец за свет во всём мире наконец-то покинул буровую, оставив нас на произвол тьмы. А посему: электричество я выключаю, дверь - на замок, и... жена ты мне или где?
  - Может, всё ж - в бытовке...
  - К троллокам бытовку! Тем паче, что там дети киношку глядят: ну не выгоним же мы их по такой-то погоде.
  - Да, что-то рано осень в гости к нам пришла... - задумчиво пробормотала Илиенна.
  - Ну, кому осень, а у нас - весна! - рассмеялся Льюис Тэрин, заключая жену в объятия.
.....   .....
  Новый менеджер понравился Теламону сразу, наверно - потому, что являл собою полную противоположность солдафону - Найолу. Высокий, с пышной чёрной шевелюрой, в шегольском костюме с белыми отворотами, на шее - платок, на пальце - перстень.
  - Доброе утро, я - Элан Морин Тедронай! - представился он. - Можно просто - Элан.
  - Третье имя? - удивился Льюис. - За что?
  - Некоторые достижения в области физики, - поморщился Тедронай. - Надеюсь, вопрос о том, почему я подался в менеджеры, задан не будет?
  - Учитывая состояние науки в державе - нет.
  - Вот и отлично! А вы, насколько мне известно - геолог?
  - Геофизик. В прошлом. А ныне - начальник буровой.
  - Замечательно! Докладывайте!
  - За отчётный период пройдено два с половиной километра осадочного чехла в поисках куполообразной структуры, отмеченной на сейсмограмме, однако вследствие...
  - Можете продолжать своими словами - сказал Тедронай.
  - Вследствие хреновой сейсморазведки на оборудовании, которое не пластали разве что Погибельным Огнём, произошла ошибка: это не то, что мы ищем.
  - А что?
  - Хрен троллочий знает, что - и сбоку бантик! Мурдраальская приблуда!
  - А точнее?
  - Слой неведомо-чего с твёрдостью, превосходящей любое наличествующее буровуе долото! Пробу взять не удалось.
  - А взрывом?
  - Не берёт! Разве что если у вас завалялось пару ядерных боеголовок.
  - Увы, нет - разоружение. Что вы думаете о природе этого... артефакта?
  - Всё и ничего!
  - Точнее, пожалуйста.
  - Металлический водород.
  - Вы серьёзно?
  - Вполне.
  - Но я, как физик, должен сказать...
  - А я, как геолог, сообщаю: в земных недрах обретается всё, что когда-либо падало на нашу планету! Если металлический водород есть где-то во Вселенной - он мог залететь и к нам! Да что угодно могло: здоровенный алмаз, образовавшийся от ударной волны взрыва Сверхновой, тонкая плёнка нейтрита, из коего состоят нейтронные звёзды - и даже какая-нибудь реликтовая брана со времён Большого Взрыва: тяготение способно подогнать к нам что угодно!
  - Звучит убедительно...
  "Ему - убедительно! - возликовал Льюис Тэрин. - Какую свечу поставить тебе, Создатель: за избавление от дубины - Найола и приезд этого умного парня?"
  - Сверх того, - приободрившись, продолжил Теламон, - мы ничего доподлинно не знаем о действительно больших глубинах. Все наши модели есть усреднение: сферическое яблоко в вакууме, разделённое на аккуратные концентрические слои. Но на самом деле так не бывает! Там, в мантии и ядре, есть свои потоки, столкновения, аномалии - и один лишь Тёмный ведает - какие в них условия и что может возникнуть. А меж тем возникшее там вследствие конвекции, горообразования и вулканизма запросто способно очутиться в земной коре. Вы знаете, на какой глубине образуются алмазы?
  Элан Тедронай глянул на свой перстень, и усмехнулся.
  - Этот возник в пяти метрах под поверхностью земли в лаборатории института материаловедения. А относительно природных... учитывая потребное давление - глубоко.
  - Раньше считали - километров триста, потом - шестьсот-семьсот...
  - А ныне?
  - Вплоть до слоя D'' и границы с ядром - 2900 километров под нами: определено по микровключениям.
  - Впечатляет... А что в ядре?
  - Жидкий металл, либо, если хотите - железный пар, сжатый в жидкость.
  - Критическое состояние?
  "Так, Создатель - я должен тебе уже две свечи!" - радостно подумал Теламон.
  - Возможно. Но с ним - полный мрак: оно горячее и генерит магнитное поле - вот всё, что мы знаем о ядре. А ещё - из его окрестностей исходят плюмы - потоки горячего мантийного вещества, что проростают сквозь твердь, словно исполинские деревья. (79)
  - Превосходно, ибо - романтично! - улыбнулся Тедронай. - Но что делать с проходкой скважины?
  - Консервировать, увы... Что бы то ни было - у нас нет техники, дабы это преодолеть.
  - А геофизика что говорит об этой, как вы изволили выразится, "мурдраальской приблуде"?
  - Врёт. То показывает, что этот слой - бесконечно твёрд, то - вообще волн не отражает, то он сплошной: наверно - до другой стороны Земли, то он тонкий, а дальше - пустота...
  - А нефть?
  - Что - нефть?
  - Нефть под ним есть?
  "Похоже, со свечами я поторопился... - горько усмехнулся про себя Льюис Тэрин. - Наша песня хороша - начинай сначала..."
  - Есть ли там нефть - узнать не представляется возможным, - осторожно начал он. - Пройти нечем.
  - А чем можно?
  - Погибельным Огнём - как в сказках! Либо - вашим перстнем, если в слое - не нейтрит.
  - Дельный ответ! - усмехнулся Элан. - Эльборовые долотА я достану. (80)
.....   .....
  - Как думаешь - что с буровой станет? - спрашивала Илиенна Льюиса вечером того же дня, лёжа в бытовке вдвоём под одним одеялом и глядя сквозь оконце в холодную октябрьскую ночь.
  - Если инвесторы продолжат финансирование - станем бурить на новом месте.
  - А если нет?
  - Тогда - искать новую работу.
  - Чем кормиться будем?
  - Не пропадём! Мы с тобою - буровики классные, со стажем, а уж чего сверлить - на Земле завсегда есть!
  - Мы-то не пропадём, а за какие шиши детей учить? И где селить их, когда вырастут? В чулане или в стенном шкафу?
  - Положим, здесь-то нам ещё теснее.
  - Да. И потому они - в шесть-то годочков, обсуждают подробности интимной жизни соседей.
  - Ну не нашей же...
  - И нашей - тоже! Только - не при нас.
  - Что ты предлагаешь?
  - Пройти этот слой!
  - Чем?
  - Ну чем-то же можно?
  - Элан обещал эльборовые долотА.
  - Элан - это новый менеджер?
  - Да, он самый.
  - Мне он не понравился.
  - Чего так?
  - Я словно видела его когда-то. Не здесь, не сейчас. И тогда его появление несло смерть.
.....   .....
  - Ну что, бурить будем? - нагнала Льюиса Тэрина мастер участка Майрин Эронайл, приобняв того за плечи. Он с нескрываемым раздражением снял её руку.
  - Ты чего? - деланно рассмеялась Майрин.
  - Ничего! - огрызнулся он. - Бурение отменяется.
  - Да неужто? А я слыхала - новый менеджер долотА эльборовые обещал. Прям - надежду вернул!
  - На что надежду? И - какие долотА? Обещаного, как известно, три года ждут.
  - Как на что надежду - на жизнь! Ты чего, всерьёз собираешься весь век по бытовкам куковать?
  - Не твоё дело! - отмахнулся Льюис.
  - Может, и не моё - а детей своих ты спросил? О жене не говорю - она такая же чокнутая: но как же двойняшки? Без дома, без толковой школы, без кампании сверстников: планшет - друзья, бригада - семья, да буровая - дом. Кто из них вырастет - ты подумал?
  - Люди вырастут - как я: всё детство - по экспедициям.
  - А вот и нет! Потому, что ты - не вырос. Как был дитём - так и остался. Умненькое, крепенькое, толковенькое, самоуверенное - а всё равно дитё. Потому, что дальше своего носа не видишь, и наперёд - не думаешь.
  - А чего думать-то? Выше головы не прыгнешь, а пласт тот - елдой не пробьёшь.
  - Как знать, как знать... А другой бы на твоём месте - пробил, нефть нашёл, пай отхватил, да из нищебродов - и вырвался. И ты бы то сделал - какбы со мной остался, а не с ведьмой этой рыжей. Может, сперва кой-чего другое пробуришь? - Майрин соблазнительно изогнулась.
  - Нечего мне у тебя бурить - там нефти точно нету! И вообще - всё у нас давно кончено, да и городишь ты чушь: дела не трёпом да одним голым желанием строятся - а головой и руками!
  - Ошибаешься, милёнок, ой - ошибаешься! - проворковала Майрин Эронайл, уходя.
.....   .....
  - Ну как, скоро начнём? - высунув кудрявую голову из окошка мастерской, спросил Льюиса Тэрина мастер-механик Перрин Айбара.
  - А драгкар его знает... Элан обещал эльбор добыть.
  - Элан - это франт заезжий?
  - Ага. Вроде - толковый он.
  - Да уж получше сектанта нашего...
  - Однозначно!
  - А как ты думаешь: эта хрень под землёю - что?
  - Понятия не имею!
  - А я так полагаю - алмаз. Алмазище! Ты ж сам однажды говорил - на границе с ядром обязаны быть агромадные алмазы. Эх, забогатеем! А я ипотеку выплачу, а то жёнка пилит, что рыба-пила...
  - Увы, не алмаз то.
  - Почём знаешь?
  - Илиенна лазерный спектрометр починила и спустила вниз. Ничего!
  - То есть?
  - Вообще нет спектральных линий! Лазер не берёт! Алмаз бы - взял, а эту хрень такан'дарскую - ни в какую!
  - А может, она и взаправду такан'дарская - хрень эта?
  - Ты о чём?
  - Да так, в сказки поверил. Вдруг то узилище Тёмного?
  - Шутишь, да? Ежели верить сказкам - оно либо вообще не в этом мире - либо в чёрных безднах между звёзд.
  - Так ведь тяга земная любой мусор сюда пригнать способна!
  - ...Эгей-гегей! - донёсся из кабины грузовика весёлый голос. - Кому эльборчику! Эльбор - что надо!
  - Ахренеть! - воскликнул Айбара. - Как же это ты, Мэт, за пол-дня до города смотался - по хреновой-то дороге да сквозь дождь?
  - Везучий, наверно... Так что, эльборчик берёте?
  - А как же! - в два голоса воскликнули Перрин и Льюис.
.....   .....
  - Так: долото прилажено, трос спущен, раствор подан, бур раскручен, начинаем! - громко сказал Теламон собравшемуся персоналу буровой, поворачивая рычаг.
  Смотреть на действо пришли все, независимо от смены, и даже очень далёкие от бурильного дела люди. Бухгалтерша Верин, например. Или тот же Мэт. Даже знакомый археолог Эвал Раммен - и тот явился. Лица у народа были напряжённые, ожидающие, словно сама их жизнь решалась пуском буровой машины.
  "А ведь так оно и есть! - поймал себя на незваной мысли Теламон. - У кого - ипотека, у кого: вместо дома - конура, кого - родители заели, кого - мужья-жёны, а кому и просто нищебродом жить надоело. А тут - нефть! Нефть - значит работа: великое множество скважин да обслуживание оных, и - деньги, деньги, деньги!
  И всё это: куча человеческих судеб да надежд, зависит от маленькой машинки: турбобура, увенчанного шарошечным долотом (81), что ныне вертится в двух с гаком километрах под ними - смешной штуковины с колёсиками, из которых, как камешки на дамском перстеньке, торчат зубцы из нитрида бора. Сейчас они царапают камень - или что ещё там?"
  - Шлам (82) в растворе есть? Что показывают датчики? - крикнул он Илиенне.
  - Нету! - ответила она.
  - А хоть какое-то внедрение в пласт?
  - Судя по телеметрии - шарошки скользят по поверхности.
  - Скользят? - спросил Тедронай. - Да что там за твёрдость?
  - По-видимому - порядка десяти.
  - Алмаз!!! - торжествующе крикнул кто-то, кажется - Байл Домон (83) из отдела снабжения.
  - Увы, нет, - охладил его пыл Льюис Тэрин. - Скорее - природный нитрид бора, он - тугоплавкий, а иначе бы спектрометр определил...
  - Эх, жаль...
  - Что делать будем? - спросила Илиенна.
  - Пущай работает. А вдруг...
  - Ты сам знаешь, что бывает "вдруг", - подойдя к нему, тихо сказал Элан Тедронай. - А вот у меня идея есть: абразив туда засыпать: чем больше кривизна сколов частиц - тем меньше скользить станет. Как говорил когда-то Балвен Майел (84) - "мы пойдём другим путём!"
  - Долото сотрём... да и где взять тот абразив?
  - Абразив взять у меня: в лаборатории светхтвёрд-мата алмазной пыли - навалом. А долота ради дела - не жаль.
  - Ладно, дерзай... - ответил Льюис, хотя слова проклятого короля сказочного Аридола ему крепко не понравились.
.....   .....
  Через два дня алмазная пыль прибыла. Пришлось изрядно повозиться, модифицируя бур, дабы абразив не попал в турбину, либо его не унесло потоком глинистого раствора. Наконец всё было готово.
  И снова у буровой собралась толпа, и снова Льюис Тэрин узнавал всех своих коллег и знакомых... нет, не всех: прибыли какие-то новые люди. И они так же сосредоточенно смотрели на действо.
  - Врубай - поехали! - распорядился Льюис. Насос, подающий в забой раствор, загудел.
  - Как там, на телеметрии? - спросил он Илиенну.
  - Вроде, происходит чегой-то... Шлам пошёл - правда, не разберёшь, с пласта то, или нашего долота останки... ой, остановилось!
  - Так я и знал - заклинило, троллок его подери! - выругался Теламон. - Таки-попал абразив в турбину... Подымай!
  Лебёдка радостно загудела, но миг спустя - зашлась в визге.
  - Что, прихват? - крикнул Льюис Тэрин. - На какой глубине?
  - Не знаю!
  - То есть - как? У тебя же "умный трос"! (85)
  - Датчики троса показывают - прихвата нет. Но долото... оно словно приклеилось!
  - Быть того не может, мурдраала ему в постель! - выругался Теламон и полез в пультовую.
  - ...Точно! - спустя пять минут возгласил он. Сами шарошки прихватило, ахренеть! Так вот чего пласт такой твёрдый - внутреннее напряжение...
  - И чего теперь делать с шарошкой той растреклятой, сожри её Джумар? (86) - спросил его угрюмый буровой мастер Уно.
  - Вытаскивать, конечно. Раз ствол свободен - выдернем!
  - Хорошо бы... - отозвалась втрой мастер Майрин Эронайл. - А то у меня такое чувство, что когда-то это уже было. И кончилось ну очень скверно...
  ...Эй, ану разойтись, мало ли что! - скомандовал Льюис Тэрин собравшейся толпе.
  - А чего? - спросил кто-то.
  - Я ж говорю - мало ли... Вдруг трос порвётся?
  - И - чего?
  - Тебя, дубину, зашибёт!
  - Ну и ничего. Всё одно ипотека не плочена, юристы банковские грозят, хату конфискуют: валяй! Пан или пропал!
  Перенастроенная в режим рывка лебёдка взвизгнула, талевая система (87) напряглась, Льюис Тэрин Теламон почти физически ощущал, как просела сама вышка, натянулись троса, а там, в глубине, долото вызволяется из мёртвого хвата каменных челюстей.
  В следующий миг раздался звонкий удар, что-то гибкое просвистело в воздухе, мир взорвался грохотом, вышка накренилась.
  - Ось кронблок полетела!!! (88) - орала Илиенна, перекрикивая многоголосый рёв.
  - Ах ты ж Шайи'таново отродие!!! - на чём свет стоит, крыл всё и вся Уно. - Новая же, джумарова задница!
  - Новая, да со старыми дырами! - сплюнул Теламон. - Так, никого не зашибло? Нет? Тогда - всем разойтись, на сегодня нефть отменяется!

[Джулин Моерад]

.....   .....
   - Что будем делать, когда повторять? - вечером того же дня спрашивал Тедронай Теламона, попивая зелёную бурду, что в местном баре носила гордое имя "Мохито".
   - Сухари сушить! - мрачно ответил Льюис Тэрин. - Повторять нечем. Ремонт вышки неделю займёт, да не в том беда. Бур исчез. Целиком и начисто! Точно Джумара языком слизала.
   - То есть - как?
   - А так! Был - и нету! Пуст забой. Трос выбрали, а он на конце - оплавлен. Датчик спустили - а там нифига. Ни турбины, ни долота, ни даже абразива твоего. И слой этот треклятый - гладенький!
   - Чем объяснишь?
   - Джумара сожрала - больше нечем!
   - Я попытаюсь раздобыть другой бур, но...
   - Что - но? - Льюис вперил в Элана взгляд - тяжёлый и мрачный.
   - Ты должен быть осторожен. И - бурить.
   - Что - бурить!!! - взорвался Льюис. - Такан'дарскую приблуду? Так её ж ничего не берёт! Даже вхолостую бур не повертишь - приклеивается или чего у неё там... Аппетит - от долгого лежания? А у меня люди чуть не погибли, слышишь ты, франт столичный - люди!
   - Я тоже человек, - простодушно ответил Элан Тедронай. - И, в отличие от тебя, сухари сушить не намерен. Не имею права! Потому что, после развода, снабжение детей держится лишь на мне. Бывшая жена - вроде тебя, вся в науке; бабки-дедки-тётки-дядьки либо страдают старопердуризмом, либо - устраивают личную жизнь. А детей у меня, между прочим - трое. Слышишь - ТРОЕ!! Так что твори добро - бури добром, а за мной - не заржавеет.
   - Шайи'тан тебя побери! - только и мог сказать Льюис Тэрин.
.....   .....
   Следующая попытка бурения также завершилась ничем, если не считать оставленного в забое шарошечного колёсика, бесследно исчезнувшего пол-дня спустя. Последующая - тоже. Бессилен оказался кумулятивный снаряд, что ушлый Мэт выиграл в кости у проезжего наёмника. И даже навороченный плазменный резак, который Перрин одолжил на соседнем заводе и коим надеялся хоть как-то уязвить растреклятый слой.
   Буровая пребывала в уныние, лишь Элан Тедронай чему-то улыбался да попивал "мохито".
   А меж тем на объект стали захаживать люди, прежде здесь никогда не бывшие, и все как один ломились Льюису Тэрину в кабинет.
   - ...К вам можно? - на пороге стоял рыжеватый мужчина с острой бородкой.
   - Валяйте... - равнодушно ответил Льюис.
   - Моё имя - Ишар Моррад Чуайн, возможно - вы обо мне слыхали. (89)
   - Не имел чести знать.
   - Не удивлён. Высокая наука ныне в упадке.
   - Положим, я сам учёный.
   - Область?
   - Геофизика.
   - А у меня - генетика человека. Нет, не подумайте - я не из тех мошенников, что обещают лекарство от всех болезней из собственного дерьма, но изыскания лаборатории, которую я имею честь возглавлять, весьма нетривиальны.
   - Какие же?
   - Прижизненная редактура генома! Понимаю - это звучит фантастично, но у нас уже есть успехи. Представляете - конец наследственным болезням, победа над раком, а в перспективе - изменение самой людской природы! Как вам - поумневшее человечество? И не какое-то иное - мы с вами!
   - Желаю вам успехов и всяческих благ, но при чём здесь я?
   - При том, что судьба проекта - в ваших руках!
   - То есть?
   - Нефть! Если вы добудете её - регион воспрянет, и у казны будут деньги на наши исследования, а если нет - потомки нас проклянут!
   - Я сделаю всё возможное, - вежливо ответил Льюис Тэрин. - Такие одержимые учёные нравились ему с малолетства.
   Следующими были две дамы: одна - высокая и смуглая, другая - поплотнее и пониже.
   - Нимен Дамендар Боанн,
   - Камарейл Мерадим Ниндар, - наперебой представились они.
   - Я возглавляю клинику нейрохирургии!
   - А я - психоневрологическую лечебницу.
   - Чем могу быть полезен?
   - Добудьте нефть! - хором возгласили они. Иначе наши больницы закроются, так как у казны нет средств - и тысячи больных умрут без надлежащей помощи!
   - А с помощью - они тоже умрут? - мрачно пошутил Льюис Тэрин.
   - Таким - не шутят! - грозно нависла над столом чернявая - и Теламону почему-то стало не по себе.
   Потом была директрисса детского приюта Зайне Теразинд с молением о бедных сиротках, директор спортшколы, в прошлом - известный спортсмен Тэл Джанин Аэллинсар, адвокат Дурам Ладдел Чам и советница по инвестициям Лиллен Мойрел, представлявшие интересы завода нестандартных изделий, нагловатый ректор колледжа Барид Бел Медар, неизвестный, но богато вырядившийся господин Аред Мосинел, старый приятель - археолог Эвал Раммен, и даже директор местного театра, некто Жоар Аддам Нассосин, явно бравировавший третьим именем.
   Так пролетел день. А под вечер, когда Льюис Тэрин сам не свой спускался по ступенькам вагончика, в котором был его импровизированный кабинет, внизу, хитро улыбаясь, его поджидал Элан Тедронай.
   - Ну как тебе глас народа? - участливо поинтересовался он.
   - Эта камарилья - твоя работа? - в лицо спросил его Теламон.
   - Ну, моя. Да только говорили они - правду.
   - И что с того? Зубами, что ли, я тот пласт прогрызу?
   - Не зубами - но кое-чем иным. Идейка есть.
   - Тогда зачем весь этот цирк?
   - Для пиара. - загадочно ответил Тедронай и скрылся во тьме.
   - ...Вот я тебя и нашла! - жарко зашептал мрак, когда Льюис Тэрин Теламон, устав, как собака, возвращался в свою бытовку. И вслед за шёпотом мрак схватил его за руку.
   - Майрин, какого мурдраала?
   - А такого! Это я подсказала Элану идею, слышишь - я! Кабы и мне деньги не были нужны - то и закопала тебя здесь с Илиенной твоей ненаглядной, а так - спасаю, дурака. Ну да всё равно ты скоро мой будешь. Мой! Слышишь - мой! Во веки веков!
   И с этими словами мрак ослабил хватку, а Льюис Тэрин остался стоять в круге света дохлой наддверной лампочки. И вдруг и круг, и свет тот показались ему едва ли не последними на всём белом свете - и слишком слабой защитой от тьмы, разлившейся вночи.
.....   .....
   - Падан Фейн, мой очень старый коллега, - представил Элан Тедронай неопрятного костлявого человека с крючковатым носом. - Он привёз с собою то, что изменит наш жребий.
   - Любой жребий! - неприятно ухмыльнулся Падан Фейн.
   - И что же это?
   - Термоядерный пеннетатор. (90)
   - Простите, я не понимаю. Атомная боеголовка, что ли?
   - Нет, не совсем - экспериментальный образец сверхмалой мощности. Впрочем - мощность большая в этом деле и не нужна.
   - И что он делает.
   - Пеннетирует, то есть - пробивает. Всё!
   - Каким образом?
   - За счёт релятивистской струи вырожденного газа. Можно сказать - Погибельный Огонь.
   - Подробности узнать можно? А то я неведомую хрень в забой не спущу.
   - Да пожалуйста! Военные тайны ведь остались в прошлом, - Палан Фейн вновь неприятно скривился.
   - Итак, сперва - азы. Термоядерный заряд может быть сколь угодно мал: хоть с острие иглы, однако возбудить реакцию - нелегко. Поэтому в бомбах прошлого использовался ядерный детонатор: обычный плутониевый заряд - что капризно, дорого, чревато радиоактивным загрязнением и ограничивает мощность заряда снизу.
   Здесь - принцип иной: гиперкумуляция. При помощи весьма хитрых ухищрений мы получаем из ударной волны обычной взрывчатки две тончайшие струи плазмы, движущиеся навстречу друг другу со скоростью пятьсот километров в секунду. При их столкновении начинается термоядерный синтез, но это - лишь первая ступень!
   Вы знаете, чем отразить ядерный взрыв? - Падан Фейн сделал эффектную паузу. - Таким же взрывом! В первые мгновения сфера плазмы с температурой в миллиард градусов непрозрачна ни для чего! Запертый свет - вот что это такое! Итак: берём два вышеописанных заряда, один из них - особенной формы. Он подрывается первым - и его облако, отражая, направляет второй, создавая тем самым кумулятивный эффект и струю всесокрушающего пламени!
   - Каковы параметры струи? - спросил Льюис Тэрин.
   - Десять миллиардов градусов и четверть скорости света! - за Падана Фейна ответил Элан Тедронай. - Никакое убежище не устоит.
   - Их и придумали-то для поражения убежищ! - восторженно продолжил Падан Фейн. - Думаете, почему разоружение произошло? А безопасных мест не осталось!
   - Впечатляет... - протянул Теламон, хотя рассказ ему крепко не понравился.
   - Ещё бы! - подтвердил Тедронай. - Что, поджарим такан'дарскую приблуду?
   - Как бы самим не поджарится...
   - Смеёшься! Мощность - ерунда, радионуклидов - никаких, народ согласен и ждёт.
   - Так вот зачем ты пиарил...
   - А то! Талант менеджера - умение выполнить заказ любой ценой!
.....   .....
   - К тебе опять эта полоумная, - проворчал Уно, заглянув в вагончик.
   На пороге стояла древняя старушка в аккуратном пальто и шляпке.
   - Гайтара Моросо, - представилась она. (91)
   - Уже слышал, - проворчал Теламон.
   - Вы ведёте мир к погибели!
   - И это слышал. Доказательства?
   - Моё предвидение.
   - Этого мало. Народ жаждет нефти и денег, а заряд этот, хоть и я от него не в восторге, откроет её для нас.
   - Дело не в заряде.
   - О, это что-то новое. А в чём?
   - В том, что вы собрались открыть.
   - И что это?
   - Тёмный.
   - Шайи'тан, что ли?
   - Не называй его по имени - услышит!
   - А вот в это, простите, не верю. Потому как Уно по сто раз ко дню его поминает, и - жив.
   - Пожалуйста, верьте мне! Сейчас седьмая эпоха! СЕДЬМАЯ! Впереди - пересоздание мира!
   - Всё, вы свободны, Уно - проводи!
   - ...Увы, она права! - часом спустя вещала ему бухгалтерша буровой Верин Матвин. (92) - Я читала: астероид, что упал на землю в конце Шестой эпохи и есть узилище Тёмного.
   - Что за вздор! Наша приблуда - в двух с половиной "кэмэ" под землёй, среди пород возрастом в сто миллионов лет - как она туда забралась по-вашему?
   - Не знаю. Только астероид тот, как известно, опустошенье учинив, исчез бесследно, а Илиенна говорит - по данным сейсморазведки окружающие породы прогнуты вниз. Вниз, слышишь, а не вверх, как если б то чудо из земных глубин поднялось!
   - Слышу. И - не верю. И даже если бы допускал возможность такую - всё одно делал бы то, что делал! Потому как глас народа - глас Создателя.
   - Льюис, беда!!! - на пороге стояла Илиенна. - Только что звонили из города: наши двойняшки под арестом и им шьют дело!

[Джулин Моерад]

.....   .....
   - Ничего не желаю знать! - стальным голосом ответствовала Льюису, Илиенне и половине персонала буровой Элайда Аврини (93) - инспектор по делам родительства и детства. - Ваши дети задержаны за употреблением наркотических веществ! И это - на седьмом-то году жизни!
   - И чего они употребили, драгкарова поморока? - спросил Уно.
   - Сушёные листья шалфея! - торжествующе возгласила Элайда. - И при мне прошу не выражаться!
   - Тю... А я уж думал - упились чем, - протянул Перрин Айбара.
   - Это не смешно! Шалфей при вдыхании дыма есть опасный галлюциноген и вводный наркотик для более тяжёлых. Вы проявляете преступное пренебрежение своими обязанностями, мамаша!
   - Эй, ребята - а чего это вы решили этакую гадость курнуть? - спросил Льюис Тэрин. - И - не противно?
   - Противно, - согласилась дочь. - Однако вычитали мы, что шалфей - трава волшебная, и может помочь научится Силу направлять, как в древности. И стали б мы Айз Седай с Аша'маном. (94)
   - Ага! - подтвердил сын. - А то вы с мамой работаете-работаете - а толку нет, даже пласт какой-то пробурить не получается. А с Силою - всё можно, и мы бы вам помогли!
   - А, так у них ещё и папаша есть! - едва не выплюнула последнее слово Элайда. - И при этом - такое... Все слышали? Юные правонарушители не испытывают и тени раскаяния в совершённом, более того - они обосновывают свой поступок оккультными воззрениями, несовместимыми с верой в Свет и Создателя! И это - воспитание? Или как раз это - и есть воспитание?
   - А не пошла бы ты... к Эльфиннам! - ощерился Мэтрим Коутон.
   - Уж не пойду! - лучезарно улыбнулась Элайда. - А они - пойдут! В детдом - к профессиональным педагогам, согласно закону о защите детства. И пожалуйста - без этих гневных взглядов! Я - должностное лицо при исполнении, а за дверью, между прочим - комиссар Зала Слуг Народа Пейдрон Найол!
   - ...Не будет нефти - не видать вам детей! - отчётливо прошептала Льюису и Илиенне директрисса детдома Зайне Теразинд, едва те покинули приёмную Элайды.
.....   .....
   - ...Ну что, послезавтра взрывать будем? - спрашивал Льюиса Тэрина Элан Тедронай вечером того же дня.
   - Делайте, что хотите... - вздохнул Теламон.
   - Положим, я плохо разбираюсь в геологии.
   - А чего тут разбираться: нажми на кнопку - получишь результат...
   - Ну уж нет! Ты за своих детей сам это сделать должен. Они - ждут.
   - Что ты знаешь об этой истории? - вскинулся Льюис.
   - Всего лишь то, что Элайду на них натравила Майрин - твоя коллега.
   - Как? Зачем?
   - Как - проследила, а зачем - ты сам знаешь, - Тедронай выдержал паузу. - Она - такая же одержимая, как моя бывшая жена. И теперь - ты в её ладони. После этого ты землю носом пробьёшь, абы нефть добыть, что б денёг хватило детей вызволить! С нефти той и она барыш поимеет, а вот с детьми - не так всё просто. Такие, как Элайда, не отпускают попавших к ним в лапы никогда - так что у Майрин уйма времени: либо вы вследствие произошедшего сами с Илиенной разойдётесь - либо она тебя отобьёт: так они мыслят.
   - Два вопроса можно, только - чесные ответы.
   - Валяй.
   - Что имела в виду Майрин, говоря, что идея с пеннетатором - её? И - почему ты ломаешь ей игру?
   - Вопроса два, а ответ - один, - вздохнул Тедронай. - Она соблазнила меня, узнала кой-чего - и настояла на своём. Заряд - краденый, дабы замять его исчезновение - потребна большая взятка, а потому - у нас есть лишь одна попытка: пан или пропал!
   - Чем она тебя шантажировала?
   - Не важно. Важно другое: теперь у нас обоих - нет выбора, даже если эта полоумная права и за пластом сидит Шайи'тан собственной персоной. Нам некуда отступать, понимаешь, некуда! Вперёд и только вперёд - мы за ценой не постоим!
.....   .....
   - ...Ты понимаешь, что их там ждёт, нет: ты - понимаешь? - гневно шептала Илиенна на супружеском ложе в их тесной бытовке.
   - Хреновое кормление, учителя-невежды да холод - зимой! - ответил Льюис.
   - Нет, ты не понимаешь! Думаешь, с кем они этот шалфей курили? С детдомовскими! И это - только цветочки! Там их ждёт "травка", самогон, "пися в жопу - хорошо, пися в писю - плохо", и прочие простые сиротские радости! Через полгода будет поздно, дурак!
   - Поздно - для чего?
   - Поздно вызволять, идиот недоделанный! Они станут неадаптируемы в социум!
   - Не неси чушь, Илиенна, тебе не идёт! Куча народу в прошлом такое проходили, что нам и в предутреннем кошмаре не снилось - и что? Мы - их потомки!
   - Тогда жизнь другая была! А сейчас - "кто не успел - тот опоздал!" А если вбок занесло - то вообще крышка!
   - Откуда наслушалась? От Элайды этой треклятой?
   - Не только. Зайне рассказала: мол - любой детдом - конвейер смерти. После - либо в тюрьму, либо в нищеброды безграмотные, либо, чаще всего - в кабак и под забор!
   - Ерунда всё! Зайне только бабла подавай, она ж им...
   - ...Свершилось! - раздался зычный голос за окном. - Грядет день светозарный! Прямо завтра отсюда реки потекут молоком и мёдом! Да вспыхнет свет, да сгинет тьмя! Я, пророк Масима, свидетельствую!
   - Уже и пророк, скоро в Создатели произведут! - рассмеялся Теламон.
   - А мне не смешно, Льюис. Мне - страшно.
.....   .....
   - Ну что, кто нажмёт кнопку? - спрашивал Льюис Тэрин Теламон ранним утром послезавтрашнего дня.
   - Ты и жми, - просто сказал Тедронай.
   - Ну уж нет! - взвилась Майрин. - Чья идея? Моя!
   - Тогда вместе, втроём! - парировала Илиенна.
   - И я! - отозвался Падан Фейн. - Всю жизнь мечтал об этой минуте!
   - Ну тогда и я! - рассмеялся Тедронай. - Ибо - менеджер.
   Ввиду действа буровая вышка была демонтирована, машины - отогнаны, скважина - закупорена бетонной пробкой. Никто не стоял в распадке: командный пункт находился в приличном отдалении, на пологом холме. А вот за ним...
   ...За ним творился шабаш. Или - молебен: кому как на вкус. Собралось, наверно, пол-города: от мала до велика. Многоцветное людское море волновалось и вздыхало, все лица были повернуты в сторону бывшей буровой, и Льюис Тэрин мог поколсться: на всех их было уже знакомое ему до боли выражение сосредоточенной надежды. А ещё они смотрели на стоящего на пригорке Пейдрона Найола, по совместительству - пастора Церкви Света Негасимого, что, размахивая кадилом, вещал:
   
"Нефтию черну, кровь еси земну - Боженько, отдай!
Денег золотых, что б хватило их - Боженько, подай!
Все стены крепки гибельным огнём - Боже, сокруши!
А нас жития, да здоровия - Боже, не лиши!
Ипотеку злу, и всея долги - Боже, заплати!
А мечты добры, как на рекламЕ - Боже, воплоти!
И предвечный Свет - враг различных бед - Боже, не гаси!
А завистникОв да еретиков, - Боже, сотруси!" (95)

   Все пятеро нажали кнопку - и земля содрогнулась. Дружный "А-ах!" донёсся со стороны толпы, а Илиенна закричала:
   - Получилось! Сейсмограф показывает - слой взломан! Но за ним - пустота... Как такое может быть?
   - Рассверлим - глянем! - усмехнулся Теламон. - Может, там очень рыхлая порода... Надо же - вышло!
   - Поздравляю! - обнял его за плечи Тедронай.
   - Я просто счастлив! - просиял Падан Фейн.
   - И я! - подала голос Майрин. - ...Ой, что это?
   Дрожь земли повторилась снова: долгая и натужная, словно снизу пёр наверх громадный состав.
   С жутким грохотом бетонную пробку выбило из скважины и она устремилась в небеса.
   А вслед за ним из-под земли ударил фонтан мрака.
   - Нефть!! НЕФТЬ!!! - раздался сзади тысячеголосый хор.
   - Это не нефть! - недоуменно произнёс Теламон, глядя на свою руку. Она была покрыта чем-то чёрным, вроде сажи, и множество её новых хлопьев падало с неба.
   - Что это... воззрился на них Тедронай, словно узря нечто знакомое.
   - Ну и растреклятая хрень! - выругался стоявший рядом Уно. - Не иначе - троллоки насрали!
   - Что-то не то... - подтвердила Илиенна.
   - А может это... уголь! - воскликнула Майрин.
   - А по-моему - пора уросить ноги, - сказал Мэт.
   - Думаешь? - спросил его Падан Фейн.
   Однако дальнейший разговор вмиг стал невозможен. Через холм, командный пост и головы говоривших хлынул человеческий поток. Люди прыгали во мрак с разбега, подбрасывали хлопья в воздух, осыпали ими друг друга, смеялись, ликовали - и не замечали, что ушедшие во тьму почему-то не возвращаются назад. Четверть часа спустя от толпы осталась едва лишь треть.
   - Эй, вы - чего это за срань! - подбегая к пульту, орал Пейдрон Найол.
   - Боже натрусил! - огрызнулся Теламон.
   - Я тебе покажу, богохульник, как... - и осёкся на полуслове.
   Столб мрака завертелся - и из него возникла фигура: чёрная, от земли до неба ростом, лицо - без глаз.
   - Надо же - я опять победил! - сказал Тёмный и громко, заразительно захохотал.

[Джулин Моерад]

*****
   - Нашлась твоя жёнка! - проорал сверху смутно знакомый голос. - Заходи!
Отворились колючие двери ("прям как ворота Мордора" - подумал Сергей Денисович), он прошёл вовнутрь... и остолбенел от изумления: перед ним стояли двое рейдеров из утреннего бреда.
   "Значит - правда..." - охнуло внутри.
   - Ну, чего вытаращился - проходи либо проваливай!
   Сергей Денисович зашёл.
   - Куда дальше? Где они?
   - Они подождут. Тебе сперва к фюреру нужно.
   - К кому?
   - Да к коменданту нашему - вон, видишь здание с плакатом? Держи ярлык и скажи спасибо, что примет - а то б до утра под забором куковал.
   - Ладно...
   Он шёл через место, когда-то бывшее дачным посёлком, а теперь превращённое едва ли не в военный лагерь. Он насчитал человек восемь с ружьями да автоматами, прежде чем добраться до комендатуры. На пороге его встретил часовой.
   - Ты - Майстренко?
   - Я.
   - Проходи. Второй этаж, третья дверь налево.
   Поднявшись по лестнице и пройдя коридором, Сергей Денисович очутился в комнате, сплошь заваленной бумагами. За канцелярским столом сидел пожилой мужчина незапоминающейся внешности. Он поднял глаза - и Серёга узнал его, хоть с их последней встречи минуло невесть сколько лет.
   - Андрейка, ты? Это я, Серёга, ну - Ястребиное Крыло!
   - Мы знакомы? - человек удивлённо поднял бровь.
   - Простите, обознался...
   На самом деле Серёга был абсолютно уверен в своей догадке, но вспомнив рейдеров на входе, решил смолчать. С Андрейкой, который - Мил Сдобкинс - "поющий хоббит", они пересекались не раз, даром что означенный Сдобкинс, строго говоря, и ролевиком-то не был. "Вечной эльфийкой" (по совместительству - Айз Седай), была его жена, а он заходил на игры "на-попеть". И пел, надо сказать, здорово. Оно и немудрено - учился-то на оперный вокал!
   А вот играть кого-либо, кроме менестреля, Андрейка не хотел принципиально, поэтому на любой игре ему выписывали какой-нибудь "сертификат неприкосновенности". И неприкосновенность эта была нарушена один-единственный раз при обстоятельствах, удивления достойных. На "Тармон-Гайдоне" Андрейка был Лудильщиком - и Белая Башня выдала ему Тер'ангриал, благодаря коему он становился невидим "для всех, кто о нём дурно подумает". Но покойный "Фёдор Гендальфович" - игрок ещё той, "первой волны" был играющим мастером и, изображая "Голос Тёмного", безвылазно сидел в Шайол-Гуле, куда, всяк ведает, Лудильщики не ходят. Но Тёмному, как известно, сопутствует везение... сами знаете, кого - и он нашёл остроумный выход из положения: пожертвовав одним из ярлыков Истинной Силы, Фёдор выписал одноразовый сертификат на Плетение "дающее предъявителю сего видимость доброго расположения", вручил Ишамаэлю и отправил того за Андрейкой...
   Дурной пример оказался заразителен - и на следующий день Эльфин и Ильфин, уступив просьбам "мертвятника", попросту затащили певца в башню Генджей, когда Сдобкинс проходил мимо одного из ихних Врат. После этого Андрейку иначе как Джайл Далеконесомый не называли. Он не обижался.
   - Так вот, товарищ Майстренко, за вас поручились жена и тётка...
   - А почему - "товарищ"? Здесь коммунизм?
   - Вы что, с Луны упали? Наш президент, товарищ Майел - коммунист. Вот уж пол-года...
   - Полгода коммунист?
   - Пол-года президент - и извольте не шутить с этим! Здесь - официальная коммуна, только проверенные люди, мы готовим новое возрождение страны!
   - Что, снова бомбить будут? - само вырвалось у Сергея Денисовича.
   - Ещё одна шутка - и я выставлю вас вон!
   - Простите, это - нервное...
   - Вы пережили ядерный удар?
   - Нет. Но родители погибли от него... когда отделялась Сибирь.
   - Предатели! И как я после этого могу вам верить?
   - Да запросто! К тому времени я давно жил отдельно от них и был... вне политики. Спросите жену и тётку!
   - Спрошу - уж не сомневайтесь! А быть вне политики по нынешним временам нельзя - крепко зарубите это себе на носу! Надеюсь, вы заметили, что враждебные страны стараются не оставить от Родины камня на камне?
   "Опять "враждебные страны", - с горечью подумал Сергей Денисович. - "Наша песня хороша, начинай сначала"... Вот только любопытственно - что рейдера здесь забыли? Или они на вас работают, герр фюрер?"
   - Фамилия, имя, отчество?
   - Вы же знаете: Майстренко Сергей Денисович.
   - Место рождения?
   - Симбирск.
   - Надо говорить - "Ульяновск". В какой школе учились?
   - Четвёртая. В Красноярске.
   - Забавно, я тоже оттуда... Как там оказались?
   - Родители переехали.
   Он задавал и задавал какие-то дурацкие, никому не нужные вопросы - а Сергей Денисович думал о том, что так просто не должно быть: оперные певцы - они кругленькие и добрые. Злой певец - что врач-палач, штука решительно невозможная! А ещё - певцы не грозятся выгнать в ночь поздних гостей, ибо у них нежное сердце. И никакой коммунизм они не защищают: певцов самих нужно защищать, так как песня - это всё, что они могут дать миру, и это - много, очень много, потому, что мир без песен - тесен...
   Меж тем тот, кто когда-то был Андрейкой, встал из-за стола и подал Сергею Денисовичу руку. Серёга про себя отметил, что за прошедшие годы тот сильно исхудал, приобретя сходство с Туранчоксом из фильма "Через тернии - к звёздам!".
   - Поздравляю, теперь вы - один из нас! - бывший Андрейка подышал на печать и стукнул ею по какой-то бумаге. Серёга, изображая интерес, следил за его рукою - и натолкнулся взглядом на газетный разворот, лежавший под стеклом столешницы. "Максимов Андрей Евстегнеевич избран депутатом", значилось на ней, а ниже красовался портрет того, кто размахивал печатью. И Серёга - Ястребиное Крыло обмер...
   ...Шесть лет назад, самый разгар "возрождения", час за полночь и грохот во входную дверь.
   - Кому не спится в ночь глухую? - насмешливо крикнул он, Серёга, вставая из-за праздничного стола. Они с Махой отмечали девятилетие Любавы.
   - Это я, Виталька, Снежанин парень! Якова замели, я - в бега! Запомни - нас предал Максимов! Максимов Андрей Евстегнеевич!
   В ту же ночь "замели" и самого Серёгу. И Маху, и Лиду - Снежкину мать, и мужа её Ваську Свешникова. Сидя в камере после побоев и перекрёстного допроса, Серёга - Ястребиное Крыло поклялся найти этого Максимова, даже если тот на Марс улетит. Найти и убить. А если его, подобно многим из оппозиции, казнят - явится по душу Максимова с "того света"... И на девятый день двери камеры вместо тюремщика распахнул незнакомый парень с автоматом.
   - Вон выходи!
   - Что, на расстрел?
   - Да какой, на хер, расстрел: домой, на хаус! Ядерная война началась, президенту - кирдык и столице - тоже! Так что - спасайся, кто может, а кто не может - просто драпай! Ты - на выход, а я щас остальных открою...
   Серёга - Ястребиное Крыло вышел на крыльцо "ментуры" - и обмер. Улица была красна. Красна от знамён, что топтали и рвали люди: сотни и сотни людей.
   "Ах, да, вчера был праздник... Столетие Октябрьской революции" - подумал Сергей Денисович. И словно услыхав его мысли, из толпы вылетела простоволосая женщина и стала тыкать шилом в глаза уже покойного президента на портрете у входа.
   - На семнадцатом году повстречаешь ты беду! - истошно голосила она.
   Сзади его обняла Маха. Одна.
   - А где Яшка?
   - Яшки больше нет.
   Прорывая беснующуюся толпу, Серёга нёс Маху к дому. И тут на него накатило - сильно, как никогда: надо бежать! Далеко-далеко, прочь из этого города - ибо не пройдёт и трёх недель, как города не станет... Он долго, целый день убеждал Маху, и таки-убедил, но лишь потому, что и его и её родители наотрез отказались уезжать, а стало быть - постерегут квартиры.
   "Ну что за чёрт тебя морочит! - орала мать. - Империи - конец и «за бугром» о том в курсе. Теперь мы - Сибирская федерация, поволжские уроды скоро заткнутся, твоего отца в мэры выдвинули, теперь можно удавить тех, кто повесил твоего сына, а вы - драпать?" А вот Свешниковы согласились тотчас, и не мудрено: ведь именно его, Ваську, Серёга когда-то спас из петли...
   В конце концов решили проехаться к Васькиным родичам на похороны - и пожить у них с месяц. Перед отъездом Серёгу буквально рвало на части: он был не в себе, прощаясь с родителями. Они говорили что-то о том, как его встретят, но Серёга знал: это - навсегда.
  Не отпускало его и в автобусе, помнится, он пришёл в ярость, когда Маха, видя, как ему плохо, предложила сойти и поискать доктора. А потом горизонт озарила вспышка - и из-за холма поднялся маленький кровавый гриб.
   Когда прошла ударная волна, Маха с Любавой бросилась ему на грудь и зарыдали. А Серёге вместо горя вдруг стало нестерпимо стыдно. Тогда ещё он не привык драпать - но даже Ястребиное Крыло был бы бессилен против смерти, летящей с неба.
  ...С тех самых дней Серёга был уверен, что проклятый Максимов сгорел в огненном шторме, испепелившем пол-города, а оказалось... "Он, сука, жив, а тот добрый парень с автоматом, наверно - нет... Где правда, Создатель?!"
   ...По-видимому, Серёга пошатнулся.
   - Эй, что с вами? - взвился из-за стола "Туранчокс".
   - Душно стало. Доктор у вас есть?
   - Четвёртый барак налево. Надеюсь, у вас ничего серьёзного, а то нам припадочные не нужны!

[Джулин Моерад]

*****
   - Дзынь, дзынь, учится пора! - раздался от стены женский голос.
   - Эх, поспать бы... - притворно-сонно ответила Снежана.
   - Враг не дремлет! - усмехнулся голос. - Так я могу войти?
   Стену расчертила тонкая линия света, и через мгновение в комнату вступила Зайне Теразинд, более известная как Месаана.
   Комната, ободранная до бетонных стен, мало изменилась со времени её прежнего визита, за исключением одного: в противоположной стене зиял неправильной формы пролом, за которым виднелись кресла с высокими спинками, вешалка для одежды и широкая кровать. Стены пролома странным образом закруглялись и казалось: всё, что находится в нём, видно через линзу, искажающую взор.
   - А знаешь, Суерлэйн, спать в Лакуне вредно даже для Избранной! - строго сказала Месаана. - Они хотя и редко - но отрываются. Неужели ты не могла найти место поуютней да попросторней? К твоим ислугам - весь мир!
   - Он мне противен, Зайне! Это когда-то я хотела посмотреть его, но после того, что случилось со мной... да и нечего смотреть нынче, нечего... Всё, что было некогда манящим - теперь разрушенно либо изгаженно. А здесь... я как будто в Узилище, и Повелитель рядом, за стеной.
   - Что ж, нечто рациональное в твоих словах о мире есть. И я не удивлена. Одно замечу: до Повелителя из Лакуны столь же далеко, как из любого другого места. Он станет близко лишь тогда, когда Дракон сломит препону!
   - Да свершится это в ближайшие дни! - с воодушевлением воскликнула Суерлэйн.
   - Да свершится это нашими руками, - спокойно отвечала Месаана. - А для этого надо учится - здесь и сейчас. Но сперва посмотрим, чему тебя научила Майрин... Ты не соизволишь подать мне кресло?
   - ...Так, так, неплохо и неплохо весьма... - бормотала под нос Месаана, перебирая Тер'ангриалы, сработанные Снежаной. - А это что?
   - Проводник в Мир Снов.
   - Сама вижу. Хотела порадовать Ланфир? Похвально, но - неудачно.
   - Он плох?
   - Тер'ангриал хорош, а вот в Тел'аран'риод тебе рано. Толку-то бродить по Миру Снов, тратя время, которое можно употребить с большим интересом и пользой! А это что? - палец Месааны указал на отвёртку, уютно примостившуюся у изголовья кровати.
   Суерлэйн молча подала инструмент Месаане.
   - СЕМЯ? (96) - брови Месааны прянули вверх. - Что растим? И - почему в такой странной форме?
   - Ангриал! - с вызовом ответила Снежана.
   - Ангриала я пока не вижу. А вижу вещицу, растящую самою себя.
   - Некоторые Ангриалы выращивали внутри Семени.
   - Да, да - и Са'ангриалы - тоже... Отвёртка... Что, сверла не нашлось? - глаза Месааны стали лукавы.
   Суерлэйн потупила взор.
   - А как был устроен тот, великий Са'ангриал, при помощи которого бурили Отверстие? - спросила она минутою спустя.
   - О, я ждала этого вопроса! - Месаана просияла. - Ланфир тебе уже пыталась объяснить?
   - Увы, нет. Сказала, что это чрезвычайно сложно и я пока не пойму.
   - Узнаю Майрин Эронайл и всю академическую науку в её лице! - в голосе Месааны послышалось ехидство. - Запомни, Суерлэйн - в мире есть не так уж много вещей, которые вообще невозможно объяснить, как у вас говорят - "на пальцах". Просто высокие учёные редко снисходят до такого, а зря! (97)
   Так вот: для эксперимента Майрин действительно были задействованы сильнейшие Са'ангриалы Коллам Даан, но фокус не в этом! Фокус - действительно фокус, как у линзы - был в Концентраторе - специальном Тер'ангриале, фокусирующем Силу в очень узкий пучок.
   - Меньше атома?
   - Ещё и как меньше! - рассмеялась Месаана. - Не то, что атом - протон в сранении с этим фокусом огромен, как Галактика в сравнении с пылинкой! И проводить этот фокус должен был не что-нибудь, а Погибельный Огонь! А знаешь, зачем? Подумай!
   - Что бы... просверлить само время? - предположила Суерлэйн.
   - Браво! В точку! Узилище отделено от Узора не расстоянием, а... формой, что ли. Оно не совместимо с нашим бытием, как невозможно совместить, скажем, шар и тор, не разрывая их. Но в истории Вселенной была и будет особая точка, "точка зеро", она же - Начало Начал. В нём не было ни форм, ни свойств, ни самого времени, там все мыслимые виды бытия встречаются, вернее - расходятся оттуда. Кстати - именно по этой причине родилась легенда о том, что Создатель заточил Повелителя в момент творения.
   - А как было на самом деле?
   - Никто не знает. Поэтому твоя версия о Колесе как гигантской Лакуне не противоречит никаким наблюдаемым фактам.
   ...Тончайший и при этом - мощнейший поток Погибельного Огня должен был выжечь всё сущее до самого Начала Начал, а вслед за ним в образовавшееся отверстие во времени должно было пройти особое Плетение из той, неразделённой Силы, что засекли Майрин с Бэйдомоном.
   - Истинная Сила?
   - Истинно так! Прибыв на место, это плетение срезонировало с тем, что его породило. Отдача от резонанса должна была расширить Отверсие и породить поток того, что скрывает Узилище, который можно изучить уже здесь. На случай, если это - действительно неразделённая Сила, у Майрин уже был готов проект куда большего Отверстия и способы его укрепления - ведь все думали, что после отдачи скважина схлопнется.
   - А на самом деле?
   - А на самом деле они забыли спросить Повелителя! - усмехнулась Месаана. - А у него были иные планы. Как только Скважина продырявила Узилище - он сам и расширил и укрепил её. Но никто, решительно никто о том не догадался.
   - Но - почему?
   - Учились плохо! Вернее - слишком хорошо: каждый в своей области. Потому нетривиальное решение ускользнуло от них.
   Месаана мечтательно поглядела куда-то вдаль, поверх головы Суерлэйн.
   - Ты знаешь, что произошло после разрушения Шарома? Думаешь, Майрин осудили? Как же - их с Бэйдомоном едва ль не на руках носили и к третьему имени представили, не глядя на то, что в Коллам Даане погибла прорва народу! Когда стало ясно, что Отверстие и не думает закрываться, мир захлестнула этакая золотая лихорадка, все полагали: "уж если отдача столь сильна - скоро нас накроет потоком Силы самого Создателя, и потекут у нас молочные реки меж кисельных берегов!"
   - Меня всегда смешило это выражение, - подала голос Снежка. - В киселе, что в болоте, только утонуть и можно.
  - Именно! Но кого это волновало? Решительно все были уверены, что, сверля Начало Начал, они подключаются к Создателю, как к розетке. А когда куличи с неба, ах поостите, Истинная Сила для каждого не хлынула - первым делом имянаречение Майрин отложили, потом - долго пытались в Отверстие заглянуть, без особого результата, заметь: Повелитель не спешил являть себя миру, лишь мир вокруг разрушенного В'зина начал странно менятся. Это тоже изучали - и также без особого успеха...
   А потом, когда ничего не вышло - наши умники забросили идею туда, где без дела пылились сотни таких же многообещающих - но неподъемных дел. Истина открылась их скудным умам лишь спустя пол-века, и ещё пол-века эти напыщенные дураки судили да рядили, пока не разразилась Война Тени. - Месаана хохотнула.
   - Но почему Великого Повелителя не освободили уже тогда? - споосила Суерлэйн.
   - Пробовали, и не раз, да вот незадача - повторное бурение Скважины ничего не дало. Там, у Начала Начал, все пути сходятся воедино - и все новые Отверстия становились тем же самым. Это как много одинаковых кругов становятся одним, если их положить друг на друга. Единственное, чего добились "бурильщики" - смещения места, где Отверстие ближе всего к миру, с бывшего Коллам Даана на Шайол Гул. Именно там, на милом северном островке, тогда ещё тайные Друзья Тени неоднократно повторили опыт Майрин. Вот так.
   - Элан считает, что лишь Дракон способен сломать Узилище... (98)
   - И лишь когда не ведает, что творит! - закончила её мысль Месаана. - Весьма вероятно, ибо - нетривиально. На Драконе, кем бы он ни был, действительно, как здесь говорят, "сошёлся клином белый свет". Он несомненно одарён самим Создателем: обращать вспять распад, например. И, если изданные у вас наши хроники верны, сам Создатель и вразумил и вооружил Дракона на битву с Повелителем. Так что если кто если кто из ныне живущих владеет способом разворотить Узилище - так только он.
   Но! - Месаана значительно подняла палец, - лишь если будет не ведать, что творит, либо - ведать, не принеся при этом клятв Великому Повелителю. От отчаяния, например. Либо - в великом гневе, какой однажды вызвала в нём наша уважаемая Семираг. Тогда, если ты помнишь, он до Истинной Силы дотянулся... Кстати, а как должен работать твой Ангриал-Тер'ангриал? Ведь, не зная подробностей эксперимента Майрин, ты не могла копировать его.
   - Он должен собирать и сжимать Истинную Силу. Чем больше соберёт - тем сильнее сожмёт. Я надеялась - когда нарастёт "критическая масса" - Сила сама устремится к Повелителю, оставляя за собою канал в бытии.
   - Очень остроумно! И - нетривиально! - Месаана с видимым наслаждением произнесла любимое слово. - Насколько мне известно, лишь один артефакт во все времена был наделён подобным свойством - наматывать Силу на Силу.
   - И какой же?
   - Калландор! (99) Именно поэтому Направлять через него столь опасно. Кстати - он тоже с Истинной Силой управляться мог...
   - А кто его изготовил?
   - Увы, се неведомо. Могу лишь сказать, что его творцы были наделены изрядным Предвидением - иначе откуда бы они знали: что именно понадобится Дракону?
   - А моя отвёртка... она хоть на что-то годна?
   На этот раз Месаана задумалась надолго.
   - Вряд ли, - наконец сказала она. - Здесь слишком мало Истинной Силы, и мы рискуем состариться и умреть, прежде чем она что-то накопит. Впрочем, даже если бы неким чудом случилось иное - ничего более нового Отверстия она сделать не способна. Так что всё ж надо искать Дракона!
   Суерлэйн грустно потупила взор.
   - А вот печалишься ты зря! - неожиданно резко сказала Месаана, вскакивая с кресла. - Твой Ангриал очень полезен - но не для Повелителя, а для тебя! Храни его и носи с собой как знак того, что у любой задачи имеется несколько решений!
   Пока ты с восторгом и завистью глядишь на прочих Избранных: не спорь - это так! И мечтаешь содеять то же, что они. Но это - ошибка! Ты - не я, не Семираг и не Ишамаэль! Их сильные стороны - не твои. Но и твои таланты - не их! Учась у других, всегда иди своим путём! Сейчас тебя потрясает Тел'аран'риод - но в нём ни с Ланфир, ни с Могидин тебе не сравнится. Да и зачем? Зачем - если в куртуазной беседе с Балтамелем ты нашла элегантное решение загадки, на которой сломали головы великие и мудрые, включая Льюиса Тэрина? Зачем - если ты нашла новый способ бурения Скважины, не ведая о прежнем? Да - здесь он бесполезен, разве что если Великий Повелитель поможет лично, но там, у нас... у тебя бы получилось! Я уж не говорю о том, что ты сделала для всех нас - неведомо как даже для тебя! Будь неожиданной, Суерлэйн! В нетривиальности - сила!
   На несколько минут воцарилось молчание.
   - Заговорились мы... Впрочем, не зря, - сказала Месаана, опускаясь в кресло. - Так, на сегодня занятие закончено, ибо ты усвоила, возможно, наиглавнейший урок. Но учение продолжается. А посему - вот тебе то, что надолго оторвёт от шатаний по Тел'аран'риоду! - на ладонь Зайне легла фигурка фарфоровой девушки, вроде тех, которыми когда-то украшали серванты.
   - Что это?
   - Библиотека Плетений. Пока - лишь чуть-чуть заполненная. Обычно такие вещицы копируют, а не создают с нуля, так как на это уходит бездна времени, но у меня не было выбора, а дело того стоит.
   Этот Тер'ангриал способен превращать направленный на него поток Духа в самые разные структуры с участием всех пяти сторон Силы. Плетения получаются слабенькие, так, тени плетений, но его назначение - лишь показывать их. Повторять надлежит тебе, а я приду и проверю. Ясно?
   - Так точно, Зайне! - Суерлэйн бережно взяла статуетку.
   - Не бойся разбить, она - квейндияровая! - улыбнулась Месаана. - И - вот тебе ещё урок: всё действительно ценное должно быть несокрушимым. А что у тебя самое ценное?
   - Великий Повелитель... - прошептала Суерлэйн.
   - Ладно, верю... Но даже если так - самое ценное, что есть у человека - он сам. Стань несокрушимой, Суерлэйн! Как девочка в твоей руке - и ешё крепче! Потому, что даже самый сложный Тер'ангриал не имеет воли и разума, а ты - имеешь. Ты можешь и должна стать больше, чем ты есть! - Месаана вновь вскочила на ноги.
   - Не завидуй могучим Са'ангриалам да чужим потенциалам! Те, кто имеют их, чаще, чем ты думаешь, действуют по принципу: "Сила есть - ума не надо". Не пытайся пробить лбом доспех, лучше найди щель и уколи спицей! Изощрёнрость во владении Силой важнее мощи - и я постараюсь дать тебе её. И ты станешь неотвратима, Суерлэйн!
   НЕОТВРАТИМА!

[Джулин Моерад]

*****
   ...На деревянных ногах Серёга - Ястребиное крыло вышел из комендатуры и канул в ночь. На освещении здесь, как и всюду, экономили - и он быстро заплутал в лабиринте одинаковых домов, проклиная всё на свете за то, что не спросил дорогу у часового. В темноте он едва не налетел на прохожего. Прохожим оказалась Маха.
   - Где тебя черти носили! - ядовито прошипела она. - Смена вчера закончилась!
   - Извини, вчера не смог выбраться.... из-за соседей этих странных, а утром на вокзале меня ограбить пытались - вот на дизель и опоздал.
   - Так я и поверила! - тебя на вокзале каждая собака знает!
   - Сам удивляюсь. Ворюги, можно сказать, знакомые - и вдруг полезли, да прямо возле бывшего фонтана, представляешь? Ну, я за доску - и поохладил их малость. Но тут, как назло - "копы", повязали всех, но меня отпустили быстро. Видали, наверно, как дело было.
   - Так я тебе и поверила! Что б "копы" - да мужика с получкой отпустили? Хватит врать - где был?
   - Да не вру я, слово даю!
   - Деньги покаж!
   - Да хоть все забирай, только на курево оставь! - Сергей Денисович полез в потайной карман за зарплатой - и отдал Махе. Та принялась лихорадочно пересчитывать купюры.
   - Вроде - всё... прошептала она, но секундою позже лицо её исказил гнев.
   - Детишки-то как? - ничего не понимая, спросил Сергей Денисович.
   - А тебе до них что, проблядь?
   - Ты чего, белены объелась?
   - Ну уж не конского возбудителя! Или, думаешь, я - дура и не понимаю, куда это мужик может на ночь пропасть?
   - Что за бред ты несёшь! Как только подумать могла?
   - Теперь - могу! - гордо выпрямилась Маха. - Тётка глаза открыла! Её Сёмка тоже в вечной любви клялся - а потом сбёг с шалавой малолетней. Валька - за ним, глаза курве выцарапать - да куда там! Шалава эта - дочь директора автопарка, папаня в ней души не чает и не мешает развлекаться!
   - Послушай, Маха, мы же... такое прошли!
   - Они - тоже. И - вроде нас, из турклуба. Так вот: зарулила Валька после беседы с благоверным в автопарк его под вечер - а там такое поёбище, что хоть святых выноси! Тут-то у неё глаза на мужиков и открылись...
   - Прекрати немедленно!
   - Что - прекратить? Ревновать или жить с тобою?
   - Ревновать к воображаемым столбам.
   - Чем докажешь? - Маха криво ухмыльнулась.
   - Тебе что, на крови поклясться?
   - Только это и умеешь - сказками башку дурить! Нахер мне твои клятвы и признания! - с этими словами Маха залепила Серёге пощёчину.
   Лютый гнев затопил душу Сергея Денисовича. Чёрный, как нефть и тяжёлый, как ртуть. Так уже было: сегодня утром, когда на него напали те двое. Рассказывая Махе происшествие, Серёга слегка скривил душой: его "повинтили" потому, что он ранил обоих. Прежде Серёга - Ястребиное Крыло не допускал подобного: противник бежал в синяках - но без крови, а сегодня - именно её-то и хотелось. Потому и удивлён был Сергей Денисович несказанно, когда "копы" отпустили его, даже не обыскав...
   - Что, мечом пронзишь?! - кричала Маха, заметив, как исказилось её лицо. - Ну, давай, только драться и умеешь!
   - Не с тобой... - выдавил Серёга, держась из последних сил.
   - Да неужто? Хуй почесал - самое время жену побить...
   - Папа, папа вернулся! - к Серёге и Махе нёсся малыш-шестилетка, уткнулся лицом в живот и обнял, будто желая защитить.
   - Да, я уже здесь, - выдохнул Сергей Денисович, - и чёрная ртуть в душе разом откатилась куда-то в ночь. - А где Любушка?
   - Да вот она, следом идёт!
   Любава подошла, как всегда, не говоря ни слова. Серёга молча обнял и её. Она прижалась к нему всем телом: тёплая и пахнущая молоком.
   - Здравствуй, красавица! - Серёга погладил её по голове. Она потёрлась о его щёку.
   "Господи, что я делаю!" - ужаснулся своим словам Сергей Денисович и посмотрел на тёмное пятно, залившее Любаве пол-лица: не увеличилось ли? Вроде - нет, перестало.
   Пятно появилось год спустя после их бегства из Красноярска, испепелённого поволжской ракетой. Тогда все бежали, не зная, куда, через земли, охваченные огнём: весь оставшийся арсенал Поволжье и Сибирь выпустили друг по другу. Не успев проскочить границу - армии Европы закрыли кордон, - они осели здесь, на юго-западе страны. Здесь было поспокойнее: большинство беженцев повернуло на север, навстречу ядерной осени. Назад они не вернулись: здешнее правительство по примеру "европеров" выставило посты, которые стреляли без предупреждения. Потом у переживших мороз и голодуху появились надежды на жизнь. Теперь они иссякли...
   Знакомый доктор сказал просто: "Если год проходила - будет жить. Значит - не меланома". Но Серёга всё равно боялся, и, как ни странно - ещё и того, что Любу задразнят дети. Страхи не оправдались: слишком много детишек сстрадало "лучевухой", и на пятно не обращали внимания. Но однажды, пол-года назад, в разгар цветения весны и угасания надежд, Любушка прибежала домой вся в синяках и слезах - и на вопросы не отвечала, лишь показывала рукой на крышу дома с другой стороны улицы. Сергей Денисович тогда был в отъезде, разбирая на запчасти покинутую станцию, а Маха, уж на что не любила местных "копов" - заторопилась к ним, но, услыхав вопли из окна, мигом всё поняла. Голосила соседка напротив, стоя возле распростёртого на асфальте мужа.
   Повинуясь чему-то едва ль не звериному, Сергей Денисович сводил Любу на похороны: мол, взгляни: твой обидчик мёртв - но Люба не заговорила до сих пор. Зато начали происходить странные вещи: сначала у Любы стал расти живот - и всё тот же доктор подтвердил, что это - беременность. По старой дружбе он обещал сделать всё быстро и недорого - но в ночь перед абортом живот исчез и доктор лишь разводил руками.
   Потом Любу принялись дразнить за немоту - всё более и более жестоко. Но прежде, чем Серёга дал им понять, что за такое бывает - обидчики расточились сами - и если бы просто отвяли! Один - попал под поезд, другой сбрендил, третий поскользнулся на ровном месте и башку расшиб... Любу стали обходить стороной, а она - нет что бы гулять без боязни - окончательно замкнулась в себе и могла часами дремать у окна. А Серёге стали снится странные сны, в которых Любушка бежит сквозь облака по ступеням молний, а рядом с нею - свора огромных, иссиня-чёрных псов. Проснувшись, он каждый раз хотел спросить: видят ли Вова и Маха такое - да всё не решался. Заметил лишь, что Маха всё больше Любу сторонится, а Вова - так к ней и льнёт.
   - Маха, а какие ты видишь сны? - спросил Серёга, пока они шли к Нинкиному дому.
   - Представляешь, твои сказки! - огрызнулась она. - Думаешь, чего я так зла?
   - А если подробнее?
   - Херня всякая: чёрные горы, люди с рогами...
   - А ты, Вова, что видишь во сне?
   - Я вижу дядю, что зовёт нас с Любой. Он хочет нас обнять и я всё бегу к нему, бегу, а он - далеко... Но с каждым разом - всё ближе и когда мы с Любой добежим - то попросим, что бы он обнял тебя с мамой тоже.
   - А каков из себя этот дядя? - Серёга - Ястребиное Крыло ощутил некий неприятный холодок.
   - Он чёрный, без глаз и вырастает из гриба, но он - добрый, я знаю. Наверно, он атомный взрыв пережил...
   - Хватит сочинять, а то сбрендишь, как папа! - заорала на Вову Маха и замахнулась ладонью. Но, поглядев на Любу, опустила руку.
   - Зря ты! - сказал Сергей Денисович. - А представляешь, мне сегодня в поезде приснилось, как мы увиделись в первый раз. Оказывается, не на игре то было, а в кинотеатре. Помнишь, моя мать для нас пятерых "Москву - Кассиопею" крутила?
   - Не помню. Психи вы все! - отмахнулась она.

*****
  - Ну как, замучила тебя Месаана? - спросила Ланфир, выходя из проёма Врат. - Уже за Семираг скучаешь, правда? О, она - может...
  - Вроде, нет, - усмехнулась Суерлэйн.
  - Не обольщайся! Я вижу "библиотеку", а следовательно: всё впереди.
  - Не знаю... Пока что она мне понравилась.
  - Ну, это - дело вкуса. Многих, включая меня, Зайне способна довести до неистовства. Её самоуверенность, нет - вера в то, что именно ей ведом путь превращения каждого - в гения, немало раздражает.
  - Я этого не заметила.
  - Потому, что ты сама ей интересна. Зайне сразу поняла: то, что содеяла ты - не какое-то там особое Плетение, и не личная приязнь Великого Повелителя, а ещё что-то - в тебе самой. Будучи чрезвычайно начитанной дамой, она всегда интересовалась тем, что необъяснимо в рамках известного: странными талантами, чудесными явлениями. На этом они сошлись с Тедронаем: званием Избранной она обязана ему.
  Снежана промолчала.
  - Что ж, как говорят здесь: "не будем мыть ей кости". Давай-ка лучше посетим Тел'аран'риод: держу пари на что угодно - вскоре Зайне не пустит тебя туда, пока ты не будешь готова... по её представлениям. Тер'ангриал она, надеюсь, не унесла?
  ...Тел'аран'риод сиял, словно море звёзд.
  - Интересно, почему ты всегда заходишь отсюда? - поинтересовалась Ланфир.
  - Не знаю... Наверно, нравится видеть мир целиком.
  - Положим, не целиком... Эти огни - лишь малая часть тех, кто спит на Земле.
  - Всё равно. Их - много, и это - прекрасно. Когда-то, давным-давно, я любила бродить по улицам, глядя на окна, и думать о том, кто за ними живёт, как живёт и о чём мечтает. Потом, после известных событий, я возненавидела их: никто оттуда не поспешил мне на помощь. А теперь, кажется, полюбила снова.
  - Простила? - недоверчиво спросила Ланфир.
  - Нет. Но ныне я... выше этого. Отсюда они меня не достанут, а я могу витать над ними: как буря, как град - и любоваться... до времени.
  "И миллионами огней тебя прельстит мой чудный город" (100) - прошептала Ланфир.
  - Я где-то уже слышала эту фразу.
  - Не удивительно! Строка одной из песен вашего мира. В последнее время Асмодиан увлёкся ими. Только ему не говори - для всех он по-прежнему жрец высокой музыки.
  - И не подумаю! Эти песни... они мне более не дороги, - ответила Суерлэйн и надолго замолчала.
  - Что будем смотреть сегодня? - нарушила тишину Ланфир.
  - То, что решишь показать ты. Мои мысли... они сейчас прикованы к земле.
  - Шейву и её путь?
  - А разве это возможно?
  - Нет - до мига, когда она отыщет цель: иначе Шейва не была бы столь зловеща. Но ты же знаешь, против кого направила её? А значит - мы можем его увидеть.
  - Если он спит...
  - Увы, да. Но опытный сноходец способен воспользоваться и дремотой...
  - Тогда - делай! - Лицо Суерлэйн исказилось, будто воск, попавший на жаровню. - Я хочу лицезрить его... в миг последний!
  - ...Этот? - спросила Ланфир четвертью часа спустя.
  - Да... - прошептала Снежана. - Так быстро!
  - Громко думаешь... Нам повезло: почти спит - и совсем не отгораживается.
  - Пусть вспомнит! - прошептала Снежана.
  - Того, о ком ты думаешь? Сомневаюсь... Похоже, крови на нём столько, что в ней можно захлебнуться... хотя, постой... надо же - он не главный виновник твоего горя. Представляешь - тогда его принудили. Заставили, под страхом смерти: и предать, и присутствовать при казни.
  - А не всё ли равно! - на миг глаза Суерлэйн словно проросли пламенем. - Он это сделал! И, по твоим словам - впоследствии ему то понравилось. Ненавижу! Его - и всех таких же, как он!
  - Кажется, твой крик услышан, - в голосе Ланфир прозвучало нечто схожее с суеверным страхом. - Вот она, Шейва! Неотвратима!

[Джулин Моерад]

*****
   - Эй, новенький, аусвайс гони! - из темноты вынырнул человек с ружьём.
   - Чего гнать-то? - не понял Серёга.
   - Пропуск покаж!
   - На! - Серёга протянул ему бумагу.
   - А постоянный где?
   - Блин, комендатура...
   - Ну так беги!
   И Серёга побежал, стараясь унять рвущееся из груди сердце. Видеть "Туранчокса" во второй раз, не убив его при этом, было нестерпимо.
   - Эй, ещё открыто? - крикнул он на бегу, - но часовой куда-то делся. Серёга не стал ждать раззяву, зашёл вовнутрь... и в третий раз за сегодня на него обрушился лютый запах зла.
   - Хрен вам! - выругал он неведомо кого, решительно сворачивая в коридор. Часовой был там. Он остолбенел у входа в кабинет, обронив винтовку - и глаза его были круглы от ужаса.
   ...Бывший Андрейка стоял посреди кабинета и пел, словно на оперной сцене. Чудесными трелями звенел его голос, одна рука его была простёрта вперёд. А рядом, в метре от лица, зависло нечто острое и красное: острей иглы, краснее крови. И от этого "чего-то" исходил запах такой боли, какую Серёга и вообразить не мог. (101)

   "Когда б я только смелости набрался,
   Я б ей сказал: "Напрасно ты скрываешь,
   Что нежной страстью ко мне сама пылаешь.
   Расстанься с глупой маской и сердце мне открой". (102)

   Максимов сделал судорожное движение, пытаясь схватить острие простёртою рукой. Но игла прошла сквозь неё - именно так: Сергей Денисович явственно видел, как ладонь расточается, а игла - остаётся на том же месте... нет, чуть ближе, нацеливаясь в уста. Игла сияла, как уголь в костре, как чей-то глаз из фильма ужасов, и слегка извивалась, словно предвкушая развязку.

    "Очей прелестных огонь я обожаю,
    И на земле иного я счастья не желаю,
    К тебе я страстью как цепию прикован,
    Хочу тебе всю жизнь отдать, одной тобой дышать..."

   ...надрывался певец. Серега - Ястребиное Крыло следил за сценой, как зачарованный. Меж тем романс кончился и певец, не переводя дух, запел его с начала. В тот краткий миг, когда волшебные звуки угасли, острие сместилось к губам на ладонь.
   Серёга невольно подумал, что в легенде о лебеде, поющем перед смертью, есть некая толика правды.

    "Скажите, девушки, подружке вашей,
    Что я не сплю ночей, о ней мечтаю,
    Что всех красавиц она милей и краше,
    Я сам хотел признаться ей,
    Но слов я не нашёл."

   При этих словах позади багряного острия Серёге вдруг привиделось лицо: снежно-белое и страшное. Да в углу кабинета внезапно сгустился мрак - и в нём проступили очертания чего-то, видом схожего то ли с чёрным маком, то ли с ядерным грибом.
   А силы певца явно были на исходе, он пел из последних сил, всю страсть и жажду жизни вкладывая в проникновенное бельканто.

   "Очей прекрасных огонь я обожаю,
   И на земле иного я счастья не желаю,
   Что нежной страстью, как цепью, я окован,
   Что без нее в душе моей тревоги не унять."

   Позади острия вновь проступило лицо: сине-чёрное, и черты его были знакомы.
   - Туранчокс, где Яшка?!! - во всю мочь заорал Серёга. - Где Яков Майстренко!!!
   Тот, кто некогда был "поющим хоббитом", обернулся - и кровавая игла тотчас влетела в его уста. Ещё через миг он сам взвился в воздух, руками силясь разжать нечто невидимое вокруг шеи. Из ниоткуда явился нож, вошёл в грудь, исчез - и рана тотчас закрылась. Тело вспыхнуло, рот распахнулся в беззвучном крике. Обуглившись дочерна, оно вновь обрело прежний вид и мелко затряслось, как при расстреле.
   - Бежим!!! - заорал часовой. - Серёга бросился за ним.
   - Убили, коменданта убили!!! - в два голоса орали они, оказавшись на улице. И огни посёлка враз погасли.
   Из темноты выскочило несколько человек.
   - Где Максимов!!! - заорал один из них. Стать и пузо, немалое по нынешним голодным временам, выдавало в нём местное начальство.
    - Т-т-там! - простучал зубами часовой. "Начальство" с двоими подручными бросилось в дверь. Минутою позже один из них появился вновь.
   - Айда за мной, свидетелями будете!

*****
   - Не помешаю? - как то бывает лишь в Тел'аран'риоде, Могидин вынырнула пред Снежаною из ниоткуда.
   - Нисколько... - отозвалась та, задумчиво бредя по тёмной и безвидной местности. - Ты следила за мной, что ли?
   - Можно сказать и так. Я следила за Ланфир: ты, наверно, слышала - у нас ну очень давнее соперничество, и как раз - в Мире Снов.
   - Тогда зачем ты нагнала меня? - усмехнулась Суерлэйн.
   - Как говорят здесь, "поблагодарить за шоу". Шейва... она всегда очаровывала меня: тем, что неотвратима, тем, что правила этого мира ей не писаны, тем, что её не может быть - но она есть!
   - Знаешь, я тебя понимаю. Никогда в жизни не видела ничего более могущественного и прекрасного!
   - Ещё увидишь. Близится день, когда Ишамаэль похвастается пред тобою величайшим из своих творений - Зеркалом Правды. Вот тогда ты воистину узриш самое могущественное и прекрасное - разве что сам Великий Повелитель способен на большее!
   - Ты меня заинтриговала. Что за зеркало такое?
   - Ни слова более! Увидишь. Не хочу уменьшать тебе радость.
   - С чего это вдруг тебе стала так ценна моя радость? - рассмеялась Суерлэйн. - В книге, что я читала, сказано: мол, ты помнишь самую мелкую обиду до тех пор, пока вращается Колесо.
   - Отчасти это правда! - в свою очередь рассмеялась Могидин. - Но, скажи на милость, за что мне обижаться на тебя? За то, что первым делом ты стала учится у Ланфир? Но это, скорее, мой промах. Или - что ныне учишься у Месааны и тебя взяла под крылышко Семираг? А у тебя был выбор? Нет, Суерлэйн: мне не за что таить на тебя обиды, а стало быть - дружить нам ничего не мешает.
   - А как же Ланфир?
   - А мы ей не скажем! - ещё звонче расхохоталась Могидин. - Хочешь, я отвечу на один твой вопрос?
   - Ты знаешь, на какой?
   - Да, разумеется, или я ничего не понимаю в людях. - Вопрос твой: полностью ли виновер этот Максимов в произошедшем с твоим женихом?
   - Предположим, да.
   - Отвечаю: нет, не полностью! Его взяли по доносу некоего неведомого третьего лица, и принудили к сотрудничеству. А в остальном ты совершенно права: ему понравилось быть палачом и мразью.
   - Кто это "третье лицо"?
   - Увы, не ведаю. И - не горю желанием выяснять эту истину.
   - Почему - так?
   - Видишь ли, с момента появления здесь, твоими, кстати, усилиями, я ни на один свободный миг не оставляю своего увлечения - исследования Тел'аран'риода. И, уж поверь, отсюда я узнала о твоих соотечественниках более всех прочих!
   - И - что именно? - улыбнулась Суерлэйн.
   - Их склонность к предательству. Вернее - к тому, что называем предательством ты и я. Для них же это... дело житейское: донести на человека крамолу ради его увольнения с работы, либо - дабы тот отстал от обожаемой дочери со своею страстью нежной, что без пяти минут завершилась браком и, по мнению родителей - сломает ей карьеру. Или - вульгарнее: донести, дабы человек сел и освободил квартиру. Либо - просто из мелкой личной мести.
   А потом, когда вдруг оказывается, что донос подвёл приятеля под эшафот, горе-доносчики слёзно раскаиваются, размазывают перед зеркалом сопли, шёпотом каются иконе Создателя, но никогда - слышишь - никогда и никому не говорят о сим, даже если их признание вызволило бы оклеветанного с каторги. Вот так!
   Не ищи доносчиков, Суерлэйн - среди них встречаются близкие люди, и чаще, че можно себе представить!
   Снежана ничего не ответила, сосредоточенно шагая по призраку мёрзлой земли. Молчание затянулось.
   - Прости, что смутила твой разум, - наконец сказала Могидин. - Я виновата. И, во искуплении вины, хочу сделать тебе подарок. - она достала из ниоткуда небольшой багряный кристалл.
   - Накопитель Духа - один из редчайших тер'ангриалов на свете! - возгласила она. - Производит нечто вроде слепка души, используется в Тел'аран'риоде. Кстати - изобретение нашего Ни'блиса. Принцип действия таков: после запечатления тебя как хозяйки он, повинуясь твоему умственному приказу, запоминает человека, которым ты заинтересовалась. После - благодаря его памяти, ты можешь сделать идеальную Маску Зеркал этого лица, надеть на себя его манеры, движения и даже, что очень важно - некое "нутро" - столь точно, что Врата, настроенные на пропуск лишь определённых лиц, ошибуться и пропустят тебя!
   - Любопытная вещица... - пробормотала Суерлэйн.
   - Ещё и какая! В Эпоху Легенд они были строжайше запрещены, но мы, слава Повелителю, не в ней. Бери, Ледяная Дева! Я не сильна в Предсказаниях, но мне кажется - однажды он будет крепко нужен тебе... и мне.
   - Спасибо! Как я могу забрать его?
   - О, надо же, вспомнила, что мы - в Мире Снов! - просияла Могидин. - О том не беспокойся - заберёшь в любое удобное для тебя время. Врата в мой дом пропустят тебя, едва ты, пытаясь их открыть, вспомнишь этот кристалл, а сам он будет ждать тебя на столе.

*****
   - Чёрт-те-что и сбоку бантик... - процедил сквозь зубы местный эскулап, когда его позвали определить: что, собственно, случилось с комендантом. - Чего часовой сдурел, понятно: не каждый раз такое увидишь... но "кто еси муж, сотворивший сие"? И, главное, как?
   Удивление привычного ко всему воен.врача было легко понять, бросив взгляд на открывшуюся картину. Кабинет был разворочен сверху донизу, в углу, как алтарь, возвышался стол, на нём стояла голова, а под нею на полу краснела куча чего-то, смахивающего на фарш. Серёге - Ястребиному Крылу это зрелище напомнило сцену из компьютерной игры, запамятовал - какой.
   - Допрыгался, перемёт... - сплюнуло "начальство". - Говорил ему с коммунизмом повременить - вот и нате! Кто последний заходил к нему?
   - Й-й-я - промычал часовой.
   - А чего пост покинул?
   - П-п-песню услыхал...
   - Какую, к чертям, песню?!!
   - К-к-красивую.
   - От бля, точно - спятил! А второй где?
   - В-в-вот! - часовой указал на Серёгу.
   - А чего я тебя не знаю? - спросило "начальство".
   - Я только что прибыл, за пропуском шёл, вот! - Серёга протянул ярлык.
   - Хм, "Майстренко Сергей Денисович"...
   - Аа-га, он к-к-рикнул "Майстренко"... - как эхо, повторил часовой.
   - А где он был?
   - П-п-ришёл... п-п-ока я т-там стоял...
   - Соображает вроде, - пробурчало "начальство". - А ты, Майстренко, что скажешь?
   - Приехал к жене, кликнул у ворот охрану, долго ждал, пока проверяли, дали ярлык, шёл к коммендатуре, да по дороге жену встретил: поговорили, потом сюда пошёл.
   - И что увидел?
   - Парня этого, - Серёга указал на часового. - Стоит, вылупился, и винтовку выронил. Оно и не мудрено, когда здесь - такое - он указал на голову на столе. Ну, я заорал - и парень тоже оклемался.
   - З-заорал... - повторил часовой.
   - Кто может подтвердить, что ему выписывали ярлык? Охрану смените!
   Спустя некое время в коридор ввалились два знакомых Серёге рейдера. При виде того, что являла комната, верзила едва не грохнулся в обморок.
   - Вы впускали этого охломона?
   - Так точно, мы.
   - А давно?
   - Да с полчаса.
   - Кто может подтвердить его личность?
   - Мы можем! - донеслись из глуби коридора голоса Махи и Вали.
   - Это муж мой! - Маху заметно замутило, когда она оглядела кабинет.
   - Папа, это мой папа! - в комнату ворвался Вова.
   - Кто пустил дитё! - заорал доктор. - Заикой сделать хотите?
   - А я не боюсь! - гордо сказал Вова, глядя на голову. - Тоже мне... хороший дядя убил плохого, эка невидаль?
   - Какой-такой дядя? - присело перед Вовой на корточки "начальство".
   - Большой хороший дядя - он всегда плохих убивает.
   - Да не слушайте его, - вмешалась Маха. - Сны то, выдумки с перепугу!
   - Точно - выдумки? - ощерилось "начальство". - Большой дядя, говоришь? Насколько большой? - Эй, часовой, кто заходил сюда последним до тебя?
   - Л-л-лёха...
   - Какой Лёха?
   - В-в-вот этот. - часовой указал на верзилу-рейдера.
   - Взять его!
   - Да вы чего, офонарели! - заорал верзила. - Я к фюреру бегал, что бы он инструкцию дал - что с полоумной делать, ну знаете, которая с иконой ходит. Герр фюрер под настроение её слушать полюбляет.
   - А ты её видел? - спросило "начальство" низкого рейдера.
   - Никак нет, за куревом ходил.
   - За куревом, значит? И ворота не охранялись?
   - Дык Лёха остался...
   - Этот дядя? - указав на верзилу, спросило Вову "начальство".
   - Не-а. Большой дядя лишь иногда ему приказывает.
   - Шуйский!!! Ебать-тарахтеть, Шуйский то! - заорал мужик в кепке. - И сегодня он не объявлялся!
   - Понятно... Айда на площадь!
   Верзила тонко, противно завыл.
   ...На площади "начальство" врубило генератор, мотор зачихал и пространство залил ржаво-красный свет, неприятно напомнивший Сергею Денисовичу пламя того жуткого острия, что пришло по душу бывшего Андрейки.
   Подручные "начальства", матерясь, прянули во тьму, и спустя минут пятнадцать перепуганные жители посёлка были в сборе. Несмотря на окрики и мат, они старались не пересекать границу светового круга, отчего взгляду чудилось, что они и не люди вовсе, а парящие во мраке черепа...
   Двое дюжих молодцов вывели рейдера Лёху на середину и согнули в три погибели. Неприметный мужичок сунул в руки "начальству" топор.
   - Перед вами - человек, соучаствовавший в убийстве нашего коменданта Максимова Андрея Евстегнеевича. - во всю мочь лёгких заорало "начальство". - По традиции, на сволочей мы пуль не тратим!
   Он подошёл близко, слишком близко к казнимому, поднял топор - и верзила сделал то, что учинил бы сам Серёга, окажись он в такой ситуации. Верзила боднул "начальство" в пах, раздался вскрик, от которого державшие на миг ослабили хватку, тот угрём вывернулся, выхватил из рук топор, снёс "начальству" пол-головы и бросился сквозь толпу. Раздались выстрелы, дважды ухнул дробовик, народ завизжал, разбегаясь, в толпе образовалась прогалина, в которую, наступая на раненых, кинулся мужик в кепке. Он расстрелял по верзиле почти всю обойму, догнал его, уже падающего и для верности пару раз ткнул ножом.
   - Таки-пришлось пули тратить... Эй, доктор, где тебя носит!
   К раненым подбежал врач. Человек в кепке подошёл к мёртвому "начальству".
   - Жил грешно - и умер смешно, - насмешливо бросил он. - Так, инцидент окончен, коммунизм отменяется, главный здесь - я, а посему - привести сюда часового!
   Трясущийся и мычащий парень подошёл сам.
   - За то, что оставил пост - смерть! - мужик в кепке выстрелил парню в голову. - Впредь всем наука, а заодно - не будет от дурки страдать. Далее - зарыть фюреров фарш где-то по-тихому, а лучше - в котёл: полагаю, здесь многие мечтали сожрать его потроха. Этих троих, - он указал на Серёгу, Маха и мелкого рейдера, - гнать взашей немедленно, а всем остальным - разойдись! До утренней зорьки - тогда поговорим!
   - Валька!!! Он же твой хахаль! - заорала Маха, указывая на мужика в кепке. - Замолви словечко, ты же слово дала!
   - Да пошли вы к лешему! - ощерилась "тётя Валя". - Одни неприятности начались, как ты завалила!

[Джулин Моерад]

9. - Глас во мраке

    С неба сыпал дождь - мелкий и по-осеннему промозглый. Ветер, терзавший землю на протяжении вчерашнего дня, утих и затаился, лишь иногда обнаруживая своё присутствие тяжким, холодным дыханием, осыпавшим путников каплями, словно мокротой. По дороге сквозь морось шли люди, поминутно поскальзываясь, падая и чертыхаясь во мраке. Судя по голосам, их было четверо: двое мужчин, одна женщина и ребёнок не старше семи лет. Но, всмотревшись получше, можно было различить пятого: зыбкую тень: стройную и молчаливую.
   - Кто-то может объяснить мне, куда мы чалапаем? - раздался голос, скрипучий и противный.
   - К Новосёлкам. Или ты, кроме как в город на фургоне шастать - за ограду и не выбирался? - ответил ему другой, хриплый и прокуренный.
   - Так нету их давно! Думаешь - из чего стену воротили? - сказал первый голос.
   - А пофиг, что нет, - отозвался второй. - У домов погреба есть - они остались.
   - Ага, кротами заделаемся...
   - Да уж лучше, чем жабами! - засмеялся детский голос.
   - А я говорю - к "железке" надо двигать - под платформой отоспимся, завтра покумекаем.
   - А я говорю, что ты, рейдер хренов, по "железке" триста лет как не ездил, иначе бы знал, что платформа наземь осела.
   - А я говорю, что вы - два идиота! - вмешался женский голос. - Завтра что делать будем?
   - Пусть оно сперва наступит! - огрызнулся скрипучий.
   - В кои-веки рейдер прав... - отозвался прокуренный.
   - Чего ты меня всё рейдером кличешь?
   - А как: принцем, что ли? Или профессором? "Профессор рейдерских наук"! - прокуренный голос захохотал.
   - Григорий я, ясно! Можно - Гришей...
   - Ага, кино такое при Союзе - "Семь стариков и одна девушка", так кент был здоровенный и тоже любил повторять: "Я Гриша!". Что ж ты, Гриша, ростом не вышел?
   - Да отвянь, и без тебя тошно! Думаешь, если каратэ знаешь - то и кум королю? А хрена! Бомжара ты - как и я!
   - Господи, я стала бомжихой! Серёга, теперь мы бомжи подзаборные! - заголосил женский голос.
   - Перестань, Маха! - успокоил её прокуренный, коего женщина назвала Серёгой. - Мало, что ли, в городе заброшенных жилищ? Света у нас всё равно нет, воду и из колодца носить можно, заживём, как короли!
   - Ага, до свержения... - хохотнул тот, что назвался Гришей. - Думаешь, ты один такой умный? Чего ж это "заброска" безлюдной стоит?
   - А хрен его знает, чего! Слабаки, потому что...
   - Хрен - знает, а мне бог в мужья дурака послал, - зашипела та, кого прокуренный назвал Махой. - Заметут - и на каторгу!
   - Во-во, слушай бабу, она кумекает, а ты - нет. Тех бомжей, что под заборами лежат, никто не цапАет, потому, что с них проку нет. А с нас - есть, потому и загребут в момент - туда, откуда не возвращаются! А посему: будем отбивать твою квартиру - мне на "принудилку" неохота...
   - Да как ты её отобьёшь? - спросила Маха. - Там по соседству какие-то страхолюдины несусветные оселились. У них одних, представляешь, свет есть!
   - Да очень просто: если это детки "шишек" резвятся - договорюсь, а если гастролёры заезжие - наедем и выбьем!
   - Я договорюсь! - детский голос раздался снова. - Мы с Любой большого дядю попросим - он сделает!
   Во мраке раздался звук оплеухи и тотчас за ним - женский вскрик и всплеск от падающего в лужу тела.
   - Сволочь! - заорала Маха.
   - Про кого это ты, тебя никто не толкал? - удивился Серёга.
   - Про Любочку нашу, - зашипела Маха. - Она может...
   - Ну и кто из нас псих?
   - Оба, - бросил Гриша.
   - Чего?!!
   - Что слышал! Без меня вам только в бомжи и идти, а со мной - прорвёмся.
   - Неужто в мою квартиру переселиться решил? - ощерился Серёга.
   - Ага! Если впустишь, конечно. - Гриша хохотнул.
   - А если нет?
   - Тебе объяснять, или жена скажет?
   - А если я похороню тебя вот в этой луже? - прокуренный голос стал тих и грозен.
   - Серёга, ты чего? - охнула Маха.
   - Что слышала! Как говорится - "одним рейдером меньше".
   - Э, полегче... не на-а-а-до!!! - из темноты послышался хрип и звуки борьбы. - Пощади, век должен буду-у-у!!!
   - Я не Иван-царевич!
   - Пусти-и-и, дело скажу-у-у!!!
   - Серёга, ты спятил?!!
   - Громче ори, на Луне услышат!
   - Убивают!!!
   - А чё, Создатель - высоко, Тёмный - далёко, "и никто не узнает, где могилка твоя" - запел Серёга: фальшиво и мерзко, погружая голову Григория в лужу.
   - Убивец!!!
   - Правильно! - закричал Вова. - Большой дядя всегда убивает!
   - "И никто не узнает, и никто не придёт, только раннею весною крысоед подберёт". - Что, охолол, рейдрюга?
   Выдернутый за шиворот из тёмных вод, Гриша встал, отплёвываясь грязью.
   - Ну ты и...
   - Купание коллектора в водах коллектора пошло коллектору на пользу! - захохотал Серёга - Ястребиное Крыло. - А теперь - излагай своё дело.
   - Значит так... тьфу, ну и вода... у вас мне бы перекантоваться на время, вам же профит - квартира и моё словечко кой-кому, что б не трогали. А потом я туда вернусь, - Гриша махнул рукой в направлении "коммуны".
   - Ай, врёшь! Пристрелят ведь...
   - Кто пристрелит? Бывший мент этот? Да ему прыгать от силы неделю - я и настучу, что он про коммунизм говорил. Забыл, кто у нас президент?
   - Ладно, поверил. Но если что - из-под земли достану.
   - Замётано. За мной не ржавеет.
Какое-то время они шли молча.
   - Васю Шуйского знаешь?
   - Не-а.
   - Не ври: вы с Лёхой его вчера утром помирать кинули, я видел. Какой он был?
   - Рохля. Жалостливый. Большего не скажу - недавно он.
   - К вам как попал?
   - Лёха приволок. Сам - сплошная неприятность, и такого же принёс.
   - Про Лёху я заметил... А сам-то ты как в рейдерах оказался?
   - Михалыч пристроил - жрать-то охота... Ну, тот, кого покойный Лёха кокнул. Зря он это... Михалыч был мужик - что надо, не то, что фюрер наш окаянный... Про других надо думать, а не только шкуру спасать...
   - Про других, это в смысле: голову под топор?
   - Мужик, ты такие вопросы задаёшь, я тебе что, Пушкин? Слушай, а не ты ли часом Фюрера пришил?
   - К сожалению, не я.
   - Жаль... Руку бы пожал! Фюрер - он знаешь что с людьми делал? Тебе лучше не знать, а то я по-второму грязь глотать не хочу. Михалыч этой дряни, в смысле, "пуль не тратим" - у него набрался. Классно его кокнули, Фюрера, то бишь... надеюсь, долго сдыхал, гнида, а всё равно - мало! Потому, как одного человека десять раз не пришьёшь.
   "Так вот что это было! - ужас сдавил сердце Сергея Денисовича. - Многократная смерть... Яшку повесили, а других...".
   - Э, ты чего, снова?
   - Нет, извини. Просто я фюрера вашего раньше знал. По Красноярску.
   - Ахренеть! Там он тоже сукой был?
   - Не сразу...
   - Оно и понятно - мразью не рождаются.
   Несколько минут они шли молча.
   - Слушай, Серёга, а не податься ли тебе к нам в коллекторы?
   - Я похож на сволочь?
   - То-то и оно, что нет. В тебе всего - в меру для этой работёнки. Рохли вроде Шуйского, придурки типа Лёхи, да звери "а-ля Фюрер" нам не нужны. Знаешь, да я хоть сразу - под твоё начало готов!
   - И чем заниматься будем?
   - Сам знаешь - долги вышибать.
   - То-то и оно, что не знаю... "Я знаю - как, но я не понимаю - зачем?". Нахрена вообще коллекторы? Кому нужен тот хлам, что вы гребёте?
   - А хер его знает, кому. Может, в других местах и его нету... Да и вообще - чего ты привязался? Я что - на президента похож? Да плевал я, куда всю эту срань волокут - абы платили!
   - Слушай, Серёга, - подала голос Маха, - а не пойти ли тебе к Григорию? Он ведь дело говорит.
   - Ты офонарела? - Серёга - Ястребиное Крыло так и встал, как вкопанный.
   - Да, офонарела! За шкуру свою надоело дрожать. И за детей.
   - Маха, они же - нежить!
   - Нежить - ты, от слова "не жить".
   - Ты издеваешься? Скажи, что это - шутка! Ты же - королева, Маха!!!
   - А если я скажу, что не шутка - ты меня в болоте утопишь, или - как Максимова этого? Кстати - чем ты его так?
   - Так это... он? - голос Гриши стал хрипл от страха.
   - Само собою. Он к нему дважды заходил, да вот незадача - голову на пропуск поставил. И не смотри на меня так - я только что врубилась.
   - Маха, он Яшку предал!!!
   - Знаю. Надеялась - ты не поймёшь, что это - тот самый Максимов. Думала - пересидим, пока страхолюды съедут. Не под забором же с детьми куковать? Зря ты его... сразу - мог бы и подождать, о других подумать!
   - Маха! Маха!!! - Сергей Денисович завыл прямо в низкое безвидное небо - и словно на крик его кровавая луна явилась средь облаков.
   - От бля, верно Михалыч мне всегда повторял: "нэ тарапыся", - прошептал Гриша.
   - Что, думаешь, пообвыкся бы я с тобою - и душу продал? Хрена! "Дважды два - четыре, свет горит в квартире, глагол - часть речи, уходи, лиса, с печи!".
   - Сдурел, да?
   - А ты в маразм впала! Заклятие это. Игровое. Против Эльфин и Ильфин!
   - Да кто о том помнит?
   - Ну я, например, - просто ответил Гриша. - Школотой - в анимешниках был, мы тоже игры устраивали...
   - ...А кто это надрывается, кто под дождём мокнет? - раздался из темноты тоненький старушечий голосок. - Заходите ко мне, у меня красть нечего!
   И вслед за голосом во мраке отворился прямоугольник света и выплыла масляная лампа. Её держала тонкая, словно сухая ветка, рука.

[Джулин Моерад]

*****
   - А я вас знаю! - первым пришёл в себя Гриша. - Ты - та самая старушенция, что Фюрера заговаривала!
   - Заговаривала - да не заговорила, - нараспев произнесла старушка с лампой. - Тот настиг его - и умер он нераскаянным...
   - Ахренеть, таки-провидица, зря я Лёхе не верил, - косясь на Серёгу, охнул Гриша.
   - А кто такой "тот"? - спросил её Серёга - Ястребиное Крыло.
   - Вы заходите да располагайтесь, не дело о том в темноте говорить, - при этих словах дверь распахнулась шире и старушка предстала Серёгиному взору целиком - маленькая и хрупкая: про таких говорят: "на чём только душа держится", она показалась ему статуэткой Старицы с иллюстраций к "Песне Льда и Огня". Старушка махнула рукой, приглашая путников вовнутрь.
   "Неплохо устроилась, - подумал Сергей Денисович. - Ай-да подвальчик! В углу, вау, печь! А в другом - что? Плита - "буржуйка"! Как только её в металлолом не загребли? А жарко-то - хоть в бане парься!"
   - Проходите, детки, рассаживайтесь, - напутствовала их старушка, указывая на лавки. - У меня как раз чаёк поспел.
   Она взяла со стола массивный чайник, сняла с полки кружки, наполнила до краёв и вручила каждому.
   - Ух ты, настоящий! - изумился Гриша.
   - А я не разбираюсь, - ответила старушка. - Что люди дали - то и варю.
   - Да где ж вы здесь людей находите! - воскликнула Маха. - Пустынь кругом!
   - К дороге хожу, в город хожу...
   - Вы - в город? - теперь пришла очередь изумляться Серёге. - Да он же далеко!
   - Кому - далеко, кому не очень... - загадочно произнесла старушка.
   - Она не врёт, - вмешался Гриша. - Сам не раз её в городе видел... И как вам только удаётся, мать?
   - Нужда гонит. Моя нужда, ваша нужда...
   - Это она - про проповеди, - шепнул Григорий.
   - Проповедей я не читаю! - строго ответствовала старица. - Толку-то с них: люди-то все разные и с ними говорить по-отдельности надо.
   - А говорите-то вы о чём? - спросил Серёга.
   - Да о том, как смерти избежать, теперича это главное.
   - Смерти не избежишь, - серьёзно сказал Вова. - Все люди умирают.
   - Про "не избежишь" я бы с тобой поспорить могла в былые-то дни, да нынче это не к месту, не актуально.
   Сергея Денисовича поразило, как старица легко выговорила мудрёное слово.
   - Да и смерть бывает разной, - продолжала она меж тем. - Лютой бывает и не очень, навсегда и на время... Разная она, да сейчас одна на всех катится, летит, что копьё огненное, и уж ни словом, ни делом, ни песнью задушевной её не остановить.
   При этих словах Серёгу - Ястребиное Крыло пронзило жуткое воспоминание о багряном острии, влетевшем в уста бывшему Андрейке. А старица вела рассказ дальше:
   - Раньше её не допускать надо было, а теперь - поздно. Сердце мира пробито, земля исковеркана, вода восстала, камень и лёд. Как войну задумали - уже почти поздно было - пять минут до полуночи на часах Судного дня, шутка ли? Но вы бы смогли, кабы захотели - для того вы и родились такие, особенные...
   - Что ж в нас особенного? - спросила Маха.
   - Вы рождены, что б сказку сделать былью.
   - Смеётесь, мать? - спросил Гриша.
   - Нисколько. В чудеса верили - чудеса бы и творили.
   - Ну, уж простите, нам до вас далеко, предсказывать не умеем.
   - Да разве ж это чудо - смех один! Чудо - это когда словом мир меняешь.
   - Ну, мы и судьбы не видим...
   - Не видите - потому, что нету её! Судьбу Тот приносит, а у Этого - путей много.
   - Тогда как же вы предсказываете? - не унимался Гриша.
   - Да не предсказываю я, а предостерегаю, да и то - сдуру. Славу-то мне поют те, у кого сбылось, а не те, кто остерёгся. Худа слава, коль бедой плачена.
   - Да ладно вам, мать, убиваться, люди - они завсегда глупые. Меня предостерегите, я вёрткий, пойму и, ежели что - всем расскажу да по полной форме, от чего вы спасли меня.
   - Слишком вёрткий, от того до сих пор не избежал, - Серёге последнее слово послышалось как "сбежал". - Хорошо, изволь, милок. Как задумаешь уходить - помни о балконе. Тебя это тоже касается! - старица указала на Маху.
   - Это - в смысле, если я задумаю самоубиться - что бы с балкона прыгал? Ай-да напутствие!
   - Не самоубиться - уходить! - строго сказала старица. - А как балкона не станет - быстро кайся, двух дней не пройдёт, как смерть придёт.
   - И от чего я помру?
   - Тот приберёт, если не покаешься, а покаешься - сбежишь.
Сергею Денисовичу последнее слово послышалось иным - "избежишь".
   - А кого он избежит? - спросил Серёга.
   - Не кого, а куда! Туда, куда все прочие сбежали.
   - Простите, матушка, но то в войну было, теперь бежать некуда. Да и незачем. Да и вообще плохо это - драпать!
   - Плохо! - согласилась старушка. - Да только иного нет уже. Отвоевались вы, увы, увы, увы... Теперь только бежать и остаётся...
   - И куда бежать, по-вашему? - спросила её Маха.
   - Вам с мужем - как всегда, в сказку. Иные - к звёздам бегут, иные - в глубины морские, а иные - в такие места, что и названия нет. Только что бы бежать - сперва покаяться надо: в том, что суть души своей потоптали. И вместе держаться, покуда возможно. А у тебя, - тонкий палец ткнулся Серёге в грудь, - ещё и особый зарок есть: сколько раз убьёшь - столько раз умрёшь.
   Наверно, старица видела, как расширились глаза Сергея Денисовича.
   - Да не о том я, что ты подумал! Нож у тебя имеется, особенный: один раз им убьёшь - в вечный круг упадёшь, второй раз им убьёшь - небо в бездну пробьёшь, третий раз им убьёшь - Тому в слуги попадёшь.
   - Мастерица вы сочинять! - изрекла Маха.
   - Она не брешет, а правду чешет! - обиделся Гриша. - Что, Серёга, уела тебя провидица? Ножик покажешь?
   - А нету его пока, - за Серёгу ответила старица.
   - Как нет, если он уже раз убил?
   - То не он был, а Тот.
   - Да что это, матушка, за "тот" такой? - Серёгой начал овладевать азарт. - Ибисоголовый, что ли, из египетской мифологии?
   - Того звали Техати, я - о другом.
   - Во чудеса, язычницу встретил! - обрадовался Серёга. - Знаете, матушка, я тоже в юности увлекался, а потом... наверно, атеистом стал.
   - Не Иванко ты царевич и не баба я Яга, ты - не атеист, да и я - не язычница... Пустые слова то, придумки человеческие, одни говорят на них - "боги", другие - "ангелы", третьи "категориями" либо "универсалиями" кличут, только вне всего того да этого, - старица обвела рукою подвал вширь и ввысь, - есть Этот и Тот. Так люди рисуют Этого, - она показала в светлый угол комнаты, - а Того - не рисуют, да и как? Тот в мир не входил и лишь мерещится может.
   Сергей Денисович прошёл три шага в угол комнаты, куда указала старица, ожидая увидеть икону какого-нибудь святого, но взору его предстала репродукция фрески "Сотворение Адама" кисти Микеланжело, заботливо залитая во что-то вроде стекла. Возле неё висела лампада, горевшая ровным золотистым светом. Разглядывая её, Серёга с удивлением понял: свет шёл не от свечи и не от масляной лампы, а от чего-то вроде светодиода - в сиянии золотых лучей сложно углядеть подробнее.
   - Ай-да картина у вас! - ошарашено вымолвил Сергей Денисович.
   - Самая точная! - весомо ответила старица. - Когда Он человека сотворял - человеку уподобился.
   - А всё ж, кто тогда "тот"? (103)
   - Тот - это Он наоборот: властелин разбитых сердец, тень мечты оскорблённой, плод погибшего милосердия да повелитель конечного отмщения. Люди - они разное творят: доброе, худое, либо такое, что ни к селу ни к городу, но у Него на всё ответ есть - в точности, как у человека, только - мудрее, глубже, милосерднее. Он ведь - всё на свете ведает да понимает, от того и добр сверх всякого разумения: сила в милосердии, а милосердие - в силе, - при этих словах лицо старицы озарила улыбка.
   - Но бывает иначе, ой - иначе! Порою люди такого наворотят, что хуже худшего: не разбери-поймёшь, кто прав и почему, но ещё горше - когда это предки наворотили, потомкам воли не оставив, связали их по рукам-ногам горем, нуждою, клятвами да злобою - и не распутать - лишь разрубить! Тяжко Ему рубить, ой тяжко! По живому ведь рубить приходится, а Он - как человек, только - всеведущий, всечуящий, всяка боль наша тотчас Ему ведома, как и всяка радость, - голос старушки стал глух и гулок, словно одинокая нота органа в пустом храме.
   - Тяжко страдает Он в такие дни и, словно призрак, встаёт за плечами Его Тот. Тот - это боль Его, Тот приходит, когда Этому рубить много довелось... но прошла беда, улыбнулись люди, оттаяло Его сердце - и Тот скрылся. До времени - пока мы вновь жизни свои не запутаем.
   Не раз то было и не два - но всё ж Он в сердцах наших сильнее был - и из всякого горя, даром что оно концом света казалось, мы с Его помощью выходили, и радостью своею раны на сердце Его исцеляли. Так бы и дальше было б, в иных местах так есть и будет, да содеяли мы беду превыше всех бед. И раскололось Его сердце, и Тот услыхал, что бьёт его час.
   - Это вы про войну, матушка? - подал голос Гриша-рейдер.
   - Да нет, войны с бухты-барахты не начинаются... Я - о причинах евойных: самое страшное, что человек учинить способен - это конечной справедливости потребовать. Ну, что б каждому - своё да по заслугам.
   - И что ж тут страшного? - отозвалась Маха.
   - Так ведь погибель то - кары за все обиды хотеть! Каждый на каждого хоть в чём-то - да обижен, жизни не хватит расплатиться.
   - Да, но люди друг другу и добро делают, - вмешался Сергей Денисович. - Чем не плата?
   - Плата-то плата, да неверная... - покачала головой старица. - Расходуется добро на покрытие обид, пшик в итоге остаётся. А иной раз - сегодня горя больше, а о вчерашнем добре и помнить забыли. Потому-то, чем добром-злом мерятся, прощения просить следует - тогда добра всегда останется более.
   - Так что, война началась от того, что прощения попросить забыли? - скептически хмыкнула Маха.
   - Истинно так, забыли. И у невинно убиенных коммунизму ради, и у тех, кто в прежних войнах в землю лёг, и то, о чём мечтали они, да свои мечты позабыли. От того и окрысились люди на весь белый свет: мол, как они смеют радоваться, если нам не хватает? Им бы повинится, дураками себя признать - тогда бы и толк был. Дурак, он, знамо дело, умным стать жаждет - в том все сказы единодушны - и однажды быть ему Иваном-Царевичем, как пить дать, потому что, дабы дурь свою избыть - он и сотню железных сапог стереть горазд, и с Кащеем сразиться и самую Смерть одолеть: дураком-то помирать совестно! А коли мнишь ты себя самым умным да правильным - то и дёргаться ни к чему, а ежели что не так - все кругом должны да повинны. Вот потому-то война и стряслась - не пожелали дурни в огрехах своих каяться - и стали душегубами.
   - Врёшь, старая! - ощерилась Маха. - Не мы душегубами стали, а этот, с подводной лодки. Брат его, видите ли, в том городишке жил, что наши разбомбили... А скольких он сватьев-братьев ракетами своими проклятыми порешил - то не в счёт? О людях бы подумал, чем счёты сводить!
   - Не гневи бабку! - окоротил её Серёга. - А то ещё заколдует...
   - Хрен она тебе заколдует! - заорала Маха.
   - А по-моему, твой муж дело говорит, - подал голос Гриша. - Остыть бы тебе, ещё беду накличешь.
   - Надоело остывать! Всю жизнь голову морочили! Сначала сказками, потом - демократией, теперь снова нас во всём обвиняют, а кабы не бредили мы хренью разной - всё иначе было бы...
   - А - как? Не скажешь, доченька? - голос старицы зашелестел, как змея по листве.
   - А то не понятно? Порядок надо было навести, что б каждый сверчок знал свой шесток!
   - А шестки кто будет указывать? - ехидно спросила старица.
   - Кому надо - тот и будет! - гневно ответила Маха. - И, если б не этот урод с подлодки - было бы по-нашему!
   - "По-нашему" - это города бомбить?
   - Выхода не было, ясно! Не уступали, санкциями давили...
   - А если бы уступили?
   - Тогда бы весь мир прогнулся под нас!
   Старица встала - и словно стала выше ростом. Причудливая игра теней одела её фигуру в подобие развевающегося плаща, а у пояса, - Серёга мог в том поклясться, -  на миг обозначился блистающий меч.
   - И что бы вы принесли прогнувшемуся миру? - голос старицы зазвучал чётко и ясно. - Вашу зависть? Вашу злобу? Ваше стремление вырвать друг у друга кусок из глотки? Быть может - вашу духовность, а? Ты ведь помнишь, как Его служители благословляли разбой и убийство? Когда-то тебе это царапало глаза... что ж ты теперь сего не видишь? Иль память свою ослепила, иль глаз у тебя уж и нету?
   - Прозрела! - сквозь зубы бросила Маха. - Плевать на всех, абы мы жили!
   - "Мы" - это кто?
   - Люди.
   - А те, с кем вы воевать рвались - не люди вовсе?
   - Нет, не люди, раз среди них нашёлся тот, кто... - Маха поперхнулась на гневном слове.
   - Убил дракона! - по-своему закончила её речь старица. - Нашёлся-таки настоящий рыцарь, не устрашился выхватить меч пламенный и снесть главы чудищу!
  - И всем - заодно!!! - заорала Маха, тут же давясь снова.
  - Даже кабы было так - он бы прав остался, - веско ответила старица. - Ибо "лучше ужасный конец, чем ужас без конца". Ты сама когда-то так считала, пока целым человеком была. Да только после подвига сокола этого всё-то как раз утрястись и могло... Не он мир убил, а другие - и ты сама о том знаешь!
   - Они исполняли приказ!
   - Чей? Тени президента? Или стеклянных бошек с площади? Так ведь могли и не исполнить. А уж те, кто за плечами у них стоял - и подавно огреть способны оглоедов чем потяжелее - в пультовой-то в тот день много народу было... И ведь даже не тогда конец наступил, а аж три месяца спустя - когда Сибирь не отпущать решили, а после и вовсе - принялись гваздать ракетами в бел-свет, как в копеечку. И кто в те дни приказы издавал, и кто выполнял, и почему выполнял, вместо того, что бы дубьём приласкать?
   - И как их можно было не исполнить? Тебе, старая, терять нечего - ты не поймёшь, а у них - семьи, дети... Повесили бы их всех, вот!
   - Как знать, как знать, может, и вешать было бы некому, их, тех, кто вешать горазд - завсегда немного... - задумчиво произнесла старушка. - А так... ни могилы, ни помину - один свет в ночи, и от света того - смерть.
   - Говорил я - провидица! - охнул Гриша. - Это она про этот... Куйбышев... его за Красноярск начисто стёрли - аж небо от радиации сияет!
   - Лучше бы кто этого... капитана чем тяжёлым пришиб! - не унималась Маха.
   - Конечно, лучше чужого героя убить, чем своего дракона-людоеда в обиду дать, - голос старицы стал глух и мрачен. - Чего ему, нелюдю чужеземному, землю топтать. Какой-такой брат, он то и говорит не по-нашему, и крестится, представляешь, иначе! Дети у них? Да быть такого не может - у нелюди - и дети. Да и вообще не чувствуют они ни шиша, так как лишь с виду - человеки, а на самом деле - манекены, болваны деревянные... Так ли, доченька?
   - Ах ты старая карга!!! - с криком кинулась на неё Маха, норовя вцепится в волоса. Серёга подсёк её в полуметре от старицы, которая при этом и не пошевелилась. Извернувшись, Маха засадила Серёге в глаз, тот уклонился, перехватывая ей руку, Маха, разразясь ругательствами, попыталась укусить, но внезапно заорала, как резаная. Краем глаза Серёга углядел, как пузатый чайник, сам собою наклонившись со старушкиной "буржуйки", пролил ей на ногу немного кипятка.
   - У, ведьма, дура грёбаная! - вставая, орала Маха, почему-то указывая на молчащую Любаву.
   - Сама дура и есть! - усмехнувшись, изрёк Гриша. - С нею драться чревато.
   - Я не дура! - пуще прежнего взвилась Маха. - Это кое-кто другой правое с левым путает, а девчонку - со старухой.
   - Может, и не дура - да чушь несёшь. Фюрер наш, по слухам, тоже озверел, как жёнка погибла. Только почему-то он не поволжцам мстить полез - а на безвинных отыгрывался. Тоже решила каннибалицей стать, а?
   - Хватит! - гаркнул Серёга. - Кто первым лезет -  тот и отгребает, и без разницы - от кого. Довольно! И тебя - он указал на Гришу - это тоже касается! Жену ругать никому не позволю!
   - А зря, - хмыкнул Гриша. - Такую дурь выбивать пора.
   - А вот и не подерётесь! - обретая прежний вид сухонькой старушонки, заметила старица. - Я здесь хозяйка, и при мне кулаками не машут. И не только кулаками, - старушка погрозила Любаве пальцем, - я и сама управиться могу. Что ж до тебя, - старушка оборотилась к Махе, - прощения прошу за слово злое да окаянное.
   - Даром мне не надобны твои прощения! - ответила Маха.
   - Ну тебе не надобны - другому будут, да только тебе они нужнее. Перепуталась ты вся, узлами завязалась. Муж тебя боронит - ему шиш, зловред костерит - ты к нему льнёшь, рога наставить задумала - да у самой ужо растут...
   - Слушай, как тебя, Маха - добром просят: не накликай горя, а то взаправду чего повырастет, - вновь встрял Гриша.
   - Да не боись ты, - окоротила его старица. - Я не Тот, что б человеку рога отрощать.
   - Достали все! - зло бросила Маха. - Ни одного человека - уроды одни! Вот потому-то и дохнем!
   - А самим, значит, слабо было? - спросила старушка вполне добросердечно.
   - А то сами не знаете?
   - Не знаю. Я уже стара была, когда ты во свет взошла.
   - И что, думаешь, раз молодые - то все сплошь супермены?
   - И Супермены и Бэтмены, и Гэндальфы с драконами, и короли с рыцарями, Он, - старушка указала на картину, - во время оно кого попало не призовёт. Каждый из вас тысячи стоил и всё вам было по плечу: и мир свой отстроить, и "возрожденцев" заткнуть.
   А какие песни пели - заслушаешься!

"Почувствуешь в воздухе нездешние отзвуки,
Увидишь сквозь морок лжи,
Судьбы миражи.
Где руки сплетаются, где губы прощаются,
И в синий рассветный лед
Нас небо зовет.
Роса рассветная, светлее светлого,
А в ней живет поверье диких трав:
У века каждого на зверя страшного, Найдется свой, однажды, Волкодав, Найдется свой однажды
Волкодав!" (104)

   - "Мельница" - насмешливо бросила Маха. - Старьё довоенное.
   - Ещё и какое старьё! - улыбнулвсь ей Старица. - Песни-то, они ни миров, ни времён не ведают, летают меж ними, как птицы. Эту на моей памяти один хороший парень сложил - рыжий, что твой муж. Для друга своего - волчьего брата.
   Не раз та песня складывалась, потому, как про вас она. Про тех, какими вы могли и должны были стать!
   Да только променяли вы мощь нездешнюю на мелочи всякие, а как беда пришла - вы вместо того, что бы окоротить обормотов, сами в их хор полезли. И иные так в том отличились, что из песен даже матерный шансон для них жирно будет. Всё о людях думали - своих, то бишь, полагали: до большого мира вам дела нет, а он взял - да и кончился, и своё, родёмое, ставить ужо не на что.
   - Врёте вы всё... - устало ответила Маха. - А если бы и так: Он, на кого ты всё время киваешь - чего не надоумил, чего не помог? Послал - и забыл, так, что ли?
   - Пока вы друг друга помнили - Он и умудрял, и подсоблял, а как друг о друге забыли - так и Он про вас забыл, - просто ответила старица.
   - Словом - и налево нас рать, и направо - насрать, - подытожила Маха. - А поспать у вас можно?
   - Да сколько хотите! - старушка развела руками. - "Поспать" у меня никогда не переводится. Только, может, поедите сперва?
   - Спасибо, не надо!
   - Что, боишься в Полом Холме на сто лет засесть? - хитро усмехнулась старица.
   - Как вы мне надоели со своими сказками!
   - Маха, вежество блюди, что ли! - попытался окоротить её Серёга. - Кабы не она - в грязи бы мокли!
   - Да пошёл ты! - отмахнулась Маха, ложась прямо на пол. Серёга подал ей одеяло с лавки, но та отмахнулась.
   - Жарко, как в аду. Нафиг! Поспать дайте...
   Серёга не стал настаивать.
   ...Еда, что до времени томилась в печи, оказалась на удивление вкусной: здоровенный пирог с вишнями, утка, запечённая в глине и рыбина солидных размеров, фаршированная грибами.
   - Словно заранее нас ждала, - дивился Серёга, вгрызаясь в утиное бедро.
   - Само собою - ждала, - отвечал ему Гриша. - Вещая она - дело понятное... А вот где она таких разносолов нагребла - по нынешнему-то времени...
   - Завидно, да?
   - А хотя бы! Я человек простой.
   Один Вова молчал, хотя обычно, когда взрослые утихали, любил порассуждать...
   - Чего это ты надулся, как сыч? - слегка подначил его Серёга. - Или вместе с рыбой язык проглотил?
   - Неуютно мне здесь, - совсем по-взрослому ответил Вова.
   - А чего так?
   - Отсюда до большого дяди далёко.
   Постепенно сон сморил всех . Засопел под лавкой рейдер Гриша, растянулся на лавке сын Вова, Серёга тоже лёг - на пол рядом с Махой, дивясь, до чего ж тепло на здешних досках. Он попытался уснуть - но сон не шёл. Так и лежал он в полудрёме, глядя на дочку Любаву, как всегда неподвижно сидящую в углу, да старицу, что застыла у картины.
   - Снова то же самое... - донеслось до Серёгиного уха, - ...а чего мы, а чего они... а ведь космонавтами стать хотели, феями себя воображали, да что там: воображали - эти ими и были! А всё одно - туда же! И кабы только эти...
   Ты не прячь - всё одно вижу: там, в пультовой, сплошь одни бывшие мечтатели и командовали! И потом, в Самаре... Ой, горе горькое, ой горюшко-то! Лучшие из лучших худшими стали! Не мудрено, что Тот вот-вот придёт... Им бы бежать, знаю - ты примешь, да как они сбегут, если сердца ледяные да каменные в землю тянут.
   Серёга слушал бабкины причитания, как завороженный, почему-то стыдясь, будто подглядывал в замочную скважину за чем-то интимным. А старица меж тем подошла к Любаве и положила ей ладонь на лоб.
   - Ой, дитятко, только жить начала - а Тот уж тут как тут! Что ж ты её не уберёг! - старица погрозила картине пальцем. - Стар да млад за себя сами в ответе, а дети малые - нет... Как можно, господи...

[Джулин Моерад]

*****
   ...Попричитав, старица легла на лавку, а сон к Серёге всё не шёл и не шёл. Ворочаясь с боку на бок в тщетных поисках ускользающего Морфея, он ощутил в кармане нечто лишнее - и сразу вспомнил о бумажной стопке, подобранной позавчера на квартире у странных соседей. Тихо-тихо, дабы не разбудить детей, старицу и Маха, Сергей Денисович уселся напротив лампады, вновь подивясь тому, сколь ровным светом та горит, достал из кармана свиток, развернул его и принялся читать.
   "Врождённый талант" - значилось на листе, и теплое воспоминание снизошло на сердце Сергея Денисовича. Так назывался рассказ - "фанфик", на сленге ролевиков, что написала Светлана - Снежана третьим после прочтения "Колеса Времени" и посвятила ему, Серёге, всего-то шесть лет назад. Помнится, тогда он смеялся до слёз, хотя, строго говоря, от рассказа было не до смеха. По прочтении он твёрдо решил поговорить с Васькой - Снежкиным, её отцом, дабы тот прекратил диктаторствовать над учёбою дочери и Лидку урезонил - да как-то забыл.
   Но вскоре события пошли вскачь - и стало не до того, а теперь - и говорить-то не с кем, разве что со спутником Снежкиным, коего он под действием спиртярной дряни не далее, как утром, вообразил Ишамаэлем.
   "Любопытно всё ж: кто он такой, кто его компания и кто ему Снежка? А впрочем - не всё ли равно: по-любому лучше, чем насилие терпеть - даже если б то взаправдашний Ишамаэль - руку бы пожал, за избавление да возрождение, вот так!"
   Подумав немного, как оно лучше будет: вновь попытаться уснуть иль освежить рассказ в памяти, Серёга выбрал второе и подсел к свету поближе, едва не уткнувшись в Создателя на картине в стекле. Но Создатель был занят: он смотрел на новосотворённого Адама с любовью и надеждой, а Адам - на него. А Серёга меж тем углубился в чтение.

*****
ВРОЖДЁННЫЙ ТАЛАНТ

   - Майрин! МАЙРИН!!! - надрывно звал свою дочь Джефрам Натенос, более известный среди коллег, как Джефрам Бессменный: вот уже двенадцать лет - главный архитектор города.
   Ответ ниспоследовал не сразу, и именно такой, какого Джефрам опасался. Глубоко под его ногами взвизгнул мотор и мерно завыл, выходя на режим. Перестав орать, тем паче, что это стало бесполезно, Джефрам бросился по лестнице вниз, к подвальной двери.
   Всё оказалось именно так, как он и думал. Его дочь, одетая в спецовку и с защитными очками на лице, полировала на станке какую-то железяку. При виде отца она выключила мотор и выпрямилась.
   - Крышка блока цилиндров почти готова! - гордо сказала она.
   - Какая-такая крышка? - не понял Джейрам.
   - Твоя, папа! Вернее - твоего автомобиля. Помнишь, эти горе-мастера заявили: мол, весь двигатель менять надо? Ты ещё сокрушался: рвач на рваче, где только денег на них напастись... А теперь их услуги без надобности: сейчас заменим - мотор как новенький будет!
   - Ничего я заменять не стану! - набычился Джефрам. - Ещё чего: моя дочь - автомеханик! Что люди скажут?
   - Надеюсь, восхитятся, - улыбнулась Майрин. - Потому, что я не лишь "авто" и не только - механик!
   - Всё равно, ты - мастеровой! Слесарь! Работяга!! - последнее слово Джейрам выплюнул, как ругательство. Моя дочь - слесарь! Позор и срам!
   - Ну, не только слесарь... - протянула Майрин. - Микросхемы паять тоже умею. Подучусь - буду и проектировать.
   - Ещё чего! - взорвался Джефрам. - никуда ты "подучиваться" не пойдёшь! Моя дочь не станет технарём, людям на смех, а либо экономистом, либо психологом!
   - Согласна на экономиста! - ухмыльнулась Майрин. - Потому как эти знания по-любому понадобятся, когда своё дело открою.
   - Своё... дело? - охнул Джефрам. - В смысле - мастерскую с железками? Ану дай сюда этот... цилиндр блокОвый!
   Джефрам выхватил из рук Майрин железяку и во всего размаху стукнул по ней лежавшим рядом молотком.
   - Вот, вот, вот! А теперь - покупаем новый мотор, как то нормальные люди делают, а не возимся со старьём, словно нищеброды!
   Майрин в слезах выбежала из подвала.
.....   .....
   - В психологи и только в псилологи!! - едва не визжа от возмущения, - повторяла Рианна Натенос, держательница ресторана креативной еды, прозванная соседями "Рианна Несносная". - Какой-такой экономист? Их пруд пруди - и никакого уважения!
   - Дорогая, зачем ты так? - пытался успокоить её Джефрам. - Я тоже экономический кончал после архитектурного - и без него мы б троллока с два имели то, что имеем!
   - Ты - мужчина! - парировала Рианна. - И тогда были другие времена! А ей светит лишь одно: быть офисной мышью до самой пенсии, либо спятить от одиночества и кончить свои дни в "дурке"!
   - Решительно не понимаю, при чём тут одиночество? Да и офисной мышью, с её-то характером, ей недолго быть. Знаешь - я начинаю верить в её звезду. Майрин точно выдумает что-то такое, от чего не она - а на неё будут вкалывать и мыши, и кошки...
   - Не понимаешь, да? - ярилась Рианна. - Вот послал мне бог недотёпу, даром что зав.архитектурой! Открой глаза, крот! У Майрин характер помужичее твоего - и если она не изменится - ни один нормальный парень её замуж не возьмёт!
   - Да, но при чём тут экономика с психологией?
   - При том, что учась на психолога, она вынужденна будет вставить свои мозги на место - и у неё появиться шанс стать нормальным человеком!
   - А если она станет не просто нормальным, а - богатым человеком, выучившись на экономиста и затеяв этот, как его... стартап? С её талантом изобретателя это - запросто. А дальше... ты сама говорила - деньги чудеса делают.
   - Ага, а потом она ради стартового капитала заложит квартиру, прогорит и сдохнет под забором!
   - Не мели чушь, Риа! Если дело будет стоящее - я сам раздобуду под него финансы.
   - А плевать! Потому, что не в деньгах счастье!
   - Ну да, оно - в том, на что их тратишь, - усмехнулся Джефрам.
   - Не корчи из себя идиота! Или ты мало видал этих... бизнес-леди? Да любой шут из гей-клуба, изображающий из себя даму, женственнее, чем они! И потому замужество им и в Такан'даре не светит! А куда они бегут от горя горького? Правильно - к психологу! И богатенькие Буратины, коим жёны рога отрастили, мчатся туда же! А психолог - уважаем, психолог - богат, а главное: он работает с людьми - и может перебирать женихами, как перчатками!
   - Ладно, уболтала... - отмахнулся Джефрам. - Пусть в психологи идёт - там её научат...
.....   .....
   - Прошу прощения за скоропалительный визит, однако дело не терпит отлагательств, - проворковала дама в красном, без приглашения переступив порог Джефрамова дома.
   - Что вы, что вы, дорогая... - Джефрам замялся, силясь припомнить имя пришедшей. Имея отменную память на "лица" домов и людей, он частенько забывал имена.
   - Бонвин Мерайгдин, (105) - представилась "красная". - Декан факультета психологии, на котором учится ваша дочь.
   - Очень приятно! Вы заходите, в дверях-то зачем стоять.
   - Ой, кто это? - удивлённо спросила вошедшая в холл Рианна.
   - Декан вашей дочери, - за Джефрама ответила Бонвин. - Мы созванивалися.
   - Ах, да... После вашего звонка я, немало взволновавшись, расспросила Майрин - как ей даётся учёба? И, знаете - она довольна, хоть шла в психологию, будем откровенны, без охоты.
   - С охотой или без - сейчас это значения не имеет! - весомо сказала Бонвин, сама придвигая и садясь в кресло.
   - Она что, сессию завалила, а мне наврала? - спохватился Джефрам. - Но я заглядывал в её аттестат - вроде, неплохо.
   - Плохо и плохо весьма! - прервала его Бонвин.
   - Неужто аттестат подделала! - охнула Рианна. - С её талантом - можно ожидать всего...
   - Нет, что вы, её аттестат - подлинный, - успокоила её Бонвин. - Учится ваша дочь хорошо, чего не скажешь об остальном.
   - О чём же? - не понял Джефрам.
   - О взаимоотношениях с коллективом! - резко бросила Бонвин.
   - Что вы говорите! - всплеснула руками Рианна. - Майрин не раз рассказывала мне, как рада новым друзьям.
   - А я не рада тому, что она с этими друзьями делает! О, в начале она прикидывалась едва ль не пай-девочкой, и все поверили, несмотря на её, мягко говоря, экстравагантные манеры. Потом, когда она починила вечно ломавшийся кинопроектор и кучу других учебных средств, даже я поверила, что мы приобрели ценного человека. Но потом всё стало очень и очень плохо.
   - Что именно? - споосил Джефрам.
   - Её увлечения и поступки! Сначала она сошлась с парнями с Исторического, теми, что сломя голову на мотоциклах гоняют...
   - Эка ерунда! - перебил её Джефрам. - Я вон тоже в юности на мопеде едва ль не летал... Молодое дело, горячая кровь...
   На самом деле Джефраму было очень стыдно перед Майрин за достопамятный случай в подвале, тем паче, что сволочи-мастера содрали за новый мотор втридорога - и он решил защищать свою дочь от этой красной стервы до последнего.
   - Если бы она гоняла - это ещё терпимо - но она ЧИНИТ мотоциклы этим парням, и знаете, как они её называют? "Наш Вулкан!".
   - О, да, характер у неё вспыльчивый... - был вынужден согласится Джефрам.
   - Они не характер имеют в виду, а бога Вулкана, он же - Гефест: кузнец и покровитель ремёсел. Эти парни вашу дочь именуют мужчиной!
   - Эка невидаль, одну мою подружку по школьным годам, за боевой нрав д'Артаньяном дразнили... А что до "Вулкана" - тут уж, простите, у ней врождённый талант ко всяческой технике. Как я понимаю - психологии то не помеха.
   - Вы всё ещё не понимаете? - возмутилась Бонвин. - Хорошо, продолжаю: а недавно, после лекции о гендерных различиях, она подговорила всю группу учинить маскарад: девчата оделись парнями, а парни - наоборот! И в таком виде они гуляли по городу!
   - Какая прелесть! - восхитиласьь Рианна. - наша Майрин в окружении лихих кавалеров, готовых ради неё на любое безрассудство! Наконец-то она популярна и любима!
   - Что ж тут прелесного!! - повысила голос Бонвин. - То, что целая группа учащихся была совращена на предосудительное действо!?!
   - Попрошу в моём доме не кричать! - набычился Джефрам. - Это - во-первых. Во-вторых: я решительно не вижу в маскараде ничего предосудительного. И, наконец, в третьих: если вы об этих, как их... гендерно-некомфортных... разве не психологи - первые защитники всяческих геев, лесбиянок и прочих трансвеститов? Знаете, я женат уже двадцать лет и меня трудно заподозрить в тяге к ним, но даже мой слух часто царапает то, как невинные шалости тотчас превращают в подозрения этой... альтернативной ориентации! Вам не стыдно, Бонвин, множить этот бред? А ещё психолог...
   - Да, психолог, в отличие от некоторых! - Бонвин встала. - И сейчас я отвечу вам по порядку.
   Итак, во-первых: психологи - не просто профессия либо призвание, а - орден, как в древние дни. Мы связаны своим предназначением и профессиональной этикой куда крепче, чем все прочие люди. И должны быть примером обществу, слышите - примером!
   Во-вторых: психологи не защищают, а поддерживают гендерно-некомфортных и альтернативно-ориентированных людей: почувствуйте разницу! Но при это мы всегда помним: и те и другие есть отклонение от нормы! Это - как с аутизмом у детей: вы наверняка знаете, сколько возни и внимания уделяется этому пороку развития. И сколько поддержки получают их родители. Но хотели бы вы родить и воспитать ребёнка-аутиста? То-то же!
   И, наконец, в-третьих: такие маскарады - небезопасная игра! Даже инициация в совершении предосудительного действа как такового, вредна: от этого, как говорит простонародье, "понижаеться планка" - и человек становится готовым на другие порочные поступки.
   - Ага, "Сегодня он играет джаз, а завтра - Родину продаст!" - помним, помним... Послушайте, Бонвин, а вы - точно декан, а не проповедник церкви Страшного Суда?
   - Джеф, прекрати! - шикнула на него Латра.
   - О, не стОит! - лучезарно улыбнулась Бонвин. - Увы и ах - в мире полно обмана и кому, как не нам быть готовыми к подозрениям. Вот мой сертификат, извольте ознакомится! - она протянула Рианне "корочку".
   - Всё верно! - ответила та минутою спустя. - Джеф, как тебе не стыдно!
   - Так мне позволено продолжить? - ехидно спросила Бонвин и, не дождавшись ответа, начала:
   - Помимо инициации общественно-предосудительного поведения, такие маскарады способны действовать и, так сказать, напрямую: те, кто имеет непроявленную склонность к альтернативной ориентации, посмотрев либо поучаствовав в действе, могут решиться!
   - Ну и что тут плохого! - Вреда от того по-любому нет, а так - зачем людям мучится: хочет - да молчит...
   - Вы серьёзно так считаете?
   - После беседы с вами - да! Потому, что среди этих... геев - и певцы есть, и писатели, и режиссёры, и даже политики. И - не из худших! А уж Эрин Нурель - создатель Гибралтарского Моста - вааще пол сменил.
   Произнося эти слова, Натенос вдруг ощутил немалую гордость за родное сословие: оказывается, строители куда добрей и терпимее, нежели всякие модные "психолухи".
   - Разумеется, а среди учёных встречаются психически больные! Это - не аргумент! - воскликнула Бонвин. - Потому, что кто, как не мы, обязаны отделять норму от аномалии!
  - А может, довольно философий, - примирительнь сказал Джефрам. - Сообщите ваши претензии к Майрин, я поговорю с ней - и дело с концом.
   - Что ж, претензия у меня лишь одна: Майрин, учась, не желает применять узнанное ни к своей жизни - ни к окружению. Поговорите с нею об этом - а иначе мне придётся пересмотреть своё решение относительно целесообразности освоения ею профессии психолога. И хорошее прохождение экзаменов ей не поможет!
   С этими словами дама в красном, не попрощавшись, вышла из холла.