Спартак. Восстание гладиаторов

[Александр Тагере]

   Введение                                                                                 
   Глава 1: Предпосылки и причины восстания:                     
§ 1. Военно-политическая ситуация в Средиземноморье
накануне восстания.                                                                           
§ 2. Институт гладиатуры в Риме.                                                   
§ 3. Причины восстания, его участники.                                         
   Глава 2: Стратегия и тактика восставших:                           
§ 1. Организация армии.                                                                   
§ 2. Уход из Италии?                                                                       
§ 3. «Регийское сидение» и прорыв к Брундизию.                         
   Глава 3: Дипломатия                                                                 
   Заключение.                                                                             
   Список литературы.                                                                 
                                                                                            
   Введение.
   Актуальность исследования. Восстание Спартака – один из самых интересных вопросов в истории Древнего Рима, хорошо изученный в советской (марксистской) историографии, и в то же время во многом оставшийся нераскрытым, хранящим «пищу для размышлений» для вдумчивого и усердного исследователя. Научная актуальность нашего исследования заключается в том, что современная наука пока не пытается ещё пересмотреть марксистские оценки движения гладиаторов (которые для своего времени были вполне приемлемы) и, что ещё хуже, даже не подвергает критике те аспекты восстания Спартака, которые могут вызвать вопросы. Хотя история – это динамично развивающаяся наука, и плюрализм мнений в ней только поощряется, исследователи остановились на тех же позициях, которые были выработаны в советской историографии. Кроме того, работы на данную тему не выпускались уже несколько десятков лет, и, по нашему мнению, необходимо вновь вернуться к данной проблеме, ибо без понимания того, что произошло в 70-е гг. до н.э. в самом сердце римской средиземноморской державы, мы не можем понять исходную точку того перманентного кризиса, который охватил всю Римскую Республику и завершился только с установлением принципата Августа и «рождением» Римской Империи. Кроме того, на наш взгляд, необходимо пересмотреть некоторые оценки восстания Спартака, которые, по нашему мнению, могут являться устаревшими и препятствующими дальнейшему изучению данного события.
   Историография и источники. Восстание под руководством Спартака подробно начало изучаться в отечественной (советской) историографии после Октябрьской революции, в начале двадцатых годов XX столетия и нашло отклик в работах таких авторов, как Е.Г. Кагаров («Спартак. Его жизнь и борьба.»- Харьков, 1924г.), А. Михайлов («Спартак.»-М.-Л., 1927г.), М.П. Путиловский («Спартак»- М., 1929 г.) и др. Мы можем выделить три этапа становления и развития отечественной историографической литературы по данной проблеме:
—1 этап: 20-е гг.- ведущая роль в изучении истории Древнего Рима историкам дореволюционной школы, таким, как Р.Ю. Виппер, В.С. Сергеев;
—2 этап: 30-е гг. – выдвигается концепция «революции рабов», рассматриваемая в трудах таких исследователей, как А.В. Мишулин, С.И. Ковалёв и др.;
—3 этап: 60-е гг. – пересмотр концепции «революция рабов» в работах С.Л. Утченко и доказательство её несостояльности.
   Кроме данной временной классификации, мы можем также выделить как общие работы (например, Р.Ю. Виппер «Очерки истории Римской империи»), так и обобщающие работы по данной теме (например, В.Ф. Миловидов «Восстание рабов в Италии под предводительством Спартака»).
   На наш взгляд, необходимо рассмотреть все ступени развития историографической литературы по данной проблеме. Как мы уже писали, на первом этапе изучения восстания Спартака ведущая роль принадлежала историкам ещё дореволюционной школы, которые рассматривали древнеримское общество как «капиталистическое». Р.Ю. Виппер считал, однако, что характерным явлением «римского капитализма» является массовое рабство, особенно во II и I вв. до н.э. Выражением кульминации политического и революционного сознания рабов, по мнению Р.Ю. Виппера, было восстание Спартака, на протяжении тёх лет державшее в страхе римское государство .О большом значении рабства и борьбы рабов в древнем мире писал В.С. Сергеев. Рассматривая Рим как сложное по своей структуре общество «спекулятивно-ростовщического античного капитала с элементами феодализма», он в тоже время называл его рабовладельческим («античное общество всецело покоилось на рабстве»). В восстании рабов он видел одну из причин, «в самой основе поражавшую народное хозяйство и державшую римское общество в состоянии какого-то перманентного политического кризиса и вечных социальных брожений и неурядиц» . Наивысшего апогея, подчеркивал он, освободительное движение рабов достигло во время «восстания рабов под предводительством гладиатора-фракийца Спартака» . Рассматривая причины его поражения, В.С. Сергеев одним из первых привёл такие доводы, как отсутствие у восставших единого плана, слабо выраженное сознание общей цели, отсутствие организованности, разногласия среди их руководителей. Об итогах борьбы рабов в древности он писал: «Как ни слабы по своим результатам для участников и организаторов были народные движения древности, всё же их значение для жизни всего общественного организма никоим образом не следует преуменьшать» . О большой роли рабства в древнем мире и значении восстания под руководством Спартака писали в своих первых крупных исследованиях по истории Древнего Рима С.А. Жебелев и С.И. Ковалёв .
   Огромное значение для дальнейшей разработки проблемы советскими историками-марксистами имела публикация в 1929г. работы В.И. Ленина «О государстве», в которой было сформулировано положение о том, что основными антагонистическими классами в древности были рабовладельцы и рабы , а восстания последних рассматривались как наиболее очевидное и острое выражение классовых противоречий той эпохи. Вместе с тем В.И. Ленин показал и такие черты восстаний рабов, как их стихийность, неосознанность целей борьбы, неспособность последовательно и самостоятельно отстаивать свои классовые интересы. В.И. Ленин называл восстание Спартака справедливой войной, защищавшей интересы порабощённого класса .
   Учение марксизма о рабовладельческой общественно-экономической формации, о классах и классовой борьбе в ту эпоху именно в те годы открыло перед отечественными историками широкие перспективы в разработке социально-экономических проблем древности, но, к сожалению, только с этой точки зрения. В 30-х гг. развернулась научная дискуссия по вопросам о характере основного противоречия в эпоху рабства, о способе производства, о классах и классовой борьбе в период развития и гибели античных государств, была осуществлена публикация источников («Античный способ производства в источниках»/ Под ред. С.А. Жебелева и С.И. Ковалёва – М.-Л., 1938 г.; Е.Г. Кагаров «Новооткрытый источник по истории восстания Спартака» - ПИДО, 1935г., № 9-10), историки выступили с рядом специальных работ по истории классовой борьбы в Древнем Риме (Л.В. Баженов «Классовая борьба в античном мире» - Л., 1931г.; С.И. Ковалёв «Классовая борьба и падение античного общества» - М.-Л., 1933 г.; В.С. Сергеев «Революция рабов в Римской республике»// «Борьба классов» - 1935 г., № 6). О восстании рабов под предводительством Спартака в этих работах говорилось как о крупном и наиболее ярком проявлении классового антагонизма в древнем Риме. А.И. Тюменев, одним из первых рассматривавший историю древней Греции и древнего Рима как историю классового рабовладельческого общества, писал, что восстания рабов в Сицилии и Италии хотя и были бесперспективными в отношении переустройства общественного строя, однако показали большую организованность по сравнению с выступлениями рабов в Греции .
   Однако в работах о борьбе рабов, вышедших в 30-е гг., имели место и иные моменты. Получило широкое хождение положение о «революции рабов», якобы опрокинувшей рабовладельческий строй. Эта концепция привела к тому, что в изучении социальных движений древности допускались определённые натяжки и некоторые отклонения в толковании источников; преувеличивалась роль борьбы рабов в исторических судьбах Рима; считалось, что класс рабов был от начала и до конца революционным классом римского общества, ведущим за собой крестьянство. Выступления рабов рассматривались вкупе с демократическими движениями свободных, где рабам отводилась роль сознательного и более организованного класса-гегемона, а движение италийского крестьянства рассматривалось как второстепенное, «попутное», соподчинённое восстанию рабов. Поскольку в ликвидации рабовладельческого строя восстания рабов II-I вв. до н.э. не сыграли существенной роли, была искусственно создана теория «двух этапов революции рабов», окончившейся в V в. н.э. крушением Римской империи и заменой рабства феодализмом. Восстания рабов II-I вв. до н.э. выделялись в «первый этап революции рабов». Кульминацией «первого этапа» считалось восстание Спартака, которому отводилась решающее значение в подрыве основ рабовладельческого строя в Риме, в кризисе и падении Республики и установлении Империи.
   Данные положения господствовали в отечественной историографии в 30-е годы. Не избежал их и первый крупный исследователь восстания Спартака А.В. Мишулин, выдвигавший «на первый план наиболее острые, важные и наименее изученные вопросы античности»  и опубликовавший в 30-х гг. ряд специальных работ по истории восстания Спартака («Восстание Спартака в древнем Риме» - «Известия» ГАИМК, вып. 76, 1934 г.; «Последний поход Спартака и его гибель» - ПИДО, 1935 г., № 7-8; «Революция рабов и падение Римской республики» - М., 1936 г.; «К истории восстания Спартака в древнем Риме» - ВДИ, 1937 г., №1). В результате кропотливого аналитического труда над ограниченным и сложным кругом источников ему удалось привлечь, частично заново перевести на русский язык и систематизировать все сведения древних авторов о восстании и его вожде, а также о борьбе восставших после гибели Спартака, о чем в предшествующей литературе почти не упоминалось. Наблюдения и выводы, к которым пришёл автор, были изложены им в монографии «Спартаковское восстание. Революция рабов в Риме в I в. до н.э.» - М., 1936 г.
   Методологической основой работы А.В. Мишулина явилось марксистское положение о том, что борьба рабов в древности была закономерным следствием развития рабовладельческой системы производства, что причины всех восстаний крылись в материальной основе рабовладельческого строя. Автор показал восстание Спартака как крупнейшее событие в истории классовой борьбы в древнем Риме, раскрыл организацию и политическую программу восстания (как он сам это понимал), социальный и этнический состав его участников, показал массовость движения . Решительно выступив против принятой на тот момент за рубежом характеристики участников восстания Спартака Т. Моммзена как «»мятежной шайки разбойников» и  личности вождя как «атамана банды» , А.В. Мишулин доказывает, что более тщательный анализ источников о восстании Спартака опровергает это укоренившиеся мнение . Мы имеем достаточно материала для того, писал А.В. Мишулин, чтобы утверждать, что «организация гражданской войны в восстании... поднимает Спартака на уровень великих полководцев в истории человечества» .
   Вместе с тем в исследованиях А.В. Мишулина имеется ряд спорных утверждений, которые подвергались критике уже в отечественной литературе 30-х гг. и последующих лет. Так, по мнению многих историков, он преувеличивал роль свободной бедноты в рядах армии Спартака, оценивая восстание как «рабско-бедняцкую революцию», в которой вместе с рабами участвовали свободные италийские крестьяне и солдаты – выходцы из их рядов. Восставшие рабы рассматривались А.В. Мишулиным как сознательный революционный и организованный класс-гегемон, который в ходе «рабско-бедняцкой революции» во главе со Спартаком ставил задачу освобождения от рабства и ликвидации рабовладельческой системы вообще. Крестьяне же, возглавляемые Криксом, Ганником, Эномаем и другими вождями, в целях захвата и перераспределения земель стремились идти на Рим. Это обстоятельство, по мнению А.В. Мишулина, не обеспечивало надлежащих условий для надежных и крепких форм смычки восстания рабов с «аграрной революцией» крестьянства . Именно поэтому, считал А.В. Мишулин, единство спартаковцев было нарушено их социальной неоднородностью. Наметившиеся в движении Спартака две задачи – освобождение рабов от рабства и освобождения крестьян от кабалы рабовладельцев – не были объединены между собой, что и предопределило неудачный исход «революции» . Против термина «рабско-бедняцкая революция» сразу же выступили П.Ф. Преображенский (Рецензия на книгу А.В. Мишулина «Спартаковское восстание»// «Историк-марксист» - 1936 г, № 6), А.Г. Сергиевский («Ценный, но сырой труд о революции рабов»// «Книга и пролетарская революция» - 1936 г., № 10). Во многом справедливость данной критики была позднее подтверждена материалами источников и новыми исследованиями отечественных историков.
   В соответствии с концепцией «революции рабов» А.В. Мишулин характеризовал восстание Спартака как одно из звеньев «первой фазы» этой «революции», переоценивая значение восстания в подрыве основ рабовладельческой системы хозяйства и его роли в подготовке «второй фазы революции». «Борьба против рабства как системы, - писал он, - проявляется именно с конца II в., когда рост самосознания рабов поднимает их в революции Спартака до попытки массового организованного освобождения от рабства и тем самым разрушения рабовладельческой системы хозяйства» . В его работах говорилось об экономической невыгодности труда рабов, о сдаче небольших участков земель свободным арендаторам, то есть о появлении колоната вследствие восстания Спартака, о большом росте вольноотпущенничества и рождении новой формы производительного труда – рабства на пекулии. Новая политика в отношении рабов и вольноотпущенников рассматривалась как начало разложения рабовладельческого способа производства вследствие потрясения римского общества движением рабов. Преувеличение значения роли восстания Спартака в изменении рабовладельческой экономики встречалось и в работах других историков 30-х гг. и последующих лет (С.И. Ковалёв «Об основных проблемах рабовладельческой формации»// «Известия» ГАИМК – М., 1936 г,  вып. 64; В.С. Сергеев «Очерки по истории древнего Рима»; Н.А. Машкин «История Рима» - М., 1948 г.). Исследователям тех лет был свойственен схематизм, обусловленный неразработанностью многих важных проблем древней истории.    
   Работа А.В. Мишулина о восстании Спартака отражала состояние разработки  отечественными историками проблем классовой борьбы рабов в древнем Риме. Несмотря на дискуссионность отдельных выводов и мнений, например, по вопросу о кризисе рабовладельческого строя в связи с выступлениями рабов в I в. до н.э., монография А.В. Мишулина и по сей день остается наиболее полным и серьёзным исследованием восстания Спартака в отечественной литературе.
   В процессе утверждения данной, марксистской, концепции античной истории изучение восстания Спартака проходило интенсивно как и в общеметодологическом плане, так и в плане уточнения достоверности материалов источников. Сложность задачи состояла в том, что материалы источников были скудны, противоречивы и субъективны. Скудость свидетельств античной традиции о рабах и их борьбе осложнялась неточностью приводимых фактов, имён, дат. Известия античных авторов о восстании Спартака носили фрагментарный, подчас противоречивый характер. Вопросы программы и целей движения, социального состава повстанцев, отношения к рабству как общественному явлению, причины разногласий среди восставших были затронуты так слабо, что можно было составить о них лишь приблизительное представление. Ученые проделали большую работу по выявлению, собиранию, анализу и критическому сравнению данных античной исторической литературы. Эта работа была тем более необходима, что исследователи восстания Спартака другими видами научной документации не располагают. Плохо сохранившийся фрагмент стенной живописи из Помпей с изображением сцены двух сражающихся всадников с надписью «Спартак» и «Феликс из Помпей», найденный директорам Неаполитанского музея А. Майури во время раскопок и опубликованный вместе с археологическими дневниками в итальянском журнале «Noticie degli sclave» в 1927 г., был единственной археологической находкой, которую мы можем рассматривать в связи с фактом гибели Спартака в последнем бою .
   Часть источников, относящихся к спартаковскому движению, была опубликована в хрестоматии, изданной в 1933 г. В более цельном и обобщенном виде источники по истории восстания Спартака были помещены в публикации С.А. Жебелева и С.И. Ковалёва «Великие восстания рабов II-I вв. до н.э. в Риме». В дополненном, систематизированном и в ряде случаев впервые переведённом на русский язык виде эти источники были собраны А.В. Мишулиным. Лишь в небольшой степени эти источники были пополнены А.А. Мотус («Восстание Спартака» - Л., 1937 г.) и Н.А. Машкиным («Принципат Августа» - М.-Л., 1949 г., стр. 113-121). Оригинальным исследованием об источниках спартаковского восстания была статья С.И. Протасовой. Сверив и уточнив источники, она определила направления, и мы их придерживаемся, которым античные авторы следовали в своих рассказах о Спартаке. Она установила две традиционные античные версии о спартаковском восстании: более раннюю и правдоподобную – у Ливия – Орозия – Саллюстия – Плутарха и менее убедительную – у Аппиана. Причём Аппиан, по мнению С.И. Протасовой, «пользовался не Ливием и не Саллюстием, а каким-то другим, более поздним неизвестным источником» . Вывод С.И. Протасовой о двух версиях в античной традиции о восстании Спартака с небольшими изменениями и дополнениями был принят отечественными историками античности. Наибольшее доверие вызвали данные первой версии – авторов, ближе других по времени стоящих к событиям восстания. Один из исследователей восстания Спартака, В.Ф. Миловидов, признавая наибольшую достоверность сведений Саллюстия – Ливия – Плутарха, заметил, что версия этих античных авторов условно может быть названа «официальной» . Что касается второй традиции – традиции Аппиана, то она наряду с положительным в целом отношением к свидетельствам этого автора вызывает у историков сомнения. Основная часть рассказа Аппиана о восстании Спартака противоречива. Большинство исследователей пришло к выводу, что никакого нового источника, использованного в повествовании Аппиана о спартаковском восстании, отличного от ливиевско-плутарховской традиции, очевидно, не было и что небрежное отношение с фактами, собственными именами и передачей хронологии явилось причиной имеющихся у Аппиана ошибок.
   Однако, даже эти, основные, источники по истории восстания Спартака не дают нам полного представления о ходе борьбы, ибо часть из них практически полностью утеряна – «История» Саллюстия, труд Ливия также затрагивает данное событие слишком кратко – периохи 95-97 книг, также утерянных, остальные источники слишком кратки или не имеют самостоятельного значения. Необходимо также отметить, что, несмотря на скудость основных источников, мы можем обратиться к произведениям иных римских писателей и деятелей, таких, как военный историк Фронтин, Цицерон, Патеркул и других содержится ряд косвенных указаний, которые помогают нам дать более полную картину всего восстания, и ответить на многие вопросы.
   В заключение хотелось бы отметить, что концепция «революции рабов», господствующая в отечественной историографии несколько десятилетий, была пересмотрена С.Л. Утченко, который подчёркивал: «Само собой разумеется, что тезис о революции рабов не может выдержать серьёзной критики. Что касается косвенно вытекающих из этого тезиса рассуждений о рабах как о классе-гегемоне, о союзе с беднейшим крестьянством, то всё это не что иное, как явная и неоправданная модернизация» . Вследствие этого восстание Спартака и по сей день рассматривается в отечественной исторической науке как обычная «рабская война» за достижение свободы.
   Кроме того, помимо собственно научных, исторических сочинений, восстание Спартака более или менее подробно освещалось в трудах таких учёных и военных теоретиков, как Б. Лиддел Гарт, Дельбрюк, Б.Л, Монтгомери и других. Рассматривая восстание Спартака лишь с точки зрения военной стратегии и тактики, данные авторы очень многое сделали для понимания именно этого, военно-стратегического аспекта движения, который даже сейчас вызывает больше вопросов, чем дает ответов.
   Целью нашей работы является рассмотрение следующей гипотезы: основным желанием (основной целью) спартаковского восстания было не освобождение рабов, а полное уничтожение римского могущества и римского государства. Для этого нам необходимо решить следующие задачи:
1) рассмотреть причины и предпосылки восстания:
А) как общая ситуация в Средиземноморье могла повлиять на начало восстания;
Б) рассмотреть институт гладиатуры в Риме;
2) рассмотреть военно-стратегический аспект восстания, чтобы понять, соответствовали ли действия вождя восставших поставленной цели – уничтожению Рима как государства;
3) в виде гипотезы рассмотреть возможную дипломатию Спартака.
   Методологической основой нашего исследования являются принцип историзма, придерживаемся позиции объективности истории и комплексного подхода.
   Основными методами, используемыми нами в работе, являются:
1) комплексный анализ источников, то есть произведений римских авторов, которые писали о восстании. Трудность этого метода заключается в определении достоверности источников (письменных), так как римские авторы относились к восставшим с предубеждением, а источников, отражающих точку зрения восставших, мы не имеем. Кроме того, необходимо отметить, что многие источники сохранились лишь отрывками или рассматривают восстание слишком коротко, или только в определенном аспекте;
2) метод реконструкции истории, то есть мы пытаемся не только рассмотреть события так, как они происходили, но и пытаемся создать модель развития исторических событий в том или ином аспекте;
3) сравнительно-исторический метод.


             
             
                 
               





             
   
        

[Александр Тагере]

Глава 1. Предпосылки и причины восстания.
   В данной главе мы должны рассмотреть не только причины восстания, но и то, как его начало было связано и с общей военно-политической и военно-стратегической ситуацией в Средиземноморье, чему историки при изучении Спартаковской войны, к сожалению, не уделяли должного внимания; на наш же взгляд, этот вопрос очень важен, так как рассматривать данную проблему (восстание под предводительством Спартака) следует только  на общем фоне развития Римской Республики и остальных государств бассейна Средиземного моря.
   Также, на наш взгляд, очень важно уделить внимание феномену гладиатуры в Риме, так как, по нашему мнению, без понимания этого явления невозможно разобраться, почему гладиаторы, не замеченные ни в одном крупном восстании или движении рабов и покоренных народов (например, в сицилийских восстаниях или в движении Аристоника в Пергаме) ни до, ни после Спартаковской войны, поднялись на борьбу с Республикой именно в этот исторический момент. Только совместив вместе рассмотрение этих проблем, мы можем перейти и к рассмотрению причин восстания и его участников, что также будет изложено нами в данной главе.
   § 1. Военно-политическая ситуация в Средиземноморье накануне восстания.
   После окончания диктатуры Суллы в 79 г. до н.э. и его смерти в 78 г. до  н.э. в Италии наступило то, что мы с полным основанием можем назвать «Смутным временем» или необъявленной гражданской войной. Диктатура Суллы, юридически нацеленная на восстановление власти нобилитета, а на самом деле подготавливавшая, по мнению историков, почву для абсолютной монархии, не смогла решить всех поставленных перед ней задач и преодолеть начавшийся перманентный  кризис римской государственности, и дала Республике лишь краткую передышку. Слишком многие были недовольны сулланской конституцией: ни часть нобилитета, поддерживавшая Суллу, но в то же время боявшаяся монархии, так как при этом она теряла власть; ни большинство партии популяров и марианцев, которые хоть и были разбиты, но сохранили часть своего влияния, к тому же уже поднимало голову следующее поколение демократов: недаром именно Гай Юлий Цезарь, марианец и популяр по своим взглядам, добился реабилитации (правда посмертной) Гая Мария, великого римского полководца и главного врага Суллы; недовольны были и италики, хоть и наделенные правами гражданства, но в тоже время жестоко пострадавшие в результате репрессивных мер сулланского режима и желавшие вернуть то, что потеряли. Все эти нерешённые проблемы привели к тому, что сразу же после смерти грозного диктатора политическая борьба вспыхнула с новой силой. В 77 г. до н.э. консул Марк Эмилий Лепид, бывший сулланец, затем перешедший в лагерь популяров, собрав войска, поднял восстание и потребовал от Сената реформы государственного устройства в сторону его демократизации и восстановления досулланских порядков, но его удалось разбить, в результате чего власть нобилитета в самой Италии на некоторое время укрепилась, хотя части армии Лепида под руководством Марка Перпенны удалось эвакуироваться на Сардинию, а затем переправиться в Испанию, где сражались марианцы под руководством Квинта Сертория.       Теперь же, как нам кажется, необходимо рассмотреть ситуацию в самом Средиземноморье (к положению в Италии мы ещё вернёмся несколько позже).     
   А ситуация в Средиземноморском регионе для Республики сложилась к описываемым нами событиям (70-е гг. до н.э.) весьма неблагоприятная, идут войны, причём римлянам приходится сражаться сразу на четырёх фронтах. Первый фронт - это война во Фракии, начавшаяся в 77 г. до н.э., одна из самых кровопролитных и тяжёлых войн в истории римского государства в республиканский период, но для римского господства на Балканах она не страшна: квириты наступают, фракийцы обороняются. В 74. г. до н.э. во Фракию был назначен консул Марк Лициний Лукулл, сумевший договориться с сильнейшим фракийским племенем одрисов, и начавший наступление на Ускудаму, последнюю крепость, удерживаемую свободными фракийцами. Марк Лукулл – великолепный полководец, за свою долгую жизнь он не проиграл ни одной войны, он твёрдо надеется на победу (именно его армия, возвращаясь в Италию, высадится в 71 г. до н.э. в Брундизии, опередив спартаковцев). Но это не самое главное. Как известно, примерно в тоже время (74 г. до н.э.)  свою третью войну с Римом начал понтийский царь Митридат. У него неплохая армия, устроенная по римскому образцу, и сильный флот, основу которого составляют пиратские эскадры, он уже занял римскую провинцию Вифиния и наступает на юг. Плутарх писал о начале этой войны: «Города встречали его (Митридата) с радостью, и не только в одной Вифинии: всю Малую Азию охватил приступ прежнего недуга, ибо то, что она терпела от римских ростовщиков и сборщиков податей, переносить было невозможно» . Ситуация сложилась настолько критическая, что в Азию была послана сильнейшая римская армия во главе с лучшим на тот момент полководцем Республики Луцием Лицинием Лукуллом, который смог несколько стабилизировать ситуацию в тот момент, когда понтийские войска осаждали Кизик. Ему удалось разбить понтийские войска на реке Риндака, и он «нанес им такое поражение, после которого женщины из Аполлонии выходили за стены собирать поклажу митридатовых солдат и грабить трупы» , однако главные силы Митридата уцелели, и война приняла затяжной характер и стала идти с переменным успехом (несмотря на то, что Лукуллу удалось разгромить понтийский флот и предотвратить высадку войск Митридата в Греции, что произошло в Первую Митридатову войну и чего очень опасались римляне, так как это бы ставило под угрозу уже саму Италию), что по прежнему оставляло владения Республики на Востоке в опасной ситуации.
Однако, на наш взгляд, наиболее неблагоприятная для Рима военно-стратегическая и военно-политическая ситуация сложилась в западной части средиземноморского региона. Римских владений там практически не осталось: дело в том, что от Республики отпала практически вся Испания, где, как мы уже упоминали, утвердился Квинт Серторий, один из ближайших соратников Мария, но, в отличие от остальных его приверженцев, слывший сторонником политики умеренности. Именно это и  помогло ему в Испании. Плутарх писал: «Он был щедр, раздавая награды за подвиги, но оставался умеренным, карая проступки» . Серторий создал армию из римских эмигрантов и испанцев, договорился с сильнейшими иберийскими племенами, открыл школу латинскую школу для детей испанских вождей (которые, по сути, являлись ещё и заложниками), проводил очень умеренную и разумную политику, ввёл справедливое управление, что отличало его от сенатских наместников в Испании и обеспечило ему огромную популярность у населения провинции. К 74 г. до н.э. Серторий, одержав несколько важных побед и заключив союз с Митридатом и пиратами, захватил почти всю Испанию (только к северу от реки Эбро удерживали позиции римские войска под командованием Метелла). Его агенты действовали уже среди племён Цизальпинской Галлии, подбивая их на восстание. Положение осложнялось для Республики ещё и тем, что Серторий до этих событий воевал также и в Северной Африке, где у него оставались сторонники: возможный прорыв полководца через средиземноморские порты Иберии в Африку поставил бы под угрозу Сицилию, а Сицилия – это мост в Италию. Ситуация сложилась настолько критическая, что Сенат был вынужден отправить в Испанию войска под командованием Гнея Помпея, но даже его прибытие не смогло сразу изменить обстановку. Помпей резко изменил всю политику Рима по отношению к испанцам (вводя справедливое управление и карая тех, кто притеснял местное население), сделав ставку на отрыв иберийских общин от Сертория и сокращения его социальной опоры, что к тому же сделало его имя и популярным у испанцев, однако в битве при Сукроне серторианцы разгромили его войска, а сам Помпей спасся чудом - его спасло лишь прибытие на место сражения армии под руководством Метелла.  И здесь, на наш взгляд, Серторий  в стратегическом плана допустил ошибку - не добил войска Метелла и Помпея. Это позволило им привести армию в порядок, Помпей начал атаковать снова и снова. В Испании в стратегическом и военно-политическом плане сложилась, по нашему мнению, патовая ситуация – Серторий «держал удар» (контролировал большую часть страны), но добить римские войск и одержать решающую победу не мог. Для Помпея же ситуация осложнялась ещё и тем, что в самой Италии кто-то влиятельный (из тайных сторонников марианцев и Сертория) умело саботировал войну в Испании: «Он (Помпей) писал сенату, что отведёт из Испании войска, если ему не будут присланы деньги, ибо своё состояние он уже исчерпал во время прошлой войны за Италию» . Как мы видим, саботаж довольно удачный, если верный сулланец, единственный полководец, способный бороться с Серторием на равных, не получает денег для войска и вынужден воевать на свои средства.
   А ведь есть ещё и четвёртый фронт – это пираты, союзники и Митридата, и Сертория, которые устроили для них базы. Они всюду – от Испании до Сирии, но основная база их в Киликии (юго-восток современной Турции). С пиратами Республика воевать не в состоянии: как раз в 74 г. до н.э. против пиратов был послан флот под командованием претора Марка Антония, который будет сражаться с ними три года. Война для римлян оказалась неудачной – возле Крита римский флот был разбит, и морское могущество Республики оказалось подорванным.
   Какой же вывод мы можем сделать на основе имеющихся данных? Стратегическое и политическое положение Республики очень опасно, римляне вынуждены сражаться на нескольких фронтах. Четыре войны, на которые были посланы лучшие войска и лучшие полководцы, по сути, оставили Италию беззащитной. На наш взгляд, лучшего времени для того, чтобы восстать против Рима и сокрушить его, не предвидеться. Но какими же резервами могли обладать восставшие? Прежде всего, это, конечно, рабы. Население Италии в то время составляло восемь миллионов свободных граждан, из которых большая часть была италиками, получившими свои права совсем недавно в результате первых гражданских войн, но в тоже время, как мы уже писали, недовольных общей политикой Рима по отношению к себе и способные поддержать какое-либо движение, выступающее за уничтожение римского господства; четыре миллиона рабов, а также два миллиона вольноотпущенников. Это означает, что римляне, по сути, вынуждены будут воевать только одной рукой, так как сами они считали, что «сколько рабов, столько врагов». Конечно, не все рабы готовы бунтовать, да и бежать тоже готовы далеко не все, но опаска есть всегда. А вот для восставших рабы могут стать резервом, и очень немалым.
   Рабы и так бегут, да не просто бегут – разбойничьи шайки сколачивают и, по сути, получают боевой опыт (многие из них присоединятся впоследствии к армии восставших). Разбойников именно в эти годы в Италии было немало – с ними пытались бороться, но без особого успеха. В 78 г. до н.э. по инициативе Марка Лукулла был принят закон против разбоев , но пользы он не принёс. А вдобавок, ко всем проблемам на Италию обрушилась ещё одна – голод 75 г. до н.э.
   В таких условиях и был открыт пятый фронт против Римской Республики – спартаковская война в Италии. Как нам кажется, время для выступления восставших, с военно-стратегической точки зрения, было выбрано наиболее оптимально, когда враги Рима были сильны и каждая победа и каждое поражение могли склонить чашу весов в любую сторону, и когда ещё ничего не было предрешено. 
   

[Александр Тагере]

§ 2. Институт гладиатуры в Риме.
   Держать в рабстве человека опасно.
   Римляне, достигшие в истории самого высокого уровня развития рабовладельческого общества, знали это твёрдо и считали, что «сколько рабов – столько врагов». Свободный человек, попавший в рабство, не всегда смирялся. Тот, кто родился в рабстве, помнил о свободе своих предков, даже если они были не близкие, и прошло несколько поколений. Попадались и те, кто смирился, но такие становились опаснее прочих – вместе с любовью к свободе они теряли и остатки личности, и били в спину при любом удобном предлоге.
   К чему мы написали всё это? К тому, что сами римляне не удивлялись  и побегам рабов, и разбоям, и восстаниям. Не только не удивлялись, но и чётко фиксировали, изобретя даже специальный термин – «рабская война» (bella servillia).
   Примеры.
   В войске Секста Помпея, воевавшего против Антония и Гая Октавия, было много рабов. Сам Секст Помпей – не раб, он сын Гнея Помпея Магна, но война с ним – рабская война.
   Много рабов было в войске Аникета. Аникет – бывший наварх царства Понт. В 69 г. н.э. он попытался освободить родину от римлян, для начала уничтожив римский гарнизон в Трапезунде. Казалось бы, типичное восстание покоренного народа, но в Риме чётко фиксируют: рабская война.
   Восстание Спартака, с этой точки зрения, должно было считаться типичнейшей рабской войной, примером для  римских авторов. Должно было - но не считалось. Её так действительно называли, но далеко не всегда, и то с важными оговорками. Орозий пишет: «Стала угрожать эта война с беглыми рабами, или, сказать правильнее, с гладиаторами» , а известный римский историк Флор не знает, «каким именем назвать войну под начальством Спартака» , и сразу же даёт ответ, почему: «Когда рабы стали воинами, а гладиаторы стали предводителями, первые по положению люди низшие, а вторые наименее заслуживающие почтения, они своими издевательствами увеличили бедствия римлян» . Как мы можем видеть, Флор разделяет гладиаторов и просто рабов, и выходит, гладиаторы низшими по положению людьми всё же не являются. А вот Аппиан точно уверен: «война с гладиаторами», не с рабами.
   На первый взгляд это нелогично, и прежде всего не потому, что  гладиаторы тоже рабы, а потому, что в войске восставших они составляли меньшинство. Тот же Аппиан утверждает, что летом 72 г. до н.э. в войске Спартака насчитывалось 120 тыс. человек, то, скорее всего, гладиаторов в этой армии была даже не четверть. На Рим наступали в большинстве своём самые обычные рабы.
   Однако понять римских авторов всё же можно, к тому же они сами дают ответ: «гладиаторы стало предводителями». Поясним это на уже приведённых примерах.
   Война с Секстом Помпеем – рабская война, но противник – именно Помпей. Рабы – это только инструмент борьбы. И война с Аникетом – рабская, но враг всё же именно Аникет. Рабы – часть его войска, но руководят не они, а бывший адмирал понтийского флота. И в этом – суть сомнений римских авторов, не знавших, как назвать Спартаковскую войну.
   Своим врагом римляне считали не «просто» рабов, а именно гладиаторов. Именно в этом нюанс, который опускают исследователи. Нюанс, а также источник недоумения, даже растерянности римлян. Рабские войны Республика знала и ничуть этим войнам не удивлялась, а вот борьба с гладиаторами была чем-то неожиданным, новым, ведь за всю историю Рима война квиритов с восставшими под предводительством Спартака была единственным известным нам  восстанием гладиаторов.
   Оговоримся: известны ещё две такие попытки. При Нероне в городе Пренесте в одной из казарм взбунтовались гладиаторы. Бунт был подавлен охраной без привлечения дополнительных сил. Ещё раз взбунтовались гладиаторы при императоре Пробе. Эту попытку охрана также пресекла в зародыше. Вырваться из школы гладиатором всё же удалось, но охрана перехватила. То, что эти бунты были подавлены внутренней охраной казарм, говорит об их незначительности. Гладиаторы – профессиональные убийцы, и дрались они, безусловно, лучше охраны. Скорее всего, эти неудавшиеся попытки были обычными тюремными бунтами без всякой подготовки, а, возможно, и цели.
   Итак, как мы видим, сами гладиаторы практически никогда не бунтовали. «Просто» рабы (пастухи, невольники с виноградников, домашняя обслуга) – сколько угодно, а вот гладиаторы – нет. Более того, ни в одной «чисто» рабской войне (к примеру, в обоих Сицилийских восстаниях) гладиаторы не замечены. Нет ничего удивительного, что римские историки весьма удивлялись и не могли понять.
   Главная же причина этого непонимания в том, что гладиаторы (да, рабы, да, смертники) всё же не считались «просто» рабами. Вспомним Флора: «наименее заслуживающие почтения». Как мы можем видеть, гладиаторы, с точки зрения римлян, - отдельная корпорация. Презираемая – но не «низшая». А восстали только один раз – при Спартаке.
   Кроме того, что тоже в некоторой степени удивительно, заметить гладиаторов можно и в самой гуще сотрясающих  Республику политических событий:
1. Вскоре после восстания Спартака римский авантюрист Катилина решил захватить власть. В Этрурии он начал собирать войско, и в этом войске оказалось немало гладиаторов. Армия была разбита. Гладиаторы сражались до конца.
2. Немногим позже в Риме «прославился» ещё один авантюрист – народный трибун Клодий. Его личная охрана – гладиаторы.
3. Против Клодия его противники выставили другого авантюриста – Милона. Тот также окружил себя гладиаторами. В конце концов, охрана Милона напала на охрану Клодия, и тот был убит.
   Как видим – гладиаторы – в первых рядах гражданской смуты. Они даже сражаются  против регулярной римской армии. И не только сражаются. Известны случаи, когда гладиаторы обучали римских солдат боевым приёмам. К примеру, в 106 г. до н.э. они служили инструкторами в армии консула П. Рутилия Руфа.
   Примеры можно множить и дальше, однако уже ясно: гладиаторы не жалеют своих и чужих жизней, выступая в качестве наёмников, а ещё точнее – наемных убийц.
   Интересно, что ни в одном из указанных случаев гладиаторы не предавали своих хозяев. В этом их отличие от «просто» рабов. Гладиаторам верят, им дают в руки оружие, позволяют защищать спину хозяина. Перед лицом опасности гладиаторы не бегут, а сражаются до конца, и римляне этому не удивлялись.
   А вот гладиаторам в войске Спартака удивлялись, да так, что не знали, как правильнее эту войну назвать. Часто её именно так и именовали – войной со Спартаком или Спартаковской войной. То есть Спартак – враг, а при нём его гладиаторы.
   На наш взгляд, этот факт в некоторой степени опровергает весьма распространенное в литературе убеждение, будто Спартак был своему войску не хозяин, которое получило распространение ещё в древности – у Плутарха или Аппиана мы можем прочесть о том, что восставшие «не захотели», «раздумали» или «не послушали» вождя. Марксистская историография также делает упор на «стихийности» подобных выступлений.
   При обычном бунте так и происходит. Бунтовщики – нечто иное по сравнению с регулярной армией. Но вспомним: «гладиаторы стали предводителями». Итак, армейские низы – это действительно беглые рабы и люмпен-пролетариат. Это и в самом деле недисциплинированные бойцы, но над ними стоят гладиаторы, костяк повстанческой армии. Гладиаторов же в их казармах и школах хорошо выучили, как подчиняться и как заставить подчиняться прочих. А над ними стоит Спартак и отдаёт приказы. Ничего «стихийного» в действиях Спартака не было. Вспомним:
—  Вначале был глубоко законспирированный заговор.
— Затем несколько десятков беглых гладиаторов за год организовали десятитысячную армию.
— Эта армия в течение двух лет совершала сложнейшие манёвры, причём римские войска ей в этом уступали.
   Как мы видим, никакой стихийности. Гладиаторы, подчинявшиеся приказам Спартака, и обеспечивали отсутствие таковой. А для того, чтобы оценить уровень дисциплины спартаковцев, необходимо посмотреть цитату из Плиния Старшего: «Спартак запретил в своём лагере кому бы то ни было иметь золото и серебро. Настолько выше было у наших беглых рабов благородство души» .
   Итак, с дисциплиной в армии восставших всё было в полном порядке, приказы вождя выполнялись, безусловно и беспрекословно, да такие, которые даже не всякий современный военачальник отдаст.  Иное дело, что противоречий в войске Спартака действительно хватало, но связаны они были с другим, что мы в последствии увидим.
   Теперь же, как нам кажется, необходимо рассмотреть, что гладиатура представляла собой изнутри. С  внешней стороны, по нашему мнению, гладиаторы походили более всего на нынешних бойцов на татами и ринге. И всё происходило примерно также: и собирались зрители, и ставки делали. А чемпионы-гладиаторы были не менее популярны, чем победители сегодняшних турниров по единоборствам. За что же их римляне презирали?
   Всё на самом деле объясняется очень просто. Беда в том, что русское слово «презирать» не очень точное. И то «почтение», о котором писал Флор, не совсем почтение в нашем смысле этого слова. Имелось в виду нечто близкое – но всё-таки другое.
   Римляне боялись смерти. И мертвецов боялись, и всего, что с этим связано. В этом они не были оригинальны, но всё-таки, в отличие, к примеру от нас, боялись как-то о особому – возникает ощущение, что они верили в то, что знают, что их ждёт после смерти. Для римлян гладиаторы были мертвецами – самыми настоящими, только ещё не погребенными и очень активными. Вот римлянам и было страшно и противно. Посему «презрение» надо понимать, скорее всего, как «омерзение».
      Правда, вроде бы есть одна неувязка. Римляне мертвецов бояться – и мертвецов же на арену выпускают. На самом деле неувязки нет – есть логика.
   На рубеже нашей эры римляне были ещё  очень молодым народом. Сами они считали, что 74 г. до н.э. – это всего лишь 679 г. от основания Рима, и как всякий молодой народ, квириты ещё не успели накопить своей мудрости, зато сполна заимствовали чужую – мудрость этрусков.
   Так вот, известно, что гладиаторы, - изобретение этрусков, и они же создали целый культ мёртвых. Главная цель этого культа – защититься от покойника, задобрить его жертвоприношением. Оригинальность этрусков была в том, что они предпочитали, чтобы жертвы сами убивали друг друга.
   Итак, гладиаторы, - жертвы мертвецам, самые настоящие покойники. С того момента, как человек становился гладиатором, он считался принадлежащим душе того,  в честь которого ему и надлежало умереть. Как писал святой Тертуллиан: «То, что жертвовали умершим, считалось служением мёртвым» .
   Римляне этрусский культ заимствовали полностью, и у них появились свои гладиаторы.  Историю римской гладиатуры мы излагать подробно не будем, об этом есть хорошие работы. Но вот что любопытно. В начале гладиаторов было мало. Выставлялись на погребальных играх, как правило, три-четыре пары.
   Однако, в 105 г. до н.э. гладиатура становится государственным делом. Отныне бои проводятся официальными лицами, более того, теперь это их прямая обязанность. Именно с этого времени гладиаторские бои становятся такими, какими мы их привыкли представлять, арена, дружный хор публики, тысячи зрителей. Почему?
   Историки замечают, что к этому времени вера в богов у римлян слегка ослабла, и гладиатура как бы отрывается от заупокойного культа, и становится  просто спортом, кровавым зрелищем.
   Нам же кажется, что и во времена Спартака гладиатор – жертва, только отныне её приносит уже не отдельная семья, а вся Римская республика, недаром Синезий пишет: «...Крикс и Спартак, люди из низших гладиаторов, предназначенные быть на арене цирка очистительными жертвами за народ римский...»
   Итак, можно сделать вывод. Во времена Спартака гладиатура – государственное дело, связанное с заупокойным культом.   
   

[Александр Тагере]

§ 3. Причины восстания. Его участники.   
   Чтобы увидеть причины движения Спартака, нужно понять, что же представляло собой римское общество конца II- первой четверти I века до н.э. Прежде всего – это бурно развивающиеся рабовладельческое общество, приближающиеся к апогею. Особенно заметным было экономическое развитие, создание сложной и относительно производительной экономики. Это предполагало прежде всего развитие главной ветви античного хозяйства—сельскохозяйственного производства. Именно в это время в римском сельском хозяйстве формируется новая структура, предполагающая преимущественное развитие интенсивных отраслей: оливководства, виноградарства, выращивание плодовых деревьев и овощей. Больших успехов достигает хлебопашество. Традиционное скотоводство трансформируется в высокодоходное стойловое животноводство, предполагающее постоянную кормовую базу, рациональные методы откорма скота, его селекцию и получение больших доходов. Осваиваются новые земли, ранее считавшиеся неудобными, корчуются леса, вырубаются кустарники, осушаются болота, расширяется сельскохозяйственная площадь.
   II-I вв. до н.э. – время бурного развития городов и городской жизни, расширение и благоустройство существующих городов, возникновение новых из племенных центров и посёлков. Резко возрастает численность городского населения, которое пополняется за счёт уходящего из сельской местности разоряющегося крестьянства, за счёт прибывающих из провинций и свозимых в Италию рабов. Резко возрастающее городское население теряет связи с земледелием, активно включается в ремесленное производство, торговые и другие коммерческие операции, а то и просто превращается в незанятое трудом население, античный люмпен-пролетариат. Данное население необходимо было кормить, и потому возникает потребность в решении продовольственной проблемы. Возрастающие потребности и граждан, и неграждан могло удовлетворить лишь динамичное сельское хозяйство – прежде всего в самой Италии, но также и продовольствие, ввозимое из завоеванных провинций.
   Бурная урбанизация Италии вела к созданию благоприятных условий для успехов ремесленного производства в городах и интенсивных торговых и иных коммерческих операций, естественным средоточием которых были прежде всего города. Основой хозяйственного развития римского общества прежде всего было широкое внедрение рабского труда в римскую экономику и возможность вложения различных материальных ценностей, выкачиваемых римлянами из провинций. Эти награбленные ценности, рабы, захваченные во время войн, большей частью переправлялись в Италию, в определенной степени вкладывались и в организацию рабовладельческих поместий в сельской местности, и в рабовладельческих мастерских в городах.
Подъём римской экономики, увеличение продуктивности рабовладельческих вилл и ремесленных мастерских стало возможным лишь за счет умелой организации рабского труда, многообразной эксплуатации. Увеличение норм и степени эксплуатации рабов служило источником большого социального напряжения, питало противоречия между рабовладельцами и рабами.   
Однако острые противоречия, большое социальное напряжение в римском рабовладельческом обществе создавали лишь основу для открытых конфликтов между различными социальными слоями, группами и классами. Для того, чтобы на этой основе мог разразиться открытый конфликт и вылиться в вооруженное восстание, необходимы были и другие факторы, в частности характер взаимоотношений других социальных слоёв римского общества и состояние политической власти рабовладельческого государства, того аппарата, который обеспечивает господствующим слоям возможность их существования.
   Опять-таки и здесь положение было благоприятным для возникновения мощного социального взрыва. Римское общество II-I вв. до н.э. было наполнено конфликтами внутри свободного населения. Эти конфликты дополняли и расширяли противоречия между рабами и рабовладельцами. Прежде всего следует отметить, что свободное население римского общества не было однородным, оно делилось на различные классы и социальные прослойки. Классу римских рабовладельцев, землевладельцев, коммерсантов, собственников мастерских, кораблей противостоял класс мелких производителей, бедных земледельцев, ремесленников, торговцев, не применяющих рабской силы и живущих трудом собственных рук. Этот класс мелких производителей страдал от произвола рабовладельцев, хотя характер этих противоречий был иной, чем у класса рабов. Разоряющиеся мелкие собственники, с трудом сводящие концы с концами, арендаторы, батраки требовали более прочных условий своего существования, гарантированного участка земли, экономического порядка, протекции государства. Линия противоречий рабовладельцы – мелкие свободные производители отчетливо прослеживается в последние столетия Римской республики. Она, в свою очередь, осложняла общую социальную обстановку Рима конца II – первой четверти I в. до н.э.
Развитие рабовладельческих хозяйств наносило определённый ущерб существованию мелкого производства, делало его нестабильным, и это. В таких условиях часть недовольных условиями своего существования свободных мелких производителей могла использовать движение рабов в своих целях, часть даже принять участие в самом движение, о чем сообщают наши источники. Однако, так как цели у этих двух групп восставших были различными, то мы можем говорить лишь о некоторых совместных действиях против Рима на определенных этапах борьбы, но не о создании союза римских рабов и свободной бедноты.
Общая ситуация среди римских рабовладельцев также была достаточно сложной. Данный класс не был единым и монолитным: он был расколот на разные социальные слои. Нобилитет, всадничество, местная верхушка италийских городов, провинциальные рабовладельцы имели разные интересы, которые не совпадали друг с другом, имели разные социально-политические программы дальнейшего развития и за осуществление этих программ вели ожесточенную политическую борьбу, перераставшую зачастую в кровопролитные вооруженные столкновения.
Эта внутриполитическая борьба разных фракций господствующего социального слоя ослабляла в целом силу и мощь республиканского государственного аппарата, создавала слабые места, через которые могло прорваться недовольство угнетенных слоев населения. Более того, отдельные политические группировки рабовладельцев пытались использовать растущее недовольство эксплуатируемых социальных групп, чем также создавали благоприятные условия для вспышек такого недовольства, проявления социального напряжения вплоть до вооруженного восстания.
Итак, как мы видим, 70-е гг. до н.э. были временем большой напряженности в классовых и социальных отношениях в римском обществе, временем обострения разных линий классовой и социальной борьбы. Таков был социальный фон восстания, из которого и вытекали во многом его причины: недовольство италиков и рабов политикой Рима, хоть и в разных плоскостях.
Однако, как мы уже упоминали, сами римские историки и писатели считали, что восстание Спартака – это не обычная «рабская война», а восстание гладиаторов, и чтобы разобраться в этом моменте, необходимо обратить внимание на то, кто же принимал участие в данном движение.
А как же становились гладиаторами, что они собой представляли? Было несколько способов, с помощью которых человек мог стать гладиатором. Первой – это когда сами хозяева своих рабов продавали в гладиаторы. Вместо того чтобы розгами засечь или на крест оправить, господин сбывал такого провинившегося раба ланисте.
Попадали и преступники – не из рабов, а из свободных: разбойники, пираты, просто убийцы. Таких в школу гладиаторскую оправляли по суду, даже формула приговора особая имелась: «К мечу». Правда, во времена Спартака их было ещё немного. Это способ второй.
Попадали и военнопленные. Эти считались толковее прочих, потому что уже умели драться. Но и опаснее, ибо были они врагами не только ланисте, но и уже всему Риму. Впрочем, на это тоже расчет делался: пусть враги убивают друг друга.
Это способ третий.
Были рабы, а были и бывшие рабы. Освободился гладиатор из рабства – а куда идти? Драться он умеет, но с таким талантом на свободе опасно. Вот и шли бывшие гладиаторы на контракт. Такие особенно высоко ценились, ведь сражались по собственному желанию. Причем, как было замечено самими римлянами, много яростнее, чем рабы.
Это способ четвёртый.
И, наконец, были просто свободные, которые в гладиаторы сами продавались. Таких ценили особенно – и особенно презирали.
Это способ пятый и последний.
Позже, при Империи, в гладиаторы можно было попасть и другими путями, но ни Спартак, ни его товарищи до тех времен не дожили.
В школе же будущие гладиаторы проходили отбор, но не естественный, а наоборот – противоестественный. Не хочешь своих же собратьев убивать – умрешь. Не хочешь на арене позориться – умрешь. И не просто умрешь, а, так сказать, агитационно, всем прочим на страх.
Но даже если человек на все соглашался, это не была гарантия долгой жизни. Гибли на тренировках, гибли от болезней, с ума сходили – а выживали волки, зверье, те, у кого в душе пусто, кто способен друга зарезать.
Выживали и другие – те, что, зубы сцепив, часа своего ждали. Или надеялись законным путем на свободу выйти – или из школы по костям надзирателей вырваться. Но в любом случае выживали самые сильные. А потом, когда бои на арене начинались, отбор этот в каждом сражении происходил. А выжившие в этих боях менялись. Появлялось особенное гладиаторское сознание. Суть его понятна: гладиатор уже «мертвец», но физически он еще жив. И не просто жив – он сильный, его ценят.
А потому гладиатор, особенно удачливый, не чувствовал себя «просто» смертником. Он себя уважал, себя ценил, ремесло свое смертное тоже ценить начинал и не желал больше ни на что менять – и выше прочих себя ставил.
Потому и не боялись римские политики гладиаторов в охрану брать. Конечно, брали не всяких, а с разбором, какие были более надежными. И не ошибались – не предавали гладиаторы, уважали они своё ремесло.
Понять такое трудно, но наш взгляд, можно – корпорация. А у всякой корпорации законы сходные. Вновь вспомним Флора: «Когда рабы стали воинами, а гладиаторы стали предводителями, первые по положению люди низшие, а вторые наименее заслуживающие почтения...» – только это для свободного римлянина гладиаторы почтения не заслуживали, а сами они свое ремесло почитали. Хозяева же чувство корпоративности, профессиональную гордость эту всячески поддерживали, и не зря.
Как мы видим, гладиаторы, особенно те, кто хороши в своем ремесле, – нечто совсем иное, чем, скажем, рабы на винограднике или домашняя обслуга. Это народ сильный, в себе уверенный, жестокий. Не очень дружный, но спаянный смертной спайкой – и опасный, смертельно опасный.
Но почему же именно в капуанской школе Лентула Батиата возник заговор? Для этого необходимо понять, из каких слоев и категорий населения туда попадали гладиаторы: «У некоего Лентула Батиата была в Капуе школа гладиаторов, из которых большинство были галлы и фракийцы, заключенные в темницу для гладиаторских состязаний вследствие несправедливости купившего их господина. Они были заключены здесь и предназначены для гладиаторских боёв» .
Как нам кажется, очень странным является тот момент, что в школе сложились два таких «этнических большинства». В эти годы, как мы уже знаем, Рим во Фракии воевал, а вот в Галлии – нет. Возникает вопрос – откуда же берутся рабы-галлы? Из римских провинций, Галлии Цизальпинской и Галлии Нарбонской? Но ведь галлы из Галлии Цизальпинской – римские граждане, а граждане могли стать рабами в исключительных случаях. Из Нарбонской? В принципе возможно, но ведь там тоже – ни войны, ни бунта. Между тем именно в эти годы очень много рабов привозили в Рим с Востока, особенно из Малой Азии. И в тоже время этих рабов мы даже не замечаем в восстании Спартака.
Однако вопрос не в этом – что значит «вследствие несправедливости купившего их господина»? Купивший их хозяин – Лентул Батиат. Но в чём несправедливость?  Не хотели в гладиаторы идти, а их заставили? Но ведь они рабы, а раб, согласно римскому законодательству – «говорящее орудие». Можно говорить о хозяйской жестокости, самодурстве, о людоедстве даже – но не о несправедливости.
Тогда в чем несправедливость? А несправедливость, по нашему мнению, могла быть только в одном единственном случае – если будущих гладиаторов продали в рабство незаконно, если они юридически – свободные.   
Такое, конечно, бывало, но достаточно редко, но вспомним ещё раз, что пишет Плутарх: «Двести человек из них сговорились бежать» .
Как видим, двести незаконно проданных в рабство в одной гладиаторской школе. Двести римских граждан? А ведь за незаконное обращение в рабство по римским законам полагалось самое суровое наказание. А теперь мы можем обратиться к Саллюстию: «Немногие благоразумные одобряли и говорили, что им нечего искать другого метода отступления; это были люди свободного духа и прославленные...»  Так кто же такие эти «прославленные»? Те, кто на гладиаторской арене своих же товарищей по несчастью убивали? Однако Саллюстий пишет «свободные духом».
Если же Плутарху и Саллюстий поверить, а у нас нет сомнений в отношении этих авторов, то получается, что  в школе Батиата содержалось двести человек, незаконно проданных в рабство. Среди них были люди свободные духом и прославленные. В их среде скорее всего и возник заговор.
Чтобы разгадать данные несоответствия, необходимо вспомнить, что Плутарх жил через полтора века после Спартака, причём в Греции, латинский язык знал не очень хорошо, Рим изучал по книгам, впервые приехал в Италию уже пожилым человеком. Следовательно, все римские реалии он брал из вторых рук или даже из третьих. Брал – и порою, возможно, не мог разобраться. И тут мог не разобраться. Что-то прочитал, попытался осмыслить – и получил два землячества, фракийское и галльское, а вдобавок и двести человек, несправедливо проданных в рабство. Однако и фракийцы, и галлы в войске Спартака были очень странными (ну хотя бы тем, что не хотели Родину (каждый свою) спасать, когда появилась такая возможность).
Чтобы разобраться в данном вопросе, необходимо вновь вернуться к институту гладиатуры в Риме. Мы уже писали, что гладиаторы делились на так называемые корпорации. Главных гладиаторских корпораций у римлян было две, их римляне также позаимствовали у этрусков. И пока гладиаторы существовали, эти корпорации оставались основными. Одна корпорация называлась «галлы», а вторая – «фракийцы».
Этруски придумали такое, потому что с галлами и фракийцами неоднократно воевали. Посему и гладиаторы, что из пленных набирались, такие названия получили. И не только названия, оружие и снаряжение тоже.
Римляне всё это в наследство взяли и приумножили. «Галлы» с «фракийцами» остались, но врагов много, и вот в придачу появились «самниты». Настоящие самниты вели, как известно, с римлянами три войны, да и потом несколько раз сражались – с весьма переменным успехом.
Остальные корпорации были меньше. Их было много, но народ, как и прежде, всё больше за «галлов» с «фракийцами» болел. Так что Плутарха мы имеем возможность перевести и несколько иначе: «У некоего Лентула Батиата была в Капуе школа гладиаторов, из которых большинство были «галлы» и «фракийцы», заключенные в темницу для гладиаторских состязаний вследствие несправедливости купившего их господина. Они были заключены здесь и предназначены для гладиаторских боёв».
Как нам кажется, всё логично. В гладиаторской школе Батиата готовили главным образом «галлов» и «фракийцев», потому что они были самыми популярными. А вот из кого эти «галлы» и «фракийцы» набирались, уже не имело практически никакого значения.
Как мы видим, с «галлами» и «фракийцами» всё решается достаточно просто, а вот с «несправедливостью» гораздо сложнее. Ведь не мог же Плутарх сам до такого додуматься, жил он много позже, о Спартаке только у римских авторов читал.
И Саллюстий, как мы уже упоминали, пишет о «свободных духом» и «прославленных».
Как нам кажется, сначала необходимо разобраться с командирам войска восставших. Знаем мы о них не так уж и мало, и в первую очередь – имя, которое может сказать о человеке очень многое.
   Итак, Гай Ганник, как мы знаем из источников, галл-инсубр из Галлии Цизальпинской. От рождения носит имя Канникас или Канникий, но называют его по-римски. И не спроста. Римское имя – это «паспорт». Если человека так зовут, значит, наверняка он римский гражданин, пусть даже бывший. А вот если негражданин по-римски себя называть пытается, его и в тюрьму посадить могут - за самозванство.
   Римские историки восставших гладиаторов ненавидели, но о Гае Ганнике не спорили, называя по-римски, как гражданина. А мы должны вспомнить, что в 89 г. до н.э. все свободные жители Цизальпинской Галлии получили все права римского гражданства. Так что Ганник – «галл» из настоящих галлов, да еще и римский гражданин. Но бывший, потому как ныне он раб-гладиатор.
   А вот Крикс тоже «галл», но это имя не галльского, а греческого происхождения, и означает оно «Носящий браслет». Однако носили это имя (вместе с браслетом) не греки, а оски, одно из италийских племен.
   Тут требуется некоторое пояснение. Греки жили в Италии еще со времен Троянской войны. Особенно много их обитало на юге, эти места так и назывались - Великая Греция. За века местные жители и сами на греков походить стали. Именами тоже. Попросту говоря, свои имена на язык Гомера переводили.
   Итак, Крикс – скорее всего оск. Оски как раз там и жили – в Кампании, где Капуя. Появились они там за несколько веков до Спартака из соседнего Самниума. Не просто появились – вместе с союзниками Кампанию завоевали и правили ею, пока римляне не появились. Имена оски носили греческие, но свой язык ко временам Спартака еще не забыли. Так и писали по-оскски – греческими буквами. Не исключено, что гладиаторствовал Крикс в родных местах, а может в родном городе.
   Оски жили не сами по себе. С седой древности входили они в большой племенной союз – самнитский. Нужно помнить, что самниты – одни из злейших врагов Рима, вели с ним три войны, поэтому римляне почти всех самнитов вырезали и в рабство продали. А те, что уцелели, римское гражданство все-таки получили – в тот же год, что и галлы. Значит, Крикс теоретически тоже мог быть римским гражданином.
   Но имя говорит не только о роде или племени.  «Носящий браслет» – имя жреческое. Сам Крикс жрецом мог и не быть, но то, что он из соответствующей семьи – наверняка. Поэтому, как нам кажется, мы имеем следующее – Крикс, оск, потомственный жрец и, вероятно, римский гражданин – но тоже бывший.
   Итак, Ганник и Крикс – галл-инсубр и оск. Оба из Италии, оба имеют все права на римское гражданство, но к 74. г. до н.э. и оск, и инсубр не граждане, а рабы, гладиаторы-«галлы».
   Что мы еще можем сказать о Ганнике и Криксе? Оба стали командирами, значит, имели у товарищей авторитет. Авторитет же такой не просто так завоевывается, следовательно, сражались на арене не первый год. Оба имели военный опыт, ведь не зря их командирами выбрали. Значит, скорее всего, воевали, и не просто воевали, а против Рима. Иначе с какой стати италиков, да еще и римских граждан, в гладиаторы бы отправляли?
   Как мы видим, у Ганника и Крикса очень много общего. Недаром Крикс стал командиром отдельного отряда, а Ганник – его заместителем. Когда же Крикс погиб, именно Ганник возглавил отряд, оставшийся без командира.
   А вот еще один командир – Эномай. Он тоже «галл», но происхождения отнюдь не галльского. Эномай – имя греческое, звали так нескольких героев, о которых нам известно из греческой мифологии. Но во времена Спартака мифологическими именами греки себя называть не любили, они эти имена оставили для рабов. Так что если мы встречаем имя Агамемнон или, допустим, Аякс, можно и не задумываться – раб. И не просто раб, а тот, кто в рабстве родился, иначе бы он не мифологическое, а обычное имя носил. Конечно, имя рабу могли сменить ради удобства хозяина, но в этом случае невольника называли обычно по стране, откуда его привезли. Скажем, Сириск или Сир – значит, из Сирии он.
   Итак, имя греческое, но сам Эномай вряд ли родился в Греции. Греки и в Италии жили, так что, как нам кажется, скорее всего, Эномай – тоже из местных. Раб, в рабстве родился – и стал гладиатором. А поскольку его командиром выбрали, не ошибемся, если предположим, что и он авторитетом пользовался. Значит, не первый год выступал и опыт военный какой-то имел.
   Крикс, Эномай и Ганник - спартаковские генералы. Все трое из одной корпорации – «галльской», всем им товарищи доверяли. Скорее всего, именно эти трое и стояли у истоков заговора в школе Батиата. Уж не их ли «несправедливость» постигла? Уж не они ли «прославленные»?
   Эномая сразу отведем в сторону. Он – раб, причем доморощенный, потомственный, его римлянин Саллюстий в «прославленные» не запишет. С Эномаем все не так сложно. Вопрос о том,  как мог оказаться в гладиаторах, в принципе, решается легко. Скорее всего продали, причём без всякой «несправедливости», а согласно римскому законодательству. Как известно, раб мог оказаться в гладиаторах по любому поводу, однако, по нашему мнению, если сложить всё, что нам о нём известно – потомственный раб, имеет опыт в военном деле, – получается типичный разбойник: бежал от хозяина, промышлял на дороге, был схвачен и попал в гладиаторы.
   С Ганником и Криксом намного сложнее. Сложим ещё раз всю полученную в результате анализа информацию: коренные италики, родились свободными, один с севера, другой с юга. Оба воевали, причём, очень вероятно, не рядовыми, а офицерами. В гладиаторах не первый год. Попали же они в гладиаторы именно как военнопленные, однако кое-кто из римлян, как мы видим, считает, что на арену их направили несправедливо. Теперь же нам остается лишь вспомнить ту войну, на которой не иноземцы, а сами италики с римлянами  воевали и на этой войне прославиться могли, а потом попасть в плен – Союзническую войну.
   Как известно, эту войну Риму удалось выиграть, но всем уцелевшим союзникам римляне гражданство всё-таки предоставили, но италики стали именно в то время неполноценными гражданами (их распределили лишь по 8 трибам из всех).
   У римлян же в то время как раз и начался очередной политический кризис, связанный с борьбой Суллы и Мария, и Марию удалось с союзниками договориться, предоставив им равные с римлянами гражданские права. Таким образом, они стали законными римскими гражданами, с точки зрения Мария, конечно же. А вот для Суллы и сулланцев – наоборот.
   Марианцы проиграли. Сам Марий умер, а его сторонников Сулла разгромил. Италики, сторонники марианцев, дрались до конца. Последний самнитский отряд был разбит возле Коллинских ворот Рима в 82 г. до н.э., всего за восемь лет до спартаковского восстания.
   Теперь же необходимо вновь вернуться к Саллюстию, который о «прославленных» писал. Он – сторонник Цезаря, его единомышленник. Цезарь же был марианцем, за Мария пострадал и другим пострадавшим помочь пытался. Потому мы можем попытаться реконструировать и дополнить то, что писал Саллюстий: «Немногие благоразумные одобряли и говорили, что им нечего искать другого метода отступления; это были люди свободного духа и прославленные, БЫВШИЕ БОЙЦЫ И КОМАНДИРЫ АРМИИ МАРИЯ, НЕЗАКОННО РЕПРЕСИРРОВАННЫЕ ДИКТОТОРОМ СУЛЛОЙ», а также и Плутарх: «У некоего Лентула Батиата была в Капуе школа гладиаторов, из которых большинство были «галлы» и «фракийцы», заключенные в темницу для гладиаторских состязаний вследствие несправедливости купившего их господина, ПОСМЕВШЕГО ОТПРАВИТЬ НА АРЕНУ РИМСКИХ ГРАЖДАН, ГЕРОИЧЕСКИ ЗАЩИЩАВШИХ СВОБОДУ ОТ ТИРАНИИ СУЛЛЫ».   
    Могло ли быть такое? По нашему мнению, могло. Могли бывшие офицеры армии Мария заговор устроить? Могли – и устраивали. Пленные марианцы из тюрем бежали, отряды партизанские создавали, целые провинции захватывали, как мы уже писали. Пока же сделаем вывод – в школе Лентула Батиата содержался разный народ. Среди гладиаторов встречались разбойники (Эномай), но были и бывшие бойцы Государства Италия, позднее воевавшие на стороне Мария против Суллы. С пленом они не смирились, считали себя пострадавшими за правое дело – и решили бежать, для чего и организовали заговор. Однако их вождём стал фракиец Спартак. Или, быть может, Спартак-«фракиец». 
   Каким он был? У историков, к счастью, есть портрет Спартака - конный портрет. Рост и плечи широкие, однако высоким наш герой не кажется. Лошадь под ним не очень крупная, италийской породы, но Спартаку как раз впору. А рядом изображённый римский кавалерист совсем не гигант, так он явно повыше.
   Итак, широкоплечий, роста же скорее среднего. Видно, что крепок, что мускулы на руках и ногах, прямо скажем, вполне гладиаторские. На коне сидит прямо, хотя и ранен (изображена битва у Брундизия), – следовательно, ловок и тренирован. Не левша – меч в правой руке держит, как и положено.
   Лицо... Не очень хорошо сохранился портрет, однако и по нему можно сделать некоторые выводы. Лицо изображено в профиль. Крупный нос, острый, чуть выдающийся вперед подбородок – европеоид, причём именно европеец. На нынешнего итальянца или испанца не похож, скорее уж на немца или шведа. Брови сходятся к переносице. Небольшая борода, причём не подбритая. В целом же, как нам кажется, это лицо сильного волевого человека, однако, по нашему мнению, явно не голубых кровей.
   Возраст – под сорок лет, или немного больше. И это логично – пожил уже Спартак, повоевал, погладиаторствовал.
   Всё? Нет, конечно же, не все. Оружие! Оружие – это интересный момент, ведь Спартак главнокомандующий, следовательно, имел возможность выбирать оружие по руке, то, к чему привык, чем лучше владел.
   Итак...
   Прежде всего щит – обычный, кавалерийский, «парма эквистрис»: большой круглый щит, сверху – бронза, по бронзе два кольца рельефные, одно в центре, второе по краям идет. Панцирь короткий, «анатомический». Похож на тот, что изображён на Капитолийском фризе, но менее роскошный. Такой обычно носили центурионы. Шлем же очень редкий, итало-коринфского типа. Редкий – и весьма дорогой, такой по тем временам носили только военачальники. На ногах поножи, на двух ремнях держаться. На поножах – рельеф, значит, тоже штучной работы.
   А вот меч... Меч у Спартака в правой руке, а ножны – на правом бедре, как у центуриона (рядовые легионеры меч на левом бедре носили). Сам же меч необычный – короткий, короче римского кавалерийского, и очень широкий. И на легионерский пехотный гладис не похож. Как нам кажется, это может быть гладиаторский меч, ведь, в принципе, в руку берется самое привычное, а за долгие годы Спартак к гладиаторскому оружию явно приспособился.   
   Таков портрет вождя восставших. А что насчет характера, привычек, опыта: «Спартак, великий своими силами и тела, и души...» ; «Спартак, номад-фракиец, обладавший не только большой смелостью, но умом и гуманностью. Этим он значительно превосходил других, будучи гораздо более похожим на эллина» ; «Спартак, хотя он и был варваром, получившим как-то от некоего человека благодеяние, оказался по отношению к нему благодарным; даже варваров природа сама учит отвечать благодарностью благодетелям» . Ко всему сказанному можно добавить, что Спартак был не просто умен, а ещё и коммуникабелен, умел с людьми ладить, иначе бы заговор возглавить бы не сумел. То, что на эллина похож, это, конечно, Плутарху знать лучше, но вот язык греческий Спартак знать мог.
   Латынь Спартак тоже знал, это уж наверняка. Возможно, и образован был неплохо, но это уже чистый домысел. Но почему бы и нет? Гладиаторы – народ простой и жизнь повидавший. Чем можно было среди них авторитет завоевать и укрепить? Силой и ловкостью? Этим все они славились. Так что, вполне возможно, Спартак и образованием людей к себе привлекал.
   А вот военное дело Спартак знал отлично. Римскую армию знал, римскую тактику. Иногда возникает такое впечатление, что он с римским войском очень хорошо знаком был, и не как рядовой, а как командир, причем не десятник, а более высокого ранга. Ведь для того, чтобы с консульскими армиями бороться, требуется не только талант, но и опыт. А опыт только в деле приобретается.
   И ещё... Как нам кажется, Спартак в Италии уже воевал. Не просто знал страну, а именно воевал, причём не так и мало. Слишком правильно он свою армию по итальянским дорогам и тропам водил. Только с одними проводниками трудно справиться, тут надо будущий театр военных действий, так сказать, прочувствовать.         
           Теперь, по нашему мнению, необходимо разобраться с биографией Спартака. С этим куда сложнее. Снова вспомним Плутарха: «Спартак, номад-фракиец...» Фракиец? А что нам пишут иные римские авторы: «... Гладиатор Спартак, убежав во время войны с Митридатом из италийского города Капуи и подняв большое количество рабов, – он и сам был раб, фракиец родом» ; «Некогда выходцы из Галлии Крикс и Спартак, люди из низких гладиаторов, предназначенных быть на арене очистительными жертвами за народ римский, убежали...»
   Как мы видим, сами римские авторы не знали, кто Спартак. Фракиец или «фракиец»? Галл или «галл»? Если Крикс и Эномай – «галлы», как нам сообщил Орозий, то Спартак – может быть тоже? Вот, к примеру, из какой гладиаторской корпорации Спартак. Некоторые исследователи считают Спартака не фракийцем, мирмиллоном. Написано это у Флора – в некоторых рукописях его книги Спартак просто гладиатором назван, в других же уточняется – гладиатор-мирмиллон. Предположим, что так оно и было, и тут же забудем об этом – название «мирмиллон» появилось позже, уже в I в. н.э. Стали так называть некую гладиаторскую корпорацию за серебряную рыбу на шлеме, вроде как «рыбники». Во времена Спартака эта корпорация тоже существовала, но звалась иначе. Мирмиллоны – это «галлы». Да и меч, что на портрете изображен, очень сильно похож на «галльский» гладиаторский.
   Значит, Спартак «галл», а не «фракиец»? Всё к одному получается: Эномай «галл», и Крикс «галл», и Спартак. Вот и ошибается Синезий – узнал откуда то, что Спартак к галлам отношение имел...
   Как нам кажется, это недоказуемо. Спартак – гладиатор, судя по всему, с немалым опытом, следовательно, мог всякому оружию обучиться. Гладиаторов из одной корпорации в другую переводили не так уж и редко. А «фракийский» же меч для конного боя неудобен, слишком большой. Так что Спартак, возможно, мог и «галльский» меч к бедру пристегнуть, на коня садясь.
Историки – исследователи восстания Спартака также предлагают нам различные версия происхождения вождя восставших:
1. Плутарх ошибся – перепутал «номада» с «медом». А меды – известное фракийское племя. К тому же имя Спартак очень похоже на фракийское Спарток. Спартоки же (точнее, Спартокиды) – одна из царских династий во Фракии. Следовательно, Спартак мог к этой династии принадлежать. Отсюда и образование, и военный опыт.
2. Плутарх не ошибся. «Номад» – обычно как «кочевник» переводится. Фракийцы кочевниками не были, но это слово имело и другое значение. «Номад» – житель далёкой периферии, варвар. Возможно, Плутарх хотел уточнить, что Спартак из фракийцев, но не из «ближних», а из, так сказать, отдалённых. А где ещё фракийские племена жили, кроме Фракии? Жили эти племена в Малой Азии, там, где современная Турция. Значит, Спартак – малоазиец, откуда-нибудь из Вифинии.
      Также мы можем воспользоваться этимологией имени Спартак:
— Спартак – искажённое фракийское Спарток. Возможно, римляне перепутали. Значит, он фракиец чистых кровей. Царевич – необязательно, но аристократ скорее всего.
— Спартак – имя фракийское, но по происхождению – греческое. Произошло это имя от мифического народа спартов. В честь них целые города называли. Был город Спартол (в Македонии, рядом с Фракией), а был ещё город Спартакос – уже в самой Фракии. Следовательно, Спартак – из этих самых спартов, возможно, потомок.
   Логично ли это? Второе предположение, на наш взгляд, логично, а вот первое – нет. Римляне прекрасно знали, кто такие фракийские Спартоки. И  Плутарх знал. Едва ли они могли не отличить царское имя от гладиаторского. Так что  мы можем быть уверены: не Спарток, а именно Спартак
Что же касается спартов, то этой теории можно было поверить, если бы не одно «но». Если спартов так почитали, если в их честь города называли, то почему имя Спартак нигде во всей античной истории больше не встречается? Если взять любое другое имя, даже самое редкое, и непременно их будет несколько. И в тоже время ни одного Спартака – кроме вождя восставших гладиаторов.
Однако может быть ещё одна версия, ведь если источники допускает двойное, а то и тройное толкование, право на существование имеют все версии. Дело в том, что имя Спартака действительно существовало, но не во Фракии. Имя это – греческое, и не такое уж неизвестное. Вот только людей им не называли, для чего была веская причина.
Как известно, в греческой мифологии есть история о некоем Актеоне, загрызенным собственными псами. Однако менее известно, как звали псов Актеона: одного Омарг, второго Борес, а третьего – одни авторы пишут Спарт, а вот другие – Спартак.
Как мы можем видеть – Спартак, вполне возможно, не имя, а кличка, точнее прозвище. Он гладиатор, гладиаторов же порой подобными прозвищами одаривали – вроде как сценическими псевдонимами: Спартак для тех, кто понимал, кто мифы греческие знал, звучало грозно. Спартак – тот, кто своих же убить может, не пожалеет.
Выводы же мы можем сделать следующие: либо Спартак невероятно редкое имя неизвестного (фракийского? греческого?) происхождения, либо это просто кличка. В любом случае, страну, откуда Спартак родом, мы определить точно не можем. И в этом случае мы можем задать следующий вопрос – а был ли Спартак иноземцем? Необходимо помнить, что он и римскую армию досконально изучил, и Италию неплохо знал. Так не был ли Спартак римлянином? Причем не италиком, как Крикс или Ганник, не рабом, в Италии родившимся, как Эномай, а именно коренным римлянином?
В таком случае, по нашему мнению, все имеет возможность встать на свои места: офицер армии Мария репрессирован, попал в гладиаторы. Прозвище – потому что не хотели хозяева, чтобы гордое римское имя каждый раз на арене выкликали. Ведь оно могло быть известным, даже очень. К тому же немалый шум мог бы получиться – ведь у марианцев, несмотря на поражение в гражданской войне, много сочувствующих оставалось. К тому же в доказательство данной гипотезы у нас имеются сообщения древних авторов, но только косвенные: «Спартак был несправедливо брошен в гладиаторы...» . Как мы можем видеть, двести несправедливо проданных в гладиаторскую школу – и Спартак вместе с ними. А ведь если будущий вождь был дезертиром и разбойником, то на арену он мог быть оправлен по римским законам вполне справедливо.
Могло ли быть такое – неизвестно. Спартака видели тысячи людей, и римляне видели. Римлян же коренных не так и много было. Так что, возможно, Спартак и был фракийцем, но даже это не истина, а лишь гипотеза, которая не может быть доказана полностью. Исследователи же предложили нам несколько версий о происхождении и биографии Спартака:
1. Если Спартак был из Фракии, он мог служить в римских вспомогательных частях в самой же Фракии, но не захотел воевать против братьев-фракийцев и дезертировал.
2. Если Спартак был фракийцем, но из Малой Азии, он мог служить в римских вспомогательных частях, набранных в провинции Вифиния, но во время Первой Митридатовой войны перешёл к противнику.
   Логично? Вполне. Понятно, откуда военный опыт, и почему в гладиаторы попал, тоже понятно. И можно предложить ещё одну версию:
3. Спартак служил в римских вспомогательных частях, набранных Суллой в Греции и во Фракии, затем прибыл с его армией в Италию, чтобы воевать с марианцами, но сражаться не захотел, дезертировал и стал разбойником.
   Тоже логично. Более того, в этом случае ясно, почему Спартак, не пожелавший воевать за Суллу, сошелся с марианцами Криксом и Ганником. И почему «несправедливо» в гладиаторах оказался, тоже понятно.
   Однако в исследовании восстания Спартака есть ещё один немаловажный вопрос – кто возглавлял заговор в школе Батиата? Во всех источниках, которые у нас имеются, говориться лишь о том, что Спартак командовал повстанческой армией – это верно, хоть и с некоторыми оговорками. Что же касается заговора, то в источниках нет ясности: «Двести человек из них сговорились бежать, но так как о заговоре был сделан донос – о чем они заблаговременно узнали , – то 78 гладиаторов, предупредив его, вырвались на волю... Заняв сильную и укрепленную позицию, гладиаторы выбрали себе трех вождей, из которых первым стал Спартак» . Как мы можем видеть, сначала гладиаторы бегут и лишь потом выбирают вождей, из которых Спартак – первый. Остальные римские авторы также сообщают нам какие-либо факты. Веллий Патеркул действительно уверен, что Спартак был главой заговора в школе Батиата, а вот Орозий думает иначе: «Под начальством галлов Крикса и Эномая и фракийца Спартака они заняли гору Везувий» . Как мы видим, в перечне вождей Спартак всего лишь третий. Первый Крикс, Эномай – второй. Также мы можем обратиться и к Аппиану: «Этот Спартак уговорил около 70 человек из числа своих товарищей-гладиаторов пойти даже на крайний риск ради свободы...» . Как мы видим, из этих сообщений невозможно понять, то ли Спартак действительно руководил заговором, то ли он лишь уговорил остальных, а это нечто иное. Одно понятно: организовали заговор трое: Крикс, Эномай и Спартак. Последний, видимо, отвечал за разъяснительную работу среди личного состава школы. Что ещё нам сообщают римские авторы: «Крикс и Спартак, люди из низших гладиаторов...Те, которые соединились с Криксом и Спартаком...»; «...Превзошёл своей наглостью Крикса, превзошёл и Спартака» . Как видим, Крикс снова первый, Спартак – второй. Кто же из этих авторов прав? Но надо помнить, что и Плутарх, и Аппиан писали свои произведения слишком поздно. Время шло, про Спартака, конечно, помнили, а вот детали заговора постепенно забывались. К тому же все эти авторы, включая Патеркула, интересовались именно войной, а не заговором, на войне же главным вождём стал Спартак.
   А что пишут авторы, живущие непосредственно во время восстания? Цезарь и Цицерон заговору современники, но ничего о нём (заговоре) не пишут. Саллюстий тоже современник, но от его книги только отрывки остались.
   Достаточно близко ко временам Спартака жил римский историк Тит Ливий. Сам он эти  события не помнил, но живых свидетелей застать мог. Кроме того, как известно, Ливий отличался определённой объективностью. От соответствующей книги его «Истории...» сохранился конспект, в котором сказано: «Семьдесят четыре гладиатора в Капуе бежали из школы Лентула и, собрав около себя толпу рабов, присужденных к каторжным работам, под начальством Крикса и Спартака подняли войну» . Как видим, Крикс снова первый вождь, Спартак – лишь второй.
   Исходя из полученной информации мы можем сделать вывод о том, что заговор возник среди тех, кто воевал сначала против Рима в армии Государства Италия, а затем против Суллы. Возглавили заговор Крикс и Ганник, оба «галлы». Кое-кого из своих товарищей-«галлов» они уговорили, но затем пошли сложности. Дело тут, видимо, было вот в чём. Судя по дальнейшему, заговорщики собирались не просто бежать, а воевать против Рима, а для этого лучше побольше опытного народа завербовать. Гладиаторы – лучшие кадры, но только вот не спешат они к заговору приставать. Почему, тоже понятно. Заговор, побег, а потом война – это смертельный риск. На арене ещё могут и не убить, а вот если против державы пойдёшь, смерть почти обеспечена. К тому же большинство гладиаторов – не идейные борцы против Рима, это те, кто в школу продан за свои грехи.         
   Крикс не унывает и подключает Эномая. Тот бывший разбойник, ему есть, чем народ соблазнить. Однако все – и Крикс, и Ганник, и Эномай – «галлы». Однако и «фракийцев» в школе тоже много, только не спешат они к заговору приставать, так как вряд ли гладиаторы из разных корпораций друг другу доверяли. И вот тогда подключается «фракиец» Спартак. Он человек очень авторитетный – опытный гладиатор, а возможно и тренер, его слушают: «Этот Спартак уговорил около 70 человек из числа своих товарищей-гладиаторов пойти даже на крайний риск ради свободы, указывая им, что это лучше, чем рисковать своей жизнью на арене для потехи зрителей». И, как мы знаем, уговорил.
   Вот такая версия у нас и получается. Да только даже в этом случае остаются вопросы, на которые ответы дать мы не можем: почему именно Спартаку удалось остальных уговорить; почему поверили, да так поверили, что после бегства Спартак первым вождём стал? Крикс и Эномай – тоже вожди, но всё же не главные.
   Как мы видим, на начало восстания Спартака оказали влияние различные факторы: это и внутриполитическая ситуация в Риме после смерти Суллы, когда усилилась партийная борьба; это общее развитие рабовладельческой экономики Римской Республики, на что особый упор делала советская историография – новые методы эксплуатации, недовольство рабов и других неимущих слоев населения; это и недовольство многих италиков политикой Рима; это и внешнеполитическая ситуация в Средиземноморье, где Республике пришлось вести сразу 4 войны, в результате чего все лучшие римские армии и полководцы оказались вне Италии. В этих условиях заговор и последующий побег гладиаторов, среди которых насчитывались выходцы из различных слоев римского общества, как мы об этом уже писали, послужил мощнейшим катализатором для начала Спартаковской войны.   
             
   

   
                      
       
        
       

 
 

   
   
   

[Александр Тагере]

Глава 2. Стратегия и тактика восставших.
В данной главе мы попытаемся рассмотреть стратегию и тактику восставших, попытаемся определить, какие основные приёмы использовал Спартак в борьбе против Рима на основе таких спорных моментов, как, к примеру, возможность ухода из Италии или «Регийского сидения» осенью-зимой 72 г. до н.э., а также других.
   Мы попытаемся определить, как же была создана армия восставших, какой могла быть её организационная структура, попытаемся ответить на вопрос, брал ли Спартак за образец, по которому строил войско, римскую легионную структуру, и если брал, то вносил ли в неё какие-либо изменения. Также в нашу задачу входит понять, соответствовали действия Спартака той цели, которую мы обозначили в нашей гипотезе – уничтожение римского государства.
   § 1. Организация армии.
   Как мы уже писали, в 74 г. до н.э. в Капуе восстали гладиаторы из находившейся там школы, и 78 из них (по римским источникам) сумели прорваться. Но уже с этим вопросом возникают первые проблемы, так как римские писатели и историки по-разному оценивали численность восставших гладиаторов. Но нашей задачей в этой главе является рассмотрение вопросов, связанных со стратегией и тактикой спартаковской армии, поэтому мы не будем подробно рассматривать вопрос о восстании в самой Капуе.
   Куда же уходили восставшие? Аппиан пишет: «Напав на стражу и одолев её, они вырвались на свободу и бежали из города. Вооружившись дубинами и кинжалами, отобранными у встречных путников, гладиаторы удалились на гору Везувий» . С тактической точки зрения, как нам кажется, это очень удачное место, из которого можно начинать войну с Римом. Везувий находиться в пятидесяти километрах от Капуи, до побережья Тирренского моря – пятнадцать километров (к тому же нужно учитывать, что на море хозяйничают пираты – враги Рима и союзники Митридата и Сертория, у которых можно получить помощь). Леса, конечно, есть и ближе, но гора удобнее, на горе легче оборонятся.
   Каким же был Везувий в те годы? На этот вопрос нам может дать ответ Страбон: «Над этими местностями возвышается гора Везувий, покрытая вокруг, кроме вершины, прекрасными загородными усадьбами. Что касается вершины, то она, правда, в значительной степени, совершенно бесплодная, на вид пепельного цвета...» . Необходимо уточнить, что Страбон жил и писал свою книгу лет шестьдесят после Спартака. Горы за это время мало изменились, изменились окрестности. Скорее всего, во времена Спартака «прекрасных загородных усадеб» ещё не было.
   Сейчас Везувий имеет высоту 1277 метров, в те же времена, он ещё не был вулканом и был немного выше. Склоны крутые, но не слишком, и тропинок хватает. Идеальный плацдарм.
   Как известно, в течение зимы 74-73 гг. до н.э. в Риме практически не знали, чем занимаются восставшие, и первое серьёзное сражение произошло только летом 73 г. до н.э. Чем же были заняты гладиаторы в это время? Как нам кажется, всё это время спартаковцы потратили на создание армии. Луций Анний Флор писал о создании армии рабов: «И, призвавши под знамёна рабов, когда к ним немедленно собралось более десяти тысяч, эти люди, которые только что были довольны, что им удалось бежать, уже захотели и мести» . По нашему мнению, Флор в отношении создания спартаковского войска был неправ, так как армия, созданная таким способом, наверняка была бы разбита в первом же бою. А ведь десять тысяч человек – это практически два легиона, практически дивизия по нынешнему счету. Это к чему – а к тому, что создание армии Спартака – загадка. Дело ведь не в том, чтобы собрать десять тысяч человек, это как раз просто. Но:
1. Армия была создана буквально под носом у римских властей.
2. В первых же боях армия Спартака показала прекрасные боевые качества, разгромив нескольких римских полководцев.
3. После первых успехов армия не только не разбежалась, но и стала ядром будущей большой армии Спартака.
   А ведь речь идет не о регулярном формировании. Основной контингент спартаковцев – это разный сброд, без всякой военной подготовки, без дисциплины. И такое войско побеждает римлян.
   Римские историки, вспоминая, как Спартак громил римские когорты, всячески оправдываются: «Сначала против него был послан Вариний Глабр, а затем Публий Валерий. Но так как у них было войско, состоящие не из граждан, а из всяких случайных людей, набранных наспех и мимоходом, -  римляне ещё не считали это настоящей войной, а простым разбойничьим нападением, – то римские полководцы при столкновении с рабами потерпели поражение» .
   В этом оправдании сквозит изумление – римляне шли разбираться с шайкой, а наткнулись на армию, причём превосходящую их собственную по всем параметрам. И эту армию Спартак организовал всего за один год, и даже чуть меньше.
   Итак, Спартак потратил этот год на создание армии, но вот в чем загвоздка: как удалось совершить это тайно? Леса вокруг Везувия – не сибирская тайга, скрыть формирование целого войска трудно. На проделки очередной шайки Сенат ещё мог закрыть глаза, но когда у тебя под носом формируется легион или даже два легиона!
   Сохранение секретности – ещё не всё. Ведь Спартаку требовались, как и любому командиру формируемой армии:
— Опытный офицерский и унтер-офицерский состав.
— Учебное и боевое оружие.
— Место для формирования и проведения учений и манёвров.
— Регулярные поставки продовольствия.
   И, конечно же, главный инструмент войны – деньги, причем деньги немалые.
   Прежде всего мы должны отбросить способ традиционный. Спартак не организовывал возле Везувия учебный лагерь на десять тысяч человек, не организовывал манёвров на полях Кампании. О таком римляне бы сразу узнали. Узнали – и приняли меры.
   Есть ещё один способ, предложенный ещё Эпаминондом Фиванским и Александром Великим: для организации армии требуется сформировать отряд, обученный на совесть, закалить его в мелких стычках, а затем объявить мобилизацию.
   Такой способ хорош именно для сохранения внезапности. Конечно, призывной контингент ещё требуется учить и учить, но у армии уже есть костяк. И обучается такая армия куда быстрее, и стойкости в ней больше. К тому же внезапность – главный приём спартаковцев, обеспечивающий им победы.
   Однако происходило не только это, тот же Аппиан добавляет: «Оттуда (с Везувия), приняв в состав своего отряда многих беглых рабов и кое-кого из свободных крестьян с полей, Спартак начал делать набеги на ближайшие окрестности» .
   Это пока ещё не армия, больше похоже на шайку разбойников. В шайке командуют бежавшие из Капуи гладиаторы, личный состав – беглые рабы и те самые батраки и издольщики, первых побольше, вторых – поменьше. Вместе ходят грабить округу – кроме самой очевидной причины разбоя (деньги), есть и другие, менее заметные, но более важные:
— Отряд растёт, и личный состав следует обеспечивать провиантом.
— «Набеги на ближайшие окрестности» – прекрасный способ приобрести некоторый военный опыт.   
— Такие операции сплачивают личный состав и помогают проверить новых бойцов. Герой познается в бою, трус тоже.
   Также очень важным моментом является то, что «Спартак делил добычу поровну между всеми» . Как мы можем видеть, вождь восставших поступает весьма мудро. В отряде уже есть ветераны – беглецы-гладиаторы, а есть и новобранцы. Но нет никакой дедовщины, что также сплачивает людей.
   Но кроме этой, явной жизни, шла ещё одна – тайная. Прежде всего Спартак готовил мобилизацию. Отряд пока небольшой, армию в зимнем лесу не прокормишь, но в час «икс» отряд должен превратиться в войско. Следовательно, надо гонцов по Кампании слать, дабы с рабами на виллах договариваться, и со свободными тоже, кто римской властью недоволен.
   Однако в Риме наконец решили покончить с восставшими, и к Везувию был направлен претор Гай Клавдий Пульхр Глабр. Нужно отметить, что в римском отряде были практически одни новобранцы, поэтому претор был осторожен и просто запер гладиаторов на вершине горы. Плутарх писал: «Претор Клодий, присланный из Рима с трёхтысячным отрядом, осадил их на горе, имевшей только один крутой и узкий проход, который он и стал сторожить. В остальных местах склоны горы были отвесные и гладкие» . Общеизвестно, что спартаковцы спустились с вершины по лестницам, но в тоже время считается, что их было 74 человека (также думал и претор): «...несколько когорт отступило перед 74 гладиаторами» . Однако Ливий пишет: «Они победили в открытом бою легата Клавдия Пульхра» , а Плутарх уточняет: «...зайдя им в тыл, гладиаторы неожиданно ударили по ним и, обратив в бегство, овладели лагерем» . Как мы видим, бой был открытым, и, чтобы разобраться в проблеме, нужно вновь обратиться к Флору: «И, призвавши под знамёна рабов, когда к ним немедленно собралось более десяти тысяч человек... Первым своим местопребыванием они избрали гору Везувий. Когда они были осаждены Клавдием Глабром...». Как видим, Спартак сначала призывает рабов, то есть проводит мобилизацию, а уже затем сражается с римлянами. Здесь мы наблюдаем ещё один коронный приём Спартака – введение противника в заблуждение, дезинформация. Именно внезапность и дезинформация позволили гладиаторской армии одержать первую победу.
   Теперь мы можем перейти к рассмотрению вопроса об организации войска восставших, ибо после первого сражения это была уже армия.
   Итак, первая задача Спартака – превратить всех, кто пришёл к восставшим, в армию. С чего нужно начинать? Конечно, с командования. Ещё на Везувии избрали трёх вождей – Спартака, Крикса и Эномая. Эномай погиб, скорее всего, в первом сражении, Спартак и Крикс остались. Значит, Спартак становится командующим, а Крикс – его заместителем – так ли это?
   По нашему мнению, вполне вероятно то, что у Везувия создавалось две армии: «Ведь тогда, говорят, у Крикса было войско в 10000 человек, а у Спартака – втрое больше» . Как мы можем видеть, у Спартака своё войско, а у Крикса своё, причем соотношение у них один к трём. Порой они действуют совместно, порой порознь, при этом чуть не доходя до открытой вражды: «А рабы, спорившие из-за плана дальнейших действий, были близки к междоусобию. Крикс и его единоплеменники – галлы – хотели идти навстречу врагу и сами вызвать его на бой. Напротив, Спартак отсоветовал нападение» .
   Как видим, у Спартака один план, у Крикса – другой, причём приказать Спартак Криксу не может. Может лишь поспорить и посоветовать. Итак, создаются две армии, у каждой свой командующий, один другому прямо не подчиняется, совместные решения приходиться обсуждать и вырабатывать.
   Можно возразить. Тот же Орозий пишет, что Марк Красс «победил его (Спартака) вспомогательные войска галлов и германцев» , а «галлы и германцы» – это отряд Ганника и Каста, которым прежде Крикс командовал. И войско это для Спартака «вспомогательное». Верно, вспомогательное. У римлян вспомогательные войска в состав основных сил не входили, это отдельные подразделения, которые армии придавались. Так что всё правильно, для Спартака «галлы и германцы» – вспомогательное войско.
   Как нам кажется, создавать две армии вместо одной имело смысл лишь в одном случае – если перед ними стояли разные задачи. Армия Спартака собиралась делать одно, армия Крикса – нечто иное. Чтобы понять, что, и нужно рассмотреть принцип комплектования войска.
   Как мы уже писали, численность солдат, которыми командовал Спартак, больше, и тут надо задать вопрос – почему? На наш взгляд, всё дело могло быть в том, что Крикс своих бойцов отбирал – сам он италик (вполне возможно), воевал против Рима, и армию набирал из таких же. Ведь пишет же Саллюстий о «единоплеменниках» Крикса.
        Ясно одно – это войско восставших отличалось необыкновенной стойкостью. Через год у Гаргана оно понесёт огромные потери, сам Крикс  будет убит, но уцелевшие ещё долго будут сражаться.
   Историк Мишулин как раз и считал, что Крикс собирал в своём войске не рабов, и мы с ним в этом согласны, а тех самых «свободных с полей», италиков, римской властью недовольных, а, следовательно, цели у них и других восставших были разные. За что могли воевать восставшие италики – за тоже, что и в Союзническую войну – за государство Италия, и в этом смысле мы можем рассматривать Спартаковскую войну и как один из этапов гражданских войн в самой Римской республике.
   Теперь же необходимо рассмотреть организационную структуру армии Спартака. Современные авторы считают, что вождь восставших взял для основы своего войска римскую легионную организацию. Многие из спартаковцев с римской армией знакомы, многие – местные уроженцы, к тому же воевать придётся именно с легионами квиритов. Однако фактов, подтверждающих эту версию, практически нет, а есть только несколько отрывков, которые могут послужить лишь некоторой основой для этой версии: «Большое число спартаковцев ещё укрылось в горах, куда они бежали после битвы... Разделившись на четыре части, они отбивались до тех пор, пока не погибли все, кроме 6000 человек» , а Плутарх дополняет: «Судьбе все-таки хотелось сделать Помпея некоторым образом участником в этой победе. Пять тысяч рабов, успевших спастись в сражении, встретились с ним, и были истреблены все до последнего человека» . Как видим, ушедшие в горы спартаковцы разделены на четыре отряда, а ещё один, прорвавшийся на север, состоит из 5000 человек – примерная численность одного легиона, поэтому мы можем предполагать, что вождь восставших действительно создавал свою армию по типу римской.
   Но если восставшие и строили свою армию по римскому образцу, то нужно рассмотреть её вооружение. А оружия спартаковцам не хватало. Конечно, среди беглых рабов наверняка были кузнецы, но такое требует времени и денег, а у восставших не было ни того, ни другого. Кое-что доставалось в бою: «Он (Спартак) велел снимать оружие и забирать коней» , естественно, у мёртвых римлян, но этого, конечно, было мало: «... И начали обжигать колья на огне, чтобы, кроме их специального применения на войне, ими можно было наносить вред почти такой же, как железом» , а  также каждый восставший «стал вооружаться круглым щитом небольшого размера, какой бывает у всадников» .
   Мечи и копья  из тюремных решеток и кандалов, о чём пишет Флор, спартаковцы стали изготовлять позже, когда удалось стать постоянным лагерем. В бою и в походе для кузнечного дела нет ни времени, ни места. А вот деревянные копья и «необычные щиты» – удачная импровизация.
   Рассмотрим римский щит. Он тяжелый, большой и очень ненадёжный. Спартаковский щит тоже ненадёжен, толстая шкура (её натягивали сырой, дабы нужную форму приняла) прямого удара не выдержит. Но основа щита не из цельного дерева, как у римлян, а из прутьев. Кроме того, спартаковский щит меньше легионерского, а значит – легче. А это уже немало: недаром Фронтин, писавший свою книгу для римских военных, на эти щиты обратил внимание. Некоторые ученые считают, что Спартак приказал изготавливать щиты по типу хорошо знакомых ему фракийских, ведь фракийские «парма» тоже плетеные, тоже покрыты кожей.
   Деревянные копья – ещё интереснее. У римлян-то копий нет, пилум – это скорее дротик. Для того, чтобы разить врага, имеется только короткий меч. А у восставших есть копья, пусть даже деревянные (пока), но нужно знать и римских доспех тех времен – панцирь льняной, шея и руки открыты,  и  поножей у легионеров нет. Значит, у бойцов Спартака в бою все преимущества, особенно если это бой не «по-римски», не строй на строй, а, к примеру, нападение из засады.
   Копье – против меча. Разбирался Спартак в военном деле. Даже если и вводил он в своей армии римские порядки, то не просто так, а творчески, с учетом опыта других народов, тех же фракийцев, например. Но и это не всё: «Спартак, же поджидая всадников, кое-откуда прибывших к нему» .
   Итак, при первой же возможности Спартак создает кавалерию. Часть бойцов сажает на трофейных лошадей, но некоторые прибывают и сами. Важность же конницы на войне в эпоху, когда ещё не было мотора, очевидна. Нужно обратить внимание на другое – спартаковская кавалерия, скорее всего, не была великой боевой силой, но ведь и римская была немногим лучше. У квиритов конница, конечно, была (по тысяче всадников на легион), но легкая и не очень боеспособная: против галльской, африканской и тем более парфянской она ничего сделать не могла. Так что конница для гладиаторской армии более чем важна. Это ведь не только бой. Это разведка, это быстрый марш, дабы противнику дорогу перерезать.
   Но войско восставших было сильно не только организационной структурой, но и своими тактическими приёмами, главным из которых было умение бить противника по частям., что ярко проявилось в боях с претором Публием Валерием Варинием, когда разделённые римские силы были разгромлены, а армия Спартака, получив передышку, отступила на юг Италии, в Бруттий и Калабрию. Но не все, некоторая часть наверняка осталась в Лукании.
   Каковы же были итоги кампании 73 г. до н.э.? А таковы, что римских войск нет ни на «носке», ни на «каблуке» итальянского сапога, и вся южная Италия уже спартаковская. Но мы знаем, что армия восставших отступила именно в Бруттий, к городу Фурии. Почему? На наш взгляд, этому есть два объяснения: во-первых, в армии много неопытных новобранцев и не хватает оружия; во-вторых, для победы над Римом требуется не только армия, но и поддержка местного италийского населения, необходима база, плацдарм для борьбы, которую создать пока что не удалось. Но почему именно Бруттий? Страбон писал в своей «Географии»: «Название этому племени дали левканцы, так как бруттиями они называют всех мятежников. Прежде бруттии были простыми пастухами у левканцев, а затем благодаря слабости хозяев, стали вести себя как свободные люди. Говорят, они восстали...» . Как мы можем видеть, Бруттий – это «земля мятежа», к тому же здесь практически не встретить римских поселенцев. Кроме того, именно Бруттий был последней базой Ганнибала, а бруттийцы часто выступали против Рима, автоматически становясь союзниками, необходимыми Спартаку. Аппиан пишет: «Спартак занял горы вокруг Фурий и самый город... Спартак запрещал купцам, торговавшим с его солдатами, предлагать вещи из золота и серебра, а своим – покупать их. Они покупали только железо и медь за дорогую цену, и тех, кто приносил им эти вещи, не трогали» . Как видим, армия Спартака ведет себя по отношению к местному населению миролюбиво и как союзник, что создает ей популярность у местного населения, и у восставших наконец появляется база, на которую они могут опереться, ведь скоро предстоит новая борьба с Римом.

[Александр Тагере]

§ 2. Уход из Италии?
   Если для Спартака и его армии кампанию осени 73 г. до н.э. можно рассматривать как важную победу, то для Рима ситуацию можно оценить несколько иначе. Но прежде чем переходить к данному вопросу, нужно рассмотреть, в некоторой степени, военно-политическую ситуацию в Средиземноморье по итогам кампании 73 г. до н.э. и на лето 72 г. до н.э.
   На первый взгляд, может показаться, что положение Римской Республики не столь уж и плохое. И основания для такого умеренного оптимизма у квиритов имелись. Главное – успехи на внешних фронтах. Как мы помним, у Рима их четыре. Итак...
   Во Фракии консул прошлого года Марк Лициний Лукулл рьяно взялся за дело. Как мы уже писали, ему удалось договориться с сильнейшим фракийским племенем одрисов, остальных же римские легионы просто уничтожают.
   И в провинции Азия дела хороши. Армия старшего из братьев Лукуллов уже вступила на территорию самого Понта, в Коман, где готовится добить Митридата. А чтобы тот не скрылся где-нибудь в горном лабиринте, римляне его кольцом укреплений окружают... Митридат не просто вырвется из ловушки, но и разобьёт римский авангард, и загонит самих римлян в горы, откуда они вырвутся лишь благодаря таланту Лукулла. А затем в войну на стороне Понта вступит Великая Армения, и придётся римлянам сражаться на Востоке много лет (однако, в Риме, этого, конечно же, не знают).
   В Испании, где насмерть сцепились Помпей и марианец Серторий, дела не столь хороши, но и там подвижки заметны. Легионы Помпея перешли реку Ибр, многие испанские общины откололись от Сертория и перешли на сторону римлян, в ответ генерал-марианец начинает казнить заложников, что также не приносит ему популярности. К тому же и в узком кругу римских политических эмигрантов начинается разлад, многие не довольны полководцем, и Помпей этим, конечно же, пользуется, однако до победы ему далеко. Так что и в Испании успехи римского оружия, а также умеренного  курса Помпея и его дипломатии, налицо.
   Кто же из серьёзных врагов Республики остался – Спартак.
   Если Спартак и  другие командиры восставших могли оценивать бои с Варинием как важную победу –  и были в этом целиком и полностью правы – то с римского Форума на осенние сражения, на наш взгляд, смотрели несколько иначе. К Капуе и дальше, в Лациум, «хартленд» державы,  Вариний гладиаторов не пустил. Не пустил – и даже сохранил остатки войска. Римляне уже поняли, что это не случайный бунт и не наспех собранным новобранцам его подавить, поэтому собираются консульские легионы (спартаковцы же, скорее всего, в течение зимы также занимались подготовкой войска, так как толпы, приходившие к восставшим в течение зимы следовало превратить в армию). А ещё, по нашему мнению, квириты знали, не могли не знать:
1. О расколе в армии восставших.
2. О цели похода, объявленной Спартаком – вывести рабов из Италии. И о направлении знали – на север, к Альпам.
Эти две особенности могли дать римлянам уверенность в том, что:
—  Врага удастся бить по частям.
— Воевать придётся с убегающими, с теми, кто стремится удрать, а не победить.
К тому же, путь к Альпам лежит через Центральную Италию, а это – коренная римская земля, «хартленд» Республики, где Спартаку не найти союзников. Дома и стены помогают, даже Ганнибал не смог в этих местах развернуться. У Спартака и его армии дорога одна – к Альпам, римляне же, зная это, могут нанести удар в любой момент и в любом месте. Так что не Спартаку, а консулам выбирать время и место сражения.
Что же в это время происходит у восставших – окончательный раскол. Учёные-историки считают, что основной причиной раскола армии была межнациональная рознь, а также различный социальный состав и интересы восставших, мы же уже писали выше то, что, по нашему мнению, было создано две армии восставших, и к началу новой кампании их пути разошлись окончательно и оба войска стали оперировать самостоятельно. В подтверждении нашей точки зрения хотелось бы выделить две, по нашему мнению, весьма странные особенности: 
1. Армии Спартака и Крикса разделились в самый неподходящий момент – перед столкновением с главными римскими силами.
2. В дальнейшем уцелевшая часть армии Крикса под командованием Ганника оперировала самостоятельно.
   Первым сражением кампании была битва у горы Гарган, в которой консулу Геллию и претору Квинту Аррию удалось разбить армию Крикса. Прежде чем определить «как» были разбиты восставшие,  нужно рассмотреть вопрос о том, «где» они потерпели поражение.
   Гора Горган – это восточное побережье Италии, практически рядом с морем. Точнее, не одна гора, а горы,  небольшая гряда. Максимальная высота – 1056 метров, склоны пологие, поросшие лесом. На северо-востоке два озера, тоже небольшие. Во времена Спартака эта область называлась Апулия. Места не очень здоровые – болота вокруг. Население – пастухи, те, кого мы можем назвать фермерами.
   Что ещё? А ещё неподалёку от Гаргана есть город Сипонт. И при Спартаке он был, и сейчас существует. Город в те времена небольшой и бедный. Всё? Нет, конечно же, не всё. Примерно за десять лет до восстания Спартака в Апулию были поселены ветераны армии покойного Суллы, для которых земли, что вполне было естественно, отбирали у местных жителей-италиков. Естественно, что с местным населением они не ладят, для италиков они – оккупанты.
   Так что же могло понадобиться Криксу в этих глухих местах?
   Первая мысль – с ветеранами сулланскими разобраться, имущество их поделить, часть его использовать в своих целях, а рабами и батраками войско пополнить. И это возможно. Кампанию и Луканию спартаковцы от римлян уже «зачистили», и Бруттий «зачистили», теперь Апулии черед пришёл. Если мы не ошиблись в своей гипотезе, и «галлы» действительно боролись за возрождения государства Италия (государство италиков в Союзническую войну), то всё логично – освобождали восставшие родную землю от оккупантов.
   Куда Крикс собирался дальше, мы тоже можем предположить с большой долей уверенности. От Сипонта новая дорога начинается, и ведёт она вдоль восточного побережья Италии на север. А рядом Самниум, земля непокорных самнитов. Стал на дорогу – и гони войско долгими переходами вдоль моря, затем сворачивай на запад, заходя консульским армиям в тыл...
   К Сипонту Крикс прорваться сумел, но на этом его удача закончилась. Претор Квинт Арий, заместитель консула Гелия, перехватил «галлов». Чтобы добраться до Гаргана, Криксу пришлось свою армию от Фурий через Апеннины вести, переходя с дороги на дорогу. Долго – и чрезвычайно неудобно. Римлянам намного проще было. От Беневента, где, скорее всего, была ставка консулов (так как в этом городе сходятся две дороги, ведущие с юга Италии, а третья всего в одном переходе), до Сипонта дорога прямая, всего несколько переходов. Подкрадывайся – и бей.
   Квинт Арий, тот, кто разбил Крикса, был опытным военным. Роду незнатного, из Этрурии, карьеру сделал сам, без чужой помощи. Друг Марка Красса, близкий знакомый Цицерона, да и сам неплохой оратор. Вероятно, консул Геллий, не очень надеясь на свой собственный опыт, доверил армию своему заместителю. Как видим, не ошибся.
   Итак, Крикс вёл свою армию к дороге на Самниум, обходя римские войска, – и получил  удар во фланг по всем правилам военного искусства. Удар вышел внезапным, недаром Плутарх пишет о «внезапном нападении» . То ли ночью Аррий со своим войском напал, то ли перед рассветом. Отсюда и потери среди «галлов». Можно лишь удивиться, как Ганнику, по римским источникам, удалось увести треть армии с поля жесточайшей битвы.
   Согласимся со всем этим, но вот что любопытно, и на это, к сожалению, историки не обратили внимание, – Крикс погиб не при штурме Сипонта и не на марше через Апулию. Погиб он у горы Гарган, в местах пустынных, в стратегическом плане не представляющих ни какой ценности. Такое впечатление, что его отряд шёл именно туда: не грабить, не мстить, а для чего-то другого. Вопрос – для чего же?
   Гора Гарган находится на полуострове, с трёх сторон море, дорога в стороне осталась, у Сипонта, что мы узнаём у Страбона: «Перед заливом находится мыс Гарган, выдающийся в открытое море на 300 стадий к востоку...»
   Всё верно, море с трёх сторон, с военной точки зрения – тупик и ловушка. А что поблизости: «Обогнув мыс, мы находим городок Урий и перед мысом – Диомедовы острова» . Не станем цитировать Страбона дальше, скажем лишь, что практически все географические объекты носят имена греческих героев Троянской войны. Именно там находится огромное количество храмов, посвящённых этим героям, так что не просто к безвестной горушке вёл свою армию италик-оск Крикс, не в глухой закоулок, где только овцы бродят. Носящий Браслет шёл к священной земле, туда, где родилась Италия.
   Почему именно там? Да потому, что сами италики считали, что их цивилизация имеет греческие корни, а Рим – что в основе его цивилизации – троянские корни. Миф об Энее – основателе Рима был нужен квиритам, чтобы противопоставить себя всей остальной Италии (именно для этих целей Вергилию Марону была заказана поэма «Энеида», которую тот, недописанную, завещал сжечь, но этого не сделали).
   Итак, Рим держался за троянские корни, вся остальная Италия – за греческие. Италики с гордостью рассказывали о том, какой город основал тот же Диомед, какой Одиссей, а какой Неоптолем, сын Ахилла. И само название «Италия» чисто греческое, которое можно перевести как «Земля Телят».
   И опять-таки – ну и что? А то, что греческая Италия начиналась именно здесь, у горы Гарган. Италики верили, что неподалёку от будущего Сипонта ступили на земли Италии герои Троянской войны. Здесь они основали первые города, здесь были покрыты итальянской землёй. Для италиков все они – и Диомед, и Полидарий, и Калхант – уже давно стали Богами (мы не призываем никого верить в италийских богов, важно то, что сами италики в них верили). Им строили храмы, они, навеки оставшиеся в земле Италии, хранили её от бед. Сама же гора Гарган, скорее всего, как нам кажется, считалась священной, её название можно перевести как «Небесная».
   Вот куда вёл своё войско Крикс! Потомок жрецов шёл к величайшей святыне Италии, к могилам и храмам её Основателей. Что он там искал, догадаться нетрудно: именно отсюда он мог провозгласить воссоздание Государства Италия. Символический жест, понятный каждому, кто знал прошлое страны, – там, где Италия родилась, там она и воскреснет.
   Однако римляне смогли нанести удар и нанести первое поражение восставшим. Древние авторы весьма последовательны в оценке сражения. Так, Тит Ливий пишет: «Претор Квинт Аррий истребил Крикса, вождя беглых рабов, и с ним двадцать тысяч человек» . Ему вторит Аппиан: «Тогда римляне выслали против них консулов с двумя легионами. Одним из них около горы Гарган был разбит Крикс, командовавший тридцатитысячным отрядом. Сам Крикс и две трети его войска пали в битве» . Их дополняет Орозий: «Затем против восставших с войском были посланы консулы Геллий и Лентул, из которых Геллий разбил в бою Крикса, сражавшегося самым ожесточённым образом» .
   Теперь же нужно оценить последствия поражения восставших. Напомним – погиб Крикс, но не вся его армия, что признавали и римляне. Реальные потери «галлов» нам неизвестны. Двадцать тысяч убитых и «две трети» войска наверняка взяты из донесения консула в Сенат. По нашему мнению, бойцов в армии Крикса было намного меньше тридцати тысяч, соответственно и потери «галлов» оказались куда скромнее. И что значит «две трети»? Почти наверняка удача Квинта Аррия была связана не только с внезапностью, но и с численным перевесом. Каждый консул имел по два легиона и вспомогательные войска, итого под двадцать тысяч солдат. Едва ли «галлов» было больше, отсюда и римский успех. Однако...
   Однако мы видим, что полностью армию Крикса разгромить не удалось. Гарган находится на маленьком полуострове, следовательно, римляне имели полную возможность отрезать «галлов» от материка, прижать к морю – и в этом море утопить. Не вышло, более того, уцелевшие под командованием Ганника и Каста благополучно прорвались. Отряд сохранил боеспособность и воевал ещё долго. Скорее всего, упустив Ганника, претор Аррий и консул Геллий махнули рукой и поспешили отрапортовать о полной победе, для верности добавив про «две трети».
   Итак, отряд Ганника ушёл, но возникает вопрос – куда? Многие авторы считают, что на соединение со Спартаком. Попробуем разобраться.
   Прежде всего, Ганник вряд ли представлял, где находится армия Спартака. Войско уходило, преследуемое консульскими легионами, отступать же неизвестно куда (на север? на запад?), имея на плечах победоносного противника, слишком опасно. Кроме того, никто из римских авторов не пишет о соединении «галлов» со Спартаком. В следующий раз мы встретим отряды Ганника и Каста на юге, неподалёку от того же Бруттия. Скорее всего, по нашему мнению, восставшим удалось прорваться в близкие Апеннины, затеряться среди горных тропинок и уйти обратно к Фуриям. Там же, наверняка, они находились до зимы, пополняя войско добровольцами и проводя небольшие рейды в соседние земли. Консул Гелий некоторое время преследовал их, а потом повернул обратно – римлянам стало не до «галлов».
   Есть и ещё один аргумент в пользу того, что отряд Ганника не присоединился к Спартаку. В этом случае «галлы» привели бы за собой войско Геллия, и тогда бы консульские армии соединились. Но этого, как мы знаем, не произошло.
   И тут мы видим первую и главную ошибку, совершённую консулами. Разбив Крикса, они не соединили войска, чтобы вместе ударить по Спартаку: расчёт его оправдался – Геллий, радуясь быстрому успеху, предпочёл гнаться за «галлами» и не спешить на соединение с Лентулом (который, возможно и сам этого не хотел), и римские армии какое-то время продолжали действовать порознь.
   Как мы знаем, сразиться со Спартаком выпало на долю консула Лентула – и не просто сразиться, но и не выпустить гладиаторов из Южной Италии, не отдать на поток и разграбление ещё уцелевшие области, не пустить врага на север. Тит Ливий писал в своей «Истории Рима»: «Консул Лентул неудачно сразился со Спартаком» , Плутарх же уточняет: «Когда Лентул окружил Спартака большим количеством войск, последний, ударив всеми силами в одно место, разбил легатов Лентула и захватил весь обоз» . Аппиан даёт нам возможность увидеть, как был разгромлены консулы: «Один из консулов опередил его и закрыл путь к дальнейшему бегству, а другой догонял сзади. Тогда Спартак, повернув и напав на них, поодиночке разбил обоих. Консулы отступили с поля битвы в полном беспорядке...» (знакомый почерк – бить врага по частям), а с помощью Флора мы можем предположить место сражения: «Напав в Апеннинах на консула Лентула, разбил и его войско...» .
   Из всего выше написанного можно, на наш взгляд, выделить некоторые важные детали:
1. Бой Спартака с Лентулом произошёл после разгрома Крикса.
2. Римские армии действовали раздельно, причём Лентул пытался загородить Спартаку путь и окружить его войско, а Геллий догонял.
3. Это случилось в Апеннинах.
4. У восставших не было численного превосходства, иначе консул бы не смог окружить их «большим количеством войск».
5. Спартак разбил сначала легатов Лентула, а затем его самого.
6. Разгром римлян был полный, они потеряли обоз и лагерь.
   Где именно, в какой части Апеннин случилась битва, мы не знаем. Несомненно одно – римляне не смогли перехватить армию восставших на юге Италии, ведь там гор нет. По нашему мнению, Лентул и его легаты стерегли спартаковцев на дорогах, ведущих на север – на Помпилиевой и Аппиевой. Это разумно, ведь Лентул знал, что Спартак собирается прорываться – то ли в Галлию, то ли в родную Фракию. Более того, консул был уверен, что восставшие будут не воевать, а убегать (Аппиан так и пишет: «бегство»).
   А Спартак ушел с Помпилиевой дороги, которая вела из Бруттия на север, и, не сворачивая на Аппиевую, прорвался между ними, скорее всего где-то около города Компасы. Прорвался – и оказался в горах, в тех самых Апеннинах. Пока консул Лентул скликал своих легатов, что дороги сторожили, собирал войска в кулак, спартаковцы быстрым маршем («убегали») двинулись дальше, оставив Беневент по левую руку.
   Спартак прорвался, а точнее сказать, проскользнул, без больших боёв. Бруттий и Лукания остались позади, войско шло по Самниуму, уходя горными тропами на север.
   Идти горами нелегко, особенно с обозом и конницей, но Спартак, скорее всего, заранее выяснил маршрут, ведь разведка у восставших была превосходной. Время было – и для этого, и для того, чтобы договориться с самнитами о проводниках и поставках продовольствия. Римских колонистов в горах не встретишь, а значит, в принципе, спартаковцам опасаться нечего.
   Что в этих условиях оставалось делать Лентулу? Бежать следом, плутая по горным склонам?
   Нужно заметить, что римляне в горах воевать не любили и не умели. Римский военный устав предусматривал бой сомкнутым строем манипулов, а какой строй среди паутины горных тропинок? Поэтому римская армия старалась в горах бой не вести, в крайнем случае строить в седловинах укрепления, дабы не пропустить врага. Как раз в это время победоносное войско Луция Лициния Лукулла подобным образом пыталось добить Митридата в ущельях Команы. Не вышло! Митридат со своими горцами не только ускользнул из-под удара, но и сам загнал римлян в самую скалистую глушь, заставив занять круговую оборону. Ох, и несладко же пришлось Лукуллу! А ведь он, в отличие от Лентула и вправду был талантливым полководцем.
   А теперь нужно обратиться к Плутарху, который писал о «страшной изнеженности и роскоши, царивших тогда в армии»  (это написано об армии Геллия, но вряд ли у Лентула порядки были строже) – и в таких условиях сворачивать в горы, карабкаться по склонам, бросать обоз с серебряной посудой и шелковыми покрывалами (о чём пишет тот же Плутарх)?
   Что мог сделать Лентул? Только две вещи. Во-первых, дать знать своему коллеге Гелию, чтобы тот бросал недобитых «галлов» и спешил на помощь, ведь с каждым днём Спартак всё ближе к Риму; во-вторых, самому попытаться обогнать Спартака, отрезая тому путь на север. По какой дороге? Аппиева слишком далеко, у моря, а вот Латинская, что параллельно ей идёт, вполне подходит. Обогнать, свернуть куда-нибудь к Арпину, что на границе Лациума и Самниума, а уже оттуда атаковать спартаковцев. Геллий же должен был наступать дорогой, по которой шёл Крикс, – от Сипонта на север, вдоль Адриатического моря. В общем, Канны – один консул окружает с севера, другой подходит с юга.
   Где-то в Самниуме, среди гор, армии Спартака и Лентула встретились. Геллий не успел – слишком далеко был, однако римляне были уверены, что им удалось окружить армию восставших.
   Здесь необходимо задуматься.
   Окружали Спартака, как известно, неоднократно – и у Везувия, и сейчас, и позже, на Регийском полуострове. И каждый раз окружение непременно заканчивалось победой восставших. Ещё один его приём, его коронный ход – убедить противника, что он взял тебя за горло, убедить, уверить в успехе...
   Зачем же Спартаку потребовалось, чтобы его окружили? Ведь окружение, как ни крути, – дело чрезвычайно опасное.
   Да, опасное  – в обычных условиях. В чистом поле, когда враг идёт с четырёх сторон, спастись действительно тяжело. Однако необходимо обратить внимание – сражение происходило в горах. А окружение в горах – нечто совсем иное, чем на равнине. Сплошной фронт не выстроить, не получится – придётся закрывать все возможные направления ударов спартаковцев. Теперь все римские отряды, сколько бы их ни было, отрезаны теми же Апеннинами. Римляне сами разделили своё большое количество войск, облегчив задачу восставшим (а ведь в горах действовать сообща невероятно трудно, практически невозможно): «Когда Лентул окружил Спартака большим количеством войск, последний, ударив всеми силами в одно место, разбил легатов Лентула и захватил обоз».
Тот же тактический приём – беспроигрышный, смертоносный. Спартаковская армия всеми силами обрушилась сначала на одного легата, затем на других – войско Лентула было разгромлено по частям: теснина ущелья, толпа на толпу, римские пилумы против гладиаторских пик. Только Саллюстий донёс до нас фрагмент сражения, относящийся, скорее всего, к его концу: «И в тоже время Лентул, заняв двойным строем возвышенное место и защищая его при большой потере своих – когда из багажа стали появляться военные плащи и отборные когорты стали понимать...» . Зачем плащи – чтобы на плечи накинуть, прежде чем бежать. Паника! Видя такое, и отборные когорты не выдерживают...
Через несколько дней спартаковское войско встретилось с армией Геллия. Вероятнее всего, Спартак сам двинулся навстречу, может быть, даже опередив весть о том, что его коллега уже разбит. Тит Ливий писал: «Консул Луций Геллий и претор Квинт Аррий были разбиты тем же Спартаком в открытом бою» .
Разгромив консульские армии, «Спартак ... быстро двигался через Апеннинские горы к Альпам, а оттуда к галлам, жившим по обе стороны Альп» .
Итак, мы видим, что спартаковцы по-прежнему шли по Апеннинам, но наверняка не очень долго. После разгрома консулов уже не было нужды плутать по горам, Спартак мог свернуть к Адриатическому морю на Эмилиеву дорогу, которая вела через Самниум, Пицен и Умбрию прямо к предгорьям Альп. Даже двигаясь по Апеннинам, армия восставших всё равно бы наткнулась на эту дорогу где-нибудь у Фавенции или Бононии. Путь вдоль другого побережья Италии проходит через Лациум и Рим, а там этим летом Спартак точно не был. Итак, скорее всего восставшие шли по Эмилиевой дороге, обходя крупные города и не пытаясь их осаждать, так как Спартак, по-видимому, спешил и не хотел тратить время на штурмы. А вот городишкам поменьше и сельской округе приходилось плохо. Плутарх пишет: «Но рабы, будучи сильны своей численностью и возгордившись своими успехами, не слушались Спартака и, двигаясь по Италии, занимались её опустошением» . Мы не можем знать, пытался ли вождь остановить грабежи и насилия (хотя, как мы видим, Плутарх противопоставляет «хорошего» Спартака «плохому войску»), хотя с точки зрения стратегии и тактики «опустошение» Средней Италии более чем объяснимо. Ведь именно эти земли – давняя римская территория, населенная в основном верными союзниками Вечного города, которых требовалось уничтожить.
Итак, Спартак шёл на север, чтобы где-то у города Аримана свернуть на северо-запад, куда и вела Эмилиева дорога, а что же происходило у римлян?
Наместник Цизальпинской Галлии Гай Кассий готовился встретить врага. Ведь римляне были уверены, что гладиаторы идут к Альпам, чтобы разойтись по домам. Значит, следовало перехватить восставших. А где? Если Спартак и в самом деле хотел возле Альп распустить войско, то армия должна была остановиться у Мутины. Удобнее некуда – одна дорога ведёт через Регий и Плаценцию прямиком в Галлию, вторая – через Мантую и Верону к Карнийским Альпам, за которыми уже Балканы. Вот там-то и произошло сражение: «Проконсул Гай Кассий и претор Гней Манлий сразились со Спартаком и понесли поражение» .
Однако, эта армия – не всё, что осталось у римлян. Мы знаем, что перед сражением у Мутины Спартак, как минимум, сразился с консульскими легионами: «Впоследствии оба консула, напрасно соединив свои войска, обратились в бегство, получив тяжёлое поражение» . Как это могло произойти – скорее всего, римляне попытались перехватить восставших где-то у города Аускула: успели – к очередному разгрому. Увы, подробностей мы не знаем, и не узнаем уже никогда. Аппиан пишет о «большом сражении», значит, битва была по всем правилам, строй на строй. И финал знаем – Орозий сообщает, что поражение было тяжелым. А поэт Клавдиан писал про Спартака: «В битве открытой не раз он сходился с консульским войском, у слабых владык отнимая их лагерь» . Как видим, владык двое, а лагерь один. Скорее всего, именно эту битву поэт и имел в виду. Как мы видим, уже не первый раз Спартак повёл своё войско в «открытую битву», строй на строй. Выходит, научились чему-то восставшие, поняли, что могут бить римлян не только из засады, не только в ночной тьме. Появилось именно то, что удваивает силы, – привычка к победе. А римляне испытывали «почти не меньший страх, чем когда Ганнибал стоял у ворот Рима» , Аппиан писал, что «третий уже год длилась эта страшная для римлян война, над которой вначале смеялись и которую сперва презирали как войну с гладиаторами» .
После вторичного разгрома консулов и поражения Гая Кассия уже ничто не мешало спартаковцам уйти из Италии. Однако этого не произошло, и вопрос о том, почему восставшие остались в Италии, является самым неразрешимым в истории Спартаковской войны.
Для начала надо посмотреть, были ли какие-либо условия, которые могли помешать Спартаку вывести армию из Италии. На этот счёт в исторической науке есть несколько различных точек зрения.
1. Всему виной была этническая рознь среди восставших. Галлы и германцы хотели в Италии остаться, греки и фракийцы – по домам разойтись. Здесь необходимо задуматься. Напомним, что традиционно «галло-германской» частью спартаковцев считали армию Крикса, однако именно это войско на север, к Альпам, не пошло, именно они остались в Италии.
   Могло быть такое в принципе? Допустим. Но ведь Плутарх пишет совсем иное – Спартак составил «вполне разумный план» и повёл войско к Альпам. Войско же план одобрило, пошло со своим вождём, прорвалось через всю Италию и на самом пороге свободы остановилось.
   Ладно, галлы и германцы (откуда же они всё же взялись) решили остаться, но отчего не ушли фракийцы? Почему сам Спартак не подумал о гибнущей родине (ведь он считается фракийским патриотом)? План он свой осуществил, к Альпам армию вывел.
   Войско Спартака не раскололось после битвы при Мутине и не взбунтовалось (о чём римские авторы обязательно бы написали) – оно дружно повернулось и двинуло на Рим. Не разбежались даже те галлы, что были уже на родине, в Цизальпинской Галлии. Не только не разбежались, но и изрядно пополнили армию восставших.
2. Причина была в том, что в войске спартаковцев было много свободных италиков и тех рабов, что в Италии родились. Им уходить было некуда.
   Логично? Вроде бы да, но мы предположили, что те, кто хотел остаться, скорее всего, остались вместе с Криксом и Ганником. Остальные план Спартака одобрили и двинулись на север. А между тем Цизальпинская Галлия – это уже не Италия. Для бруттиев, луканов, осков и самнитов Галлия – тоже чужая земля. Но ведь они согласились туда идти!
3. Спартак не решился идти дальше, потому что в Цизальпинской Галлии гладиаторов не поддержали. Пришлось назад поворачивать.
   Здесь необходимо вспомнить, что, по римским оценкам, в армиях Спартака и Крикса в общей сложности было семьдесят тысяч. Тридцать тысяч ушли с Криксом, следовательно, у Спартака осталось где-то около сорока тысяч. И он поворачивает из Галлии, имея войско в сто двадцать тысяч человек. И это несмотря на неизбежные потери.
   Цифры можно оставить на совести римских авторов, но порядок, скорее всего, указан верно – в Галлии войско восставших выросло в три раза. Ничего себе не поддержали.
4. Всему виной стихийные бедствия – восставшие пробыли в Цизальпинской Галлии до осени, пошли дожди, река По разлилась, пути на север отрезая. Пришлось спартаковцам на юг уходить, следующего лета ждать.
   Теория очень убедительная, потому как вроде бы доказательствами подкреплённая. Вот, скажем, Цицерон указывает в одной из своих речей против наместника Сицилии Верреса, что новый римский командующий Марк Красс был избран в ноябре 72 г. до н.э. Спартак же в это время был на севере Италии, следовательно, действительно восставшие задержались до осени.
   Однако здесь есть несколько спорных моментов. Первый – это римский календарь. Взятый римлянами у этрусков, во времена Спартака он был очень неточным. «Плавали» по этому календарю дни и месяцы, каждый год разный – то короче, то длиннее. Устранил эти «неполадки» Юлий Цезарь, но до его реформы ещё четверть века осталась. Так что ноябрь 72 г. до н.э. – это самый настоящий будущий месяц август.
   Второй момент – это вопрос о том, может ли Спартаку помешать река По? От Мутины она на востоке, а чтобы в Галлию попасть, следует на запад идти. А во Фракию? Тоже без проблем – продолжить движение по той же Эмилиевой дороге на сотню километров на запад, и сворачивай на восток, к Мантуе и Вероне. Здесь река По восставшим не опасна, она разливается восточнее, у побережья. Так что ни могло это всё помешать восставшим.
5. Тоже стихийное бедствие, вся вина, оказывается, в альпийских перевалах, в том, что они непроходимы.
   И что тут скажешь? Альпы, конечно не Апеннины, но и не Эверест. Недаром через них проходили и Ганнибал, и Суворов с Наполеоном. К тому же, в отличие от них, Спартак вышел к Альпам летом (а все трое выше перечисленных переходили через Альпы зимой), лучшее же время для переходов – август и сентябрь.
   К тому же Спартаку вовсе не обязательно было штурмовать горы. Чтобы попасть в Косматую Галлию, то есть в нынешнюю Францию, достаточно свернуть по дороге, что вдоль побережья, через Луку и Геную, идёт. Эту дорогу Генуэзской Ривьерой называют, а ещё Карнизом. Справа – горы, слева – море. И дорога есть, названная именем Эмилия Скавра, как раз и ведущая в Галлию.
   А путь во Фракию? Тоже не надо в горы лезть. Иди вдоль Адриатического побережья в сторону будущей Венеции, пока до Фракии не дойдёшь. Можно, к тому же, и к пиратам обратиться.
6. Спартак и его войско испугались трудностей дальнего перехода, и племён, живущих за Альпами.
   Напомним, что за Альпами, за Карнизом – Галлия. Неужели галлы из армии Спартака испугались идти к своим соплеменникам? Но даже если это так, путь на родину через враждебные земли был безопаснее, чем возвращение в Италию, где уже формировалось новое римское войско.
   Итак, из всего выше перечисленного мы можем сделать два вывода:
1. Если Спартак летом 72 г. до н.э. решил уйти из Италии, он бы, без сомнения ушёл. Со всем ли войском, с частью ли его – но ушёл. Известных нам причин, способных ему помешать, не существовало.
2. Причина была не во внешних факторах, а в чём-то другом. И прежде всего в самом Спартаке. Либо он с самого начала не собирался уходить из Италии и весь его план броска за Альпы – очередная дезинформация для римлян, либо нечто, нам неведомое, заставило его в последний момент этот план изменить – и вернуться в Италию.
   Может, прав всё же римлянин Флор? Ведь Спартак – тоже человек. Окружили вождя победы, началось у него головокружение от успехов, решил он ненавистный Рим сокрушить. Ведь, возможно, это и была его истинная цель.
   Чтобы ответить на этот вопрос, нужно рассмотреть, какие же ещё цели мог поставить перед собой Спартак:
— Цель первая: освобождение рабов. Восставшие освобождают только тех, кто нужен им в войске, остальные предоставлены сами себе. Попытки освободить всех рабов, что происходило во время других восстаний (например, двух сицилийских, восстания Аристоника в Пергаме), хотя бы издав соответствующий указ, претор восставших гладиаторов Спартак не предпринимал, хотя, если за основу организации армии восставших был взят римский образец, то по римским законом претор имеет на это полное право.
— Цель вторая: помощь италикам в их борьбе против Рима. Только если это совпадает с его собственными планами. Восставшие громят и уничтожают римлян, однако италики тоже страдают. Не трогают лишь тех, кто, как и рабы, нужен в войске или для его снабжения. Провозглашать возрождение Государства Италия, противостоящего Республике, вождь гладиаторов не собирается – опять же, в отличие от других, «классических» восстаний рабов, где одним из основных моментов было провозглашение собственного государства.
— Цель третья: вывод восставших из Италии. Эта цель тоже не была исполнена, хотя у Спартака были все условия.
   Так что же остаётся? Остаётся ненависть к Риму. Остаётся желание любой ценой, не считаясь ни с чем, нанести римской Волчице наибольший вред и как идеал уничтожить римское государство.
   Мог ли странный фракиец с неизвестным истории именем ради этой цели обречь тех, кто в него верил, на смерть? Да и не одинок был Спартак в своих мечтаниях, врагов у Республики больше, чем друзей – те же Митридат и Серторий.
   Остается рассмотреть, соответствует ли то, что делает Спартак, такой цели? Вождь гладиаторов умён, талантлив, умеет считывать ходы на шахматной доске. И что же он делает?
   Из Южной Италии Спартак двинулся в Цизальпинскую Галлию. Правильно ли он поступил? Без сомнения. Спартак, конечно же, понимал (и мы понимаем), что самый неудачный способ борьбы с римлянами – это атаковать их столицу в лоб. Что бы ни творилось в Вечном городе, как бы ни враждовали Сенат и народ, сулланцы и марианцы, всё это тут же прекратиться, стоит врагу подойти к стенам. Как только спартаковское войско ступит  на землю Лациума, навстречу ему шагнут десятки тысяч римлян – патрициев и плебеев, работяг, интеллигентов и жуликов, прорицателей и бродяг. Это знали все, и даже Ганнибал старался не доводить Рим до последней крайности. Да и не было у Спартака бесчисленной орды, способной растоптать всех римлян. Бой под столицей стал бы страшным кровавым итогом, и на этом бы всё и закончилось.
   Тогда почему Спартак не ушёл из Италии?  Как нам кажется, необходимо создать модель возможного развития исторических событий.
   Итак, Спартак всё же вывел свою армию из Италии, и его войско разделилось на три части. Новобранцы из Цизальпинской Галлии и часть италиков остались в предгорьях Альп. Там, в городе Мутине, провозглашена Свободная Галлия, и быстроногие гонцы помчались ко всем галльским племенам с призывом подняться против Рима. Остальные галлы, те, что родом из-за Альп, быстрым маршем двинулись по дороге Эмилия Скавра прочь из ненавистной Италии. А сам Спартак повёл верных ему людей к Адриатическому морю, за которым лежат Греция и Фракия.
   Могло ли быть такое? Вполне, ибо ничто и никто летом 72 г. до н.э. не был способен этому помешать. А что случилось бы дальше? Вероятнее всего то, что разделившееся на части спартаковское войско было бы разбито в первых же боях, его остатки ушли бы за римскую границу – в Косматую Галлию, в Германию и за Дунай. Однако, по нашему мнению, в такой модели развития исторических событий был возможен и другой вариант.
   ...Свободная Галлия создаёт многотысячную армию. Её правительство обращается ко всем италикам с призывом восстать против Рима. На юге, где сражаются Ганник и Каст, под их знамёна спешат тысячи новых бойцов. База восстания – Бруттий, ещё одна – Самниум, и возможно, Апулия и Калабрия. Повстанцы начинают брать крупные города, создавая свою власть.
Между тем Спартак прорывается через Эпир и Македонию во Фракию, по дороге громя римские гарнизоны и уничтожая коллаборационистов. Его войско несёт потери, но на смену приходят тысячи и тысячи новобранцев. А во Фракии весть о подходе Спартака вселяет надежду в души тех, кто ещё не погиб и не сдался. Даже одриссы, покорившиеся Волчице, готовы вновь взяться за оружие. Спартак пробивается к крепости Ускудама, последнему оплоту фракийцев, отбрасывая от её стен армию Марка Лукулла.       
   Римляне не сдадутся. Лукулл – опытный полководец, в его армии – сплошь ветераны, воюющие не первый год. Но Спартак бросает на игральную доску новую кость – заключает союз с племенами, живущими за Дунаем. Войско даков и гетов атакует врага по всему фронту. Полностью разгромить римлян, на наш взгляд, вряд ли удастся. Марк Лукулл попытается удержать Македонию и Южную Фракию, не допустить врагов к черноморским проливам, ведь в этом случае армия его брата Луция, сражающегося с Митридатом, будет отрезана от Рима. У Геллеспонта фракийцев, скорее всего, остановят, но это будет единственным римским успехом. Приход Спартака на родную землю не только продлит войну во Фракии на несколько лет, но и втянет в неё соседние народы, создавая угрозу всем римским владениям на Балканах.
   Ободрится и Митридат. Сейчас его дела не так и плохи. Война в понтийских горах затянулась, у Луция Лукулла уже начались конфликты с его офицерами, да и солдаты недовольны. А тут такие вести из Италии и Фракии! Среди римлян царит растерянность, командующего теребят со всех сторон, требуя вернуться домой, Митридат тем временем рассылает сотни писем друзьям и союзникам, призывая не упустить момент и вместе ударить по врагу. И вот уже спешат на помощь армянские войска, плывут через Чёрное море корабли из Боспора и Херсонеса. Римляне наверняка устоят, но о наступлении Луцию Лукуллу придётся надолго забыть. Скорее всего, он отойдёт на запад, чтобы удержать провинции Вифиния и Азия. Митридат Евпатор с торжеством возвращается в Понт. Война на Востоке ещё не проиграна, но и здесь положение становится угрожающим. Число врагов Рима растёт, они смелеют, наглеют.
   Однако самое интересное может случиться в Галлии. Как известно, Галлия состоит из трёх частей. Цизальпинская благодаря Спартаку очищена от римлян, Косматая свободна, и врагов Рима там больше, чем друзей. Спартаковцы же спешат в Галлию Нарбонскую, нынешний французский Прованс. Наместник её – Марк Фонтей — опытный полководец и хороший администратор, но уж больно не повезло ему с подданными. Лишь в городе Нарбоне существует римская колония, вокруг же – Галльское море. А из-за близкой границы – что ни год – на провинцию нападают племена Галлии Косматой, приходится воевать, напрягать все силы. И тут – спартаковцы.
   Возможно, Фонтею удастся удержать Нарбон и ещё несколько крепостей, но всё остальное точно – захлестнёт. И вот провозглашена ещё одна Свободная Галлия – Нарбонская. Но самое страшное не это – в войну неизбежно втягивается Косматая Галлия. Эдуев, римских союзников, осаждают со всех сторон, их дела совсем плохи, ведь, скорее всего, свою конницу они уже отослали на помощь римлянам против Спартака.
   Итак, римляне получают Великую Галльскую войну, но не ту, которую начнет Цезарь в 59 г. до н.э. Сейчас наступают галлы, они сильны, они окрылены первыми успехами.
   Но Галлия – не конец света, не край римской Ойкумены. За Галлией – Испания, а в Испании – Квинт Серторий. Уже несколько лет он сражается с соотечественниками-римлянами, призвав под знамёна иберийские племена.
   Серторий сражается с Гнем Помпеем. Помпей неплохой полководец и дипломат. Именно сейчас он умело ссорит Сертория с союзниками-испанцами, вносит смуту в узкий кружок римских эмигрантов. У Помпея хорошая армия, он твёрдо надеется на победу... И тут – гром среди ясного неба. Враги в Нарбонской Галлии, а значит, римская армия в Испании вот-вот будет отрезана.
   А в самой Испании все римские враги поднимают головы. Войско Сертория растёт, недовольные его властью прикусили языки.
   Нет, римляне не сдадутся и в Испании. Помпей будет продолжать войну, может, даже сумеет серьёзно навредить Серторию, но сражаться придётся, всё время оглядываясь назад. В Галлии враги, в Галлии война, а подкреплений из Рима не дождёшься.
   Таковы последствия ухода армии Спартака из Италии, предварительные пока ещё. Все враги Рима получили мощную «подпитку», к ним примкнули новые союзники. В результате Римская республика не только не сможет быстро победить в Испании и Фракии, но и получит два новых фронта – Галльский и Дунайский, а возможно, ещё и третий – Армянский. Неужели Спартак не видел подобной перспективы? Как нам кажется, видел, более того, ему всё это представлялось куда яснее и конкретнее. Так почему же его войско не ушло из Италии?
   Ответ первый: Спартак понимал, что риск слишком велик. Тот вариант, который мы представили, оптимальный. Римские полководцы могли отреагировать быстрее и удачнее, разбив разделённое на части спартаковское войско в первых же боях. Однако Спартак рисковал и раньше, причём едва ли с большими шансами на успех.
   Ответ второй: Спартак считал, что сумеет нанести римской Волчице ещё больший вред. То, что начнётся во всём Средиземноморье, сильно ослабит Рим. Ослабит – но не погубит всеконечно. Волчица всё равно победит. Большой кровью – но победит. Пусть не сразу, пусть не за один год.
   Эта модель развития исторических событий может позволить нам выдвинуть гипотезу, что Спартак мог ставить своей целью уничтожение римского государства (мог быть ещё один вариант, но его мы рассмотрим позже).
Итак, армия восставших повернула обратно в Италию.

[Александр Тагере]

§ 3. «Регийское сидение» и прорыв к Брундизию.
   Спартак шёл на юг.
   Именно эти тёплые сентябрьские дни 72 г. до н.э. оказались самыми тяжёлыми и страшными для Рима. Это чувствуется даже в том, что писали римские авторы – Флор писал: «Окрылённый этими победами, он – чего уже одного было достаточно для нашего позора – составил план нападения на Рим» , а Орозий уточняет, что «государство испытывало почти не меньший страх, чем когда Ганнибал стоял у ворот Рима... Это была уже война, на которую уже нельзя было спокойно смотреть, но которой следовало повсюду бояться».
   Однако, марш Спартака на Рим – ещё одна загадка в числе многих. На первый взгляд всё решено и ясно: решив не уходить из Италии, вождь готовился нанести удар в самое сердце Римской республики. Двигаться следовало быстро, потому были сожжены обозы и убиты пленные, о чём писал Аппиан. Но, что удивительно, Спартак до Рима не доходит: «Спартак переменил решение идти на Рим. Он считал себя ещё не равносильным римлянам, так как войско его далеко не всё было в боевой готовности и не в достаточной мере вооружено; ни один италийский город не примкнул к ним: его войско состояло из рабов и всяких попутчиков» .
   На первый взгляд всё вполне понятно. Несколько дней похода показали, что новобранцы из Цизальпинской Галлии небоеспособны, их следовало ещё учить и учить, а не посылать на штурм римских стен. Поэтому вождь решил не искушать судьбу – прошёл мимо Вечного города. Так вполне могло случиться, но неужели Спартак не понял этого ещё в Галлии?
   И что ещё более странно – первый бой с римской армией, которой командовал уже Марк Лициний Красс, произошёл в Пицене: «Красс остановился у границ Пицена, чтобы встретить двинувшегося туда Спартака» . Пицен – небольшая область на Адриатическом побережье. Рим находиться на противоположной стороне полуострова, вблизи моря Тирренского. Между побережьями – Апеннины. Попасть из Пицена в Лаций можно хотя бы по Соляной дороге, но слишком уж неудобно и опасно. Дорога плутает по горам, где войско не развернешь, да и времени потеряешь много. Между тем из Цизальпинской Галлии есть к Риму иной маршрут, прямой – через Этрурию. Если Спартак спешил, если он даже обоз бросил, то зачем плутать по горам, давая римской армии возможность заступить путь?
   Объяснение этому вопросу на самом деле лежит на поверхности – дезинформация, очередная и успешная. Спартаку требовалось перебросить армию в южную Италию, и тут же поползли слухи, что цель похода – Рим. Однако, для того, чтобы понять, что же всё-таки произошло, нужно, как нам кажется, рассмотреть ситуацию внимательнее – Ампелий пишет: «Гладиаторы Спартак, Крикс и Эномай, опустошив всю Италию, угрожали сжечь Рим, но были подавлены в Лукании Крассом, а вЭтрурии – консулом Помпеем» . Как мы можем видеть, этот отрывок во многом не точен, но он даёт нам ответ на вопрос, где же с восставшими воевал Помпей – в Этрурии, что является немаловажным уточнением. На наш взгляд, войско Спартака действительно поначалу двинулось на Рим, ворвалось в Этрурию, уничтожая всё на своём пути, квириты уже готовились защищать Вечный город, однако Спартак неожиданно повернул на восток, в Пицен. Но ушли не все – в Этрурии была создана ещё одна база восстания, так как в Цизальпинской Галлии римских войск уже не было, там всем заправляли повстанцы.
   Как мы можем видеть, первым следствием похода Спартака на юг стало образование двух «освобождённых районов» – Галльского и Этрусского. Почти вся северная Италия римлянами потеряна, более того, угроза нависла над самой столицей. Имелся и ещё один резон в существовании этих районов – в случае удара с севера они должны были прикрыть основную спартаковскую армию (что и произошло, когда в Италию  вернулся Помпей). А Спартак между тем прорывался на юг, где сражались отряды Ганника. У римлян оставалась лишь часть Средней Италии.
   Окружение? Да, стратегическое окружение. Именно то, что когда-то проделал Ганнибал, перейдя Альпы. Враг на севере, враг на юге, в результате Республика лишалась огромных территорий, с которых уже не поступит в закрома хлеб, откуда не придут в римскую армию новые солдаты.
   Как мы уже отмечали, первое сражение между Спартаком и Крассом произошло в Пицене, причём Спартаку вновь противостояли разделённые римские силы, часть из которых во главе с Муммием восставшим удалось разбить, после чего они отправились «через Луканию к морю» .
   Итак, спартаковцы возвращались в знакомые места, туда, где за год до этого они сражались с Варинием. Шли не спеша – армия Красса ещё приходила в себя после первого поражения. Судя по всему, Спартак прошёл через Пицен и Самниум без боёв. «Мало-помалу» имело ещё один смысл: осень – время урожая, а армия восставших, бросившая свой обоз в Галлии, нуждалась в запасах продовольствия, потому Спартак не спешил, готовясь к будущим боям. Целью же похода, как мы увидим, был Бруттий, главная спартаковская база на юге.
   Этот осенний марш к морю вызывает вопросы, как и всё, что делал Спартак. После победы над Муммием, после разгрома двух римских легионов армия восставших могла избрать любой маршрут. Можно было повернуть назад, в Галлию или Этрурию, попытаться атаковать Рим – или для начала опустошить Лациум. Но правильнее всего было добить Красса. Ситуация мало отличалась от той, что сложилась летом, когда восставшие громили консулов. Войско Красса было больше, но и спартаковская армия выросла в три раза.
   Спартак не стал добивать Марка Лициния Красса. Почему? Ведь оставлять за спиной недобитого врага опасно. Шесть легионов Красса – немалая сила, между тем война в Испании заканчивается, Лукулл добивает последних фракийцев, значит, скоро все римские армии могут соединиться.   
   Версия первая: Спартак совершил ошибку, первую в этой войне, – недооценил Красса и его войско. Недооценил – и подарил римлянам самое ценное: время. За несколько недель римская армия оправилась от поражения, пришла в себя и получила новые подкрепления.
   Версия вторая: мы знаем, чего этот бой стоил римлянам – паники, брошенного оружия, потерянных знамён. Но нам не известно, сколько за победу заплатили спартаковцы. Нужно помнить, что большинство армии – галльские новобранцы, опыта у них месяц-два службы. Победа над Муммием могла стоить дорого, и Спартак понял, что в открытом бою со всей римской армией ему не устоять. У Муммия было только два легиона, а если придётся воевать с остальными? Красс, получив жестокий урок, больше не дробил силы. Риск был слишком велик.
   Было ещё одно соображение. На юге, в Бруттии, Лукании, Калабрии и Апулии, повстанцы держались уже больше года, именно здесь сложилась их основная база. Две новые, в Галлии и Этрурии, были ещё ненадёжны, командирам восставших требовалось время, чтобы организовать там армию. Спартак, отвлекая легионы Красса на себя, это время им предоставил.
   И, наконец, вести бои с Крассом в Южной Италии было куда выгоднее, чем в Средней или Северной. Здесь, на юге, после года спартаковских «зачисток» римских сторонников осталось совсем мало. Удобна была и местность. Северная Италия – это равнина, где римляне, развернув армию, получат все преимущества. Средняя Италия – давний римский форпост, там много крепостей и дорог. На юге же – горы, столь удобные для партизанских и полупартизанских действий, а также море, окружающее оконечность итальянского «сапога» со всех сторон. Конечно, море может стать ловушкой, но может быть и надёжным тылом, если удастся договориться с пиратами, которые также враждуют с Римом.
   Можем ли мы теперь представить себе новый план Спартака? Как нам кажется, можем. От быстрых, молниеносных маршей спартаковцы приступили к постепенному завоеванию Италии. Кое-чего они уже добились, если же армия Красса будет разбита, римлянам останется лишь долина Тибра. Конечно, квириты не сдадутся, но без Северной и Южной Италии их шансы станут совсем другими. Итак, мы можем сделать вывод о том, что стратегическая цель Спартака осенью 72 г. до н.э. – захват Италии, тактическая – разгром Красса, и именно для этого Спартак и отступил на Регийский полуостров.       
   Плутарх пишет: «Красс, подойдя сюда и видя, что сама природа мест указывает, что нужно делать, поспешил перерезать стеною перешеек, чтобы одновременно и дать занятие своему войску, и лишить врага подвоза провианта. Это было большое и трудное дело, которое Красс окончил против ожидания в короткое время. Он провёл от моря до моря через перешеек ров длиною в триста стадий, шириной и глубиной одинаково пятнадцать футов, а надо рвом возвёл стену большой высоты и прочности» .
   Нужно уточнить: укрепления Красса были протяжённостью около 55 километров, их ширина и глубина – 4,6 метра. А что же Спартак?
   Вновь возьмём Плутарха: «Сначала Спартак не обращал внимания на эти работы, относясь к ним с презрением» . Почему так? Стоит взглянуть на карту, чтобы понять – «мышеловка» действительно захлопнулась. Укрепления Красса, скорее всего, перерезали полуостров от города Терины на севере до Сколация на юге, там от моря до моря как раз около пятидесяти километров. А ведь «лимес» – лишь часть обороны, он должен сдержать первый натиск врага, основной же удар принимало на себя войско, находящиеся за ним. 50 километров – это не так уж и много, армию можно разместить в трёх лагерях, каждый – на расстоянии одного перехода, и в случае необходимости войско быстро собирается в кулак. Для успешного наступления требуется, как известно, тройное превосходство, а силы римлян и спартаковцев были приблизительно равны. Так отчего с «презрением»?
   По нашему мнению, Спартак рассуждал абсолютно здраво. Мудрость Красса была мудростью дилетанта, впервые попавшего на высокий командный пост. Красс воевал и раньше, и, надо отдать ему должное, неплохо, но под его началом были лишь небольшие отряды. Тактику наверняка знал неплохо, а вот в стратегии пока разбирался не очень хорошо (хоть и быстро учился), и не понял, что пассивная оборона – даже за линией укреплений – залог будущего поражения:
1. Обороняющийся предоставляет всю инициативу противнику. Тот сам выбирает, где и когда ударить.
2. Пассивная оборона расслабляет и деморализует войска.
3. «Запереть» армию противника равной численности практически невозможно. Как бы ни был узок предполагаемый театр военных действий, враг всегда может создать на острие удара подавляющее превосходство и оборону прорвать.
   Так зачем же Спартак отступил на Регийский полуостров? Прежде всего нужно отметить, что направился он туда по собственной инициативе. Армия Красса, как известно, догнала восставших в Лукании, однако спартаковцы имели время, чтобы:
— Увести войско в горы, в хорошо знакомые Апеннины.
— Двинуться быстрым маршем по Помпилиевой дороге в Кампанию.
   Спартак же не делает ни того, ни другого, а ведёт войско на юго-запад, в Бруттий. Почему? Исследователи, вслед за римскими авторами, предлагают нам один ответ – Спартак хотел переправить свою армию в Сицилию, а потому ещё и вёл переговоры с пиратами. Однако, по нашему мнению, римляне, а вслед за ними и современные авторы, могли и ошибиться. В чём, по нашему мнению, могла заключаться эта ошибка: римляне, узнав о переговорах Спартака с киликийцами, ждали немедленной высадки, более того, считали это главной целью восставших. Оба эти вывода, на наш взгляд, могли быть в корне ошибочны, ибо целью Спартака была не Сицилия (которая, по сути, является стратегической ловушкой, к тому же восставших там ждали), а армия Красса. Что же касается переговоров, они были наверняка не первые, просто именно той осенью римская разведка смогла о них узнать. О чём же договаривались спартаковцы с пиратами – естественно, о совместных действиях против Рима. Но не зимой, когда плавать по морю опасно, а будущей весной. Война продолжалась, и восставшим нужны были союзники на море. О чём именно, могут рассказать сами римляне: лето 70 г. до н.э., Спартак уже погиб, его войско разбито. Молодой юрист Цицерон спешит из Сицилии в Италию на очередной судебный процесс, где он должен был выступить обвинителем: «Ведь если бы обвиняемого можно было осудить в отсутствии обвинителя, мне незачем было бы ехать на крошечном судёнышке из Вибона в Велию, пробираться между оружием беглых рабов, морских разбойников» .
   Итак, Спартака уже нет, но, как мы видим, война продолжается. Вибон и Велия находятся на западном побережье Италии, недалеко от Регия. Восстание считается подавленным, но римской власти в тех местах нет, всем заправляют беглые рабы и пираты. Римский юрист вынужден пробираться на каком-то судёнышке, как он сам пишет, «с опаской для моей жизни».   
   Вот и плоды союза с пиратами. Даже после гибели вождя восставшие продолжают контролировать побережье. Они высаживают десанты, занимают целые города. Тот же Цицерон упоминают «темесианскую неудачу» – захват города Темесы спартаковцами и пиратами: одни блокировали с моря, другие осадили с суши.
   Вот об этом, на наш взгляд, и договаривался Спартак с пиратами – о будущих совместных действиях. Под руководством вождя пиратские эскадры следующей весной могли добраться не только до Сицилии (попасть туда как раз и не было проблемой), но и начать беспокоить римлян на всём протяжении итальянского побережья, высаживая небольшие «кочующие» десанты. А затем спартаковские эскадры могли нанести удар по Остии – морским воротам Вечного города. Что способно было этому помешать? Римский флот? Но как раз в эти месяцы пираты разгромили его у Крита.
   Вот и вторая составляющая плана Спартака – не только захват Северной и Южной Италии, но и морская блокада Рима.
   Итак, подготовка высадки на Сицилию, – очередная спартаковская дезинформация – позволила решить сразу две задачи:
1. Отвлекла внимание Красса. Тот едва ли до конца поверил (иначе бы не строил свои укрепления), но всё-таки предпочел выждать. В результате Спартак получил несколько лишних недель.
2. Посеяла панику на самой Сицилии, наместник которой – Гай Веррес – тут же принялся с успехом ловить «спартаковских шпионов» и «заговорщиков». На крест посылались даже римские граждане, что само по себе являлось преступлением. Понятно, что репрессии только подрывали авторитет римской власти.
   Но если Спартак не думал высаживаться на Сицилии, то что было ему делать в Регии?
   Первый ответ очевиден. Регий – это земля бруттиев, основной плацдарм спартаковцев в Италии. Именно здесь войско гладиаторов пользовалось поддержкой населения, что давало возможность не только прикупить всё необходимое для армии, но и получить новое пополнение: «Спартак же, поджидая всадников, кое-откуда прибывших к нему, больше уже не шел в бой со своим войском, но постоянно беспокоил осаждавших мелкими стычками; часто он нападал на них, набрасывал пучки хвороста в ров, зажигал их и делал осаду чрезвычайно трудной» . Такие локальные бои не только позволяли обучить бойцов в обстановке, полностью приближенной к боевой, но и служили неплохой наглядной агитацией – и для своих, и для чужих: «Спартак... приказал повесить пленного римлянина в промежуточной полосе между обоими войсками, тем самым показывая своим образ того, что ожидает побеждённых в случае поражения» .
   Итак, временем, отпущенным ему Крассом, Спартак воспользовался сполна. Три месяца (или даже немного больше), проведённых в Регии, позволили обучить и пополнить армию.
   Однако осада Регия требовалась Спартаку, по нашему мнению, не только для пополнения и обучения войска. Разбить Красса – вот его основная цель. Так может, именно для этого он заманивал римлян на окружённый морем с трёх сторон полуостров, как когда-то на Везувий?
   Ясно одно – разбить римлян атакой в лоб было невозможно. При равенстве сил «лимес» позволил бы квиритам оказать эффективное сопротивление и нанести спартаковцам серьёзный урон. Но зачем атаковать в лоб, когда можно обойти? Не об этом ли договаривался Спартак с пиратами? Высадка даже небольших десантов в римском тылу могла сильно деморализовать противника (синдром «Окружают!»), нарушить всю систему обороны, заставить Красса отступить на восток, а затем добить где-нибудь на границе Бруттия и Лукании.
   Была, однако, и другая возможность. Мы знаем, что эти месяцы спартаковская армия стояла на Регийском полуострове, но ведь это не все силы восставших – и римляне, и современные историки забыли об отрядах Ганника и Каста. И, как нам кажется, абсолютно необоснованно.
   Где в это время находилась эта часть восставших, тоже у Регия? Не исключено, однако все источники «находят» их совсем не там. «Галлы» продолжают воевать отдельно от Спартака: «Много мятежников отделилось от него из-за раздоров и самостоятельно расположилось лагерем вблизи Луканского озера» , а Орозий дополняет: «Прежде чем напасть на самого Спартака, расположившегося лагерем у реки Силар, он (Красс) победил его вспомогательные войска галлов и германцев».
   Считается, что отряд Ганника и Каста отделился от армии восставших после прорыва укреплений Красса. Однако ни Плутарх, ни Орозий, ни другие римские авторы ничего подобного не сообщают. Столь же вероятно, что «галлы» всю осаду оставались в Лукании, где-нибудь на склонах Апеннин. Причиной этого действительно могли быть «раздоры», усугубившиеся после смерти Крикса, но возможен был и другой вариант – Ганник и Каст получили приказ готовить удар по римской армии с тыла. Случись такое, войска Красса были бы попросту раздавлены, попав между спартаковским молотом и «галльской» наковальней.
   Очень возможно, что именно в этом и состоял замысел Спартака. В этом варианте просто бы повторилась битва у Везувия, только в больших масштабах.
   Этого, как мы знаем, не произошло. Весьма вероятно, что разногласия между Спартаком и «галлами» оказались слишком велики, и Ганник отказался от совместных действий. Но вероятнее всего, что «галлы» просто не успели – удар по римским тылам следовало наносить как можно позже, когда армия Красса окончательно деморализуется.
   Однако, в месяце марцедонии и Спартак, и Красс узнали неожиданную новость: Гней Помпей был выбран вторым главнокомандующим, а авангард его армии уже подходил к Цизальпинской Галлии – римский полководец решает разбить восставших сам, что с точки зрения стратегии было ошибкой. Однако в данном случае Марком Лицинием двигали чувства, а не разум – от римских авторов нам известно, что он завидовал Помпею и мечтал его превзойти.
   Посочувствуем Крассу. Посочувствуем, но признаем, что на этот раз Сенат поступил абсолютно правильно. Правители Республики поняли, что осада Регия может окончиться только одним – очередным разгромом.
   Аппиан пишет: «Красс, опасаясь, что слава победы может достаться Помпею, старался всячески ускорить дело и стал нападать на Спартака» . Римская армия готовилась перейти в наступление, а «стал нападать»— наверняка разведка перед решающим сражением. Следовало спешить, так как Помпей уже вёл своих ветеранов в Италию.
   Спартак тоже наверняка понял, что ситуация изменилась. Его разведка, конечно же, доложила о назначении Помпея и о подготовке римского наступления. Следовательно, необходимо было менять планы.
   Древние авторы, и современные исследователи в этом с ними согласны, уверяют, что идти на прорыв Спартака вынудила нехватка продовольствия. На наш взгляд, эта причина не являлась основной. С самого начала осады вождь  наверняка знал, на какой срок его армия может рассчитывать при наличных запасах. Вероятно, к этому времени они  начали действительно заканчиваться, но показательно то, что Красс начал первый.
   Спартак отреагировал молниеносно – и в уже привычной манере. Враг собирается напасть? Прекрасно, значит, первым делом надо уверить его в том, что армия восставших этого боится. В одну из ночей Спартак атакует римские укрепления. Атакует – и отступает, не добившись цели: «Когда Спартак был принужден попытаться пробиться в Самниум, Красс на заре уничтожил 6000 человек неприятельского войска, а вечером ещё приблизительно столько же, в то время как из римского войска было только торе убитых и семь раненых. Такова была перемена, происшедшая в армии Красса благодаря введённой им дисциплины. Эта перемена селила в неё смелость и решимость достигнуть победы» .
   Оставим на совести Аппиана эти цифры, главное другое. Судя по всему, это была обычная разведка боем. Спартак, как и его противник, прощупывал вражеские позиции. Как видим, ударов было два, каждый на разном направлении. Красс и сам бы наверняка не отнёсся бы к этим стычкам столь серьёзно, если бы вслед за этим Спартак не предложил бы начать мирные переговоры, причём подчеркнём – речь шла не о тайных контактах, которые часто случаются на войне. Вождь восставших предложил переговоры вполне официально, более того, не скрывая причины – Помпей: «последний, также желая предупредить прибытие Помпея, предложил Крассу вступить в переговоры» . О чём именно шла речь, мы тоже можем предположить с большой долей вероятности: через несколько десятилетий после гибели Спартака римлянам пришлось вновь воевать с армией мятежников, на этот раз в Африке. Руководил ими некто Такфаринат, который и предложил квиритам договориться на тех же условиях, что и когда-то Спартак. Естественно, что их условия были с негодованием отвергнуты – по тем же причинам: «Даже и Спартак после поражения стольких консульских армий, жегши неотомщенную Италию, не добился того, чтобы вступили с ним в перемирие по договору, хотя в то время республика была потрясаема страшными войнами с Серторием и Митридатом; тем менее можно было при полном могуществе римского народа откупиться от разбойника Такфарината заключением мира и уступкой земель» .
   Вполне вероятно, что требования восставших действительно были достаточно скромными: мир и земля. Армия расходиться по домам, каждый получает свой надел где-нибудь в Галлии и Северной Италии. Такая «скромность» могла только раззадорить Красса: если просят мало, значит боятся, следовательно, никаких уступок. Добить врага!
   В любом случае, на наш взгляд, обе стороны не отнеслись к переговорам серьёзно. Для Красса они стали ещё одним доказательством того, что восставшие не желают воевать. А Спартак именно подобного и добивался. Пока римский полководец готовился перейти в наступление и одержать победу, армия восставших уже подготовилась к решительному сражению и прорыву укреплений. Разведка боем наверняка показала место, где римские позиции были не так сильны. Что и требовалось.
   Одновременно спартаковцы осуществили ещё одну внушительную демонстрацию: «Они стали готовиться к бегству в Сицилию и, не имея лодок, напрасно пытались переплыть через бурный пролив на плотах из брёвен и на бочках, связанных ветвями» , а Саллюстий добавляет, как именно: «Положивши под брёвна бочки, они связывали их ветвями и ремнями из неотделанной кожи» .
   Всерьёз рассчитывать на переправу войска в несколько десятков тысяч человек на таких «понтонах» через бурное море, конечно же, невозможно. Зато такая шумная подготовка, ставшая известной римлянам, ещё раз убедила их в очевидном – враг в панике, спартаковцы, потеряв головы от страха, пытаются уплыть на наскоро связанных плотах.
   Но, «...выждав снежную и бурную ночь, Спартак приказал засыпать небольшую часть рва землёй, деревьями и сучьями и перевёл через него третью часть своего войска» , – замысел Красса рухнул в одну ночь, теперь уже он, а не восставшие, были в окружении. Однако отборная часть спартаковской армии двинулась по Помпилиевой дороге на север – к Капуе и Риму. Красс бросился следом, а часть восставших, остававшаяся на Регийском полуострове, получила возможность выйти с него без препятствий. В сражении у горы Каламации римлянам удалось уничтожить отряд Ганника, но основная спартаковская армия вышла из-под удара, и стала отступать к Брундизию. Почему? Большинство историков считает, что восставшие хотели переправиться на Балканы. Как нам кажется, эта точка зрения не является вполне правильной. Как известно, на Балканах уже стояла римская армия под командованием Марка Лукулла (и Спартак наверняка это знал), значит, высадка десанта будет очень сложной, к тому же сейчас зима, штормы, и переправляться практически невозможно. В гавани же безопасно, она всепогодная, а вот в море даже пираты плавать опасаются.
   Как нам кажется, никуда Спартак плыть не собирался, по крайней мере, до весны. Но и без того Брундизий мог оказаться очень полезным:
1. Крупный порт – крупная добыча, там много припасов и всего прочего, весьма полезного для армии.
2. В Калабрии можно пополнить армию – калабрийцы слывут не меньшими разбойниками, чем бруттии.
3. Захват Брундизия закрывает восточные морские ворота Италии, что чрезвычайно затруднит высадку войск Лукулла, особенно зимой.
4. Угроза главному порту заставит Красса двинуться в Калабрию, где его можно будет встретить, имея за спиной крупный, хорошо укреплённый город, куда в случае необходимости можно и отступить.
5. При неудаче имеет смысл отойти на самую оконечность «каблука» (к мысу Япигий) и повторить вариант с Регием. Если Красс снова начнет строить укрепления, можно будет спокойно досидеть до весны и дождаться подхода пиратских эскадр.
6. Но самый лучший вариант – встретить войско Красса в Калабрии, разбить его, на этот раз окончательно, и дожидаться армию Помпея, которая с боями проходила Цизальпинскую Галлию и Этрурию. Войско же Марка Лукулла будет вынуждено находиться на Балканах как минимум до весны.
   Вывод ясен: Брундизий – важнейший стратегический узел. С его захватом все три римские армии (Красса, Помпея и Лукулла) можно будет бить по одиночке. А с весны начинать новую кампанию как на суше, так и на море. Выходит, Спартак и не думал умирать, цель была прежней – победа. Шансы всё ещё оставались, более того, они не казались меньшими, чем год назад. Под знамёнами Спартака собрались десятки тысяч опытных бойцов. Они умели побеждать, они верили в победу.
   Армия восставших шла к Брундизию, шла очень быстро: «Спартак... бежал по направлению к Брундизию» .
   Как видим, даже бежал. От предгорий Апеннин до цели похода менее двухсот километров по Аппиевой дороге. Пешком – дней шесть, верхами – трое суток, если не меньше. Авангард спартаковцев уже был у самого города, однако армия восставших опоздала – Марк Лукулл уже был в Италии. Его войска заняли Брундизий. Идти было некуда.
   Марк Лукулл недаром слыл талантливым полководцем. Его слава меркла в сиянии великого Луция Лукулла, его брата, но за свою долгую карьеру он не проиграл ни одной войны, ни одной битвы. Он выиграл и сейчас, сделав практически невозможное, – перебросил по бурному зимнему морю своих ветеранов. Их было, вероятно, не очень много, лишь авангард, но этого хватило, чтобы запереть ворота и не пустить спартаковцев в город. На осаду времени не оставалось – из Лукании уже спешил Красс.
   Эта стратегическая ситуация напоминает сражение при Ватерлоо... Французская армия насмерть сцепилась с войсками Веллингтона на плато Мон-Сен-Жан. Два часа дня, Наполеон побеждает, но на горизонте уже показались прусские колонны Блюхера. А чтоб аналогия была полной, вспомним ещё и о русской армии, которая уже подходила к бельгийской границе.
   Значит, всё? Конечно же нет, не всё!
   Вновь вспомним Ватерлоо. Когда Наполеон увидел   подзорную трубу пруссаков, он сказал маршалу Нею: «Считайте, что их ещё нет, считайте, что они на Луне! Атакуйте!» Это и был последний шанс – разбить англичан, пока Блюхер ещё далеко. Всё решали минуты...
   Этот шанс оставался и у Спартака. Римских войск в Брундизии мало, Лукулл не в силах перейти в наступление, Помпей завяз в Этрурии, значит, ещё можно успеть встретиться с Крассом один на один... 
               Да, шанс действительно был. Лукулл так и не вывел войска из Брундизия, Помпей не успел к решающей битве. Они были ещё на Луне. Аппиан писал: «Когда Спартак узнал, что в Брундизии находится и Лукулл, он понял, что всё погибло, и пошёл на Красса, имея и тогда ещё большую армию» .
   Римский историк не прав. Ещё ничего не погибло, ещё можно было победить – и римлян, и богов, и саму Судьбу.
   Какой она была, Последняя Битва Спартака? Почему она стала Последней? Ошибся ли вождь – или просто настал час, когда силы человека отступают перед Высшей волей?
   Потомки склонны видеть и оценивать прошлое со своих колоколен и минаретов. Зная, чем всё кончится, они поневоле передают это знание тем, о ком хотят рассказать. Брундизий – не исключение. Почти все, кто пишет о последнем бое Спартака, обязательно подчёркивают, что он предчувствовал свой конец. Только не они, далёкие потомки, это придумали, сами древние рассуждали сходно: «Спартак был вынужден построить своё войско в боевом порядке. К нему подвели коня. Вытащив меч, и сказав, что  в случае победы у него будет множество прекрасных вражеских коней, а в случае поражения он не будет в них нуждаться, Спартак заколол коня» .
   Призрак безвинно пострадавшего копытного до сих пор бродит по страницам монографий и романов. Красивый жест, истинно спартаковский, только лошадь жалко. А между тем, если внимательно разобрать того же Плутарха, становится очевидным, что ничего этого не было. Сама же битва началась так внезапно, что и Красс, и Спартак далеко не сразу поняли, что она и есть – Последняя.
   Итак, по порядку. Часа в четыре дня по нашему времени, когда неяркое январское солнце уже клонилось к горизонту и на мокрый тающий снег легли вечерние тени, разведка спартаковцев, двигавшихся по Аппиевой дороге, наткнулась на римские посты. Почему именно так? А иначе и не могло быть. Спартак повернул от Брундизия навстречу Крассу, следовательно, его войско шло по Аппиевой дороге. Иных в Калабрии тогда ещё не проложили, а вне дорог снежной зимой передвигаться невозможно. То, что  снег мокрый, тоже понятно, в Италии холода долго не стоят. Но почему под вечер, почему на марше: «Спеша сразиться со Спартаком и расположившись лагерем около врага, Красс начал копать ров. Подскакав к римскому лагерю, рабы завязали бой с работающими войнами» .
   Оценим.
   Можно подумать, что спартаковцы атаковали уже построенный римский лагерь, в котором Красс ждал нападения. Но это не так – строительство только началось, ведь квириты ещё не успели выкопать ров. По римским уставам, войско строило лагерь для ночлега в любом случае, а на войне к строительству лагеря относились особенно серьёзно:
1. Сооружение укреплений начиналось так, чтобы до темноты успеть построить их основную часть. А это не час и даже не два. Значит, зимой, когда темнеет рано, армии останавливались чуть ли не сразу после полудня.
2. После начала строительства половина легионеров, а также вся конница и легковооружённые занимали позиции лицом к врагу. Остальные принимались за работу.
3. Первым делом солдаты принимались за ров, который в этом случае должен быть глубиной не менее 2,5 метра. Земля ссыпалась рядом, образуя вал. Его внешнюю сторону укрепляли камнями.
4. Вслед за этим строился частокол, и начиналось обустройство лагеря.
   Спартаковцы атаковали римлян, когда те ещё не закончили рытьё рва, значит, за строительство лагеря принялись не так давно. По времени выходит как раз ранний вечер, когда до темноты оставалось часа полтора.
   А где же был Спартак? Как нам кажется, его армия тоже не успела выстроить лагерь, а, следовательно, находилась на марше. Если бы восставшие уже заняли позиции на каком-нибудь холме, Красс не стал бы строить лагерь в виду противника. Это считалось слишком опасным, в подобных случаях квириты разбивали лагерь как минимум в нескольких километрах. Бой начался с того, что, «подскакав к римскому лагерю, рабы завязали бой с работающими воинам». Римлян, как мы видим, атаковала только кавалерия, значит, пехота ещё не подошла.
   Итак, бой был скорее всего встречный, обе армии находились на марше. Римляне, узнав, что враги не так далеко, остановились, но в боевой порядок строиться не стали, а принялись сооружать лагерь. Значит, Спартак был близко, но не рядом. Красс тоже не спешил в бой – светлого времени оставалось мало, и он явно мог рассчитывать отсидеться ночью за частоколом, наутро  выйти в поле и сокрушить восставших.
   Восставшие не стали ждать и атаковали первыми. Расчёт был прост – половина римской армии занята строительством, если смять прикрытие, остальные даже не успеют построиться: «Подскакав к римскому лагерю, рабы завязали бой с работающими воинами. Так как с обеих сторон всё большее число народа спешило на помощь, Спартак был вынужден построить своё войско в боевом порядке» .
   Как мы можем видеть, первая фаза боя – это схватка конного авангарда спартаковцев с теми, кто прикрывал лагерь. Скорее всего кавалерия сцепилась с кавалерией, но с двух сторон уже подходила пехота, спешно разбираясь по манипулам и когортам. Уцелевшие всадники повернули назад, освобождая место для основных сил: «В конце концов, встретившись с самим Спартаком, вступившем в бой в правильном строю...»
   Это был первый успех Красса и залог будущей победы – римляне не бежали, не смешали ряды. Прикрытие наверняка понесло большие потери, но задачу выполнило – армия успела построиться.
   Возможно, в эти мгновенья перед атакой Спартак и в самом деле убил своего коня, показывая всем, что пути назад нет. Но могло быть и по-иному – коня часто приносили в жертву богам. В любом случае конь был убит не для того, чтобы идти в бой в пешем строю. Как мы увидим, вождь восставших сражался верхом практически до самой своей гибели.
   Итак, бой начался. Времени было мало, солнце уже уходило, поэтому Спартак спешил. Он знал, что  в правильном строю римская пехота способна держаться часами. Впереди была ночь, и вождь, по-видимому, решил рискнуть. В самом центре вражеского строя, как и следовало по уставу, развевался штандарт Красса. И Спартак бросил кавалерию прямо на римского командующего, лично возглавив атаку: «... Он устремился на самого Красса».
   Этот приём уже не раз приводил к победе, именно так были разбиты Коссиний и Лентул. Знал ли об этом Красс? Наверняка знал – и успел вовремя принять меры. Это была вторая удача, которая спасла и его жизнь, и его армию. Что, скорее всего, сделал Марк Лициний? Прежде всего заслонился живым щитом. Наверняка его окружила преторская когорта, гвардия полководца, лучшие бойцы. Легионеры сомкнули щиты и приготовились умирать. Конница гладиаторов врезалась во вражеский строй. Впереди был Спартак: «Он устремился на самого Красса, но из-за массы сражающихся и раненых ему не удалось добраться до него. Зато он убил двух вступивших с ним в бой центурионов» .
   Резня... Две римские сотни лишились командиров, тела убитых и умирающих мешают двигаться дальше, на флангах тоже идёт бой, но всё решается здесь, в центре. Если удастся прорваться к Крассу...
   Мы уже знаем – не удалось. Атака была отбита, Спартак погиб – быть может, в нескольких шагах от вражеского штандарта. Что же случилось? Плутарх пишет: «Наконец, бывшие около него бежали, а он, окружённый большим количеством врагов и мужественно отражая их удары, в конце концов был изрублен в куски» , а Аппиан немного уточняет: «Он отбивался от нападавших, пока не пал вместе с большим числом своих, бывших около него, окружённый врагами» .
   Как мы можем видеть, Аппиан, Спартака не любивший, пишет несколько иное. Восставшие не бежали, они погибли вместе с вождём, будучи окружены. Это и был победный манёвр Марка Красса, решивший судьбу войны, его собственную, а может, и всего Рима. А Спартак, «сражаясь храбрейшим образом в первых рядах, был убит и погиб, как подобало бы великому императору» , что, как мы видим, признавали и сами римляне, умевшие уважать своих врагов.     
       
   
       

   

     
       
         





              
   

[Александр Тагере]

Глава 3. Дипломатия Спартака.
   Вопрос  о дипломатии вождя восставших, к сожалению, мы можем представить только теоретически, ибо фактов, имеющихся в нашем распоряжении, слишком мало, чтобы утверждать что-либо наверняка. Однако даже теоретическое рассмотрение данного вопроса может позволить нам понять, ставил ли своей целью Спартак уничтожение римского государства.
   В предыдущих главах мы уже затрагивали такие вопросы, как переговоры Спартака с пиратами (якобы о высадке на Сицилию), а также его переговорах с Марком Крассом во время «Регийского сидения», поэтому обратим внимание на другие составляющие этого явления.
   Мы постараемся разобраться в одной из самых больших загадках Спартаковской войны – в контактах и связях вождя восставших с римской верхушкой. Почему именно с верхушкой? Да потому, что мелкие сошки, различные «доносчики» и «шпионы» и так Спартаку помогали, составив основу его разведки.
   Вспомним Джованьоли. В его романе Спартак гонца за гонцом в Рим отправляет, чтобы контакты нужные наладить. И сами римляне установить такие контакты не прочь. Иное дело, что не договорились, по крайней мере, в книге Джованьоли.
   Суровые критики сильно итальянского писателя ругали за такое видение восстания Спартака. Мол, не пошла бы римская знать, сенаторы и патриции, на переговоры с презренным гладиатором. Гордость бы не позволила – а заодно и страх. Ведь взбунтовавшиеся рабы не пощадят никого из тех, кто тогу носит.
   То, что боялись – это, скорее всего, верно, а вот то, что на переговоры бы не пошли – весьма сомнительно. Такие контакты, тайные конечно, на войне вещь обычная и совершенно необходимая. Нужны они не только для того, чтобы договориться с врагом. Их цель совсем в ином:
1. Всегда полезно получить информацию непосредственно от противника. Верить ей не обязательно, но узнать, какую именно дезинформацию тебе подкидывают, тоже важно.
2. Тайные переговоры дают возможность подбросить дезинформацию врагу.
3. Можно использовать сам факт переговоров для того, чтобы скомпрометировать кого-либо из вражеской верхушки.
4. То же самое, но по отношению к собственным соратникам-соперникам.
   Но, кроме этого, контакты с врагом нужны на самый крайний случай. А вдруг действительно придётся договариваться? А тут и канал связи готов, и контрагенты знакомы.
   Важный нюанс: такие переговоры ведутся только с серьёзным противником. Потому нам и кажется, что из школы Батиата и в первый год восстания, пока гладиаторы на Везувии обживались, Спартак и Крикс к римским вельможам гонцов не слали. С кем римлянам контактировать – с рабами-заговорщиками? С беглой шайкой? Но вот годом позже, когда гладиаторы консульские легионы громили – иное дело, совсем-совсем иное. А насчет римской гордости... Это в голливудских фильмах все патриции с голубой кровью страх как гордые. Но политика – везде политика, даже в Риме. И политики – всюду политики, а у настоящих политиков интерес один – выгода, а точнее, выгода и власть. К примеру, 22 июня 1941 года Уинстон Черчилль прямо заявил, что ради спасения Британии готов вести переговоры даже с Сатаной. А Спартак чем хуже?
   Политики в Риме были, конечно, всякие. Марк Катон и Цицерон слишком принципиальными были, за что и заплатили своей жизнью. Но были и другие политики, так сказать, реальные.
   Пример первый. Луций Сергий Катилина, знатного рода, в прошлом сулланец, затем к демократам перешёл. Выборы проиграл и решил власть силой захватить. А для этого составил Катилина план:
— Собрать войско из гладиаторов, разбойников и других маргиналов.
— Консулов убить.               
— Рим поджечь.
   Конечно, сам Катилина авантюрист, но к его заговору имели отношение куда более серьёзные люди. Современники называли имена всё тех же Красса и Цезаря, да и не только их. Доказать не удалось, но недаром именно Цезарь пытался защитить Катилину перед Сенатом.
   Пример второй. Луций Корнелий Сулла, непримиримый аристократ и враг Мария. Этот не Катилина, такой принципами не поступиться.
   87 г. до н.э. Сулла сокрушил Мария, захватил Рим и отправился на Восток – сражаться с Митридатом. Напомним: Митридат Евпатор только что вырезал сто тысяч римских граждан. Куда там Спартаку! Сулла Митридата разбил, за Эгейское море отбросил, но... Но как раз в это время Марий вернул себе Рим. Сулла и все его сотоварищи были объявлены вне закона, против них направили армию. Так что в этот момент гордый аристократ Сулла юридически ничем не отличался от Сертория и даже от Спартака. Все они вне закона, все они не считаются даже врагами. У римлян было чётко: если «враг», то с ним и мир заключить можно, но если не «враг», а мятежник или разбойник, то у таких даже капитуляцию не принимали.
   И что Сулла? А Сулла забывает про римскую гордость и спешит помириться с недобитым Митридатом. У Митридата остается его царство, а Сулла спешит в Италию – воевать с марианцами. С точки зрения Катона, это измена, с точки зрения Суллы – реальная политика. Союз с Митридатом – почему бы и нет, если это нужно.
   Как мы знаем, Сулла и Митридат этому союзу оказались верны. Через несколько лет войска понтийского царя серьёзно потрепали римлян в Азии, причем без всякого объявления войны. Римский наместник уже собрал войско, но тут Сулла его и остановил. Мол, между союзниками бывает.
   А вот и  третий пример. Квинт Серторий, неоднократно уже упомянутый. Сначала он воевал с сулланцами в Африке, призывая на помощь всех противников Рима. Потом перебрался в Испанию и там проделал то же самое – бросил против римских правительственных войск толпы иберийских дикарей. Реальная политика, что поделаешь?
   Никто из римских вождей Спартаку, конечно же, не сочувствовал, да и сочувствовать не мог. Но зачем сочувствовать, если можно использовать? Гладиаторский претор Спартак наверняка рассуждал абсолютно схоже. Иное дело, каждая из сторон думала использовать контрагента в своих собственных интересах, но иначе в политике и не бывает.
   Это теория. А практика? А факты?
   А вот и факты. В Риме, как мы все знаем, существовала власть исполнительная (консулы) и власть законодательная (Сенат). Реальной властью был Сенат, в эти годы – оплот аристократов-сулланцев, ставших на пути демократических реформ. Но если Сенат – власть, то ему и отвечать за всё, в том числе и за Спартака. Каждая победа спартаковцев неизбежно расшатывала власть сулланцев, они теряли остатки авторитета, шли на уступки, их же враги смелели и давили дальше. Через год после восстания консулы Помпей и Красс начали демонтаж законодательства Суллы, а там подоспели времена Первого Триумвирата, и власти Сената пришёл конец.
   Итак, демократы-марианцы объективно были заинтересованы в успехах Спартака. В определённых пределах, конечно. Никто из них не хотел гибели Рима и всеконечного опустошения Италии. А в остальном – реальная политика.
   Уже в августе (по римскому календарю в ноябре) 72 г. до н.э. потерявший всякий авторитет Сенат был вынужден отстранить лояльных ему консулов и назначить командующим Красса. Тот тоже сулланец, но, прямо сказать, весьма своеобразный. Но о Крассе чуть позже, пока же о Спартаке. На что мог рассчитывать гладиаторский вождь? А точнее, на кого? С кем из римской верхушки он мог вступить в переговоры?
   Джованьоли, к примеру, в своей книге считал, что с Катилиной. Трудно, сказать, были ли между ними какие-либо контакты, но:
1. В эти годы Катилина всё ещё пытался прийти к власти законным путём, через выборы. Контакты со Спартаком, стань они известны, похоронили бы такую надежду навсегда.   
2. Катилина – деятель мелкий, политический маргинал. За спиной этого авантюриста стояли куда более умные и хитрые люди, сам же он не представлял собой ничего интересного. Зачем такой деятель Спартаку?
   Аппиан считал иначе. По его данным, Спартак попытался договориться не с кем-нибудь, а с римским командующим Крассом: «Красс, опасаясь, что слава победы может достаться Помпею, старался всячески ускорить дело и стал нападать на Спартака. Последний, также желая предупредить прибытие Помпея, предложил Крассу вступить в переговоры».
   Это случиться, как мы знаем, позже, зимой, но кто сказал, что эта попытка первая? Просто зимой об этих переговорах стало известно, и Красс поспешил от них откреститься. Да и возможности для взаимного торга стали к этому времени совсем другие.
   О зимних переговорах мы уже писали. Вернемся к тем политиками, контактировать с которыми для Спартака имело смысл. Красс станет командующим позже, пока же он личность известная, но не слишком влиятельная. А более серьезные люди?   
   С аристократами-сулланцами Спартаку было разговаривать не о чем. Вот марианцы иное дело. Проблема в том, что из-из многолетних репрессий Суллы все его наиболее опасные враги оказались либо в могиле, либо в изгнании. Из марианцев в самом Риме остались только самые слабые. Это нет вожди, с ними не договоришься. Правда, росло новое поколение, то, чьи отцы и старшие родственники были убиты сулланцами. Красс и Цезарь – не исключение, таких было много. Но пока они не сила, их час ещё не настал.     
   Так кто же остается? А остается тот, кто все эти годы считался истинным вождём марианцев, – Квинт Серторий.
   Серторий в Испании, Серторий вне закона, против него воюет Гней Помпей. В Риме Сертория принято поносить на всех углах и на тех же углах проклинать. Он изменник, предатель, друг всех римских врагов и союзник проклятого Митридата.
   ... Суллу, тоже союзника проклятого Митридата, в свое время проклинали ничуть не меньше, что не помешало ему вернуться в Рим и сильно уменьшить его народонаселение. Крикуны лишились не только языка, но и головы.
   А теперь вспомним Плутарха: «... Перпенна, завладев перепиской Сертория, показывал письма к нему некоторых весьма влиятельных римлян, которые желали, ВОЗЬБУДИВ ВОЛНЕНИЯ В ГОСУДАРСТВЕ, изменить тогдашнюю форму правления и приглашали Сертория в Италию. Из опасения, как бы эти письма не послужили причиной ещё более ужасных войн, чем только что окончившиеся, Помпей велел убить Перпенну, а письма сжег, даже не прочитав их» .
   Как мы видим, Квинт Серторий, несмотря на все проклятия и сенатские указы, остается вождём марианцев. Ему пишут «весьма влиятельные римляне». «Весьма влиятельные» - это не рядовые сенаторы, это кто-то повыше. Плутарх уточняет: «... Письма бывших консулов и других наиболее влиятельных в Риме лиц, которые призывали Сертория в Италию, утверждали, что там многие готовы подняться против существующих порядков и совершить переворот» .
   Итак, не просто «весьма влиятельные», а даже «наиболее влиятельные». Вспомним, что марианцем был консул Геллий, марианцем был Цезарь. Но это те, о ком мы знаем, имелись и другие.  «Бывшие консулы» могли теперь управлять провинциями, занимать самые почетные кресла в Сенате. Недаром Помпей ужаснулся и велел эти письма сжечь.
   ...Но перед тем, как уничтожить, но со всем этим компроматом, скорее всего, ознакомился. Ну кто бы на его месте удержался! Иное дело, в Риме Помпей с каменным лицом поспешил заявить, что даже не читал эту гадость. Корреспонденты Сертория из числа «влиятельных» всё поняли и оценили...
   «Весьма влиятельные» и «наиболее влиятельные» не просто пишут врагу народа Серторию. Они зовут его  в Италию, и, конечно, не просто зовут, но что-то конкретно предлагают и советуют. Что именно? Как уцелевшие марианцы могли помочь своему вождю?
   Серторию помогали. В его армии сражались эмигранты-марианцы, у него была превосходная агентура, из бежавшей к нему знати он даже смог создать свой Сенат. А в самом Риме кто-то «влиятельный», как мы помним, умело саботировал войну в Испании: «Помпей уже истратил большую часть своего имущества на эту войну и стал просить денег у Сената. Он заявил, что, в случае отказа, явиться с войском в Италию требовать денег». Снова оценим: лояльный сулланец Гней Помпей, единственный полководец, способный сражаться с Серторием на равных, не получает денег и вынужден воевать на свои средства. Уму непостижимо! Неудивительно, что Помпей так озлился, что был уже готов повернуть войска на Рим.
   А вот и результат: «В конце концов Серторий вытеснил римских полководцев из подвластной ему Испании: он перерезал пути подвоза продовольствия, опустошил страну и господствовал на море, и из-за недостатка съестных припасов они вынуждены были отступить  в другие провинции» . Как говорил в таких случаях Павел Николаевич Милюков, что это – глупость или измена? Как нам кажется, измена в чистом виде. Но Помпей не сдавался, атаковал снова и снова, умело ссорил Сертория с его союзниками-испанцами. В войне, как мы уже писали, наступил пат – Серторий держал удар, но победить сограждан римлян не мог. И тут появился Спартак.
   Война в Италии, война против ненавистных сулланцев («возбудив волнения в государстве» - вот оно) – это очень хорошо, но всё же мало для полной победы. А вот если согласовать некие совместные действия – Спартак с Серторием мог договориться не то, что о согласованных, а даже о совместных действиях против Рима, благо между Италией и Испанией только дна страна – Галлия и только одно море, к тому же под контролем пиратов. Более того, как мы знаем, антиримский союз уже существует – Митридат, Серторий и пираты. Значит, и Спартак может и должен найти союзников.
   Спартак для Сертория – последний шанс. Серторий для Спартака – могучий союзник. У них общий враг – те, кто сейчас правят Римом. Между собой можно разобраться и позже, сначала уничтожив общего врага.
   Верили ли они друг другу? Не более, чем всякие вынужденные союзники. Была ли у них единая цель? Вряд ли, но именно на этом этапе их интересы, скорее всего, совпадали. Могли ли Спартак и Серторий договориться – скорее всего, как нам кажется, да.
   Но если Спартак и Серторий могли договориться, то что же в таком случае ждало бы римскую республику? Необходимо вновь создать модель развития исторических событий.
   Для начала перенесемся в Испанию, на берега реки Ибр, где воюет Квинт Серторий – что видит он отсюда, о чём думает? Это  мы знаем – мятежный генерал думает о Риме. туда его зовут, обещают помощь, но... Но только в том случае, если Серторий появиться в Италии сам. Возможно ли такое? В принципе, возможно. Но трудно, очень трудно.
   До самой Италии добраться не проблема. На море пираты – союзники Сертория, римских кораблей там практически и нет. Всегда можно собрать эскадры, загрузить солдат-испанцев и добровольцев из числа римских эмигрантов. Однако на кораблях да за один раз много войска не перевезти, а второго раза может и не быть – навстречу высадившимся в Италии марианцам выступит римская армия. У Сената хватает шпионов. О подготовке десанта наверняка узнают. Сторонники же Сертория в Риме сами не выступят, испугаются. Стоит правительственным войскам запереться в Риме, стоит Сенату кликнуть клич по всей Италии...
   Значит, первое, что требуется, – отвлечь силы сулланцев от столицы и нейтрализовать. Разбить их можно будет позже, когда Рим будет взят. Попав в Вечный город, Серторий мгновенно превратиться из мятежника во владыку. Пару лет такое казалось бы для него невозможным, но теперь легче – в Италии воюет Спартак. То, что и требовалось: «Возбудив волнения в государстве, изменить тогдашнею форму правления...» Консульские армии разбиты, власть отцов-сенаторов колеблется. Сейчас бы ударить.
   Нет, рано. Против Спартака формируется новое римское войско, отборное, из лучших солдат и офицеров. Пока эта армия в Италии, высаживаться нельзя. Узнав, что корабли Сертория вышли в море, сенатский полководец, кем бы он ни был, успеет сообразить и повернуть обратно, чтобы прикрыть столицу.
   Итак, требуется увести римскую армию подальше от столицы, а в идеале – вообще из Италии. Но как? Только одним единственным образом – создать такую угрозу Республике, чтобы Сенат на какой-то миг забыл о Риме.
   Создать, но где? На Востоке? Митридат – союзник Сертория, но он далеко, в горах Понта. В самом начале Третей Митридатовой войны была надежда, что понтийский царь сам попытается высадиться в Италии или по крайней мере реально обозначит такую угрозу. Именно это и требовалось, но Луций Лукулл сумел разбить понтийский флот. На Фракию надежды нет, Марк Лукулл добивает там последних. Пираты – просто разбойники, в открытый бой их не поведешь.
   Остается Спартак. Его войско сейчас в Цизальпинской Галлии, римляне уверены, что восставшие вот-вот разойдутся по домам. Чтобы ни случилось дальше, самая страшная опасность для Рима миновала. Спартаковцы способны зажечь Республику с нескольких концов, но у римлян крепкие нервы, такие «пожары» они тушить умеют. А если Спартак двинется прямо на Рим, тоже ничего не получиться – ужас перед гладиаторами заставит сплотиться всех, и сулланцев, и марианцев.
   Так что же делать? Для начала необходимо внимательно изучить карту, но не Италии, а всего Западного Средиземноморья.
      Итак... Римские владения в Западном Средиземноморье – это Италия, острова, часть Испании, Нарбонская Галлия и побережье Северной Африки. Более половины своих испанских владений римляне потеряли, сейчас там мятежники. Потеря всей Испании для Рима не смертельна, но чувствительна. Ведь Серторий воевал и в Африке, у него там много друзей-марианцев. Стоит овладеть побережьем, занять портовые города – и высаживай десант хоть на Сицилии, хоть на руинах Карфагена. Поэтому и послал Сенат в Испанию Помпея. Победить Сертория он не может, но и к морю не пускает.
   Попытаться захватить Сицилию? Там хлеб, столь нужный Риму, кроме того, этот остров – мост и в Италию, и в Африку. Да, это будет очень неприятно для Республики, но тоже не смертельно. Кроме того, наместник Сицилии Гай Веррес – человек решительный и жесткий. Что же остается? Остается Нарбонская Галлия. Мы уже писали, что могло бы произойти в Нарбонской Галлии, если бы Спартак вывел свои войска из Италии и разделил их. В том варианте спартаковцам не удалось бы, скорее всего, захватить всю провинцию, и римляне наверняка смогли бы где-то удержаться. Почему бы именно так произошло? Дело в том, что Нарбонская Галлия делиться на две неравные части. Почти вся провинция – горы, покрытые густым лесом, дорог мало. Население – несколько галльских племен. Их-то взбунтовать легко, особенно если подоспеют спартаковцы. Но римляне, скорее всего, не стали бы оборонять всю провинцию. Их интересовала «полезная Галлия».
   «Полезная Галлия» - что это такое? Прежде всего средиземноморское побережье с Массилией. Массилия – город очень богатый, но главное – это самый важный римский порт на всем Западном Средиземноморье. Галлы там не живут, живут римляне и потомки греческих колонистов, многие из которых тоже римские граждане. Массилия превосходно укреплена, даже Цезарю придётся осаждать её не один месяц. Этот порт – главный оплот Рима в тех местах. Но Массилия – это не всё. Сейчас в Провансе дорог много, а в то время было только две. Одну мы уже знаем – Эмилия Скавра, что идёт вдоль итальянского побережья через Геную на запад. Но это в Италии, в Галлии она сворачивает на север и подходит к реке Родан (нынешняя Рона) возле тех мест, где будет будущий город Тараскон. Но туда же с северо-востока подходит ещё одна дорога, почти параллельная южной. Возле Родана, там, где переправа, они соединяются в одну, которая ведет вдоль побережья в Испанию. Обе дороги – наиважнейшие, на них завязаны все римские коммуникации. Стоит их оседлать, стоит перерезать... Где именно? Да там же у Родана, возле переправы, у перекрестка-тривиума.
   Вот он, стратегический ключ к римским владениям на всем Западе, вот что римляне будут оборонять до последней капли крови. И недаром. В свое время консул Сципион не занял эту позицию, дал пройти Ганнибалу – и все, карфагенское войско в Италии, а римляне получили 15 лет тяжелейшей войны.
   Кровавый опыт Ганнибаловой войны не прошел даром – «полезная Галлия» прекрасно укреплена. Массилию с ходу не взять, да и осаждать долго, а с дорогами римлянам просто  повезло. В те времена местность от моря почти до самой переправы – сплошные болота, а чуть севернее – горы. Достаточно построить надежные крепости по берегам Родана.
   Все это уже сделано. Именно здесь крепость наместника Фонтея. Галлы вместе с друзями-спартаковцами легко займут почти всю провинцию, но Массилию и перекресток у Родана римляне не отдадут. Галлы – вояки отчаянные, но крепости осаждать не умеют. И спартаковцы этим не отличались. В Риме могут особенно не волноваться. Какое-то время Фонтей будет удерживать «полезную Галлию», и этого хватит, чтобы собрать войско и двинуть его на врага. А то, что к Фонтею придёт помощь, очевидно, слишком важен для Рима этот галльский «ключ».
   Итак, болевая точка найдена, осталось лишь нажать. Но ведь мы уже писали об этом? Галлы из спартаковской армии должны были прорваться в Галлию, поднять там восстание. Верно, но есть один очень важный нюанс. Галлов Рим не очень боится, армия Фонтея маленькая, но отборная, сам же наместник – опытный полководец. Римляне боятся Спартака. Именно Спартак, а не беглые рабы и всякая беднота с полей  - враг, именно с ним идёт война. А если к Родану, путем Геракла, как в древности называли эти дороги, направиться не один галльский отряд, а вся спартаковская армия?
   Как мы знаем, в Риме в тоже время шла мобилизации армии Марка Красса. Но представим, что в её разгар он узнаёт потрясающую новость – Спартак ушёл из Италии.
   Сенсация!
   Первая мысль: ну и пусть идет в свою Фракию под мечи Марка Лукулла. Вторая: а если он ушёл не туда? А лазутчики уже спешат к претору, докладывают, что Спартак ушел, но войско не распустил, а, наоборот, полнил новобранцами. И ведет он свою армию Путями Геракла прямо в Нарбонскую Галлию, к реке Родан.
   Всё остальное Красс сумеет просчитать не хуже нас, даже наверняка быстрее. И на смену облегчению придет новая тревога. К Родану, в Нарбонскую Галлию? Не иначе, Спартак с Серторием договорился, Помпею в тыл ударить решил.
   Поймет это не только Красс, поймет и Сенат. И тут же новый приказ -догнать Спартака. И вот уже спешат легионы Красса на север, прорываются, сметая ополчение Цизальпинской Галлии, на дорогу Эмилия Скавра и дальше – на Пути Геракла...
   ... В декабрьские иды, по-нашему – 15 сентября, войско Красса перейдёт Атректианские Альпы. И в тот же самый день десант Сертория, высадившись в Остии, после короткого боя захватит Рим.
   Вот такой замысел мог быть у Сертория. Слишком фантастично? Фантастика, но не совсем. Ведь Квинт Серторий именно так и поступал. Вначале воевал с сулланцами на Сицилии. Там его почти разбили, а он темной ночью вырвался и оказался в Африке. Всё повторилось – его обкладывают среди нумидийских оазисов, сулланцы готовы победу праздновать, а Серторий уже в Испании. И все по новой. Прием простой, но действенный – привязать противника к плацдарму, усыпить бдительность и идти дальше. Куда? В Рим, конечно же.
   Итак, Серторий овладел Римом и собирает армию, зовя в неё недобитых марианцев. Время есть – Лукуллы далеко, а Помпей в Испании увяз, причем намертво: испанцы, союзники Сертория, как раз в наступление перешли, на море пираты, а Спартак только что переправой через Родан овладел. Вот и переворот, о котором Серторию из Рима писали.
   Однако не будем спешить. Мы уже писали, что Спартак и Серторий – временные союзники. На этом этапе их планы совпадают – пока. Ведь замысел Сертория выполнен не до конца. Рим взят, армия Помпея отрезана, но есть ещё войско Красса, шесть свежих легионов и в придачу два консульских. Это много, у Сертория столько войск не будет. Повернёт сейчас претор Красс войско на Рим, ведь он сулланец, от марианцев пострадал, Серторий ему – враг смертный...
   Может, повернет, а может и нет. Во-первых, его тут же начнут атаковать спартаковцы. А во-вторых – надо разобраться с самим Крассом нам поближе.
   Марк Лициний Красс – сулланец, но сулланец, если так можно выразиться, поневоле. Его отец и брат слишком активно поддерживали Суллу, за что и поплатились. Марк Лициний бежал, скрывался, а затем перебрался к Сулле и начал, нет, не мстить – делать карьеру. Воевал он неплохо, грамотно и даже выручил самого Суллу в бою под Римом. А ещё именно на этой войне проявились две доминанты его характера – алчность и зависть. Начал Красс с обычных грабежей, проводимых под видом сбора средств для армии. После победы Суллы скупал имущество казненных, а потом разошелся вовсю – земельные спекуляции, перепродажа участков, строительные аферы. В методах совершенно не стеснялся и через 10 лет из человека бедного стал первым богачом Рима. Размер состояния – более 7 тысяч талантов.
   А ещё Красс завидовал. Но если деньги он любил вообще, то завидовал он лишь одному человеку, причем с молодости до самой смерти – Гнею Помпею Великому. Началось все на той же войне с марианцами. Помпей выиграл несколько сражений, его отличил Сулла, ему, двадцатилетнему, позволили отпраздновать триумф. Красс тоже старался изо всех, но и триумфа не дали, ни Великим не окрестили. И началось. Зависть – не белая, не черная даже, а всех цветов сразу. И была эта зависть во много раз страшнее алчности. Даже деньги, такое ощущение, требовались Крассу для одного – превзойти Помпея.
   Подчеркнём ещё раз: это была не ненависть, а именно зависть. Никогда Красс не пытался Помпея убить или, скажем, отдать под суд. Он хотел именно его догнать и превзойти.
   А теперь представим, что диктатор Серторий, захватив осенью 72 г. до н.э. Рим, предлагает претору Марку Крассу полную амнистию, обещает сделать консулом на ближайших выборах – и назначает главнокомандующим в войне против Помпея. Как поступит Марк Лициний? Станет защищать уже не существующую власть, рискуя всем, в том числе и жизнью? Не знаем, чужая душа потемки. Но то, что данный вариант Серторий учитывал, очевидно. Более того, он мог бы предложить подобное им обоим – и Крассу, и Помпею. Но Помпей – человек честный и даже в чем-то наивный, а вот Красс наивностью никогда не страдал.
   Итак, получилось. Претор Марк Красс перешёл на сторону Сертория, Помпею же предъявлен ультиматум. Тот тоже не спешит начинать войну, думает: в конце концов диктатор Серторий будет все же лучше, чем Сенат, который даже не давал денег на войну.
   А как же Спартак? Неужели Серторий решится признать гладиаторское войско своим? Вряд ли, Серторий умен, ему незачем афишировать союз со Спартаком. Тот уже ушел из Италии, опасности нет, и если гладиаторы растворятся где-то в галльских лесах, никто на это и не обратит внимания.
   И вот итог. Серторий правит Римом, Красс готовиться добить Помпея, тот думает, не капитулировать ли ему, а со Спартаком мир. План Сертория выполнен.
   Все? Нет, не все. Серторий свое сказал. Сказал – и сделал. Теперь слово Спартаку. Ведь цели у них каждого свои. До этого момента они были союзниками, теперь же...
   Теперь же Спартаку остается ждать, подобно мудрой обезьяне из китайской притчи. Конечно, не в бездействии. Из Галлии он пока не уходит, договаривается с местными вождями, учит новобранцев. Римлян до поры до времени не трогает – и они его не трогают, не до Спартака им сейчас. Почему? Да потому, что ещё ничего не кончилось, ничего.
   Серторий использовал свой последний шанс и овладел Римом. Но Рим – не вся Римская Республика. На побережье Испании всё ещё держится Помпей, а на Востоке готовятся к войне братья Лукуллы. История повторяется уже в который раз. Марк и Луций Лукуллы, искренние сторонники Сената, никогда не примерятся с Серторием. Их наверняка объявят вне закона, начнут собирать войско. Теперь Лукуллы в том же положении, в каком были Сулла и сам Серторий. Что им остается? Поступать точно так же, как их предшественники.
   ... Луций Лициний Лукулл договаривается с Митридатом на тех же условиях, что когда-то и Сулла. Понтийский царь получает обратно свое царство, платит контрибуцию и даже посылает вспомогательные войска. А в это время Марк Лициний Лукулл, кое-как закончив фракийскую войну, собирает в Македонии, Греции и Эпире армию, зовёт на помощь египтян... Война! Новая гражданская война, причем такая, какой ещё не  бывало. Враги Рима никуда не исчезли, они не разбиты, а тут ещё лучшие римские полководцы начинают междоусобицу. А ведь Италия и Испания уже разорены, Галлия готова начать войну, пираты на море все сильнее и сильнее.
   Было ли такое? Было, только, тридцатью-сорока годами позже, когда война между Цезарем и Помпеем, а затем между Октавием и Антонием подтолкнула Рим буквально к краю могилы. Если от схватки Суллы и марианцев страдала только Италия, если борьба с Серторием опустошала Испанию, то теперь беда грозит всему римскому государству. Горят города, римляне убивают римлян, а парфяне уже идут через римскую Азию к Эгейскому морю. Дом, расколовшийся надвое, не устоит.
   Понимал ли Серторий, что грозит Риму? Трудно сказать. Если бы понимал до конца, то давно нашел бы способ прекратить братоубийственную войну. А может, и понимал, но ненависть и жажда власти оказались сильнее. К тому же он наверняка надеялся бы, что все как-то утрясётся.
   Скорее всего, на этот раз бы не утряслось. Сражения развернулись бы от Испании до Греции, счет убитых шел бы на десятки тысяч, в боях гибли лучшие офицеры и генералы, нищала бы и разорялась страна. И вот в некий час «икс», когда римские тигры в последнем пароксизме ненависти вцепились друг другу – враг врагу – в глотки, мудрая обезьяна, сидящая за Альпами, отдала бы приказ. Свежая спартаковская армия вступила бы на землю опустошенной Италии, а навстречу, из Бруттия и Калабрии, двинулись бы отряды Ганника.
   Значит, это и есть главная цель Спартака? Не освобождение рабов, не свободная Италия, не Государство Солнца, а гибель Рима? Не роспуск невольников по домам и не бессмысленная лобовая атака Вечного города, а стратегическая шахматная многоходовка с десятками фигур, которых по очереди подставляют под бой? Вариний, Лентул, Геллий, Красс, Помпей, Лукуллы – лишь пешки, слоны и ладьи на страшной кровавой доске?
   Могло ли такое случиться? Если Спартак и Серторий действительно договорились о союзе, то могло – и наверняка бы случилось. Римский дом и без того едва стоял, достаточно было найти нужную точку и ударить по ней тараном – без жалости, без сомнений. А потом – поливать маслом руины.
   Вот ещё почему, как нам кажется, Спартак мог быть римлянином. Так ненавидеть можно только свою родину – свою бывшую родину. Так ненавидят предавшую тебя мать.
   Но этого не случилось. Помешать Спартаку могла лишь случайность, и она произошла. Жарким июльским днем все того же 72 г. до н.э., когда Спартак возле Мутины спешно формировал новую армию из добровольцев-галлов, а Марк Красс готовился идти на войну, Ойкумена вздрогнула от неожиданной новости – в далекой Испании убит Серторий. Предатель Перпенна вонзил кинжал в грудь мятежного генерала. С этой смертью реальная возможность развязать в Риме гражданскую войну и погубить Вечный город сейчас исчезла, а поражение Спартака, по сути, стало лишь вопросом времени.             
   
                            
Заключение.
   Восстание Спартака – один из ключевых моментов в истории Поздней Римской республике. В этом движении проявились многие черты, свойственные и другим восстаниям против Рима, но в тоже время оно разительно отличалось от остальных «Великих восстаний», как было принято называть движения эксплуатируемых классов в советской историографии. В восстании Спартака очень тесно переплелись как интересы самих различных слоев восставших, так и, что отличало эту войну от других движений, интересы различных групп самого римского общества, которое в то время находилось в состоянии глубокого кризиса.
   В нашей работе мы попытались ответить на вопрос – мог ли Спартак в военно-стратегическом плане поставить своей целью не освобождение рабов, а уничтожение Римской Республики как государственного образования? И приходим к выводу – да, теоретически, мог, но только при одном-единственном условии – если бы восставшим удалось разжечь гражданскую войну в Риме на территории самой Италии, к чему были многие предпосылки: недовольство италиков политикой Рима, новый рост демократического движения в самой республике, вооруженная борьба остатков партии Мария во главе с Серторием на территории Испании с римскими правительственными войсками.
   В нашей работе мы сделали попытку отойти от марксистской интерпретации восстания хотя бы в военно-стратегическом аспекте. И в тоже время мы не имеем права полностью отказываться от советской интерпретации восстания, особенно в сфере социальных отношений, предшествующих восстанию.
   Мы попытались показать, что на начало грандиозного восстания угнетённого населения повлияли различные факторы, как внешние – войны Рима с пиратами, Серторием, Митридатом и фракийцами, так и внутренние – общее развитие рабовладельческих отношений, обострение классовых и социальных противоречий в римском обществе, как объективные, так и субъективные факторы – к примеру, нахождение в одной гладиаторской школе в Капуе 200 незаконно проданных в рабство человек.
   Попытавшись разобраться в стратегии и тактике восставших, мы увидели, что Спартак практически никогда не отдавал инициативу римским правительственным войскам, восставшие применяли стратегические и тактические приёмы, которые были выработаны двумя величайшими полководцами Древнего мира: Александром Великим (к примеру, атака Спартаком в битве при Брундизии центра римского войска повторила манёвр Александра при Иссе) и Ганнибалом (стратегическое окружение римлян посредством завоевания Италии). Вопросы, связанные с высадкой восставших на Сицилию и уходом из Италии, мы также попытались посмотреть с иной точки зрения, и доказать, что эти действия восставших были либо стратегической дезинформацией (подготовка высадки на Сицилию), либо не состоялись по иным причинам, чем принято считать (к примеру, марш спартаковцев к Брундизию).
   В области организации армии и её вооружения Спартак во многом выступил новатором, впервые именно использовав мобилизационный способ формирования войска. Даже если вождь восставших взял за образец построения войска римскую легионную структуру, он привнес в неё много нового, по сути, выступив в качестве предшественника Юлия Цезаря в образе реформатора этой структуры.
   Попытавшись рассмотреть  возможную дипломатию Спартака, мы выдвинули гипотезу о возможном временном союзе между восставшими и определенными слоями верхушки римского общества, связанными с движением Сертория  или с самим лидером марианцев. Конечно, это только гипотеза, однако она может быть подкреплена такими фактами, как союз Сертория с пиратами (где было много бывших рабов), с Митридатом, который на протяжении нескольких десятилетий был главным врагом Римской Республике. В условиях, когда все враги Рима объединялись, не воспользоваться армией Спартака в своих целях для Сертория было бы крупной ошибкой. Также фактом, который может подтвердить данную гипотезу, может быть факт наличия в верхушке восставших бывших марианцев во главе с Криксом, которые и могли создать такой союз.
   Но почему же все-таки восстание Спартака, несмотря на блестящие успехи восставших, закончилось их поражением. Если целью Спартака было не роспуск невольников по домам и не уничтожение рабства, а именно уничтожение Рима как государственного образования, то причины поражения восставших являются как объективными, так и субъективными. Римская республика, несмотря на охвативший её перманентный кризис, являлась государством ещё довольно сильным и крепким. Победить Рим одним только восстанием было действительно не реально. В нашей работе мы попытались показать, что Республика как государство могла быть уничтожена только, как мы уже писали, в одном-единственном случае – если бы Спартаку удалось разжечь гражданскую войну в самом Риме. В этом случае у восставших были шансы на победу. И именно поэтому, если целью восставших было уничтожение Рима, субъективнее причины сыграли несколько большую роль, чем объективные – гибель Сертория лишила восставших возможности использовать противоречия римской верхушки в своих целях. После его гибели восстание было обречено на поражение, рано или поздно.       
   

[Александр Тагере]

   Приложение 1.

   Восстания рабов в Древнем Риме пережили сложную судьбу, как в реальности, так и в науке. Сначала их просто не замечали, не придавая должного значения. Потом изучение восстаний находилось под чрезмерным влиянием различных идеологий, что не всегда шло на пользу осмыслению событий.
   Тот, не столь уж продолжительный период, когда Спартак и другие угнетенные находились в центре внимания отечественной исторической науки, принес изучению восстаний меньше пользы, чем можно было ожидать. На борьбу рабов смотрели как на иллюстрацию, не заслуживающую глубокого осмысления. Исследователи изучали явление, не охватывая его целиком, во всем многообразии.
   Рассмотрение рабских возмущений во всех ипостасях, дает возможность исправить «несправедливое» отношение к этим многогранным событиям. Теперь они предстают в совершенно ином виде, далёком от окаменевших учебников.
       Устоявшиеся в отечественной науке схемы интерпретации событий уже давно не удовлетворяют современным требованиям. Это касается и ряда рассматриваемых причин, изложения хода восстания и тех факторов, что влияли на него, а также внутреннего функционирования восстания. Пожалуй, только роль борьбы рабов в политической и социальной истории Рима не требует пересмотра, по крайней мере, на данный момент.
   Изучение всех факторов, так или иначе повлиявших на ход событий, дает возможность построить максимально полную картину восстаний, вплетенную в общий ход истории. Можно прослеживать широкие аналогии как с историей самого Рима, так и с развитием эллинистических государств, черты которых восприняли рабские образования.
   Ранжирование различных влияний позволяет судить о достоверности, но не полноте исследований, выполнимых в рамках моноконцептуального подхода к истории.
   Восстания рабов эпохи поздней Республики не были следствием только развития экономики древнего Рима. Процесс становления развитого товарного сельского хозяйства, основанного на массовом применении рабского труда, переживали многие страны, но нигде он не приводил к целой серии мощных рабских войн. Уже одно это дает возможность говорить о многофакторности восстаний. Однако отказать экономической ситуации в превалирующем значении пока нельзя.
   Каждое восстание родилось на фоне крупных военных затруднений Римского государства (Первое Сицилийское восстание совпало с Нумантинской войной в Испании, Второе с нашествием германцев, восстание Спартака с целым рядом конфликтов). Войны Рима не только провоцировали рабов на борьбу, но существенно упрощали разворачивание восстаний, а также продляли время их существования
Каждое восстание зарождалось в особой этнической ситуации среди рабов. В результате предыдущих войн в Рим единовременно поступала большая масса рабов родственных этносов. Скапливаясь на крупных латифундиях, они не чувствовали себя потерянными в чужом мире – их окружали люди, близкие им по духу. Это обуславливало возникновение эффекта толпы, который обеспечивал восстаниям мгновенное распространение в пределах одной области.
Римские власти не были готовы к такому развитию событий и оказались полностью деморализованными на начальных этапах всех трех восстаний. Что существенно облегчило развитие процесса. Элементы своеобразия в ход событий вносили природно-географические и психологические факторы. Поражение восставших от римского государства было, несмотря ни на что, достаточно закономерным – слишком сильным был Рим в тот момент.
Восстания рабов можно рассматривать не только как процесс, но и как особую общественную систему, сложившуюся в специфических условиях. Рабские структуры сицилийских восстаний развились в государства, обладающие своей системой власти, армией, экономической базой. Процесс становления «Великих восстаний» можно рассматривать как типичный пример синергетической самоорганизации на примере сложных общественных объединений. Налицо все признаки такого рода явления: наличие относительно однородных, разобщенных (хаотических) частиц-рабов, множество воздействующих факторов, ни один из которых не является достаточной причиной явлений и, следовательно, восстания – результат их кооперативного влияния, сложное и непредсказуемое поведение рабских конгломератов. Прохождение восстаниями неких критических точек развития, например, успешное завершение борьбы против очередного противника, является аналогом точек бифуркации в теории самоорганизации. Можно привести ещё ряд аналогий развития движений и синергетических процессов, но и этого вполне достаточно для заключения о чрезвычайной сложности изучаемых явлений и необходимости их дальнейшего исследования, за счет привлечения сравнительно-исторического метода.
Анализ механизмов функционирования восстаний дает возможность сделать вывод, что «Великие восстания» рабов в Риме выходят за рамки простой совокупности военных действий рабов против господ. На примере данных событий можно наблюдать процессы, происходившие в рабских конгломератах, внезапно вышедших из-под власти хозяев. Активная самоорганизация привела к появлению структур, не имеющих аналогов в истории. Опираясь на имеющийся опыт, рабы попытались выстроить новую общественную и военную системы, способные выжить в жестких условиях борьбы с таким серьёзным противником, как Рим. И это им почти удалось.
Размах восстаний позволяет поднять вопрос об определении статуса событий. Ещё древнеримские историки сомневались, к какому роду явлений причислять восстания. С одной стороны, по размаху, проявленным усилиям – это война, с другой, за победу в ней полководец награждался только овацией, а не триумфом. Большинство историков все-таки склонны видеть только восстания, хотя античные авторы и не стеснялись слова «война». Однако в науку вооруженная борьба рабов Сицилии и Италии вошла именно как восстания. Хотя Большая советская энциклопедия 1971 г. рассматривает восстание рабов (в частности Спартака) как отдельный тип войн рабовладельческого общества. В определении термина война главную нагрузку несет словосочетание «столкновение двух государств». Считая структуры, сложившиеся в Сицилийских восстаниях, государственными, борьбу рабов также можно назвать войнами. В случае с восстанием Спартака превалирующую роль играет размах военных действий, и оно также имеет право именоваться войной.
Как невозможно представить себе античный Рим без рабов, так нельзя представить рабство без восстаний. Воссоздание максимально верной картины восстаний – обязательное условие верного понимания места и роли рабства в истории Рима, а значит и самой этой истории. 
Исследовать восстания тем более важно, что до сих пор нет достоверного отображения вооруженной борьбы  рабов в учебной литературе. 

[Александр Тагере]

Приложение 2.   
   А если бы Спартак победил при  Брундизии? Если бы разбил Красса? И мог ли он вообще победить в этой битве?
   Победа складывается из многих факторов. Среди них вполне очевидные – численность и вооружение армии, уровень её подготовки, талант командующего. В этом отношении шансы были практически равны, за одним очевидным исключением – Спартак как полководец явно превосходил Марка Лициния Красса. Но есть ещё Его Величество Случай, способный резко изменить ход событий. К примеру, римское охранение слишком поздно заметило подход спартаковцев, удар в центр римского войска оказался для Красса роковым...
   Вывод очевиден – победить Спартак мог, более того, шансы у него смотрелись даже предпочтительней. Войско Красса было «битым», а у восставших прочно закрепилась привычка к победе, способная порой творить чудеса. Бойцы верили своему вождю, ведь он ещё не проиграл ни одной битвы.
   Итак, мы можем представить себе, что Спартак победил и под Брундизием. Картина знакомая – заваленное трупами поле, орлы, брошенные на грязный, истоптанный снег, угрюмые толпы пленных. Остатки римской армии бегут, боясь даже оглянуться... Уцелеет ли сам Красс, не имеет уже никакого значения. Такого поражения ему не простят, военная и политическая карьера римского «миллионщика» закончится.
     Вот и первое следствие победы спартаковцев: Красс не станет консулом, в большую политику его не пустят, а в этом случае едва ли станет возможен союз битого претора с Цезарем, впоследствии переросший в Первый Триумвират. Скорее всего, Триумвират всё равно сложится, но Красса в его составе не будет. А это уже серьёзная историческая «развилка», на которой возможно всякое:
1. Некто, вошедший в Триумвират вместо Красса, не погибнет при Карах и сумеет наладить длительное сотрудничество Цезаря и Помпея. Войны между ними не будет, переход от Республики к Империи произойдет плавно, без лишних жертв. Рим, сохранивший свой людской и материальный потенциал, сумеет достичь куда большего, чем в «нашей» истории. Скажем, Цезарь завоюет Месопотамию, а Помпей дойдёт до Эльбы.
2. Всё может быть и наоборот – Некто окажется слабым политиком (подобно Лепиду во Втором Триумвирате), и вражда Цезаря с Помпеем вырвется на наружу на несколько лет раньше. В этом случае история будет очень похожа на «нашу», разве что  у Гнея Помпея появятся дополнительные шансы на победу. Ведь если война с Цезарем начнётся ДО завершения боёв в Галлии, позиции Великого будут выглядеть предпочтительнее.
   Как мы можем видеть, битва при Брундизии решала не только участь Красса, но и судьбу будущего Первого Триумвирата, а значит, и ход римской истории на ближайшие двадцать-тридцать лет. Глобальных изменений «Большой Истории» в этом случае бы не произошло, но выглядела бы она несколько непривычно. Вместо диктатуры Цезаря историки изучали бы принципат Помпея, а титул Августа получил бы не Гай Октавий, а сын Великого Секст.
   А Красс? Зная его характер, мы можем предположить, что обозлённый на весь мир Марк Лициний наверняка ввяжется в какую-нибудь крайне сомнительную авантюру. Даже в «нашей» истории, сложившийся для Красса относительно благополучно (до поры до времени), он подозревался в связях с Катилиной. В ином варианте он сам мог бы возглавить заговор, попытавшись взять ускользнувшую от него власть. Наверняка бы не вышло, Цицерон спас бы Отечество, а Саллюстий написал вместо трактата «О заговоре Катилины» не менее интересную книгу «О заговоре Красса». Велика ли разница?
   Итак, как мы видим, эта «развилка» хоть и значительная, но всё же не решающая. Рим останется Римом, и наш мир не будет чем-то серьезным отличатся от альтернативного. Но это только Брундизий, только победа над Крассом. А если бы Спартак победил в войне?
   Не смог бы? Слишком не равны силы? Римская держава, несмотря на все неприятности и трудности, всё равно бы сокрушила «презренных гладиаторов». Да, конечно же, сокрушила бы. С гибелью Сертория последняя реальная возможность разжечь в Риме гражданскую войну и погубить Вечный город СЕЙЧАС исчезла. Объединенные римские армии наверняка бы победили. Но... Но бывают, увы, роковые победы.
   Пойдем вдоль русла альтернативной Реки Истории дальше. Красс разбит, Сенат отзывает его  в Рим, остатки армии переходят под командование Гнея Помпея. Марк Лициний Лукулл же тем временем перебрасывает войска по зимнему морю в Италию, его легионы высаживаются в Брундизии, в Бари, возможно, в Таренте. Помпей же, оставив часть сил в Этрурии, спешит по Аппиевой дороге на юг. Устоит ли Спартак?
   На первый взгляд – нет. В войске Лукулла около сорока тысяч, у Помпея (если считать с остатками армии Красса) – вдвое больше. Оба они прекрасные полководцы. Война затянется ещё на несколько недель, а в крайнем случае на пару месяцев.
   Но это только на первый взгляд. Но если приглядеться...
   Вызывает удивление одно странное обстоятельство – после гибели Спартака остатки его войска сражались с Крассом и Помпеем. А где же Лукулл? Почему его армия не пришла на помощь, ведь она была совсем рядом, в Калабрии?
   Ответов может быть целых три:
1. Лукулл не ладил с Помпеем и Крассом, поэтому отсиделся в Брундизии, а затем распустил своё войско.
2. Зимние шторма мешали переброске, и в Брундизии удалось высадить лишь небольшой авангард. Остальная часть войска переправилась только следующей весной.
3. Римская армия во Фракии воевала уже несколько лет. Солдаты и офицеры смертельно устали и были попросту небоеспособны. Если бы их вывели из Брундизия, они разбежались бы по домам.
   Первая причина нам кажется неудовлетворяющей логике и событиям. Вражда между Помпеем и братьями Лукуллами началась значительно позже. Марк Лукулл был известен как человек долга и чести. Если бы он мог помочь Помпею и Крассу, наверняка помог бы.
   Но ведь не помог? Значит, ему помешало что-то серьёзное. Вероятно, действовали оба фактора – и трудность переправы, и деморализация войска. А если так, то мы имеем полное право вывести из игры если не вообще, то, по крайней мере, на два-три месяца. Всё, что он сможет – это оборонять Брундизий. Итак, Марк Лукулл пока ещё на «Луне». Остается Помпей.
   Спартак и Помпей – кто кого? Оба талантливы, у обоих сильная армия. Но Помпей не Красс, он популярен в Риме, на помощь к нему сразу придут добровольцы, одно его имя придаст римлянам уверенность. В Испании Великий неплохо научился проводить контрпартизанские операции, такого, как он, трудно обмануть и ввести в заблуждение очередной дезинформацией. В целом шансы Великого на победу куда выше, чем у Спартака. Война, вероятно, затянется до весны, Помпею придётся сражаться не только с мятежными рабами, но и с пиратами, однако конечная победа сомнений вроде бы не вызывает. Вроде бы...
   Однако, необходимо вновь приглядеться внимательнее. Прежде всего, часть войск Помпея останется на севере, причём часть немалая, ведь Этрурия, территория которой является одной из баз восстания, слишком близко от Рима. Великому придётся сражаться одной рукой. А ведь его ветераны тоже смертельно устали, война в Испании длилась слишком долго. Все, конечно, не разбегутся, но чудес ждать от такого войска не придётся. Да и сам Помпей... Современники считали его великим полководцем, первым воякой в Риме. Мы с этим мнением вполне согласны, однако есть и другие: «Помпей же – настоящая дрянь; он незаслуженно прославился благодаря тому, что присвоил себе сначала успехи Лукулла (против Митридата), затем успехи Сертория (в Испании) и т.п., наконец, в качестве «юного наперсника» Суллы...» 
   Как мы видим, К. Маркс не точен. Все наоборот, сначала Великий был «юным наперсником», потом воевал в Испании и лишь затем сразился с Митридатом. Да и не мог он присвоить успехи Сертория, с ним он воевал. Если он чьи-то успехи и заимствовал, то Метелла, своего предшественника. Но мысль понятна – Помпею действительно везло, тоже до поры до времени, конечно: «Как только ему пришлось показать себя в борьбе против Цезаря, чего он стоит, обнаружилось его ничтожество. Цезарь совершал крупнейшие военные ошибки, намеренно нелепые, чтобы сбить с толку противостоящего ему филистера. Любой заурядный римский генерал, какой-нибудь Красс, шесть раз разбил бы Цезаря во время Эпирской войны. Но с Помпеем можно было всё себе позволить».
   Про «шесть раз», это, конечно, слишком, но что правда, то правда – против Цезаря Помпей был абсолютно беспомощен. Более того, после первых поражений у Помпея проявилось гибельное для полководца качество – полная АТРОФИЯ ВОЛИ. Он действительно был человеком Успеха, проиграв же один раз, терялся и продолжал проигрывать до конца.
   Как нам кажется, Маркс все-таки слишком суров к Помпею, но такая  очка зрения, как видим, тоже существует. А теперь представим нечто вполне вероятное: первый бой со Спартаком Помпей проиграл. Почему бы и нет, на войне всякое бывает. Итак, Великий не смог победить сразу. Его действия?
   Это не тайна. В случае поражения Помпей немедленно переходил к ПОЗИЦИОННОЙ ВОЙНЕ. Так было с Серторием, так будет и с Цезарем. Если противник давал время прийти в себя, как это случилось в Испании, Помпей через некоторое время словно просыпался, вновь становился самим собой.
   Цезарь не стал делать ему такого подарка. Скорее всего, Спартак поступил бы так же. Его армия продолжала бы тревожить римскую, атаковать отдельные отряды, вызывать Помпея на бой. Великий же наверняка отступил бы к римским стенам и принялся неспешно приводить армию в порядок. В конце концов, он вновь перешёл бы в наступление, однако в события мог вмешаться ещё один, психологический фактор.
   Война шла уже третий год, и с каждым месяцем, с каждой неделей страх перед «яростью Спартака», как удачно выразился Гораций в одном из своих стихотворений, становился всё сильнее.
   Плутарх: «Теперь уже не только недостойный позор рабского восстания тревожил римский Сенат. Он БОЯЛСЯ Спартака...»
   Аппиан: «Третий уже год длилась эта СТРАШНАЯ для римлян война, над которой сначала смеялись и которую сперва презирали как войну с гладиаторами. Когда в Риме были назначены выборы других командующих, СТРАХ удерживал всех...»
   Орозий: «Это была война, на которую уже нельзя было спокойно смотреть, но которой следовало повсюду БОЯТЬСЯ. То, что она называется войной с беглыми рабами, ещё не значит, что её должно считать незначительной из-за названия... Государство испытывало почти не меньший СТРАХ, чем когда Ганнибал стоял угрожающе у ворот Рима».
   Августин Блаженный: «Пусть скажут мне, какой помог им бог из состояния маленькой и презренной разбойничьей шайки перейти в состояние государства, которого пришлось СТРАШИТЬСЯ римлянам со столькими их войсками и крепостями?»
   Синезий: «... Крикс и Спартак... открыли войну рабов, самую УЖАСНУЮ из всех, какие только выдерживали римляне».
   После этого нетрудно понять, как бы повели себя отцы-сенаторы на Капитолии, да и все прочие обитатели Рима при известии о разгроме Красса и неудачах Помпея. Паника? Нет, «паника» - слишком мягко сказано. Ситуация сложилась бы похуже, чем после катастрофы у Канн, когда в первые часы после получения известия о гибели армии Вечный город можно было брать голыми руками: «Никогда в невредимом городе, в римских стенах, не было столько смятения и страха... Трудно было принять решение, женский вопль заглушал голоса сенаторов: почти во всех домах оплакивали родных, не зная даже, кто жив, кто мертв».
   Конечно, панику бы остановили, собравшийся на срочное заседание Сенат принял бы нужное решение. Только вот какое? Красс разбит, Помпей не может победить, спартаковцы на севере, спартаковцы на юге.
   Скорее всего, в соответствии с римским законодательством, был бы назначен диктатор с чрезвычайными полномочиями. Но одного диктатора мало, нужна армия, нужны полководцы. Красс и Помпей не оправдали доверия, кто же остался? Марк Лукулл? Его, конечно, могли бы назначить, но скорее всего выбор пал бы на самого известного и знаменитого – на его брата, Луция Лициния.
     Луций Лукулл считался, и вполне справедливо, выдающимся полководцем. Его армия, лучшая армия Республики, - последняя надежда Рима. Иного выхода у Сената просто не оставалось бы.
   Итак, Сенат объявляет Отечество в опасности и призывает из Азии Луция Лукулла – не одного, а с большей частью армии. Начальником конницы, заместителем диктатора, становится его брат Марк. Помпей получает приказ не покидать окрестностей Рима до прибытия войск с Востока, ограничившись пассивной обороной. Суровая по итальянским масштабам зима временно прерывает боевые действия...
   Могло ли быть такое? Наверняка. Примеров в римской истории немало. Скажем, после очередных поражений в войне с Ганнибалом из Сицилии был вызван лучший римский полководец того времени Марцелл, а на помощь битому Серторием Метеллу прислали того же Гнея Помпея.
   Вот и «развилка»: Луций Лукулл – диктатор, его армия спешит в Италию. Что случилось бы потом, не так уж и важно. Скорее всего, весной или летом спартаковцев бы разбили, однако... Однако это не имело бы значения, ибо Река Времени уже повернула бы совсем в иное русло.
   Что значит вызвать из Азии Луция Лукулла? Это значит завершить войну с Митридатом, не доведя её до конца. Хитрый понтийский царь наверняка согласился бы на все условия – отдал бы флот, уменьшил армию до одного батальона, заплатил любую контрибуцию. Такое можно даже считать победой. Однако Митридат по-прежнему бы правил в Понте, а граница римских владений в Малой Азии не продвинулась бы дальше реки Галис.
   Всё. Известного нам Рима уже нет, есть нечто иное, абсолютно незнакомое. Дело даже не в Митридате, его могли бы добить через несколько лет, как это и случилось в «нашей» истории. Но в этом её варианте не было бы походов Лукулла на Кавказ, разгрома Великой Армении, прорыва римлян в Сирию и Финикию. Пока в Италии продолжалась бы война с беглыми рабами, пока Республика зализывала бы раны, обстановка на Востоке коренным образом бы изменилась. В «нашем» варианте истории римлянам невероятно повезло, их войска оказались в Малой Азии и Сирии в самый удачный момент. Держава Селевкидов развалилась, её осколки начали вольный «дрейф», и в наступившем хаосе Рим сумел – и успел! – дойти до Евфрата. Но «окошко», приоткрытое Фортуной, очень скоро бы захлопнулось.
   1. Именно в эти годы росла и складывалась новая великая держава – Армения. В её состав уже входила Сирия, армянские войска подступали к Египту. В «нашей» истории Лукулл, а затем и Помпей не позволили вырасти этой империи. Армении не хватило всего несколько лет, чтобы утвердиться в Передней Азии, в нашем же варианте римляне придут на Восток СЛИШКОМ ПОЗДНО.
   2. Не меньшую угрозу представляла молодая и агрессивная Парфия. В «спартаковском» варианте истории парфяне быстро бы поделили с Арменией Ближний и Средний Восток. В результате Римская держава не утвердилась бы на Кавказе, в восточной части Малой Азии, в Сирии, Финикии, Палестине и, возможно, в Египте.
   3. После начала очередной гражданской войны в Республике (в «нашем» варианте – между Цезарем и Помпеем) Рим, куда более слабый, чем в реальной истории, едва ли смог бы удержать даже западную Малую Азию. Парфия и Армения наверняка бы постарались вырвать из тела раненой Волчицы кусок побольше и поувесистей. В «нашей» истории парфяне едва не вышли к Босфору, а где остановились бы парфянские катафрактарии в «спартаковском» варианте?
   И вот итог: граница будущей Римской империи будет проходить не по горам Армении и не по Евфрату, а по Эгейскому морю. Конечно, римские императоры вели бы войны за возвращение Малой Азии (как в «нашем» варианте они воевали за Армению), но, вероятно, с тем же, весьма переменным, успехом. Возможно, император Траян дошел бы даже до Дамаска, но не удержал бы его, как в «нашей» реальности не смог удержать Ктесифон.
   Римского Востока не будет. Не будет Пальмиры, Эдессы, Команы, не произойдёт уникальный синтез латино-греческой и восточной цивилизаций.
   Конечно, всё могло бы случиться и по-другому. Реальная история обладает немалой «упругостью», её не изменить благодаря раздавленной бабочке или вовремя найденному гвоздю. Мы взяли вариант крайний, кажущийся почти невероятным. Но армия Спартака в сердце Италии – это слишком серьезно, это то, что и в самом деле могло бы изменить историю. Именно в «спартаковские» годы Рим приближался не к одной, а к нескольким «развилкам», достаточно было толчка... Под Брундизием вождь восставших гладиаторов и в самом деле был близок к тому, чтобы всё изменить.                                  
              

[vbif]

Уважуха!
Теперь я знаю ,что хоть кто-то поддерживает и знает древний Рим больше остальных!!!

[Александр Тагере]

Вопрос в том что  на эту кажущую беззащитность самой Италии больше никто не покушался кроме как в гражданские войны.Получается что Спартак был уникумом, он что один увидел эту беззащитность, врядли.Только опыт ,знание противника и военный гений  помогал ему продержаться столько времени на коренной территории противника, следующими будут готы, вроде из иностранных войск никто не смог прорваться

Ганнибал - тот с лучшими воевал. Спартак - противостоять никто не мог ему в силу абсолютной неподготовленности и наврядли он момент выгадал - произошло. как произошло. Военного гения видимо оказалось мало - часть армии ушла, прошел всю Италию и результат - тот что был. Причем с серьезными людьми, ему не довелось скрестить оружие. Спартак - незнаю, пришлось руководить ему, харизма или еще что ,единственный с кем могу сравнить (хоть это и не правильно) это Марк Антоний - сила есть, а что с ней делать незнает, людей повести за собой может, но побеждать - не всегда.

По поводу беззащитности Италии - римляне в то время вели четыре войны:
1) война с фракийцами (консул марк Лукулл, армия - около 60000 человек)
2) война с Митридатом (консул Лициний Лукулл, армия - окло 40000 человек)
3) война с Серторием (проконсулы Метелл и Помпей, две армии - около 80000 человек)
4) война с пиратами

Все лучшие войска, офицеры и полководцы - вне Италии, она действительно беззащитна.

[vbif]

Ну,с пиратами они вели бой с начала зарождения Империи.

[buj-fhc]

Римляне  да и итальянцы так и не стали настоящим морским народом, парадокс Рим владеет всем бассейном Средиземного моря ,а пираты никуда не деваются.Восстания рабов случались  и до Спартака и после , но такой войны уже не было(гладиаторы тоже рабы).Ганнибал готовился к войне не один год, да и Рим еще не всю территорию Италии переварил.У Спартака таких возможностей не было. К стати  нельзя забывать о ветеранах Суллы которые получили земельные наделы , уж мечом махать они вряд ли разучились и наверника их призвали когда началась эта война.И уж точно для подавления рядового востания потребовалось отзывать столько войск с передовой.Как я понимаю Спартака в сенате оценили очень высоко, может выше чем Ганнибала

[игорь]

Рабы - многие из них кто такие были - далеко не крестьяне. А количество рабов было громадным по всей Италии. Ветераны Суллы получившие наделы, оставив управляющих в основном вновь воевали в легионах Лукуллов и Помпея.